Норвежская сказка. Мальчик которого унесла льдина

Париж, Париж ты будешь вечно сниться
 
«Жизнь – нескончаемая война с демонами в сердце и  мозгу»
Кнут Гамсун
 
(Норвежская сказка № 2)
 
Париж прекрасен в любое время года, если ты молод, влюблён и полон
надежд…
Андерс стоял посередине крохотной комнатки в Париже – молод, влюблён…
и невыразимо несчастен! – напряжённо читая газету. И чем глубже
погружался в текст, тем мрачней и суровей становилось его лицо.
За двенадцать прошедших лет из нескладного подростка он превратился в
красивого молодого мужчину – высокого блондина с широкой костью в
плечах, с большими голубыми глазами на вытянутом загорелом лице. И
несмотря на то, что костюм на молодом художнике выглядел заношенным, а
манишка давно утратила первоначальный благородный цвет – он производил
впечатление аккуратного человека, знавшего цену вещам. Небольшая
«шкиперская» бородка украшала его лицо по той моде, что распространилась
прямиком от скандинавских художников на многих представителей
европейской богемы.
Через минуту Андерс бросил газету (с подробным обзором только что
прошедшего Весеннего салона картин) на деревянный пол и уставился в
маленькое окно, откуда виднелась лишь стена противоположного дома, да
одинокий фонарь странной формы – из тех, что уже столетия освещали
улицы французских городов. Но учитывая обстоятельство, что улица
находилась на окраине Парижа, то и одинокий уличный светильник
производил впечатление заблудившегося неряшливого бродяги среди
грязных улочек, усыпанных мусором да жёлтыми осенними листьями.

– Господи, как же они так могут?! – вдруг с горечью вскрикнул молодой
человек, возмущаясь кем-то невидимым в ночи. Точнее, известным
искусствоведом, что по итогам прошедшей выставки (организованной
Академией изящных искусств, где выставлялись многие именитые
художники) назвал работы Андерса «типичными обра;зчиками шизофрении».
Бедный художник возлагал огромные надежды на эту выставку, стремясь
продать хоть что-то из свежих работ: деньги, что он с трудом собрал для
поездки в Париж, теперь практически закончились. Но его полотна так и не
увидела широкая публика – он оказался в числе тех художников, кого гневно
отвергли члены академического жюри.
Как нокаутирующий удар – журналист популярной бульварной газеты
написал разгромную статью, как раз приводя в пример работы Андерса: мол,
вот как никчёмные художники с окраин Европы пытаются использовать
«уважаемый всеми салон» для рекламы бездарных работ. Увы, молодой
художник из Норвегии ничего не мог возразить критикам – его никто и не
собирался выслушивать! Это казалось полным провалом, крахом всех
надежд!
Входная дверь скрипнула и на пороге показалась молодая девушка, одетая в
плащ и шапочку. С зонтика, что она держала в руке, струйками стекала вода.
– Там начался небольшой дождик…
Молодой человек никак не отреагировал на её слова.
– Милый, ты не заболел? – участливо спросила девушка и коснулась рукой
плеча молодого художника.
Но тот всё также молча стоял посреди комнаты, вглядываясь в тёмное окно.
– Они не допустили тебя к выставке? – почти шепнула она.
Но и без вопроса, по его выражению лица, становилось понятно, что он
мучительно переживает провал в Париже.
– Ничего, им ещё станет стыдно, что не признаю;т тебя! Демоны в их сердцах
мешают увидеть тот свет, что несут твои полотна людям.

– Пусть так… Но у нас совсем не осталось денег, а завтра нужно платить за
комнату! – не поворачивая головы ответил художник.
Он смолчал о том, что у него не осталось уже ни красок, ни холстов. С ними
он смог хотя бы попробовать что-то нарисовать на потребу зевак на улице!
Но сейчас – лишился и такой возможности.
– Ничего, – проговорила девушка и сняла плащ. – Ты же тот самый мальчик,
что говорил с самим Богом! Господь не оставит тебя...
– Прости, – спохватился бывший «мальчик, говорящий с Богом» и помог
девушке снять плащ, повесив его на единственный крюк, торчащий из стены
у входной двери.
Неожиданно из норки в стене высунулась крысиная голова с большими
усами. Крыса понюхала воздух, и поняв, что в здесь совсем нечего есть,
спряталась обратно – видимо, приняла верное решение: поискать счастье в
других каморках, что располагались в этом захудалом доходном доме.
– Видишь, Гута, какие дела! – усмехнулся молодой художник. – Нас
покидают даже парижские крысы. Понимают, как мы бедны и что сегодня
остались без ужина…
Девушка подошла к художнику и две её руки, как два крыла, обвили шею
возлюбленного.
– Ничего! – прошептала она и прижалась к его широкой груди, слушая как
сильно бьётся его сердце.

…И в это время в их дверь постучали. Сначала тихо, а затем всё более
настойчиво.
– Это, наверное, предупреждение от хозяина дома! Что завтра нас выселит!
–в испуге проговорил художник, выпуская девушку из объятий.
Он решительно шагнул в двери и рывком распахнул её…
На пороге стоял мужчина невысокого роста, в дорогом плаще-накидке. В
одной руке он держал трость с набалдашником из слоновой кости, в другом –
цилиндр.

– Мне нужен господин Андерс… Это вы? – Мужчина говорил на
норвежском, но с сильным акцентом.
– Да, я! – удивлённо ответил молодой художник.
– Генрих Шлиман, – лаконично представился господин в чёрном. –
Разрешите пройти?
Не успевший прийти в себя от неожиданности Андерс жестом пригласил
нежданного посетителя пройти в комнату.
– Это Гута, – представил он. – Моя супруга. А это господин Шлиман.
– Генрих Шлиман, – добавил к сказанному вошедший господин и склонил
голову, приветствую молодую леди.
Девушка сделала лёгкий реверанс, как требует этикет. И, судя по всему, все
остались довольны друг другом.
– Простите, у нас нет стула, чтобы я мог его вам предложить.
Шлиман осмотрел маленькую комнату, умывальник у двери да узкую
кроватку у ободранной стены.
– Ничего, мне хорошо знакомо подобное положение вещей. Но я к вам не чаи
распивать!
– Ну и чая, к сожалению, тоже нет, вы уж простите...– стало заметно, что
молодой художник сильно смущён, так как хорошо знал открывателя клада
Трои и одного из самых богатых людей современности. Как раз в той газете,
где ругали картины Андерса, размещалась обширная передовица о золоте
Шлимана и его находках в Микенах.
– Леди, вы присядьте… Хотя бы на край кровати. А то я не могу говорить,
когда женщины стоят, – с извиняющейся улыбкой промолвил гость.
– Хорошо, – кивнула Гута и присела на край кровати, поджав под себя ногу в
маленьком стоптанным башмачке. Она ровно держала спину и старалась
прямо смотреть на позднего гостя.
– Значит так, молодые люди… Начнём с того, что я предлагаю продать мне
те ваши картины, что отвергло жюри выставки. Вы, надеюсь, не против?
– Я? – изумился бедный художник. – Нет, конечно не против!

– Вас цена в сто франков устроит? За полную коллекцию, что не утверждена
на участие в Салоне?
– Сто франков? – снова растерянно переспросил молодой человек, глядя с
изумлением на Шлимана. – Но они же столько не стоят!
– А вы сколько уже продали картин? – хитро прищурился Шлиман,
поблёскивая стёклами очков.
Он выжидающе молчал, ожидая ответа. И снизу вверх смотрел в глаза
растерянного художника.
– В Париже пока что ни одну! – буквально выдохнул тот.
– Вот! – гость «со значением» поднял палец вверх. – Это-то самое
интересное, молодой человек. В коммерции, как я вижу, вы не особо сильны.
Так что лучше предоставьте это дело профессионалам.
Безвестный норвежский художник только удивлённо хлопал глазами, не зная,
что ответить…

– Так мы договорились? – Шлиман протянул крепкую ладонь Андерсу,
которую тот с благодарностью стал жать.
– Вот стофранко-вый зо-ло-той! – чеканя слоги медленно произнёс поздний
гость, освобождая ладонь из рук художника.
А затем вынул из маленького бокового карманчика сюртука золотую монету
и аккуратно положил его на стол.
– А это бумаги, что вы прямо сейчас должны подписать! Они позволят завтра
моему человеку забрать ваши картины из хранилища отказников выставки. А
затем привезти их в мой Парижский дом.
Андерс трясущейся рукой поставил подписи, где требовалось.
– В двух словах, план таков, – деловито продолжил гость. – Через неделю
одну из мной купленных ваших картин выставят на аукцион за двадцать
пять тысяч франков…И я снова куплю её, на этот раз сам у себя.
Нежданный гость усмехнулся.

– Уверен, все посчитают, что я просто сошёл с ума… Вот и хорошо: это
создаст необходимый скандал. А он в нашем деле – двигатель торговли!
Публика сейчас премного падкая до сенсаций. Необходимо создать о вас и
ваших картинах миф и уже его продавать, а не ваши полотна.

Он снова усмехнулся. Но в этот раз некоторое время помолчал, улыбаясь
каким-то своим мыслям. Гость хорошо знал, о чем говорит, так как слыл
великим мистификатором эпохи.
– Ста франков вам хватит прожить в Париже месяца три-четыре… Но я
приехал к вам в столь поздний час не только за этим.
Он вынул из внутреннего кармана плаща карту и расстелил на столе, где
стояла керосиновая лампа…
– Это карта Эгейского моря. А этими стрелочками обозначен примерный
маршрут вдоль побережья. Его, если верить Гомеру, проделал Одиссей… Где
и наткнулся на остров Циклопов. Гомер говорит об огне на берегу не просто
как о средстве передачи сигналов на расстоянии. Но и как о языке, на
котором говорят сами Боги… Вы меня, надеюсь, понимаете? Именно
божественный огонь в ночи помог Одиссею выжить!
– Да! Очень понимаю! – с готовностью закивал молодой человек.
– На вашей картине… Точней, теперь уже на моей картине, что я только что
купил,– поправился Шлиман. – Вы изобразили огонь невероятной силы,
горящий на берегу моря. Откуда у вас подобные знания? Да ещё столь
удивительная сила изображения? Я не видел подобного ни на одном
полотне… Но нашёл схожее описание у Гомера – всё именно точь-в-точь как
у вас… Признайтесь, вы это заимствовали у слепого сказителя?.. Да ещё
нарисовали корабль с головами львов, что я совсем недавно нашёл в
Микенах… Но ни одна душа на этой земле не могла… Ну, разве ещё кроме
моей жены… Понимаете? Никто не мог пока что видеть их! Тогда откуда вы
это взяли, изобразив на полотне?!

– Знаете… Боюсь, вы не поверите, – начал Андерс. – Но эти львиные головы
находилась на носу длинного корабля моего прадеда. Я сам всё это видел.
Двенадцать лет назад, когда меня унесла в море льдина.

Молодой человек запнулся: за все прошедшие годы он не рассказывал ни
одному человеку о том, что именно с ним произошло в детстве.
– Я предполагал что-то подобное… И вы слышали его? – встрепенулся гость.
– Кого его? – переспросил молодой художник, краснея.
– Голос Бога! – расширенными зрачками сквозь стёкла дорогих очков
Шлиман не моргая уставился на молодого художника.
– Да, я разговаривал с ним. С далёким предком, что умер за столетие до
моего рождения.
– Я так и знал! – хлопнул себя по колену Шлиман. – Теперь многое сходится!

Он снял очки и стал в волнении протирать их шёлковым платком. Казалось,
на его подслеповатых глазах проступили слёзы, коих он сильно стыдился.
– А знаете, молодой человек, что со мной в детстве случилось почти то же
самое. Вы меня понимаете?! Я тоже говорил с Богом!.. И он мне предсказал
всю будущую жизнь! И я тоже видел огонь на берегу, что указал мне путь, по
какому следует идти… И когда я увидел ваши картины, то сразу понял, что
вы – тот, кто тоже говорил с самим Богом! Потому что только таким образом
можно изобразить на полотне то, чего не существует в нашей земной
жизни…Я имею в виду иной, высший мир!

Шлиман снова указал пальцем вверх. И затем, прокашлявшись, добавил
срывающимся голосом:
– Тот мир всегда рядом с нами. И путь в него лежит через наши дела здесь,
на земле. Жизнь – действие во времени, что отпущено нам Богом. Знаете, я
счастлив, что он послал вас мне. Для того, чтобы передать важное послание!

Он с чувством пожал руку Андерсу.
– Прощайте молодые люди, дерзайте! Вы встретились на моём пути не
просто так, но чтобы передать сигнал. Думаю, я должен радикально изменить
свою жизнь. Ведь я и сейчас вижу огонь: горящий в ночи и освещающий
дорогу. Но по ней ещё только предстоит пройти…

Гость медленно сложил карту, снова протянул руку хозяину лачуги и кивнул
притихшей Гуте.
А затем так же неожиданно исчез, как и появился – маленький, крепко
сбитый человек в чёрном сюртуке из дорогой ткани, с тростью и цилиндром
в руке. Человек, что в ближайшие двадцать лет ещё не раз потрясет мир
удивительными открытиями!
*
Через два дня все газеты Парижа взорвались сенсацией: на художественном
аукционе картина «Огонь в ночи» никому не известного норвежского
художника выкуплена известным миллионером Генрихом Шлиманом за
баснословные двадцать пять тысяч франков! Правда, как выяснилось чуть
позже, он её почти тут же перепродал Лондонской королевской галере за
сорок пять тысяч…
Все владельцы Парижских галерей кинулись искать этого таинственного
Андерса, чтобы успеть заключить сделки на покупку работ, что ещё только
будут им созданы в будущем… Так начинал разгораться огонь всемирной
славы нового гения полотна и кисти!
…А с небес на всё это смотрел бородатый старик, чьи глаза выглядели
строгими, а на губах играла загадочная улыбка.

Холст 80х100 Масло. Анатолий Лютенко. ВЕРШИНЫ.