Ксения

Ксения «Иностранка, Странница»

Ксюша ехала домой…  За окном проплывали поля, короткие перелески, разрушенные посёлки, полустанки. Всюду следы прошедшей страшной войны. Шёл 1945 год.  В вагоне было тесно от множества людей, узлов, корзин. Слышались шутки, смех,  Люди радовались: ведь война закончилась…  Они живы и свободны.
Ксюше, не смотря на тесноту, было психологически комфортно. Вокруг толкались , галдели, даже беззлобно «к слову» матерились. Ей было вовсе не обидно ощущать эти их  неловкие грубости. Присутствовало устойчивое ощущение безопасности потому, что это были свои. Напряжение, господствовавшее нескольких лет от того, что ей приходилось себя всё время контролировать во враждебном окружении, наконец, ослабло.  Ведь она находилась уже почти дома и  ехала, чтобы соединиться со своей семьёй. Но, когда девушка глядела в окно на руины посёлков и станционных строений, тревога опять, время от времени, царапала её сердце.  Что с Курском? Цел ли её дом? Жива ли мама?... Уже шёл третий год, как её насильно увезли из родного дома и она жила в чужой далёкой стране на правах рабыни. Ни каких вестей из Курска у неё не было. Кое-что о Курской битве она узнала только в Бресте. Что её ждёт дома, как её примут? Есть ли ещё место, где можно безопасно приклонить голову?...

           *****

Ксюше исполнилось 18 лет всего пару недель назад, а в 1942 году, когда фашисты её угнали в Германию едва исполнилось пятнадцать. В памяти вставали картины того страшного года. Зима, холод и снежные заносы. Февраль 1942 года... Бомбёжки, страх и голод… Немцы гоняли  всех на принудительные работы. Часто заставляли  чистить дороги от снега. Пришлось и им с сестрой потрудиться вместе с соседями.

 Мама Ксении незадолго перед войной перенесла очень сложную хирургическую операцию по поводу воспаления брюшины возникшего в результате острого гнойного аппендицита и не могла ходить на эти работы. Перитонит, в те времена, был почти стопроцентным смертным приговором. То, что она осталась жива, было просто чудо. Врачи сказали, что надежды нет, и пригласили родственников прийти в больницу попрощаться. Ксюша помнила, как её отец, недавно освобождённый из заключения священник, со слезами на глазах всю ночь молился перед иконой Святителя Николая Мирликийского чудотворца. Они с сестрой тоже молились, но потом заснули, а он молился до утра. И вот утром, когда все вместе пришли в больницу, им сообщили, что ночью у  больной открылась рвота с гноем и кровью. Всё постельное бельё было испачкано этими кровавыми и гнойными выплесками, которые хлестали из всех отверстий. Бригада врачей и медсестёр суетились вокруг помогая кто чем мог. Больной оказали всю возможную медицинскую помощь и вот теперь Александра Ивановна, мама Ксении, почувствовала значительное облегчение… Появилась надежда что  возможно она поправится. Прощание пока откладывалось. 

Через  пару лет Александра Ивановна стала на ноги и могла уже себя обслуживать, но вскоре началась война. Тяжёлые работы она  пока не могла выполнять. Их приходилось перекладывать на хрупкие плечи дочерей. Отец Ксении, Иван Иванович, в  начале войны был призван в Красную армию и где-то воевал на фронте.  Вот и приходилось четырнадцати – шестнадцати летним девчонкам делать всё самим, в том числе и чистить дороги  по распоряжению оккупантов. За выполнением работ по очистке снега строго следил назначенный немцами староста.               
Воспоминания под стук колёс продолжились своей чередой.

                *****
Наступила весна 1942 года. Их, т.е. молодёжь, работавшую на очистке снега, однажды собрали возле дома старосты. Ожидали, что  погонят очищать железнодорожные пути, но лопат не выдали и отправили на товарную станцию. Там их загрузили в товарные вагоны и сказали, что повезут на работы в другое место. Собралось много людей.  По мере того как подходили новые партии их загоняли в товарные вагоны, а выходить не разрешали. Так продолжалось до вечера, а потом двери вагонов закрыли и поезд тронулся.  Везли 7 суток. Поезд попадал под обстрелы, бомбёжки, были раненые и убитые внутри вагонов. Все были голодные и ослабевшие. Двери не открывали. В вагоне стояла вонь. Кислорода не хватало, вагон был переполнен. Ксюше хотелось только одного – СПАТЬ, но пристроиться было негде. Она очень ослабела.

Наконец вагон открыли и велели идти в барак стоящий на станции. Там их стригли наголо, снимали отпечатки пальцев, фотографировали. Наконец, одели в робы с номерами и опять погрузили в вагоны. Вдруг к их вагону подошёл немец и приказал выйти шестнадцать девочек. Из другого вагона вывели четверо парней. Поезд поехал дальше, а этих двадцать накормили супом с брюквой, в котором плавали белые черви. Ксения, которая пережила  в тридцатых годах голодовку, сумела заставить себя съесть, эту мало похожую на еду, жуткую баланду.

Вахман с собакой посадил их на другой поезд, который повёз их сначала в Гамбург, а затем в портовый город Киль. Оттуда их переправили паромом на остров Фемерн, где их раздали помещикам. Ксюша, с сестрой  оказались на этом острове вместе, но у разных хозяев. Её отдали в  посёлок, Венкендорф  хозяйке, которую рабочие называли  фрау Кабун . Полное имя помещицы ей знать было не обязательно, да и без надобности.  В хозяйстве фрау Кабун было 49 га земли, 30 коров, 15 лошадей, плюс свиньи,  куры и т.д. Были поместья и покрупней, но и это хозяйство требовало ухода и сильных рук. Рабочая силы, кроме самой хозяйки и трёх её дочерей, теперь состояла только из двух пригнанных с восточных земель подневольных рабов. На большее денег не хватило. В наличии был только старый больной Иван из Закарпатья и вновь прибывшая малолетняя Ксения, худенькая пятнадцатилетняя девчонка, которой на первый взгляд и пятнадцать лет было дать невозможно. Помещица оказалась не достаточно богатой.  “Noch ein kind» с сожалением произнесла фрау Кабун.

Хозяйка у Ксюши была строгой, требовательной, но воздерживалась от явных издевательств над своими рабочими.  Порядок был у всех один: Подъём в пять часов утра и сразу  гнали доить коров. В 7 часов всех кормили. После завтрака их отправляли на полевые работы. После обеда уборка территории, жилых помещений и работа на кухне. Так  продолжалось до 10 вечера. после 10 – до пяти утра предоставлялась возможность привести себя в порядок и разрешался сон.

Каждое воскресенье появлялся дежурный вахман и проверял все ли рабы в наличии. Провинившихся бил плёткой и уходил. Ксения старалась исполнять работу добросовестно и ей плёточной порки доставалось мало. Но однажды, когда приехал в отпуск сын фрау Кабун Клаус, ей досталось от него сильно. Он избивал Ксюшу  просто потому, что она была русская и заговорила с ним на немецком языке. Клаус бил её ногами и выкрикивал оскорбления. Это было очень больно и обидно.
 
Нужно сказать, что Ксюша чувствовала явный недостаток общения. Немцы относились к русским с пренебрежением, как к низшей рассе, почти как к животным. Это не смотря на то, что Ксения неплохо знала немецкий язык и могла свободно на нём общаться. Кроме немецкого, она знала ещё и французский. Дело в том, что Ксюшина мама происходила из обедневшей дворянской семьи. Её предки выслужили потомственное дворянство ещё во времена Петра Первого. В их роду были военные, врачи, филологи и даже священники. Детей в роду воспитывали согласно сословным правилам. Их обязательно обучали основам наук, правилам поведения в обществе, искусству пения, владению музыкальными инструментами, рисованию и танцам.

 Богатыми их вряд ли было можно назвать,  поэтому дед Ксении подрабатывал в  православном храме регентом, а после революции принял сан священника.  Мама Ксении, Александра Ивановна, тоже стала женой священника, которого почти сразу арестовали и отправили отбывать тюремный срок в Соловецкий монастырь, ставшим Соловецким лагерем. Он отсидел свои пять лет, да ещё несколько лет на лесосплаве, где как грамотный вёл бухгалтерский учёт. Перед самой войной за примерное поведение его освободили и он вышел из заключения и ссылки. Александра Ивановна сообщила ему свой адрес. Иван Иванович приехал в Курск и был призван на военную службу сразу после начала войны. Жена его, имевшая несчастье быть женой осуждённого по политической статье, да ещё дворянка по происхождению, была естественно лишена всех прав. Её выгнали из церковного дома, где они жили, пока отец Иван служил. У неё даже паспорта не было, только справка о том, что лишена всех гражданских прав. Александра Ивановна вместе с двумя дочками должна была бы погибнуть с голоду. Она даже устроиться на работу не могла, да и устроиться на квартиру, или приехать к родственникам без прописки не могла. Можно было пожить у родственников три дня, а потом приходил милиционер и проверял, есть ли прописка. Александра Ивановна ухитрялась подрабатывать фотографией, шила и продавала кукол, пела и играла на гитаре, даже играла в театре, но не долго - везде требовались документы, а у неё в наличии справка о лишении гражданских прав. Так они скитались до тех пор, пока Александра Ивановна догадалась свою справку сжечь, когда они оказались в Архангельске.  После этого она пришла в милицию и заявила, что её с детьми обворовали на вокзале.  У них якобы украли деньги, документы, билеты и все вещи. В милиции их пожалели, поверили на слово и выдали сначала справку, удостоверяющую её личность, а потом, через несколько дней, чистые полноценные документы. Александра Ивановна тут же купила билет и отправилась в Армавир к своей сестре. По дороге сошла с поезда в Курске, чем совсем запутала свои следы.  Здесь она устроилась работать, приобрела место для строительства небольшого домика, который и построила в конце тридцатых годов. К ней сумел добраться после отсидки и ссылки её муж, и всё было бы хорошо, но она тяжело заболела.  А потом началась война…

Сложный был период  в политической и в личной жизни каждого в стране, но детей по старой семейной традиции Александра Ивановна старались воспитывать и выучить так, как это было традиционно принято. Обе дочки у неё знали языки: русский, церковно-славянский, латынь, и два живых иностранных европейских языка, а также цикл естественных наук и математику в объёме гимназии, которую сама она закончила с отличием ещё в царской России. Кроме того, девочки неплохо пели, музицировали, рисовали и пытались писать стихи. Как  этого добивалась Александра Ивановна абсолютно не понятно. Всё это делалось без репетиторов и нанятых учителей.

Так вот, Ксюша ужасно тяготилась очень узким кругом общения, который кроме Старого Ивана с западной Украины  заполнялся случайными эпизодами общения с другими рабочими, которые трудились у соседних помещиков. Кроме русских на острове были ещё и другие пленные из Европы. Ксения познакомилась молодым французом Андрэ и благодаря своему знанию языка сумела подружиться с ним. Андрэ много рассказывал ей о Франции и между ними стали складываться даже романтические отношения. У Ксении возникали тайные мечты уехать с ним во Францию, которая представлялась сказочной страной.

Старый Иван тоже доверительно относился к Ксении. Как-то раз он попросил её написать письмо (как он сказал «лыста»)  его семье. Сам он был совершенно безграмотным. И тут оказалось, что он вовсе не Иван, а Васыль по фамилии Бацько. Ксюша стала  расспрашивать, как его зовут на самом деле, на что он ответил: «А як твое назвисько?». Ксюша назвала своё имя так, как оно звучит на Украине, там, где они жили когда-то, «Оксана». На что Васыль пожевав свои длинные усы выговорил «Огдано?» Так, наконец, они и  познакомились. С ним общение было затруднено из-за западэнского диалекта, который для Ксении был непривычен. Да и  большая разнице в возрасте не располагала к общению. Ксюша продолжала его называть Иваном, чтобы не нарушать сложившийся порядок в поместье фрау Кабун, а он её называл Огданой.

Ксении исполнилось 16 лет. Ей было тоскливо в далёкой, враждебной стране. Это чувство оторванности от Родины и одиночества может понять только тот, кто прожил за границей больше года. Сюда надо добавить то, что это была не туристическая поездка, а плен, унижение и принудительный труд. Она тосковала… Тогда в сердце родились строки наивного стихотворения:


Множество бедствий война понаделала
Сирот, бездомных детей
Мы же несчастные, Птички бесправные
Здесь получаем плетей.

Но ничего, придёт время желанное
Чёрные тучи пройдут,
Птички прекрасные к солнышку ясному
Песенки вновь запоют

Будет та песенка литься так сладостно,
Будет так громко звучать,
Звуки восторга, неся к солнышку ясному
Будет им каждый внимать

                *****
Так, в тяжелых трудах, страхе, унижениях, тоске по Родине прошли три года. Наши войска гнали немцев. Даже лукавые союзники сподобились высадиться во Франции аж 1944 году. Когда Советские воины освободили половину Европы - остров Фемерн захватили англичане. Фашистская Германия пала. 9 мая наступил День Победы. Началась эвакуация. В начале репатриировали французов, итальянцев и прочих европейцев. Одним из первых уехал Андрэ, не оставив адреса.

Ксюша вспоминает, что русскими занялись в последнюю очередь. Их переправили сначала на материк и поселили в  русском лагере репатриантов, который был расположен в Гюстрове. Администрация англичан не стремилась русских переправлять в Советский союз. Создавались задержки, препятствия, помехи, казалось на ровном месте. Обеспечивать людей питанием англичане не торопились. Репатриантам пришлось организовать свой штаб. Основан штаб был бывшими пленными из концлагеря «Нойенгамме». Это были очень крепкие и умные  ребята. Они организовали отправку русских люде на Родину. Ксению взяли в штаб переводчицей. Инициативная группа ездила по хозяйствам богатых помещиков и отбирали у них для нужд лагеря продукты, и одежду. Организовали учёт людей, столовую, в которой кормили тысячи голодных, готовящихся к репатриации. Формировали группы для отправки их на Родину. Когда, наконец, были отправлены все репатрианты из Советского Союза, последним поездом выехали члены штаба. В их числе ехала и Ксения. Она  прибыла в Брест  в июле 1945 года. Там прошла медкомиссию, получила справку, согласно которой ей было разрешено выехать из Бреста на Родину в Курск. Однако, выехать было невозможно, т.к. поездами отправляли прежде всего военных, но и в Бресте оставаться было невозможно. Нет воды, нет продуктов, нет крыши над головой. Ксения несколько дней пыталась пристроиться на какой-нибудь поезд, но безуспешно. Прошёл дождь. Пить хотелось ужасно, а кругом после дождя стояли такие заманчивые полные воды лужи. Она поддалась искушению, и  напилась дождевой воды. Затем пошла искать себе место для ночлега. Возле депо стояли какие-то вагоны. В один из них и залезла Ксюша. Хоть какая-то крыша чтобы укрыться от дождя. Забравшись в уголок, она прилегла и попыталась уснуть. Спустя некоторое время, почувствовала себя плохо. Вода из лужи на пользу не пошла. Это была последняя мысль, перед тем, как она потеряла сознание.

Когда очнулась, то почувствовала, что вагон полон людей, и ритмично покачиваясь куда-то движется. Первая мысль, которая промелькнула у неё: « Жива! Но где я?!» Она спросила у рядом сидевшей женщины «Где мы и куда едем?» ей ответили, что подъезжают к Харькову. От радости Ксюша заплакала и возблагодарила Бога за чудесное проявление Его заботы о ней, бедной путешественнице. В переводе с греческого её имя означает «Иностранка, Странница». Видать её небесная покровительница Ксения в критической ситуации молила Бога  о ней, «Страннице» ставшей ещё и «Иностранкой», не по своей воле. В Харькове Ксюша предъявила в кассе свою справку и ей дали билет до Курска.

За окном поезда проплывали картины изрытых воронками от взрывов снарядов полей и оврагов. Кое-где ещё лежали, искарёженные и не убранные, останки танков и другой военной техники.
Вагонное стекло поезда слезилось каплями  дождя. Перестук колёс замедлился. Приближалась очередная станция. Потянулись руины станционных строений. Это была Ржава. Совсем недалеко год назад происходило грандиозное танковое сражение под Прохоровкой, которую проехали не останавливаясь.  Сердце Ксюши тревожно заныло. Что же её ожидает в Курске, цел ли её родной дом? Эта тревожная мысль не покидала её голову и заставляла тревожно сжиматься сердце. Постояв несколько минут, поезд дёрнулся, громыхнув вагонами, и поехал дальше. Скоро Солнцево, затем Конорево, а там и Курск.
 И вот теперь поезд приближается к её родному городу, а она стоит у окна и слёзы радости наполняют её существо. Возможно скоро она увидит маму…