Его Алмазом кличут. Глава 17. Коварный друг

Наступило долгое молчание. Я мысленно стал сравнивать время старика и наши дни.
– Да, разница огромная, – сказал я. – Наверное, я бы даже хотел пожить в те годы, когда ваше поколение было молодым. Многие это время ругают и, может они в чём-то и правы… Но сейчас я понимаю, что у той эпохи было, на мой взгляд, несомненное преимущество – если ты не знаешь, чего хочешь, то государство это знает за тебя, горевать не даст от скуки. Оно тебя направит и займет делом.
– Это да, это верно ты подметил, – сказал старик очень уверенно, приняв авторитетное выражение лица. – Некогда было горевать да о жизни рассуждать, все в делах, в работе, уставали правда, но это ерунда, пустяки… Если радоваться умеешь, то ничто не страшно, ничто тебя не сломит, никакое дело, никакое горе. Бывало, так уставал, что засыпал на крыльце прямо, кхи-кхи! Сил не было в избу зайти. Тяжело, конечно… Но это благо большое – трудиться. А уж если дело по душе – то чистое счастье, а не жизнь! От любимого дела, знаешь ли, дни-то песней льются! Так что помни: нельзя без дела. Без дела пропадешь, погибнешь.
– А как вам удавалось сохранять любовь к жизни, несмотря на трудности и усталость?
– О, друг… Для этого желание нужно. Нужно хотеть жить. Бывало, чувствую тоска накатывает, а я её – делом!
– И что, прямо с каждой печалью так получается расправляться? А если что-то серьёзное? Если ничего не радует? – спросил я и тут же понял, что про себя спрашиваю. Понял это и старик, пристально посмотревший на меня.
– А коли ничего не радует, то это, значит, дело прошлое. Вспомнить надо, что тебя так расстроило. Давние обиды, они словно груз к ноге привязанный – пока не разберёшься да не простишь, так с собой и будешь таскать. Большого и лёгкого шага не даст тебе она сделать. Многие люди всю жизнь так и таскают свои обиды на себе и лелеют их. А где в этом прок? Гордость потерять бояться? Так с тобой она останется, никуда не денется. Люди думают значимость свою показать обидой, но фальшивая она. Если тебя уважают, то и не обидят. А если ты сам себя уважаешь, то и не обидишься. К чему себя травить? Тот, кто себя любит и ценит, не в жизнь не позволит душу свою поганить.
– Трудно поверить, что вас кто-то может обидеть…
– Ну так… и я был молодой да глупый. Пониманье-то, оно потом приходит, не один десяток лет может пройти. Был у меня товарищ один, Семён. Жили близко и часто с ним за дровами ездили в лес. Он лесорубом был и свой трактор имел исправный, на нём и ездили. А однажды он сломался. А что делать? За дровами-то ехать надо! Был и у меня тракторишко старенький, без дела возле дома стоял. Сеня говорит, давай, мол, на твоём? А я чего? Давай, говорю. Кое-как завёл его товарищ-то, мы взяли пилы и поехали. Забрались вглубь леса, деревьев – тьма! А у Семёна, смотрю, глаза что-то забегали, словно черти в них пляшут. Он ведь все места знал, все делянки. Из трактора не вылезает, а всё думает чего-то. «Нет, – говорит, – в другое место поедем!». Приехали в другое, спилили сколь надо, загрузились да уехали. А как вернулись, он и говорит: «У тебя пусть так пока останутся». Дрова-то. Ладно, говорю, коли мне жаль? А следующим утром уж вся деревня меня вором называла. Трактор – мой, дрова – у меня. А делянка-то – чужая! Нас видали в лесу! Нарочно Сеня чужое взял. Только за меня он не вступился! И себе ведь дров не успел отделить, ну уж они не нужны ему стали теперь, лишь  бы на него не подумали. Вот так. Лишился я тогда и друга и доброго взгляда. Долго потом понять не мог – за что он так со мной? Дела мои от расстройства неважно шли, пропал интерес. А потом и думать перестал про это. Что толку? Уж не воротишь ничего, так-то… Мысли тягостные отравляют жизнь, и дело твоё – не позволить этому случиться. Иначе вся жизнь нарушится. Если что случилось – забудь. Не думай о плохом более минуты.
– Все потом так и думали, что это вы украли?
– Нет. Разобрались после. Но только у людей на памяти всё равно след, нехорошо.
– Но ведь у вас, наверно, такая положительная репутация – вы же врач! И человек хороший.
– Ооо… Что репутация! Люди так устроены, что верят всему, что интересно, а не тому, что правдой кажется.

После нескольких минут тишины я спросил:
– А если бы вы не стали врачом, то кем бы вы стали, как думаете?
– А не стал бы я никем больше, моё это. Я усилия прикладывал, но своего добился. Говорили мне разные люди, что, мол, ты мучаешь себя, отступись, иди, вон, трактористом или ещё кем… Нет, ребята! Я родился, чтобы быть тем, кем быть желаю! Нельзя слушать тех, кто твой путь тупиком называет, а сами другой дороги не знает. И сами топтаться всю жизнь будут у развилки и тебя держать за рукав. И не знают, ведь, бестолковые, что дорога-то, она под ногами идущего стелется, исход дела не ясен никому, а только всё равно надо идти, раз тянет. Своими глазами на вещи смотреть надобно.

Я заметил, что Алмаз время от времени сердиться и говорит очень бойко и эмоционально. Сложно было представить, что в таком сухопаром слабом теле может находиться сильный духом человек. И я спросил у старика:
– Вы не производите поначалу впечатления злого человека, но когда рассказываете, кажется, по-настоящему злитесь…
– Я и раньше злился и теперь, когда вспоминаю. Сердиться тоже полезно. Порой одной только злости на себя да на склад жизни бывает достаточно, чтобы сил набраться и начать делать, бороться, словно духом воспрянешь.

Не найдя больше, что спросить, я потупил глаза и замолчал. Неожиданно для меня наша беседа потекла совсем в другое русло.