Вопреки всему 6. ева
Праздничное мероприятие решили проводить в Вильнюсе, всё-таки столица, да и большинству высокопоставленным гостям удобно, не надо тащиться в провинцию. Место проведением, видимо в последний раз используя свои должностные возможности, Болеслав назначил городскую Ратушу, полностью арендовав её. Строение ХVIII века в центре Старого города, выполненное в стиле классицизма, олицетворяло собой саму уверенность и незыблимость. В сильно выступающем портике, шестью колоннами дорического ордера, поддерживался фронтон с гербом Вильнюса. На всю ширину центрального фасада устроена гранитная лестница девяти ступеней. Этим числом подчёркивался в нумералогии идеализм, возведённый в статус основного жизненного принципа. Строение было последним творением самого Стуоки-Гуцявичуса.
На юбилей, в Вильнюс, Радзявичусы прибыли заранее, чтобы спокойно разместиться в просторном особняке Ягайленасов и осмотреться. Возглавлял «делегацию» Юргис, при нём Ева, Янус, Рыжий и Чёрный Микки, а ещё как почти родственники Регина, Рокас, Кристина. Янус, как бессменный председатель, представлял ещё и Дворянское собрание ВКЛ. По просьбе обоих Микки, на праздник была приглашена ещё и прорицательница Непайсанте. Ева, распаковав багаж, накинула домашний халатик и спустилась в холл на первом этаже. Там ей встретился загорелый широкоплечий парень с атлетической фигурой, номенклатурным лицом, заметным носом, и внимательными карими глазами. В его чертах просматривалось что-то очень знакомое.
- Аугустас? – неуверенно произнесла красавица.
- Да, Евочка, это я. – Солидным баритоном произнёс «незнакомец».
- Ты очень изменился, причём в лучшую сторону, да и вроде даже подрос.
- А я тебя видел последний раз три года назад и тогда же подумал, что более совершенной красоты не бывает. Ан нет, ты ещё больше расцвела. И пока нам никто не мешает, могу добавить, что моё отношение к тебе не изменилось с момента нашего общения перед моим отъездом в Австрию. А проще и прямо говоря, я как любил тебя всю жизнь, сколько себя помню, так до сих пор и люблю.
На следующий день, в назначенное время, на верхней площадке ратушной лестницы виновники торжества встречали гостей и принимали подарки. Ева и Аугустин как юбиляры, а Болеслав, как уходящий на пенсию патриарх Сейма. Ева блистала нарядом лимонного цвета от Донателла Версачи и покоряла присутствующих совершеннейшей красотой; Аугустин в безукоризненно пошитом тёмно-зелёном смокинге с атласными отворотами; Болеслав в классическом чёрном фраке и бабочке в мелкий горошек. Прибывающие на торжество гости из высших слоёв общества выглядели столь же достойно, а подарками норовили превзойти друг-друга или по стоимости, или по оригинальности. Самое неординарное подношение юбиляры получили от Непайсанте – один подарок на двоих: в вышитой бисером коробочке, в углублениях покоились миниатюрный навесной золотой замочек и платиновый ключик к нему. Вручая подарок, ведунья прокомментировала: ваше единение должно наступить не раньше, чем ключик откроет замок. На эту реплику Ева смутилась и покраснела, а Густик радостно заулыбался. Но всех поразил и удивил подарок Болеслову от Сейма: это был пятилетний арабский жеребец вороной масти.
* * *
После празднования юбилеев отношения между Евой и Аугустином заметно улучшились, на что родственники обеих сторон смотрели положительно ... кроме Велены. Она Густику, при каждом удобном случае и без него, словесно поливала грязью всех Радзявичусов, практически голословно утверждая, что все беды идут от них. В качестве единственного довода приводила пример гибели Станислава Гастольта, утверждая, что в его кончине виновата только Ева. И сейчас Ева ничего хорошего принести не может, так как в смерти Лизаветы тоже есть её вина, так как она незримым образом стояла между Густиком и его женой, не давая им духовно сблизиться.
Тем не менее Аугустин и Ева стали чаще видеться. Вначале их сблизил интерес к театру, причём Еве больше нравилась опера, а Густику оперетта. А так как театр Оперетты находился в Каунасе, а театр Оперы и балета в Вильнюсе, то они совместным посещением одного из театров оказывали друг-другу любезность. Потом оказалось, что у них обоих имеется склонность к путешествиям, причём больше по родному краю, его славной истории, в которой было место и для рода Радзивиллов.
Предки Евы начали упоминаться одновременно с возникновением ВКЛ, то есть ещё с XIV века. Среди них были каштеляны, маршалки, наместники, воеводы, канцлеры, епископы, гетманы, кардиналы, стольники, русские генералы и даже православные святые. Полученной информацией, после её благославления историком дядей Янусом, «иследователи» делились с родными и близкими. Всё окружение воспринимало ими найденные сведения с интересом и благожеланием ... кроме Велены. Она чувствовала себя подавленной и униженной, обиженной и оскорблённой, зная, что её род и род её мужа, идут от простых крестьян, мало того, от батраков и подёнщиков. Находясь в таком незавидном положении его причину видела в Еве, к тому же опутавшей бедного Густика своими колдовскими чарами.
Ева, в свою очередь привыкала к Аугустину. Бывая в театрах и на других светских мероприятиях, опираясь на его крепкую руку, чувствовала себя защищённой, удовлетворённой, уверенной в себе и своём спутнике. Со своей стороны Густик не позволял себе никаких вольностей по отношению к Еве, только при прощании целовал руку. Бывая в Вильнюсе Ева останавливалась у Ягайленов, как у давнишних друзей семьи. Тогда они с Густиком допоздна засиживались в каминном зале особняка, находя для беседы взаимно интересные темы.
Однажды по работе, Аугустина послали для повышения квалификации в британский университет Лафборо, на целый месяц. На это время, к своему удивлению, Ева почувствовала себя обездоленной, даже брошенной. Избавиться от этого состояния не помогали СМС-ки с фотографиями Густика на фоне достопримечательностей городов Лестер, Ноттингем, Дерби. Тогда она поняла, что он ей не безразличен. А при возвращении из командировки поехала в аэропорт встречать его, и даже к своему удивлению бросилась на шею Густику и поцеловала в щёку. С этого момента их отношения переросли из обоюдной привязанности в нечто большее, которое они берегли, холили и развивали. Аугустин искуственно не форсировал события, боясь спугнуть уже существующее к нему отношение любимой. А Ева это чувствовала и готовила себя к чему-то большему.
Однажды летом решили вместе на несколько дней съездить в Палангу отдохнуть. Совместно выбирая отель по интернету, интуитивно переглянулись и заказали не два номера, а королевские апартаменты в «Amsterdam Plaza» на одну семейную пару. Уже приехав и разобрав вещи в номере, пошли прогуляться к морю, вышли на морской мост, полюбовались на золотистые дюны, пляж, бескрайние водные просторы, покормили чаек. Немного продрогли на лёгком ветерке, вернулись в гостиницу. В номере уже был накрыт заказанный вечерний стол. Проигнорировав деликатесы выпили от простуды по фужеру лучшего арманьяка «Шато Равиньян», закусили долькой ананаса и ... направились в спаренный душ. Уже в постели на атласных чёрных простынях и под роскошным балдахином аля «Багдад», он понял, что такое соитие с любимой женщиной, а она наконец почувствовала себя настоящей женщиной.
С этого момента всё изменилось в их отношениях, они уже расставаться не хотели. По просьбе сына Болесловас, используя старые связи, нашёл Еве в клинике Вильнюса должность заведующей отделения подростковой педиатрии. Сама Ева, к сожалению отца, перебралась в столицу и поселилась в особняке Ягайленов, правда пока в отдельной спальне. Назначили дату венчания, а место, по настоянию невесты, в каунасском кафедральном соборе Петра и Павла, самом большом костёле страны, имеющим статус базилики. Как ещё пояснила Ева, город венчания её родной, к тому же в XIX веке церковь принадлежала к августинскому ордену, созвучному имени её суженого. От столь быстрого предстоящего единения все родственники были немного в шоке. Даже бравые братья Никки несколько растерялись, но быстро взяли себя в руки и провели профилактическую беседу с Аугустом, из которой следовало, что ему лучше на себя руки наложить, чем хоть как-то огорчить Евочку. Только одну Велену сжигала лютая ненависть к будущей невестке, которая сделала её сына подкаблучником и размазнёй. А сама Евка, в понимании свекрови, вообще «смертоносица». Со своей стороны Ева изо всех сил старалась во всём угождать Велене, понимая, что от той будет многое зависеть в её отношениях с Густиком.
Церемония венчания, по желанию молодых прошла при минимальном присутствии свидетелей. Однако в конце службы Ева увидела в боковом нефе высокую стройную незнакомку в атласном платье цвета антрацит и широкополой шляпке с вуалью. Та, как бы специально для Евы, приподняла вуаль. Еву как обожгло – это была Непайсанте. Тут же вспомнилось её наставление к юбилейному подарку «...ваше единение должно наступить не раньше, чем ключик откроет замок».
Празднование создания новой семьи проходило на природе, в совмещённых садах Януса и Юргиса. Для этого был убран забор, разделяющий земельные участки братьев. Один длинющий стол, как бы объединял их владения. Между людьми бегал с высунутым языком озабоченный Люцифер, не понимая, как относиться к такому количеству незнакомых людей. Пробегая мимо Велены показал той клыки и презрительно гавкнул. Сидящие уже на своих местах молодые, олицетворяли собой кротость, смирение и покорность. Вдруг по лицу Евы пробежала волна озабоченности, она на ухо любимому что-то прошептала, они извинившись проследовали к дому. Уже в своей спальне она выдвинула нижний ящик комода, извлекла бисерную шкатулку, открыла её и хриплым голосом произнесла «пробуй». Ключик в золотой замочек вошёл легко, но проворачиваться даже не думал. Промучившись безрезультатно ещё минут десять, молодые вернулись к столу, к гостям, но их лица уже выражали явную озабоченность.
Последующая их семейная жизнь в Вильнюсе ничем не омрачалась. Ева и здесь разводила цветы, особое внимание уделяя розам. Они её успокаивали, даже ограждали своими шипами от свекрови, в присутствии которой она испытывала тревожное чувство. Велена, в свою очередь, при людях весьма благосклонно относилась к невестке, но на сближение, вплоть до приятельских отношений, идти не желала. Аугустасу, постоянная близость Евы давала не только радость жизни, но и уверенность в себе. Он уже возглавлял Управление фармацевтики Минздрава. В общем жизнь молодой пары протекала умиротворённо, радостно, с обоюдным уважением и пониманием. О тревожном подарке Непайсанте как-то забывалось, как о чём-то нереальном. На горизонте семейной жизни никаких грозовых туч не наблюдалось.
* * *
Как-то в середине января из Женевы пришла разнорядка по линии «Врачи без границ» о вакансии врача-педиатра сроком на 20 дней для поездки в Сальвадор. Прохождение такого этапа практики врача чрезвычайно возвышало его статус среди коллег, руководства и способствовало дальнейшей карьере. Кандидатура Евы была вполне реальна. Аугустин вначале возражал, мотивируя это сложной криминагенной обстановкой в стране командировки, но потом согласился, что такой шанс выпадает только один раз. Свекровь тоже поддержала желание невестки отличиться и даже подарила перед отлётом её любимые духи «Шанель гранд экстрайт» с непревзойдённой интерпретацией аромата.
Через двадцать дней из Женевы пришло убийственное сообщение: «Ева Ягайлене скоропостижно скончалась в провинции Сан-Мигель. Причина смерти не установлена. Срочно пришлите разрешение на вскрытие. Искренне соболезнуем. Исполнительный комитет MSF». Трудно передать словами передать реакцию на роковую весть в семьях Радзявичусов и Ягайленасов. Юргис слёг с сердечным приступом; Микки обвиняли друг-друга в том, что не уберегли сестру, Янус их успокаивал, но сам был здорово не в себе; Болеслав запёрся в домашнем кабинете и запил; Велена тоже замкнулась в себе; вся прислуга ходила с мокрыми глазами и красными носами; даже Люцик прочувствовал всеощую скорьбь и пол ночи выл на Луну.
Неделю спустя в Вильнюс прибыло тело, при нём заключение о причине смерти, в котором основная фраза сообщала: «... паралич дыхательных мышц вызванный нарушениями ЦНС, причины нарушений не установлены. Следов токсинов или продуктов их разложения не обнаружены». К заключению прилагались три листка исписанные вручную на испанском языке. Писала прикреплённая к Еве медсестра Паула. Она описывала течение болезни «госпожи». И если отбросить сентенции, причитания и эмоции, то выходило так: слабость, нарушение координации, покалывание и онемение конечностей, нарушение памяти, внимания, речи, настроения, сна, головная боль, головокружение, судороги ... смерть. Симптомы схожи с укусом ядовитого Мексиканского щитомордника, но следов укуса нет. Далее Паула приводила последние слова покойной, еле слышно произнесённые на английском: «...near mom ...». Что видимо означало «возле мамы».
Консилиум семейных медиков в лице Юргиса, Болеслова, Аугустина и Велены, однозначно пришел к выводу, что была поражена Центральная нервная системы, только вот что на неё катострофически повлияло неясно, причин может быть с десяток.
Прощание с покойной происходило в каунасском Кафедральном соборе. Множество людей всех сословий и достоинств пришли проводить в последний путь почитаемую женщину, прекрасного врача, замечательного человека. Были и два пожелания ближайших людей: Аугустин заказал карету-катафалк с четвёркой гнедых лошадей и пешком, во след за гробом, от костёла проследовал до кладбища. А Юргис пожелал, чтобы на памятнике было высечено: «Ева Ягайлене, урождённая княжна Радзивилл».
Вся родня как со стороны усопшей, так и со стороны мужа в глубоком трауре поминали Еву на третий, седьмой и тридцатый день, когда душа отходит к своей окончательной участи: рай, ад, или чистилище. Тридцатый день после богослужения принёс всем скорбящим облегчение. Видимо апостол Пётр-ключник был благосклонен к Еве.
Вильнюс, 27 июля 2025 года.
Окончание следует: http://proza.ru/2025/07/28/1262
Свидетельство о публикации №225072801380