Глава 19. Матвей. Дежавю

На встречу к нам вышла мама. Она выглядела шикарно. Платье в пол красного цвета, причёска, макияж, туфли. Словно мы не на ужин пришли, а на важное мероприятие с кучей важных шишек, и выглядеть надо подобающе, дабы не опозориться. В общем, я не смог понять, зачем она это сделала. Вернее так, отчасти ясно: мама желает сбагрить меня, женив на Маше или на любой другой девушке, однако я не мог понять следующего: как она не может осознать очевидного? Почему не спросит прямо? Ах да, мы же уже пару месяцев не общались, кроме разве что по телефону, и то кое-как. А теперь она устраивает мне сватовство, снова! Спасибо благоразумию Маши, иначе бы я не знал, на что иду.

В любом случае приди я в одиночестве, сразу бы прекратил спектакль, и уехал. Но со мной увязалась Алёна, добивающаяся какой-то своей немыслимой справедливости. Конечно, я всё могу понять, не дурак. Ей обидно за мать, за прожитую тяжёлую жизнь, в конце концов, за себя и постоянные нападки бабки. Это естественно. Тебя драконят, в итоге ты срываешься и показываешь клыки, но Алёна предпринимает методы, от которых сам бы я отказался. В моём понимании, месть обязана быть незаметной. Ты постепенно подливаешь масло в огонь, а потом в одно мгновение всё должно снести огромной волной взрыва. По сути, я люблю действовать скрытно, хитро, так что на тебя никогда не подумают. Ладно, не мне судить, недавно я и сам сорвался, спасибо моему психотерапевту который помогает наладить баланс в голове и вернуть себе самообладание. С недавних пор я снова стал его навещать. Хороший мужик, надо Алёне его посоветовать, и ей поможет поставить мозги на место.

Мама улыбнулась мне. Так приветливо, как будто мы вернулись в наше недавнее прошлое, но стоило ей узреть рядом со мной Алёну, настроение вмиг переменилось. Уголки губ опустились, глаза потемнели, а кулаки сжались. И всё же она держалась, как и положено воспитанной женщине.

— Здравствуй сынок, и тебе Алёна здравствуй, — пожала она нехотя руку девушке. — Какой неожиданный сюрприз. Прямо, как и в прошлый раз. Не приснилось же?

— Нет, уверяю вас, мы обе проходили через это, — улыбнулась ей приветливо Алёна, и взяла меня под руку. Отталкивать её я не стал. Пусть наслаждается моментом. Ей ведь так нравятся все эти игры против родни. — Дана, неужели вы мне не рады?

Я бы прокомментировал, что могла бы испытывать моя мать по этому поводу, но тактично помалкивал. Пусть женщины грызуться между собой сами. Влезешь, голову откусят и не поймут. Как бы там не было, я не принимал ни какую из сторон. Что одна меня бросила, что вторая не разговаривала. Обе хороши. И если у первой было оправдание, и я мог бы его принять, то вторую мне ещё предстоит послушать.

— Ну как же не рада, Алёна! Я всегда счастлива, принимать в гостях девушку своего любимого и единственного сына. Просто до меня доходили слухи, что вы расстались, поэтому я немного обескуражена твоим внезапным появлением у нас на пороге, — завела свою шарманку мама.

— Если бы чаще общались с Матвеем, знали бы всю подноготную его жизни, — умело уколола её Алёна, применив против моей матери слова сказанные мною ранее.

А она не так проста, какой кажется на первый взгляд.

Мама виновато опустила глаза, но всего на мгновение, почти сразу же вернув себе самообладание, улыбнулась.

— Отныне будет именно так Алёна, не сомневайся.

— Может, хватит трепаться? — напомнил им о своём присутствии, и прошёл мимо матери, так и не поздоровавшись с ней.

— Матвей остановись, и объяснись! — тихо попросила меня мать, говоря в спину. — У нас гости, что мы им скажем? Ты второй раз унижаешь нашу семью, во имя своей девушки. Можешь хотя бы раз предупредить меня заранее?

Алёна последовала за мной, и снова взяла за руку, но теперь молчала.

Негодование росло во мне, с каждым новым её упрёком.

— Я бы с радостью предупредил: но при условии, если бы моя мать хотела меня услышать или увидеть. Думай обо мне, что хочешь, сейчас мне всё равно, — не дожидаясь дальнейших материнских нападков, мы с Алёной отправились в гостиную, где нас по традиции встречала Маша и её бабушка.

Разина подскочила со стула, стоило ей признать в моей спутнице свою внучку, а вот Маша сидела тихо как мышка, и не высовывалась. Она знала, что так произойдёт, видимо успела проанализировать характер своей Алёны.

— Дана! — крикнула она, зовя мою мать.

Та сию же секунду оказалась возле нас.

— Что случилось Аглая Тимофеевна? — спросила она робко.

— Не задавай мне глупых вопросов девочка, лучше взгляни, кого снова приволок твой драгоценный отпрыск! Мне становиться понятно, над нами просто потешаются. Сколько это издевательство станет продолжаться? Ты сама предложила повторить попытку, и мы смиренно согласились, а в итоге нам опять-таки подсовывают крысу, — не фильтровала свою речь от слова совсем Разина.

— Полегче, — попросила Алёна. — Думайте, прежде чем что-то сказать. Я многое стерпела в прошлый раз, не смейте надеяться, что это повториться. Впредь вы не заставите меня плакать.

Наступило молчание. Маша стреляла глазками то на бабушку, то на Алёну. Мама растеряно смотрела себе по ноги, а я ждал, чем всё закончится.

— Бабуль, — подала тонкий голосок Мария, и подошла к родственнице. — Алёна говорит правду? Ты что довела её до слёз?

— А ты слушай больше девок с улицы, они тебе и не такое наговорят, — фыркнула женщина, не признавая своей вины.

— Я вам не девка. Ещё раз повторюсь: следите за тем, что говорите, — настаивала Алёна.

В гостиную явился и отец. Он оглядел присутствующих, и не обращая внимания на возбуждённость витающую в атмосфере, уселся в центр стола.

— Дана, давай уже кушать, я очень проголодался, — перебил он весь спор, который мог зайти дальше дозволенного.

Как ни странно я был ему благодарен за проявленную смекалку. Разина сразу угомонила свой пыл, и послушно села за стол рядом с внучкой. Мама захлопотала, а мы с Алёной сели напротив её родственников. Собственно сделал я это, чтобы быть поближе к отцу. Умысла против Разиных у меня никакого не было.

Начало ужина прошло спокойно. Отец рассказывал о том, как мы вместе пытались поднять сеть магазинов, и что все наши неурядицы были улажены. Мол, впредь в семье Мацкевичей не будет ругани по поводу денег и компании. Этим трёпом он умело заговаривал, зубы Разиной и матери, обе слушали его внимательно и кое-где вставляли свои пять копеек. Я в основном помалкивал, лишь изредка подтверждая сказанное папой. Самый сок начался, когда мама предложила отведать чаю с пирогом собственного приготовления. Она собиралась пойти на кухню, а Маша под напором своей бабушки предложила ей свою помощь. Вместе они покинули гостиную, оставив меня, Алёну, Аглаю Тимофеевну и отца одних. Естественно подобная компания не могла оставаться спокойной и дальше. Руки Разиной оказались развязанными, ведь не осталось рядом сдерживающего её эго фактора. Маши. Только при внучке она молчала по поводу родства с Алёной.

— Как вам курочка? Дана просто кудесница. В молодости она делилась со мной, что мечтала стать шеф поваром в каком-нибудь ресторанчике. Увы, мечта не сбылась, зато сейчас она балует нас вкусностями, — нахваливал отец маму, пожёвывая её стряпню.

— Верно, мечты порой так и остаются мечтами. Человек всегда чувствует, где его место, и Дана, подсознательно тоже это понимала, — вторила ему Разина, но подразумевала под этими другое. Вернее пыталась донести, до Алёны, что её место далеко не здесь.

— А вы на своём месте? — спонтанно родился у меня вопрос.

Алёна коротко улыбнулась и мельком глянула на меня. Я не стал оборачиваться к ней, видел это боковым зрением.

— А ты сомневаешься, Матвей Юрьевич? — вопросом на вопрос «ответила» женщина.

Не хотел же я вступать в конфликт, сам чёрт дёрнул за язык.

— Я просто попытался поддержать беседу, а вы сразу увидели подвох. Паранойя это плохо. Вам уже столько лет, а вы не обуздали её. Это говорит только о вашей неуверенности в себе. Поверьте, паранойя иногда даже полезна. Но есть один нюанс: держать её следует при себе. Показывать другим, проявлять слабость, — покачивая стакан с вином, поделился я своим жизненным кредо.

Папа внимательно наблюдал за нашим диалогом, и кажется, ловил от этого некоторое удовольствие. Алёна явно ждала удобного момента вставить своё «я».

— А ты мальчик мой только и живёшь тем, что выявляешь чужие слабости. Я слышала об этой твоей коварной черте характера. Юрий, — переключила она внимание на отца, — поведай-ка мне, чьи это гены бурлят в жилах твоего сына?

— Вам правда интересна родословная семьи Мацкевичей? — удивился он.

— А ты разве её знаешь? Кстати я поражена тем фактом, что ты смог пережить своего тестя. Григорий Петрович мечтал закопать тебя под первым попавшимся деревцем, — влезла она туда, где её носу не место.

Папа поменялся в лице. Она вскрыла ту раны, которая не кровоточила уже несколько лет. Он намеревался ответить нахалке, но я опередил её:

— Помните, мы как-то говорили о такте? Однако из-за вашего возраста, вас уже не переделать. Вы тиран Аглая Тимофеевна. Ладно, хамить чужим, мы вам никто, но вас это не останавливает. Вы же гадите и своим!

— Матвей, не груби гостье, пусть изливает свой яд на меня. Таким образом, она хотя бы не тронет свою внучку, которую бросила на произвол судьбы, — открыто заявил отец.

Разина и Алёна переглянулись. И если девушка рядом со мной испугалась, что её секрет знают другие люди, то Аглая Тимофеевна серьёзно разозлилась.

— Не удержала-таки язык за зубами девчонка, — гаркнула женщина. — Чего ещё оставалось ждать от ребёнка моей бесполезной дочери и её нищего возлюбленного пьяницы! Завистливая хамка.

— Что вы….— попыталась влезть в безумный монолог своей бабушки Алёна, но та ей не позволила себя перебивать.

— Заткнись! — приказала Разина, нависнув над внучкой. — Кто позволял открывать тебе рот? Боже мой, как же я сожалею, что не заставила свою дуру дочь пойти на аборт насильно. Не родилась бы у неё тогда такая змея. Ты разве не видишь, что мешаешь мне и моей Маше? Ты оборванка!

— Хватит, — ударил я по столу.

Разина вздрогнула.

— Матвей не надо, — взяла меня за руку Алёна. — Бабушка не закончила. Говорите дальше.

Я не понимал для чего это нужно, собственно как и мой отец. Мы оба сидели и не могли придумать этому объяснения.

— Какая смелая, с каких пор девушка?

— Девушка? Не девка? Не оборванка? Девушка? Вы, кажется, оговорились Аглая Тимофеевна, — с надменной улыбкой взирала Алёна на родственницу.

— Откуда ты черпаешь эту смелость Алёна? От него, — посмотрела на меня своими ярко-голубыми глазами старушка. — Поможет ли тебе он, когда это не будет касаться денег? И с каких пор Матвей Юрьевич вас привлекают нищенки? Помниться мне, вы их презирали.

Внешне я выглядел спокойным, на моём лице, как и раньше не возникало лишних эмоций выдающих моих слабостей. Зато отец волновался, а Алёна злилась. Когда оппонент, с которым ты ссоришься, не видит ответной реакции, он теряет интерес, но в нашем случае папа и Алёна подпитывали гнев Разиной своими эмоциями. Вели бы себя подобно мне, старая карга давно бы угомонилась.

— Вам, верно, помниться, — решил я не переубеждать её и остальных. — Я презираю нищих, но только в том случае если они ничего не делают чтобы побороть безденежье. Презираю попрошаек, бомжей, алкоголиков, наркоманов. И нищие они даже не в плане финансов. Нищета может быть разной. Например: вы! Вы ведь богаты, но в вас нет ни капли сострадания — это ваша нищета. Мне было бы интересно понаблюдать, что случиться, когда вы не сможете ходить, жевать, говорить. Останется ли с вами, хотя один из ваших зашуганных родственников?

Разина выслушала меня без пререканий, но согласиться со мной означало предать свои идеалы. Аглая Тимофеевна не умела признавать неправоту. Ещё одна её бедность.

— А сам-то ты далеко от меня ушёл Матвей? — не сдавалась Разина. — Пока она смотрит на тебя с обожанием и любовью, ты не смотришь на неё вообще, — рукой указала на Алёну женщина. — Это отзеркаливает ситуацию. В прошлый раз всё было наоборот. Чем же моя внучка не угодила господину Мацкевичу?

— Это не вашего ума дело, — вклинилась Алёна. Голос её дрогнул, но она держалась стойко. — Может, уже остановитесь? Вам не надоело ругаться? Не подумали, что Маша может услышать? Благо её и Даны, здесь всё ещё нет. Аглая Тимофеевна, вы же так жаждали, чтобы любимая внучка никогда не узнала о нас с Лилей. Что же могло поменяться, раз вы с таким вызовом кидаетесь на амбразуру?

Разина растянула губы в едкой усмешке.

— Как лихо ты перескочила на тему, беспокоящую меня, но промолчала о моём замечании. Я разве не права?

— А вот и пирог, — появилась в дверях Маша как по заказу.

Они с мамой стали расставлять чашки и разливать по ним чай. Я тем временем мог посидеть и обдумать слова Разиной. Старая хоть и сука, но отлично считывает поведение людей. Но с тем, что в прошлый раз я как-то не так смотрел на Алёну, полностью не согласен. И с тем что ситуация зеркальная тоже. Да в ту ночь мы с ней впервые поцеловались, и инициатором выступил я, но помедли немного, тогда она бы сделал это за меня. Та ночь стала какой-то сумасшедшей, тогда сердце билось быстрее обычного, а желание накрывало впервые не из-за природных потребностей, а потому что…. Ответь так сходу сложно. Помню, что в одно мгновение на меня накатило желание быть с ней, а потом как пелена перед глазами.

Аглая Разина на время успокоилась, стала общаться, как и раньше, мило беседуя с мамой. Маша ухаживала за каждым присутствующим в гостиной, но мне она уделяла особое внимание. Пока я сидел в раздумьях о сказанном Разиной, Алёна всем видом показывала, кто имеет право находиться рядом со мной. У них с Машей возникла какая-то немая перестрелка глазами. Голубые против голубых, но победа оставалась за Алёной.

— Я отлучусь вымыть посуду, — взяла на себя обязанности Маша, и сложив несколько тарелок на подносе, попыталась удержать их.

Мне стало жалко девушку, и я предложил свою помощь. Маша со смущением приняла её. Вместе мы вышли из гостиной. Оставшись в тишине на кухне, я открыл окно по шире, вдохнул аромат наступающей ночи. Маша тем временем стала намывать тарелки.

— Можешь так не заморачиваться, утром придёт домработница и всё вымоет, — посоветовал я. Вряд ли нежные ручки Маши привыкли к труду. Разина растила её принцессой, а не работницей.

— Мне нравится, когда везде порядок. Так что домашние хлопоты не в тягость, — покраснела Мария. — Не думай что я фарфоровая кукла.

Я вообще о ней никак не думал, но говорить такое вслух само собой не стал. Я же не Разина, которой плевать заденет она чужие чувства или нет.

— Ты сегодня особенно молчаливый. У вас с Алёной не всё хорошо да? Она прикладывает усилия стать ближе к тебе, а ты как ледяная статуя, застыл, — говорила она словами своей недалёкой бабки.

— Тебе откуда знать, что у нас с Алёной? — проявил я раздражение, но чтобы явно не проявлять неприязнь смотрел исключительно в окно, сидя на подоконнике.

— Поведение выдаёт. Ты так скован, когда как она слишком уж расположена к тебе. Вспоминая наши прошлые посиделки, ситуация противоположная складывается, — туда же понесло и Машу.

— Знаешь Машка, а ты чем-то похожа на свою бабушку. Тоже любишь лезть к людям в душу, — не выдержал я. Терпеть не могу, когда кто-то делает вид что знает меня лучше, чем я.

— Она что-то говорила вам, когда нас с тётей Даной не было? — догадалась девушка, отвлекаясь от мытья посуды. — Что она сказала? Опять гадости? Нападала на Алёну?

— Порой лучше оставаться в неведении, — посоветовал я Маше, и достал телефон. Пришло сообщение с работы.

— Как продвигается помывка? — ворвалась в кухню Алёна. — Вас долго не было, мы разволновались.

— «Мы» или конкретно ты? — появилось на лице Маши игривое выражение. — Приревновала?

— Что? Нет, не неси чепухи. Сказала же что мы все, то есть твоя бабушка, Дана, Юрий Аркадьевич, — пыталась оправдаться Алёна.

Я усмехнулся, печатая ответ администратору из клуба.

— Что такое Матвей? Тебе смешно? — уперла руки в бока Алёна. — Поделись, мы тоже с Машей хотим поднять себе настроение.

— Не начинай. Мы сейчас не в том настроении. Я не хочу разговаривать, — вернул я смартфон в карман, и отвернулся к окну.

— Матвей давай выйдем, надо поговорить, — приблизившись ко мне, положила она руку на плечо.

— Что не понятного в словосочетании «я не хочу разговаривать»? — был груб я.

— Всё ясно, ты молодец, умеешь отгонять от себя людей. Но я не отстану, требую выйти и поговорить. Именно сейчас это надо больше всего, — настаивала Алёна. — Ну, пошли, — схватилась она за мою и руку и стала тянуть, уговаривая.

— Алёна прекрати, — пытался вырваться из её хватки, но она оставалась непреклонна.

— Не пойдешь, стану кричать на весь дом, и тогда…

— Ладно, хватит, — мягко ответил я, вставая и идя за ней.

Алёна ощущала себя победительницей, улыбалась. А Маша отвечала ей взаимностью. Пришлось подняться с ней в мою комнату, где царила темнота. Я потянулся было включить свет, но она остановила меня, взяв за руку.

— Тебе разве мало света падающего в окна? — спросила внезапно.

— Мне всё равно, — развёл я руки, и снова открыл створки, чтобы свежий весенний воздух ворвался внутрь.

— Сначала ты просишь себя простить, за то, что не смог поймать Катю. Теперь я будто бы снова виновата. Тебе мало объяснений? Мне упасть к твоим ногам и молить? Чего ты хочешь, но не можешь сказать? Матвей? Скажи мне прямо! — Взмолилась девушка, подбежав ко мне и обняв сзади.

Мать оказалась права, дежавю.

— Просто нужно время. Я правда хочу быть с тобой, но пока мне что-то мешает. Внутри будто бы барьер, — признался я, как мне посоветовал психотерапевт, однако я долго откладывал.

— Значит, мне нужно ждать?

— Не обязательно. Ты красивая и умная девушка, найдешь себе кого-нибудь, у кого нет в голове таких неурядиц, — от тепла тела Алёны во мне что-то пробуждалось, и это начинало пугать.

— А если я не хочу кого-нибудь, у кого нет в голове неурядиц? Что мне тогда делать? Скажи мне, реши за меня, — ладони Алёны бродили по моему животу, и в какое-то мгновение стали опускаться ниже. Она точно знала способы, как подчинить меня. — Неужели из-за своих мыслей ты позволишь себе проиграть? Готов отдать меня без сомнений? Уверен? Например: своему другу Антону? Точно будешь способен видеть нас вместе? Сомнений нет? Только представь. Я и он за руку, а на пальцах обручальные кольца.

Я крепко вцепился в её запястье и оттолкнул. Каждое сказанное ею слово сжигало меня изнутри, она знала это, добивалась этого. Коварная, как и все женщины.

— Я могу уйти, и больше ты меня не увидишь. Приложу максимум усилий, чтобы не встречаться, — угрожала мне девушка.

— Так прикладывай, — вывела она меня на эмоции, и я показал себя настоящего, сняв маску равнодушия. — Чего же ты тут забыла? Пришла, чтобы снова быть со мной или ради мести своей бабушке?

— И то и другое, — расплывчато пояснила Алёна, и снова предприняла попытку приблизиться.

— Стоять, — запретил я, — не подходи.

— Прости, я не могу, — и снова сделала шаг. — Прошу не оставляй меня. Я так хочу быть с тобой. Каждый день. Ты ведь добивался этого, а теперь я стала кем? Машей? Не нужна тебе? Любишь непокорность и грубость? Но я тебе этого не дам. Я буду той, кем мне хочется в данный момент, и плевала я на то, какие чувства ты испытываешь.

Я сжал кулаки, пытался держаться. Но она умела проникать ко мне в голову и заставлять делать то, что угодной ей. Только она умела это, только ей было доступно моё сердце. Она как змея обвила его, и каждый раз сжимала, обещая убить, если не подчинюсь.

— Давай Матвей, прогони меня, скажи, что я для тебя пустое место. Проклинай меня и моё существование. Крикни так громко о том, как я тебе противна, чтобы люди внизу услышали. Тогда я покорно покину ваше дорогое фамильное гнездо, — читалось чистое без изъянов высокомерие на её лице. — Ведь я не заслуживаю быть с тобой, мы же разные. Ты с громкой фамилией, а я…. А кто я вообще? Считаешь ли ты меня себе равной? Вряд ли.

— Довольно, — отвернулся я, и прошёлся по ночной комнате. Она давила на меня, даже воздух, колышущий лёгкую тюль, не спасал. Слишком жарко, и больно…. Больнее, чем в прошлый раз. Расстегнув несколько пуговиц рубашки, я пытался ловить воздух губами, но это мало помогало.

— Скажи то, что я прошу, и закончим. Я готова покончить со всеми нашими связями, — требовала Алёна, идя за мной.

Её слова стали последней каплей. Я резко остановился и развернулся к ней, да так что Алёна случайно врезалась в меня. Извиняться она за это не стала, как делала раньше. Меня злила её власть, и то, что Разина была права. Кто угодно мог мне сказать подобное, и я бы пережил, но то, что слова противной старухи оказались истиной.… Это добивало.

«Откуда ты черпаешь эту смелость?» — пронёсся голос Разиной в голове. — «От него?»

Схватив девушку за предплечье, я притянул к себе, она с лёгкостью поддалась. Стояла и молча смотрела мне в глаза, гипнотизируя.

Другая моя рука, не подчиняясь мне, схватила её за горло, не надавливая, легко касаясь. Алёна глубоко вдохнула, видимо опасаясь за свою жизнь. Но я не собирался причинять вред любимой девушке. Кем бы я тогда был? Ладонь моя медленно переместилась с горла к её шее, и притянула настолько близко, что наше дыхание переплеталось.

— Ты причинила мне боль. В кого ты меня превратила? Зачем упала тогда на дороге? Зачем я вышел и помог? Никогда я раньше подобным не занимался. Проблемы незнакомцев оставались лишь их проблемами. Тогда почему твоя задела меня? — шептал я то, что накопилось в моей душе.

— Что мне ответить, чтобы ты был удовлетворён? — обожгла она мои губы своим дыханием.

Не мог поддаться её желанию и объяснить. Пусть остаётся в неведении, как и я когда она бросила меня. И всё-таки я поцеловал чертовку. Заставил её остолбенеть. Целовал не так как раньше, не невинно относясь с пониманием к её опыту. Я показал, как делал это с другими кого хотел. И если тогда была одна лишь страсть и желание провести хорошо ночь, с ней проскальзывала нежность и любовь. Алёна попыталась отступить назад, но наткнулась на холодную стену, и ей пришлось отвечать мне взаимностью. Оказавшись в тупике, девушка решила, что лучшая тактика нападение в ответ. Медленно, но так завораживающе она стала расстёгивать пуговицы моей рубашки, и когда дошла до последней, стащила её с меня. Алёна не выглядела напряжённой и напуганной как в первый раз, теперь она выглядела слишком самоуверенно, что могли закрасться сомнения. Однако их я отогнал. Некогда переваривать информацию в голове, когда тело занято другими вещами.

Обняв её, я расстегнул платье, опыт имелся, я давно научился быстро снимать их с симпатичных девушек. Оно стало падать, оголяя тело Алёны всё больше. И когда платье оказалось на полу, я смог разглядеть каждый её изгиб. Стройное тело, пышная грудь и сексуальные ягодицы. Всё это приводило меня в новую степень опьянения. Но я не мог продолжать, вдруг она снова притворяется, ранить её чувства, для меня, ужасней поступка нет.

— Нельзя, — отпустил её я, оставив одетую лишь в нижнее белье.

— Что? Почему? — задыхалась Алёна. — Матвей что опять не так?

— Я не понимаю. Понятия не имею против ты или нет. Вдруг как в прошлый раз, — напомнил я.

— Тогда тебе не нужны были объяснения, ты и сам понял, — вернулась она ко мне, я не протестовал. — Что ты чувствуешь сейчас?

— Главное не что чувствую я, — таким неуверенным я был в последний раз в классе восьмом, когда впервые пытался подкатить к понравившейся девочке. После этого себя я таким не помню.

— Ты любишь меня? Ты хочешь быть со мной? Если да, отбрось сомнения, потому что я мечтаю о тебе, — прильнула она ко мне и стала целовать губы, шею и сводить меня с ума.

— Алёна я тоже мечтаю о тебе, но это неправильно, — поднял с пола её платье и надел его обратно, аккуратно застёгивая собачку. — Страсть после ссоры ни к чему хорошему не приводит, поверь, я знаю, о чём говорю. Сейчас могло случиться непоправимое, после чего ты бы стала проклинать меня. Всё будет, но только когда мы оба будем морально готовы.

Алёна улыбнулась, присела на корточки нащупала ткань рубашки, подняла её и передала мне.

— Я тебе доверяю Матвей, — помогая застёгивать пуговицы, она прильнула ко мне.

— Они скоро разойдутся, тебя отвезти домой? — спросил, но желал, чтобы она осталась, пусть так, без интима, просто побыла рядом.

Её опущенные глаза говорили сами за себя. Ночью мы уснули вместе.