Собирая Н
— Каждый пик — это отдельная история.
Она проводит моим пальцем по самому толстому контуру на своём лобке:
— Это «Пхра Пхотхиси». От воров и лжецов.
Когда игла вошла в первый раз, я поняла: монах — говнюк. Чернила жгли, будто кислоту влили.
Она ведёт моим пальцем по контуру на левой складке бедра:
— Это «Пхра Тхонг», второй пик — золотая гора. Чтоб деньги липли. Тут я орала так, что монах предложил... прерваться.
Ясмин смеётся — она знает, что Дина отказалась.
Дина ведёт моим пальцем по пику на правой стороне лобка:
— «Пхра Чедти» — ступа. Чтоб не сбиться с пути. Тут я уже кусала ремень.
Мой палец скользнул по шраму:
— А это что?
— Игла соскользнула.
Она ведёт мой палец по контуру четвёртого пика, он самый тёмный:
— «Пхра Мэ Нам» — мать вод. От утопленников. Чернила замешали на порохе из храмовых петард.
Её глаза абсолютно дикие:
— Горело, ****ь, как ад.
Кстати, Джельсамино, — Дина смотрит на меня лукаво, — я знаю, о чём будет твоя следующая книга после того, как ты закончишь этот ужас про карьер в Дзержинском.
Я был сбит с толку.
— Я думаю, что ты напишешь роман «Отец».
— «Отец»? И о чём?
— Ты возьмёшь оригинальный текст Максима Горького «Мать», и на каком-то этапе повествования мать вдруг осознаёт себя мужчиной. Это изменение героини начнёт взламывать повествование изнутри. Дина хохочет, Ясмин апплодирует. Дина ведёт меня дальше:
— «Пхра Тхеп» — небесный замок. Чтоб падать не больно. Тут я разревелась.
Монах наносил контур специальной иглой из кости тигра с зазубринами — чтобы рвала кожу особым узором.
— Наверное, и чернила особенные, — я завороженно нащупываю узор, невидимый глазу.
— Как он сказал, это смесь пепла сожжённых мантр, золотой пыли из храмовых статуй и капли его крови. Он колол меня только когда я выдыхала — так, типа, узор «дышит» вместе с кожей. Каждую линию проходил трижды: первый раз — чернила, второй — обмакивал иглу в рисовое вино, а третий раз — слюной с бетелем.
— «Пхра Як», — Дина проводит моим пальцем по контуру на внутренней стороне правого бедра.
— Она лежала на боку, подогнув ногу, — а этот монах держал за лодыжку, чтобы кожа натянулась, — говорит Ясмин.
— «Пхра Пхутта», — она скользит моим пальцем к основанию лобка слева.
— Боль была самая жгучая.
— Наверное, чернила попали в сальные железы, — говорит Ясмин. — После этого она выпила весь их запас кокосового виски и мне ничего не оставила.
— «Пхра Атхат» — мощи, — мой палец двигается по контуру. — Монах тут задумался минут на десять — ждал, пока я перестану дрожать.
— Чувствуешь? — Дина смотрит на меня.
— Да, шрам.
Дина проводит языком по губам:
— Здесь он накосячил конкретно — игла вошла слишком глубоко.
— Последний пункт маршрута, — смеётся Ясмин.
Дина сжимает мой палец:
— «Пхра Тхеп Пхрачао» — небесный дворец. По традиции, последний пик «запечатывает» защиту.
Было очень больно, но я не кричала. Монах прошептал:
— Теперь ты сильнее демонов.
Я слышу громкий смех и сначала не понимаю где источник звука, я слышу голос Настурции:
— Denkt diese Schlampe echt, sie w;r jetzt eine D;monen-Herrin, nur weil sie sich ’n Sak Yant in die Muschi t;towieren lie;?!
Немного позже, пока дакини порхают где-то по магазинам, я пытаюсь продолжить писать роман, но состояние типа нгелесе, такой ментальный ступор. Фактически "Могой ба Солонго" уже закончен, точка поставлена — «Радуги разрывают ночное зимнее небо Москвы», но только в голове. Виски закончился, открываю арак.
— Слушай, дядь, — пытаюсь отвлечься, — а как думаешь, какой парфюм у Настурции?
Доводчик смеётся её смехом: «Вот ты прямо по адресу — она, безусловно, выбрала бы что-то из разряда величайших ароматических шуток современности. Думаю, она пользуется чем-то вроде:
— Escentric Molecules - Molecule 01.»
— Почему? — этот арак похож на китайскую водку, горло сводит.
— Потому что зачем пахнуть, если можно пахнуть понятием запаха? Это как заказать "невидимую еду" в ресторане. Идеально для тех, кто хочет, чтобы люди ломали головы: "Чем от нее пахнет? Чистотой? Космосом? Ничем, но очень дорого?"
— Ну а ещё что может быть? — накалываю вилкой ломтик гуавы и отправляю в рот, вспоминая о рассказе Сорокина "Лошадиный суп".
— Например, Juliette Has A Gun - "Not a Perfume": Тут уже в названии вся ирония. "Это не парфюм!" — восклицает она, тщательно распыляя его на себя. Конечно, это не парфюм, это философское высказывание, демонстрация того, что её естественная аура настолько совершенна, что любая попытка её улучшить была бы кощунством»
— Ну, да, наверное, так и есть, — я уже достаточно пьян для того, чтобы думать о романе.
Доводчик переходит с голоса Настурции на свой нейтральный: «В общем, для неё парфюм, который "пахнет без запаха", — это не просто выбор, это стиль жизни, манифест её утончённости и, конечно же, лёгкого, едва уловимого самолюбования.»
— Na, ja, — ещё одна стопка арака обжигает гортань. «Самовлюблённость — мать самозабвенья. И взгляд в себя ушедших, сонных глаз, навеки слившихся с речной водой и эхом, быстрей и резче будет умерщвлять врагов, чем белый лик Медузы».
Свидетельство о публикации №225072801429