Встреча, которой лучше бы не было

Вадим шел по улице и размышлял о чем-то своем, когда услышал, как его окликнули по имени.
— Вадик, эу!
Он обернулся на звук и с удивлением увидел давешнего знакомого, друга детства и юношества, с которым они не виделись добрых пять лет.
— Ярик? Ярик! Яра, здарова…
Парни горячо пожали друг другу руки, после чего Ярик представил рядом стоящую особу:
— Знакомься, это моя супруга, Алла.
— Приятно познакомиться, — галантно шаркнул Вадим носком сапога, пожав руку даме. — Вадик.
— Да мы уже поняли, — улыбнулся Ярик и потащил товарища в ближайшее расчищенное от снега место, где не ходили прохожие.
— Ну, рассказывай, — потер руки Ярик, — как живешь, чем дышишь? Сто лет тебя не видел, с ума сойти…
— Да как… — повел головой Вадим, при этом его глаза засверкали. — Жизнь налаживается. Потихоньку вот подбираюсь к своим целям, — сначала хату обновил, забабахал капремонт и всё такое, потом — вот недавно авто приобрел…
— Да иди ты! — изумленно протянул Ярик, и Вадиму почудились нотки зависти в голосе того. — Никогда бы не подумал, что ты — и вдруг авто. Небось, «Жига»?
Вадим усмехнулся. Действительно, всю свою прошлую жизнь он, мягко выражаясь, не особо стремился покорять вершины, довольствуясь то мимолетными подработками на стройке, то работая грузчиком или курьером исключительно ради одноразовой зарплаты.
— Да нет, какая «Жига», — хмыкнул Вадим, посмотрев на друга прищуренными глазами. — Конечно, и не конская мажорина, так, чисто тачка для комфорта и, что самое главное, стабильности. Вот.
Достав с кармана телефон, он продемонстрировал обои рабочего стола, на которых красовалась его «ласточка».
— Что за «труба»? — вытянулось лицо Ярика от любопытства. — Американский бренд?
— Да так, прошлогодняя модель, — ответил Вадим и поместил аппарат обратно в нагретый карман куртки, всем своим видом демонстрируя, что для него вот эти все низменные материальные ценности вообще не имеют никакого значения. — Я, знаешь ли, пересмотрел свои взгляды на жизнь.
— Ну да, я вижу… — Ярик скосил взгляд на жену, затем вновь на товарища. — Так чем ты занимаешься, что промышляешь?
— Я? Ну… — Вадим замялся. — Скажем так: сбылась моя мечта, я вышел на уровень пассивного заработка. Как говорится — сначала я работал на деньги, теперь деньги работают на меня.
— Что-то ты темнишь, ай темнишь! — засмеялся Ярик, хлопая приятеля по плечу, но глаза его были серьезны и сосредоточены. — Признавайся, кого гопаешь?
— Да никого, иди ты, — заулыбался Вадим. — Ты лучше расскажи, как у тебя обстоят дела? Это ж ты у нас вечно был перспективным, с зажиточной семьи.
— Да какой зажиточной, — запротестовал Ярик, но, увидев, что тему перевести не получится, тяжело вздохнул. — Да я сейчас консультантом в магазине работаю, но это так, временно. Вообще, конечно, у меня грандиозные планы.
— Главное, успеть воплотить эти планы хотя бы до пенсии, — поддернул Вадим друга, тонко намекая на то, что в тридцать лет работать консультантом — не комильфо.
— Да не, я серьезно, — отмахнулся Ярик, продолжая свой вдохновленный рассказ. — Насобираю «бабок», открою свое дело, толковый бизнес — толкать материю из Турции. «Хэбэшка», там, синтетика…
— Махер, — хихикнул Вадим, и от его взгляда не ускользнуло, как подавила усмешку Алла, жена Ярослава.
— Сам ты махер! — горячился Ярик, не замечая, как встретились взглядами остальные присутствующие, задержавшись неприлично долго. — Это реальная тема. А плюс еще ковры…
Поболтав еще минут пятнадцать, и когда все темы для разговора после обсуждения общих знакомых и ностальгических воспоминаний былых похождений закончились, оба парня, Вадим и Ярик, тепло, по-дружески попрощались, одновременно делая искренний вид, что готовы встретиться еще разы и разы, только бы судьба снова свела их вот так случайно на улице.

*

Вадим аккуратно ступал по расстаявшему снегу, стараясь еще больше не намочить ноги. Хорошие дорогие ботинки на итальянской коже, как оказалось, не гарантируют защиту от влаги и потопа. До весны было далеко, но природа решила по-своему почудить аккурат посреди зимы.
— Привет!
Чей-то оклик вывел с глубоких раздумий о наценках, фирме и идеологии потребительства, и Вадим с удивлением посмотрел на незнакомую девицу.
— При-и-и…вет?
— Что, не узнаёшь? — улыбнулась она. — Я Алла, жена Ярослава. Припоминаешь?
— А, да, точно, прости, — хлопнул он себя по лбу, — затупил. Привет.
— Вот так встреча! Как дела?
«Типичный вопрос, когда не о чем разговаривать», — подумал Вадим, а вслух ответил:
— Да нормально. Давно не виделись…
— Ага, дней пять, — улыбнулась Алла, явно без намерения заканчивать столь пустой, бессмысленный диалог.
— А ты что, Ярика ждешь? — Вадим взглядом указал на сумки, покоящиеся у ее ног.
— Да нет, просто тяжелая поклажа, стала отдохнуть.
— О, так давай я помогу донести! — Что-то внутри Вадима заклокотало. — Тебе далеко?
— А, совсем нет, тут рядом, — сказала Алла, указав рукой направление, и, не дожидаясь, пока Вадим схватит сумки, направилась в сторону дома.
— Ого, тяжеловато, — крякнул Вадим, ее нагоняя, после чего решил разрядить обстановку шуткой: — Что там, индийские материи?
— Турецкие, — засмеялась Алла, явно подхватив иронию, и остаток пути в пять минут они прошли молча.
— Вот, ставь тут, в прихожей, — сказала она, когда они поднялись в квартиру. — Ты обтрусил ноги на площадке? Разувайся, я тебя хоть чаем напою горячим.
— Да ну, как-то неудобно… — скромно ответил Вадим, и дыхание перехватило в предвкушении чего-то сладостно-запретного.
— Давай, снимай обувь. Иначе обижусь!
«Иначе обижусь»… Вадим никогда не понимал, что можно противопоставить подобного рода словам.
— Уже, уже.
Когда они цепляли курточки на вешалку, он заметил, что на ее пальце нет кольца. «Странно…» — подумал он, но в следующую секунду уже забыл и думать об этом.
— А где можно помыть руки после улицы?
— А там, в ванной. Полотенце любое бери.
— Готово, — сообщил он, обтирая еще влажные ладони о задние карманы на джинсах. — А что Ярик, на работе? Когда будет? Может, позвоним ему?
Слова застряли в горле, когда взгляд наткнулся на полностью обнаженное женское тело, стоящее в соблазнительной позе посреди комнаты.
«Нельзя, нельзя, нельзя!» — пульсировало в голове, но руки уже пустились шелковисто гулять по сексуально манящим изгибам, губы впились в томные, жаждущие ласки уста, и Вадим полностью отдался воле нахлынувших чувств…

*

Прежде, чем отпилить ему ногу, Алла с помощью пассатижей вывернула по обратной оси и переломала все имеющиеся косточки на каждом из пальцев, доводя градус болевых ощущений до уровня, когда перестаешь понимать сам себя. Кровь пульсировала в висках так, словно сердце пытается вырваться наружу через отверстия в голове, а гул в ушах настолько бороздил пространство внутри стенок черепа, что Вадим совершенно прекратил ощущать свое естество и осознавать себя как личность.
После невероятного секса (а Вадиму было очевидно видно, что секс ей действительно понравился), Алла принесла в «постель» (неразложенный диван, застеленный покрывалом) чашечку чая, и Вадим, совершенно не беспокоясь о том, что оставляет следы своего пребывания в нежелательном месте при столь щепетильных обстоятельствах, и абсолютно не стесняясь своей наготы, раскинув конечности во все стороны, вкусил вкус цейлонского напитка под аромат дыма, исходивший от сигареты дорогой марки, которой он не преминул угостить свою очередную возлежанку. Отхлебав не меньше половины, Вадим вдруг почувствовал, что мир перед глазами начинает ходить неровными кругами, тело перестает слушаться, и он провалился в некую тьму, то и дело время от времени возвращаясь в реальность, где в один из таких моментов и сумел разглядеть и понять, как эта коварная женщина с непонятными мутными намерениями, схватив щипком его тонкую кожу чуть ниже плеча, ставит ему укол, после которого все мышцы тела враз обмякли и полностью перестали повиноваться, но сознание при этом мгновенно прояснилось и ждало продолжения. Лежа на диване, как мумия, с вмиг осунувшимся лицом, на котором лишь очи яростно пытались прокричать про всю нестерпимую боль сложившейся ситуации, Вадим осознал, как же всё это было глупо, — и бахвальство цацками, и фальшивая «счастливая» жизнь, и тот факт, что он очутился здесь, дома у своего друга, в постели с его женой, которой он не жалел ни пальцев, ни своего языка. Теперь, видимо, она собралась забрать ногу…
Под покрывалом, растеленным на диване, оказалась заботливо уложенная в два слоя плотная пленка, и Вадим с горечью и досадой подумал, что, возможно, она тоже была привезена из какой-нибудь Гвинеи. Алла абсолютно не опасалась шума — Вадим был полностью парализован — и она без стеснения и угрызений совести, даже не удосужившись обезопасить свое тело от брызг крови, перевязав ему ногу зачем-то ниже колена, с осклабленным в выражении маниакальной одержимости лицом начала пилить левую ногу, немногим выше щиколотки, прям по кости, прикладывая неимоверное усилие и весь своей вес, — но при этом было понятно, что в этом деле она далеко не новичок. Вадим несколько раз терял сознание, затем приходил в себя, затем вновь проваливался в пропасть тьмы и бесчувствия, но даже там не мог оставаться спокойным, и словно неведомая высшая сила заставляла его возвращаться в этот мир, снова и снова, дабы дать ему возможность наблюдать за собственным расчленением. «Господи! Господи! Господи!» — только и мог он кричать, запертый внутри себя, изнемогая от несусветной боли, объятый животным ужасом, желая лишь одного в этот момент — чтобы всё прекратилось, чтобы всё прекратилось…
Закончив с ногой, Алла облегченно вытерла пот со лба и радостно улыбнулась во всю широту своего кровожадного рта. Отдышавшись, она вколола еще один укол Вадиму, после которого ему стало даже как-то лучше, — хотя, возможно, сильней сыграла роль внезапно наступившего морального облегчения.
— Не боись, всё будет супер гуд!
Ее обнаженное тело больше не привлекало Вадима, который даже после занятия любовью мягко, но настойчиво попросил ее не надевать халат, чтобы любоваться интересными формами. Сейчас же она для него являлась воплощением боли и мучений, сущим адом, а самое главное — он не понимал, за что ему это всё, зачем она это всё, и вообще, лучше бы ему сейчас оказаться дома, со своей возлюбленной.
— Не плачь, малыш, — прошептала она, — не плачь…
Наклонившись, она со стоном экстаза от полного контроля над ситуацией слизала катившуюся по щеке слезу, кончиком языка неприятно шлифанув глазное веко.
— Ну что ты, и впрямь такой мягкий оказался?
Подавшись назад, она села у подножия, и всё еще сочившаяся кровь с отрезанной культяпки оказалась над ее открытым ртом, которым она стала ловить капли сукровицы, смакуя каждую из них, закрыв глаза от наслаждения, постанывая и мурлыкая себе под нос что-то нечленораздельное, играя язычком, водя им по губам, размазывая по ним и по подбородку кровушку, которая еще недавно была в том, кто был в ней.
«Пожалуйста, отпусти меня!» — взмолился он самими глазами, пытаясь разжалобить ее хоть через взгляд, но она была словно мозгом не здесь. «А Ярик вот придет… А что в этой ситуации Ярик?..» Вадиму вспомнились прошлое совместное времяприпровождение, когда они все вместе с ребятами, дружной компанией сорванцов шатались по городу, имели общие интересы, и в особенности их двоих, Вадима и Ярика, другие наблюдали как закадычнейших из корешей, людей, чей костяк собирал вокруг себя всю остальную движуху, — по крайней мере, Вадиму так казалось. Он подумал, наблюдая за тем, как Алла, когда источник кровоизлияния иссяк, стала облизывать слипшиеся и потерявшиеся в кровавых разводах волосы на отрубленной ноге, на которой искореженные пальцы свисали и болтались в разные стороны, о том, как же на самом деле несправедлива судьба, ведь если рассуждать логически, то ни один братик, ни один братушка, коим без сомнений был ему Яра, не стал бы учинять что-то столь ужасное всего лишь за такой мелкий проступок, как соитие с его любимой. Он, Вадим, с легкостью бы простил своего закадычного кентяку, ограничившись только дающим выпустить пар ударом по лицу.
— М-м-м-м… — простонало из груди Вадима в попытке хоть как-то обуздать напавшее безразличие двигательных мышц, из которых повиновались лишь глазные. Тем временем недавний объект вожделения, а ныне — несущий мрак и пытки супостат, гладя себя обескровленной отсоединенной конечностью, перешла с лица, сквозь груди и живот, прямо по направлению ниже пупка, туда, где, как ей казалось, всему этому и место, и сначала несмело, затем всё более разгоняясь, она, чьим действиям и поступками нет в мире ни названия, ни объяснения, в особенности учитывая половую принадлежность действующего лица, начала ублажать себя с диким животным ревом, словно попавший в капкан лось, словно буквально полчаса назад она не кричала и не изгибалась под его умелым телом, словно настоящее, истинное наслаждение она могла испытать лишь так, как большинство не стало бы и пытаться, но если бы попыталось — не смогло б слезть с этой иглы до конца своих дней.
— М-м-м-м! — даже не издалось, а забулькало изнутри, из гортани Вадима. Наблюдая за пульсирующим, будто пузырьки в кастрюле с кипятком, красивым женским телом, полностью измазанном в крови, за тем, как оно подрагивает, как шевелится и извивается, как играют тени на острых точно пика сосочках, подчеркнутых разводами пота и человеческой «юшки», как растрепанные волосы скользят по плечикам и обвивают овалы лица, — Вадим на мгновение почувствовал прикосновение своей ноги, будто она была рядом с ее основанием, затем он как будто сам весь стал тою ногою, очутившись в крепких объятиях половых губ, слившись в сей единый, полный страсти и безумия поцелуй, и тогда он почувствовал, как возбуждение, сексуальное возбуждение накрывает его не с ног до головы, а по всему периметру полушарий, что он наконец-таки познал не примитивное возбуждение через половые органы, а настоящее, вселенское чувство блаженства посредством мозга, и тогда, наблюдая, как его бывшая конечность полностью проникла в севшую на нее Аллу, словно съеденная нетерпеливой, жаждущей острых, с необрезанными ногтями ощущений натурой, он испытал истинный оргазм, — он, полностью обездвиженный, изуродованный морально и физически, чья судьба полностью зависела от прихоти обезумевшего существа, испытал оргазм, с вялым, совсем не ощущаемым членом, будто того и не существовало в мире, — и всё его тело затрясло в неконтролируемых конвульсиях, а подступившая ко рту пена недвусмысленно дала понять, что последний аккорд жизненного спектакля оставит после себя лишь эхо в виде уходящего в землю силуэта…

*

Он не понял, что произошло. Сознание оставило его, как и в преддверии приступа — рассудок. Память попыталась что-то сообщить, но Вадим так и не понял, что же двигало его разумом, в то время, как воплощение зла с длинными космами двигало его ногой. Очнулся он, уже перевернутым на бок. Болело и набухло второе плечо, а это означало одно — новую дозу неизвестного препарата внутримышечно. Голова была чугунной, но ясность мысли позволяла отчетливо осознавать жгучесть в месте отпила стопы, продуваемом свежим воздухом. Во рту пересохло, язык, немного западавший в горло, когда тело было на спине, теперь свисал на бок, в сторону стекшей на подушку слюны. Жгут был заменен, видимо для того, чтобы не расслаблялся, ведь с истекшим кровью почившим телом не останется места для иммерсивных забав. Глаза, даже если бы смогли достать до пострадавшей конечности, точнее — до того, что от нее осталось, всё равно б не решились опуститься и лицезреть то, что сотворила своими проделками пройдоха-судьба. Единственной надеждой Вадима был Ярик, однако то, с каким хладнокровием и как неспеша держала себя и вела Алла, эту самую надежду убивало в самом ее зачатке. «Он в курсе всего, всех ее злодеяний? — напряженно шевелил Вадим тем почти единственным, чем мог, — извилинами. — Или не в курсе, но она знает, что он ее поймет и простит?» Приходилось цепляться за любую мало-мальскую веточку спасения. «Да какие там не в курсе… Посмотри на нее — прирожденная убийца, маньячка. Явно далеко не впервые орудует пилой…» От воспоминаний об утрате захотелось плакать, зарыдать, бессильно отдаться в лапы эмоций, пережить этот кошмар, уснуть, а завтра проснуться в теплой, чистой постели, дома, где тебя обхаживает любимая, и тогда наконец-таки можно будет — Вадим только сейчас это понял, решил — сделать предложение, столь давно предложенное сделанным быть, и в конце концов прекратить с разгуляйством, осесть, остепениться, завести семью, ведь та, которая ждет, которая любит, — она явно заслуживает лучшего отношения… От мысли о том, что она его не дождется, что ее примется утешать кто-то другой, что кто-то НЕ ОН будет касаться ее руками и запихивать член в согласное на всё мягкое место, — у Вадима защемило сердце так, что если бы он мог выть — он бы взвыл волчьей срединочной безнадежностью, взвыл бы так, что самая отстраненная стая бродячих собак приняла бы его за своего и, сжалившись, заскулила б в унисон. Ему захотелось стать ветром, пылью, пронестись сквозь дверной проем и удалиться от этого адского места как можно дальше, туда, в недалекое прошлое, где у него всё было хорошо, где у него всё было. «Может, это сон? Может, это не по-настоящему? Не может быть, чтобы это со мной происходило наяву…»
В комнату вошла Алла, уже одетая, причесанная и умытая. Губы были накрашены, глаза подведены, а на пальце сияло обручальное кольцо. Даже ногти блестели по-свежему, — но это, наверняка, Вадиму уже причудилось.
— Ну, что, как ты? Вижу, губы пересохли, да и в горле — будто после попойки, не так ли? — хихикнула Алла, и Вадиму настолько это хихиканье показалось мерзким и мразотным, что он почти заскрежетал зубами от желания заехать по этой сатанинской харе. — Ничего, ничего. Сейчас еще пару укольчиков…
Опять темнота. Или, может быть, провал в памяти, — Вадим уже ничего не понимал, и его сила воли готова была сама ему вложить в руку пистолет с билетом в один конец, лишь бы только наконец закончились эти нечеловеческие мучения.
— Чуешь, чем пахнет? — склонившись впритык, с загадочным видом спросила мучительница. — Угадай, что это может быть?
Вадим почувствовал запах опаленных волос и жареного мяса. Мяса, недавно присутствующего на некогда его ноге.
— То-то же! — затряслась она от смеха так, что, не в силах остановиться, повалилась лбом ему на мокрую как половая тряпка плешивую грудь. Вадиму стало плохо, потемнело в глазах, и слюна, которая непонятным образом как-то всё это время проглатывалась организмом, вдруг образовалась большим потоком и встряла в промеж горла, и Вадим почувствовал, что еще немного — и ему не миновать участи быть захлебнувшимся собственной слюной под истерические потряхивания на его груди жестокого, упивающегося своими больными фантазиями садиста в юбке.
— Да ладно тебе, зануда! — воскликнула Алла, и стукнула рукой по дыхалке. — Не ерепенься.
Дыхание пришло в норму, и Вадим услыхал, как в прихожей хлопнула дверь и лязгнул замок.
— Малыш, ты чего не запираешься на оба? — с порога послышался голос Ярика. Вот оно, наконец-то! Наконец-то всё прояснится, и, дай Боже, друг, товарищ, корефан образумит свою свихнувшуюся пассию и заставит ее отпустить домой повидавшего виды бедолагу, — естественно, под честное обещание не заявлять в 02!
— А у нас тут гости, — крикнула в ответ Алла, выйдя до порога спальни. — Иди, поздоровайся.
Пренебрегая послеуличным мытьем рук, Ярослав прямым ходом направился к комнате, с нетерпением желая узнать, кто же там такой.
— О, здарова, Вадик, — удивленно произнес хозяин квартиры, и его взор с лежащего не совсем целого раздетого тела скользнул вверх. — Блин, малыш, посмотри, что ты с обоями сделала, опять придется переклеивать.
— Ну, ничего, ты ж сам говорил, что любишь разнообразие, — кокетливо улыбнулась Алла, положив руку на плечо мужу.
— Что, опять увлеклась? — с пониманием взглянул вновь прибывший на свою красавицу, целуя ее запястье.
— Ага, — звонко расхохоталась она, и ее хорошее настроение заметно передалось и супругу. — Представляешь, помог донести сумки, — она кивнула головой в сторону Вадима, с ужасом наблюдавшего за сценкой под коробом двери, — а потом полез целоваться, стал домогаться, просто как сумасшедший!
«Ложь, ложь, наглая неприкрытая ложь!!!» — заорал Вадим как резанный, но не услышал и сам себя. «Господи, какая несправедливость, ГОСПОДИ!!!»
— И как, у вас что-то было?
— А как же! Он очень даже ничего. Ладно, пойду на стол накрывать. Кстати! — Она повернулась и многозначительно добавила: — Я там консервации привезла. А то зима закончится, а наши заготовки всё ждут и ждут. — И, послав неподвижно лежащему и пребывающему в шоке Вадиму воздушный поцелуй, она удалилась, оставив после себя неприятное послевкусие.
— Так, значит, спишь с моей женой? — спросил подошедший Ярик, аккуратно, чтоб не испачкать одежду, опускаясь на диван. — Любишь трахать всё чужое?
Последняя надежда ушла, улетучилась с тем, как только явился Ярик на пороге, и Вадим уже начал мириться с участью, ему уготованной.
— А ты знаешь, что трогать чужих жен нехорошо? Или тебе ввалить сейчас по лицу?!
Нет, нельзя сдаваться, нужно попытаться пошевелить хоть кончиком пальца, хоть чуточку, и тогда будет надежда на спасение, надежда всегда умирает последней, и самая главная задача в данной ситуации — ее пережить!
— Молчишь, значит, не отвечаешь? Мол — я недостоин? Мол — твое слово еще и заслужить надобно?
Глядя, как Ярик заводит сам себя на ровном месте, Вадим собрал все имеющиеся силы и что есть мочи попытался пошевелиться… и — о чудо! — он почувствовал, что средней палец его правой руки совершил неуверенное, но твердое движение вверх-вниз. Значит, это еще не конец, еще есть за что побороться! «Давай, пожалуйста, давай…»
— Что-то ты мне не нравишься, брат. Совсем плохой какой-то. Давай-ка я тебе укольчик поставлю, всяко лучше чем свечу за упокой.
Не церемонясь, старый дружище с размаху вонзил иглу в руку Вадиму, и даже те мизерные силы, что были перед этим, улетучились в никуда. «Выхода нет…»
— Нехорошо, брат. Я-то тебя считал своим другом. А ты — вот так поступаешь, как гнида.
«Будь, что будет», — промелькнуло в голове Вадима, и эта окончательная мысль заставила его подумать, что отсутствие надежд — это и есть упокоение. «Хуже не будет. Жизнь — это временный промежуток, по ошибке даренный рандомной энергии. Гибнут дети, умирают старики, а чем я лучше? Видимо, и мой черед настал. Что они мне могут сделать, пытать? Я не боюсь боли, вся жизнь — это боль. Жизни лишат? Ну, значит, такова судьба. Рано или поздно все подохнем. А еще можно воспринимать смерть за сон. Вечный сон, вечное отсутствие тревог и волнений, вечный сон без сна…»
— Хотя, ты знаешь, весь прикол в том, что если бы ты и не спал с моей малышкой, — все равно я б захотел тебя тут завалить. Знаешь, такие типы, как ты, не должны быть на земле. Ваше предназначение — это даровать пищу богов, вы скот, рогатый, тупой скот, населяющий землю не по праву, но обязаны по выбору хоть что-то даровать полезное избранным людям.
«Хуже не будет. Поскорей бы только закончил этот гондон со своей болтовней».
— Думаешь, я свихнулся? — хмыкнул Ярослав. — Поверь, весь этот чертов мир сам по себе безумен, он и есть воплощение шизофрении, где что есть нормальность — определяется таким же куском несведущего мяса, как и всё население этой грязной, вонючей, конченной планеты. — Он вдруг резко вскочил на ноги, словно озаренный гениальной идеей. — Ну, да ладно, это всё ерунда. Главное — другое.
«Хуже не будет…»
Неожиданно для Вадима, Ярик быстрым движением руки сбросил брюки вместе с трусами, и, перекинув ногу через туловище друга, взобрался сверху на него, усевшись поудобней на груди, и блестящая, оттопыренная мужская сосиска, играючи и виляя, направилась прямо к застывшему в открытой позиции, готовому принять всё что предложат рту.