письмо 18

                Привет, сын!   
         
    Вот и подошли – подкатили дипломные времена…
      
    Диплом в МАРХИ «писАли» в специально отведённом помещении. Там стояли кОзлы, на которых стояли «подрамники» - связанные в раму, накрытую фанерой, деревянные рейки. Размер подрамников был 1метр на 1метр. На подрамники «натягивали» ватман, то есть отрезали от большого рулона кусок приблизительно по размеру и опускали  целиком в ванну с водой; на подрамнике, уложенном горизонтально (скажем, на двух табуретках) мокрый лист ватмана расправляли на фанере и по краям приклеивали к рейкам для надёжности закрепив кнопками, «канцелярскими».  Когда бумага высыхала, она натягивалась на подрамнике как мембрана барабана. Вот теперь на ней можно было чертить.
     Каждому дипломнику полагалось «учертить» и покрасить не менее восьми таких подрамников. «Пощады» не было никому…
     Помнишь, у Агутина Леонида про летний дождь: «нежные созданья, хризантемы под зонтом». Среди мархисток попадались и такие.
     Сама – хворостиночка, ростом - «метр на каблуках», бежит-торопится архитектуру свою гениальную согласовать. Как она умудряется ещё волочь эту «фанеру-древесину», размером больше себя, по всем автобусам, троллейбусам и метро, да в час «пик», да в снег, да в дождь, да в мороз – уму непостижимо (!).
     А известные архитекторы в большинстве – мужчины, до недавнего времени ТОЛЬКО – мужчины (пока не появилась Дама Заха; Мохаммад Хади;д — ирако-британский архитектор и дизайнер арабского происхождения, представительница деконструктивизма. Хотя посмотришь на неё: мужик-мужиком).
     И становится жалко «хризантему архитектурную». Зачем ей все эти страдания?
     Да…! Так было в 70-х годах 20-го века. Эпоха компьютеров в СССР наступила только 20 лет спустя. А пока вот ТААК!

    Дипломные помещения назывались «Труба», потому что располагались в районе Трубной площади.
    Есть в Москве река Неглинка. Только мы её не видим, как Яузу или Москву-реку. В 1817 году Неглинка была заключена в подземный коллектор (трубу), после чего в месте, где река пересекала кольцо бульваров, образовалась обширная площадь, получившая имя Трубная.
    В царские дореволюционные времена «Труба» была одним из злачных районов Москвы, «злачнЕе» и мрачнее-кошмарнее была только знаменитая Хитровка (читай  В. А. Гиляровского «Москва и москвичи»). На «Трубе» располагались «дома терпимости», в которых легально, с 1844 года,  проживали «жрицы любви», представительницы древнейшей, поэтому, считается, первой по степени продажности профессии.
    
     В 1978 году Колечка ещё не знал, что профессия архитектора сродни ей по продажности. Даже сложнее. Заказчик денег даст, а чего хочет построить, до конца сам не знает.  «Сделай мне, чтоб как хочу, чтоб красиво и чтоб правильно, и по нормам строительным было…»  Но об этом – потом.
     А пока очень символично, что дипломные помещения располагались в бывших борделях. 
     Но во двор нашей «Трубы» выходила кухня ресторана «Узбекистан». Дипломники – мархисты делали план ресторану. Тазик плова, кастрюльку лагмана, изредка (по праздникам и дням рожденья) шашлык – и всё это не в единственном экземпляре. Щикарная жизнь!
   
     В МАРХИ была уникальная традиция, такого не было ни в одном высшем учебном заведении Советского Союза – это традиция «рабства».  Рабство было добровольно – принудительным, поскольку учертить и «украсить» 8, а то и более подрамников одному дипломнику не представлялось никакой возможности.
       «Рабствовали»  в основном «младшие» у старших,  хотя бывало по-разному…  Но одно было свято в «мархистском»  братстве: если тебя выбирали в качестве «раба» отказать было невозможно, оправданием могли быть только тяжёлая болезнь или смерть.         
        Однажды, это было в дипломные времена, я, под вечер, закончив свои дела, зашёл в «Кулинарию» ресторана «Узбекистан».  Купив по просьбе мамы двух симпатичных и аппетитных цыплят-табакА (хотя правильно - «тапакА» по имени грузинской сковородки «тапа» с тяжёлой крышкой, которая прижимает «цыплёнка жаренного» к её дну. Но поскольку ресторан и цыплёнок находились на территории России, то и употребляется принятая в России форма)  я хотел уже направиться в сторону станции метро «Площадь Революции», намереваясь примерно часа через полтора отведать мясо этих симпатичных ребят на ужин.
      На выходе из магазина я встретил свою знакомую из параллельной группы, её звали Оксана. Мы поздоровались… Я вдруг увидел (как это у кого-то из классиков) «в её глазах плескалось отчаяние».  Я вспомнил, что она тоже на дипломе, что приходила она к  кому-то из наших девочек, и краем уха я слышал, что она лежала в больнице и заваливает диплом… И понял я, что ближайшую наступающую ночь мне придётся провести с этой девушкой и её подрамниками. Даже, конечно, скорее с ними, родными, чем с ней.
      С «рабской» покорностью я поплёлся за своей «хозяйкой». А когда мы пришли в её «будуар», то оказалось, что защита – завтра, что на подрамниках – «конь на валялся», но, слава Богу, салон был полон такими же преданными «рабами», как и я.
      Я повесил свою сумку с цыплятами на какой-то гвоздь, торчащий из стены и… благополучно про неё забыл. Мне вручили подрамник, чертёжный инструмент с красивым названием – «рапидограф», и я включился в творческий процесс…
      « Вы чооо? Обалдели!!! – услышал я раннеутренний крик сквозь туман недосыпа. 
         Я обернулся и тут же проснулся. Человек, издававший крик, стоял рядом с тем гвоздём, на который я вчера повесил своих ципочек. За ночь, в тёплом помещении и без холодильника, ребята разомлели и теперь постепенно, но очень уверенно, наполняли наш «салон» ароматом разлагающейся куриной плоти.
          « Чьи курыыыы! – продолжал нарастать «глас вопиющего в пустыне».  Я окончательно проснулся, молча собрался, молча сдал инструмент, молча попрощался с Оксаной и, подхватив сумочку, вылетел из «Трубы».
         К счастью, метро уже работало. Я по дороге зашёл к себе, взял ещё пакет: запах стал поменьше. Как меня воспринимал народ в метро – не помню. Наверно странно: вид вроде не бомжатский, а несёт как от бомжа. В общем, добрался до дома «на автомате», сдал маме «табаков» и завалился спать.
         Самое интересное, что часа через четыре я с удовольствием ел курятину. Мама «простирала» ребят в марганцовке, предварительно замочив на час, и хорошенько зажарила.
        Так что историй, связанных с «рабовладельческим строем» в МАРХИ полно… У каждого – своя.
         И над моим дипломным бассейном в Москве в районе Нагатинской поймы трудилась очень прикольная команда: «хозяин» - дипломник Чириков Николай, и «рабы»: студент 3-го курса Чериковер Дима и ведущий архитектор ЦНИИЭП им. Б.С. Мезенцева (где я проходил преддипломную практику) Чивиков Евгений Иванович (Царствия ему Небесного!).   Чириков, Чивиков, Чериковер…
        Сама защита, выступление перед комиссией – ничего интересного. Тем более, что меня ещё «завалили» технолог по спорту (пришёл такой пижон «так уже не нооосят!») и консультант-конструктор, который уже после защиты зачем-то пришёл и начал рассказывать, как мою конструктивную идею можно было более изящно решить. Можно подумать, кто-то собирался всё это строить.               
       А на защите мэтры – дедЫ высказали мне всё по поводу современных тенденций (что носят, а что не носят) в спортивной технологии и член комиссии, наверно конструктор, рассказал точь-в-точь то, что конструктор – консультант – после защиты. 
       Твёрдая, как дуб, «четвёрка» - и, название – архитектор.
      
 На дворе стоял февраль  1979 года…

                Июль, 2023 г.