Зола былых костров. Эпизод О
с картинками и музыкой, деньги, карты, пистолеты
и прочие атрибуты повзрослевших мальчиков и девочек.
Посвящается археологам
СКАЭ
и всем, с кем
делил палатку во всех
отрядах и
экспедициях.
Идите к чёрту, это не
про вас..
А желающие себя
узнать, узнают
и в табуретке.
(Для аудиоверсии предлагается трек:
Александр Гейнц, Сергей Данилов - Далёкий порт, исполнение Эли Фаизовой)
Качает волнами суда ветер.
Ночами только Млечный Путь светел.
Там, далеко,
Кочуют звезды маяков,
Среди безлюдных берегов
Затерян в скалах порт.
Пусты причалы, в кабаках тесно,
На площадях менялам нет места.
Там, далеко,
Живется просто и легко,
Спокойным сном материков
Терзает души черт.
Здесь расстаются, чтобы жить встречей.
Здесь остаются, чтобы ждать вечно.
Там, далеко,
В тумане, канув за кормой,
Рокочет утренний прибой -
Остался в скалах порт.
В уютной бухте, вопреки штилю,
Вонзают мачты в облака шпили.
Там, далеко,
Из глубины седых веков,
Взмахнув приветливо рукой,
Девчонка парус ждет.
Эпизод О. ОТДАТЬ ШВАРТОВЫ!
9 августа 20** года.
Колючинск.
- Сама подумай, отличное путешествие, красивые заповедные места, отличный транспорт – это не на велосипедах через пустыню, как тогда…Отличная еда на природе, и за это всё еще красивые деньги, и не с тебя, Жень, а тебе… Деньги заканчиваются, а слова «работала на Глобал Сьентифик» останутся. Ну и – старые друзья, четверть века виделись от случая к случаю….
Профессор Эльза Холлопайнен по прозвищу «Умная Эльза» и в узком кругу – Ланни, победно глянула на подругу юности Женьку Вострецову.
Лёгкая тень сомнения скользнула по лицу. Печать неприязни на лице Жени дрогнула. А следом пришла гримаска «с колебаниями следует кончать!".
- С вами будет Рябоконь. Ты же знаешь, я не хочу его ни видеть, ни слышать, ни вспоминать о нём. А деньги – последнее, чем меня можно заманить. Тебе мало денег? Я дам.
- С нами будешь ты, будет Румпель, буду я – это уже три четверти. С нами будут студенты и куратор от ЮНЕСКО доктор Ланчетти – очень интересный и отзывчивый мужчина. Пойми, Глеб нам тоже нужен – у него есть сертификат на управление коптером. Ты тоже мне нужна для проекта. Я могла поискать другого геофизика, но мы с Румпелем хотели видеть тебя. Нам легче объяснить тебе, чего мы ждём от электроразведки, чем левому, даже очень крутому специалисту. Да студенту легче объяснить, чем спецу с опытом промышленной съёмки. У нас микромасштабы. Тем тщательнее всё нужно проделать, а потом расшифровать детально. Ну и просто, я соскучилась по вам, по тебе особенно. Ну пойми ты наконец, уже поздно всё переигрывать завтра выезд, кого я буду теперь искать, если место я для тебя резервировала…
Был ли проект «Глубокая разведка памятников археологии Бакрайской долины и ближних оазисов», в просторечии «Зергерский коридор», на грани срыва из-за капризов немолодой девочки? Ну это вряд ли, думала Ланни, но будет обидно. И начинать т а к о й маршрут с неприятным чувством – ничего хорошего, может и обернуться… Чем – додумывать не хотелось. «Всякая мысль, доведенная до полного конца, становится абсурдной» - кто это сказал? Это сказал Глеб Рябоконь, еще один непростой участник экспедиции.
- Глеб тоже сомневался и не выражал восторга от приглашения – сказала вслух Ланни.
- И как раз потому, говорил он, что ты взбрыкнёшь обязательно. И он тоже устал от твоих взбрыков, так что большую часть дня и тем более ночи, вы не будете видеть друг друга.
Женька молча развернулась, собираясь как бы уйти, но нет, свернула к другой двери, которая во двор музея, лабораторий и экспедиции. Ланни пошла следом. Против света Женькина фигура отпечаталась в глазу силуэтом.
- Игрушечка!, - подумала Эльза, профессор археологии Колючинского университета.
- И костюм джинсовый, как всегда, только на два размера больше, но грудь на два размера больше не стала.- Эльза невольно огладила свою пятого размера и выпуклость ниже. – Зато кожа свежая, никаких складок, морщин ни здесь, ни на лице тем более. И без никотиновых ямочек возле носа, как у Женьки.
За дверью на площадочке перед лестницей вниз и вверх Женька уже курила, опершись на в зеленой краске перильце, и разглядывала три автодома под ними. Два «фольксвагена» в бело-голубом и «буханку» в пустынном камуфляже. Поодаль стоял еще бело-голубой джип «тойота» и две серые «буханки».
- Вот эти и тот джип – наши, - пояснила Ланни. – Палатки будем ставить только в хорошую погоду, когда захочется выспаться в одиночестве. Здесь же наши походные лаборатории. Большую часть материала обработаем на месте, так станет ясно, что нужно переделать или перепроверить. Ну и – без бытовых заморочек с пищей на костре, с сырыми дровами и чай-кофе по требованию.
Женька фыркнула. Ланни поняла, чтобы не произносить вслух имя Глеба. Этому проекту было больше четверти века, его проект – вот так, на колёсах, мобильными и свободными в принятии решений, где останавливаться, сколько стоять, что копать.
Ланни решила завершить начатый разговор:
- Мой «Открытый лист», твоя электроразведка, Румпель на компьютерной обработке, а Глеб проводит аэроразведку с коптера. Марко наблюдает и ходит в горы по камни, Ромка-Пылемёт ведёт раскоп и шпыняет практикантов. Всего двенадцать человек и четыре машины.
- Машины же четырёх-пяти-местные. Вот эта савраска* в боевой раскраске в призовой конюшне нам зачем? – Женька показала на «буханку».
«Нам» - отметила Ланни.
- Это личная Глеба. Ты не помнишь (хе-хе про себя), как он фантазировал про такие машины и про дальний маршрут. Вот, завёл себе …лошадку. Тем лучше тебе – видеться будете реже.
- Карты есть?
- Обижаете, сударыня. У кого теперь нет гугломэпов, но у нас есть и бумажные стратегов, на всякий случай.
- Идем, посмотрим…
Вечером парни, то есть Румпель, Ромка и Глеб грузили «живые» продукты и консервы, а девчонки пили кофе с коньяком. Третьей была студентка Диана. Потом Диана убежала к девчонкам-однокурсницам в общежитие, а Ланни с Женькой пошли домой к Ланни, благо совсем недалеко.
В семь утра Ромка с Румпелем уже сидели в водительских креслах, Глеб чего-то перепаковывал, сердито глянул на «девчонок», сухо пожелал доброго утра» и скрылся в нутре своей «савраски», мятый и потный.
Ждали студентов. Ждали долго последнего, до одиннадцати ждали одиннадцать человек. Диана хныкала с телефоном в руке у уха, трели вызова играли на полную громкость, хозяин своего слова и номера не отзывался.
«Семеро одного не ждут», - сказал Румпель. «Нас одиннадцать, еще подождём,» - сказала Диана.
Решили ехать.
Хотели было оставить джип, как самую некомфортную машину – два спальных места разряда «ночь перекантоваться» - и не самую загруженную, но побоялись перегрузить задние оси автодомов. Но студент-старшекурсник по прозвищу Тормоз сел за руль и вывел «тойоту» за ворота. Вот и разрешилось, доверять студентам столь опасное дело – по головке Ланни не погладят, но может и обойдётся. Самим Ланни и Глебу доверяли разведывательные пешие отряды до трёх человек после второго курса. Авось, Марк не обратит внимание, до деканата не дойдёт… Ромка вскочил в кабину своего
«фолькса», Румпель в свой, Глеб встал в хвост колонны. Дамы и джентльмены заняли места в машинах без разбору. Ну, тронулись!
Уже в пути к вечеру отряд настигла СМС-ка из музея-лаборатории: «Известный вам задолжник Михайлик в деканат явился и в означенное место по традиции отправлен.»
Это был намёк на известный в археологической среде анекдот о заре археологии. В оригинале значатся известные имена, но трудно поручиться, что изначально. Суть: в 1930- на Ангаре между двумя отрядами экспедиции был отправлен студент, скажем, Петров с микроразведкой. Телеграф в ближайших деревнях и пристанях был. Телеграмма «Прибыл ли студент Петров» была повторена трижды. На четвертый день текст изменился «Если студент Петров не прибыл, и пенис с ним» Ответ: «Студент Петров прибыл, и в означенное место отправлен».
Тридцать лет назад.
Колючинск и окрестности.
Рыбак рыбака видит издалека. Кирасир кирасира…и так далее.
Что происходит, когда встречаются в меру воспитанные книжные уже не дети с закваской оторвижников и авантюристов? Какая химия, как говорят.
Они встретились. Скажем прямо, и прежде виделись. Правда, в одном месте, «Малая Академия Наук», секция археологии. Из-за неё же попали на тот берег Талдинки с кучей в тридцать штук палаток на четверых…нет, на шестерых, но двое продолжения не имели. Экспертами по установке этих самых палаток, да и скажем прямо, чтобы бывшие пионеры из Дворца «Юность» чего не спионерили. Опыт установки имелся относительный – уже ставили где-то и как-то.
Юра Роблес. «В прошлом веке мы писались Роблес-и-Сантандер,но за сто лет И потерялась». Пробивающиеся рыжие усики, очки – не какие-то там очочки Женьки Вострецовой. хемингуэевский серый грубый свитер, джинсы… И гитара в сшитом из байкового одеяла чехле –«инструменту нужен температурный режим». Опыт первых выступлений с ней на сцене со старинными испанскими пьесами.
Женя Вострецова, в костюме из серой джинсы «Одра», девочка-мальчик, женщина в будущем предстанет не распущенной розой но бутоном. Есть ценители пышных роз, но есть те, кто видит розу еще в бутоне. Тип девочка-мальчик остаётся с таким обещанием долгие годы.
Короткие черные волосы, чистое лицо с мягкими чертами, непухлые губы красиво очерченного маленького и не кукольного , рта. Женщину-икебану в ней увидал Глеб.
Глеб Рябоконь среди них был самым старшим – и материально-ответственным. Ничего выдающегося во внешности, серо-зеленые глаза и такого же цвета костюм из штормовки, армейской рубашки и брюк, сшитых как джинсы, однако из брезентухи цвета хаки. И с наколенниками.
Ланни, она же Эльза Холлопайнен, тогда с ними не было.
Зато был Костя Шереметьев по прозвищу Поручик Лемке.. Костя всячески подчёркивал армейскую выправку и его судьба была написана на его лице – военное училище, Академия, командование Округом, не меньше.
Личности остальных двоих нас не заинтересуют. Один сразу же уклонился от общей работы и смотался с удочкой к ближайшей заводи, второй отирался с дамами методистами из Дворца на другом берегу в бывшем же пионерском лагере. Кстати, посланный за дровами для костра. По ходу дела был послан и далее, к рассказу он не имеет отношения – «И кажного такое ожидает, кто…»
Они старались. Они же опытные полевые «волки»! Палатки «звенели как струна» - сказал Румпель. Румпель у них был экспертом по струнам.
Местом для палаточного бивака выбрали распадину между двух сопок, сбегающую к берегу реки. Возможный дождь , предполагалось, будет стекать по уже сложившемуся жёлобу, а сопки защитят от ветра. Итак, палаток было тридцать, по пятнадцать в ряд с широкой улицей. Спальников шесть – по числу «экспертов». Но четверо закинули свои спальники в одну палатку, а два оставшихся за отсутствующих в другую. В этот момент всё и решилось. Четверо ощутили себя чем-то единым. Кто за водой, кто за дровами – решилосьбез обсуждений. Они друг друга понимали. Глеб заявил , что приготовит супчик по-креольски.
Почему-то Юра, Женька, а за ними Ланни, решили, что супчик по-креольски варится из всего, что есть в рюкзаках. Глеб объяснял, что философия этого супчика проста, но не груба – варится из всего, что есть в рюкзаках, другого же нет, как иначе? Но из всего, что есть, выбираются продукты, которые «не подерутся в котелке и в животе». Эта мысль почему-то не доходит до друзей до сих пор. Должно быть, из-за кулинарных амбиций без «философии котелка».
Пара порезанных на ладони мелкими кубиками картофелин, горсть овсянки и «Килька в томатном соусе с овощами». Не шедевр, но поесть вовремя горяченького полезно телу и духу. И вторым заходом в том же котелке, протёртом на берегу осокой – чай.
Утром явились по навесному мостику методические дамы и пришли в ужас от вида бивака. Почему? За ночь палатки даже не обвисли.
- Я представляла себе это как-то живописнее, мостик в гирляндах и яркие палатки по холмам, на вершинах… И почему они у вас какие-то серенькие?
- Выгорели за прошлый полевой сезон .Еще крепкие, но уже не новые.
- Вы срываете мой замысел мероприятия , Павел Борисович обещал полное сотрудничество… - Дама поджала губы и повернулась уходить.
- А палатки всё-таки переставьте по холмам, живописненько так, живописненько…
Четверо понимающе переглянулись и пошли снимать бивак. «Свою палатку» они оставили у кострища на берегу между холмами.
Толпу участников «масштабного мероприятия» вывели за ограду лагеря под вечер. Толпа разбежалась по холмам, по палаткам, непонятно для чего. В прятки там они играли, что ли? Для четверых палатка была их экспедиционным домом и требовала бережного отношения. Сверстники четверки, пахнущие свежестью из-под душа, шампунем, городом, ужином с ножом и вилкой – и они, как бы в патине уже пережитого сезона прошлого года и с запахом тальниковых дров в костерке, умывшиеся поутру в речке… Предполагалось, что ТЕ должны им завидовать. И мятая потёртая штормовка и топорик на ремне на боку не мешали отплясывать на вечерней дискотеке Глебу с девочками в бантах. Ясно было, что девочки не пойдут с ним считать звёзды и поглядеть на Луну в полевой бинокль. Но они и не нужны были Глебу. Именно в этот день, во второй его половине, когда «мартышкин труд» запивали чаем всё из того же котелка, в его душе поселилась «свой парень» Женька Вострецова. А девочки в бантах и в помаде, и на каблучках стали частью декорации – «живописненько, живописненько».
. . .
В пути выяснилось, что Юра, Ромка и Володя Тормоз не привыкли ездить в колонне.
Выход был один – назначать точки сбора на карте, первый ждёт последнего. Двигались по шоссе с большими остановками, благо по маршруту были и родники, и до развилки – закусочные. После развилки сошли с двуполосного нового асфальта на старую бетонку. Тряско, но ровно прошли и по ней, и встретили утро третьего дня у моста через «Аксу-Беловодовку» - неофициальное название у рыбаков и туристов. Отсюда начинался маршрут по заповеднику у туристов, чем археологи хуже?
Женька проснулась в своём женском автодомике первой.
Выскочила, чтобы посетить кустики, сбегать на галечниковый бережок умыться первой же – можно не стесняться и смыть дорожную пыль не как вечером со всеми вместе.
На полянке уже не было пусто.
На раскладном стульчике у раскладного стола сидел Рябоконь. На столе стоял солдатский котелок и две большие пластиковые зеленые кружки. Над котелком поднимался парок.
- Доброе утро, Евгения Витальевна. Присаживайтесь кофе пить, натуральный. Через тринадцать минут обещают восход, как думаете, состоится?
Женька матюкнулась. Это у неё всегда выходило убедительно, неожиданно потому что.
- Не стоит злиться, Евгения Витальевна. Вам ведь по работе наверняка попадаются неприятные сослуживцы , вы ведь не кроете их матом? Пару недель потерпеть гораздо проще, чем годами встречаться с ними.
- Не дождёшься, чтобы я материлась…
- Сделаем вид, что меня не существует. Нет, так сложно будет,. Лучше вот сидит тут незнакомый мужик из колхоза «Сорок лет без урожая»… Вон уже солнышко показалось. Кто рассвет встречает, на год молодеет.
- Зайцев говорил – десять…
- Инфляция, девальвация… Я бы по зайцевскому курсу уже пеленки пачкал… Увы нам…
И голос не дрогнет, - подумала Женька. – Появились новые убедительные интонации… Равнодушия, что ли? Взгляд свысока…
- Присаживайтесь, стынет же…Я вообще-то ждал Румпеля или Ромку-Пылемёта, но они дрыхнут, заразы… Сварим еще, воды достаточно, кофе пока тоже есть, с чаем нет проблем…
И у меня есть идея. Давайте познакомимся заново и будем жить нормально, «яко не бывше»… Вот как с Марко, дотторе Ланчетти.
Позвольте представиться: Рябоконь, майор в отставке. Вас, как я уже слышал от драгоценной нашей начальницы, зовут Евгения Витальевна, mucho gusto, как у нас говорили в сельве…Или это была пампа? Чем занимаетесь?
Багровый диск солнца тем часом выкатился из-за гребня невысоких гранитных гор.
Женька стиснула зубы и прошла мимо к берегу, снимая на ходу куртку, рубашку. – Пусть смотрит! Его для меня не существует! Мне-то чего стесняться…
Когда осталась в одних трусиках и собралась повесить на ветку тальника лифчик, увидала – сушатся мужские трусы и майка того же песочного цвета. – Нахал! – Женька повернулась, дабы испепелить взглядом, и только потом сообразила – голая спина не то же самое, что голая грудь.
Тогда она развернулась целиком и поиграла упругими маленькими грудками. Ну, не такими и маленькими, но не Эльзино же вымя… Пусть смотрит и захлёбывается слюной.
Под конец их отношений… то есть д р у ж б ы, Глеб ощутимо начинал терять контроль над собой. И это раздражало. Новые факультетские друзья обещали новые неизведанные приключения вместо намечающейся колеи - брак, беременность, академ, окончание Горного через силу…
«Факультето много, очень много, сильно много синьорино, о, йеес!
Что же это, что же это, половина их в декрето, мы за голову хватато, о йеес!
Как же нам за них трабахо…» («Плачь геолога», неоригинальная факультетская песня по мотивам мультфильма «Приключения капитана Врунгеля», у них такие песни именовались карамульками)
И вошла по колено мыться. Уууу!!! Вода холодная. Хоть и маленькие горы, но горы…
Вышла, оделась, поднялась на террасу*.Было похоже, как и ожидалось, что Глеб уставится в одну точку. А он спал с пустой кружкой в руке.
Глеб сидел и спал в раскладном кресле перед распахнутой боковой дверью своей «савраски». По пути к воде Женька видела её внутреннюю сторону. С другой стороны, от воды она заметила набросок брыкающейся саврасой лошадки Пржевальского с намеченной контуром надписи Строптивая» – поверху и «лошадка» понизу.
- Он даже не подглядывал, заснул, скотина… Гм. А чего я тогда бешусь? – успела подумать Женька.
Из их «дома» выскочил любимец Ланни – таксик Герман. Пробежался к ближайшему кусту, задрал лапку. Потом подошел к Жене:
--- А меня тут кто-нибудь собирается кормить? – умильный взгляд и помахивание хвостиком-прутиком мог означать только это.
Тут поднялся народ, Глеб развернул еще два столика, поставил хлеб, масло, горячие чайники прямо с плиты… Заспанному Тормозу он крикнул – Готовь обряд наречения своей шхуны! Назовёшь Буцефалом.
- Почему это Буцефалом? Я же не Сашка Македонский…
- На бычью морду на гербе посмотри. «Бычеголовый»
- И вы, народ, думайте. Не дело призовым битюгам, там, или фрегатам без имени ходить. Особенно тем, кто взошел на борт «Каравелл». Чё, не знали названия вашей конкретно модели?
- Впереди, на белом коне, как всегда, nuestra largesita jefesita унд гроссише экселенца прохвессор Холлопайнен – назовём её одра «Белой лошадью», которая не-виски. А оставшиеся довольствуются сливками с начальственного стола, то есть «Муншайном», а по простому – КВН. Что есть «коньяк охрененной выдержки, поскольку выгнан этой ночью»
11 августа 20** года.
Речка Жилансут.
- А эта ваша курифтельница, она как вообще? – Румпель и Тормоз вечерком решили прокатиться по плёсам и бросить спиннинг. - Может даже возьмём щуку…
- В каком смысле – вообще? Евгения Витальевна наш старый друг…
- Это хорошо, если друг… А можно к ней как-нибудь подкафтить? Вы с Глебом Григорьевичем не обидифтесь?
- Глеб Григорьевич очень может обидеться, и я могу обидеться …вообще-то не знаю. Она замужем.
- Не похоже. Она курит и кольца нефт. То есть кольца были, а обручального нефт.
- Если курит, так и мужа нет? У неё еще двое детей…
- Если курит и кольца нефт, то замужем может быть много раз и дефти могут быфть, а посфтоянного нефт, личная жизнь не удалась. Я бы скрасил одиночесфтво…
- И она сразу бросит курить? Она даже не начинала бросать, ей нравится, насколько я знаю её.
Юра с силой забросил спиннинг, груз перелетел к противоположному берег и зацепился блесной за корень
- Лезь и распутывай теперь.
- Почему я? Бросали вы.
- Зато остыть не мне надо. Тебе лет сколько?
- Двадцафть два.
- А ей как и нам, скоро полтинник стукнет…
- Не может быфть, - не поверил Тормоз, выползая из одежды целиком. – Ей лет тридцать пяфть… Вполне…
- Да, хороша… С её депутатскими возможностями… С моими и Наташкиными не сравнить, хотя тоже не лохи… А ты не лох?
- Я на поход в Гималаи собираю, я не лох…
- А Глеб Григорьевич лох?
- Кто-фто скажет и лох. Но нет. Не лох, ему это просто потфиг… А я с Евгенией Вифтальевной попробую… её возможносфти. – сверкнул искусственными зубами недавний член студенческого клуба альпинистов по кличке Тормоз. Когда-то на крик – Камень! – надо было подставить каску, Володя подставил зубы. Но кличку он заработал не одной потерей зубов.
Дефект зубов породил и дефект произношения.
Вот попробуйте схватить за лацканы или там грудки совершенного голого мужика! Румпель попытался. Не вышло, да и нуклеус с ним.
--- Обидимся мы с Глебом или только огорчимся, это не важно. Женечка взрослый человек и мы с нею давно не виделись, - что она, как она - не могу за неё сказать. Однако, мы точно а – обидимся, б – сильно обидимся и ц – страшно обидимся, если ты обидишь нашу Женечку.
- И в мыслях не было, Юрий Викфторович. А было доставифть только радосфть и с нею порадовафться…
Щуку они всё же дОбыли. Даже полторы, если считать вторую по мерке первой.
- Ну давай, по одной для куражу и к костру? А дрова кто-нибудь собрал?
Румпель был деловит и в предвкушении.
- Малость не до того было. – Олег протянул Румпелю фляжку. - Три «окопные свечи» и костер твой. Ищи консервные банки.
- Банок еще нет. На ужин была рыба.
- Ладно, не дрейфь, жалко ведёрка, но чего не отдашь ради традиции….
К ним никто не вышел.
В палатке студентов горел фонарь и там резались в карты. Терзание Румпелем струн – куда всё делось? – никого не вдохновило. Подошла Ланни, но вернулась к Женьке. Та катиегорически отказывалась общаться с Глебом.
- Пойдем лучше, почитаем… - сказал Рябоконь, накрыл крышкой оцинкованное ведерко с кирпичом внутри, пропитанным солярой.
В !Савраске» он сходу включил магнитолу.
- Режим рулетки, на какой номер выпадет. Погадаем на судьбу?
- «Может показаться странным очень
Что сижу, не ухожу…
Я огнем костра и тишиною ночи
Как богатством дорожу…» - выдала магнитола-рулетка.
- Издевается, - бросил Рябоконь и выключил магнитолу.
Свидетельство о публикации №225072700646