Он

Папа смотрит в обои
на них яркий красивый узор
цветы и налет табачного дыма поверх.
За каждым цветочным стежком — идут серые черточки
а за каждым прожитым Месяцем — старые счетчики. 

Мать во сне сжимает кулак
И ей снится — она разбивает часы
Удушье и нерв, как провисший карниз
но они продолжают идти еще громче,
чем капли, летящие с крана вниз
в такт завываний соседа сверху,
что руками на старых шторах повис.

А в четыре, когда сон становится тонким, 
луна вплывает в квартиру, 
тяжела — как забытое слово. 
Она целует пол углом света, 
спуская худую пыль — 
цифровую дилемму тока,
перспективу седых картин.

Ну а сын, сидит в темноте
тихо сжав карандаш в руке
просит помощи белых ангелов
выводя едва на стене
«Спасешь меня?»
И стирает
Потом снова: «Спасешь?»
И стирает.

Не такой и не тот, бастард, щенок.
В этом доме — его заурядный вид,
где лишь стены могли видеть все
но упорно кричат одно,
что должны держать потолок.