Глава vii-xvi

Книга вторая: Барабанная дробь в Салале 

Глава  VII
День I. Автобус и «Конюшни»

Автобус не приезжал. 

Солнце Омана, тяжелое и жирное, как расплавленный свинец, висело в небе, выжигая последние следы тени. Асфальт плавился, превращаясь в черную, липкую пасту, вязкую, как смола. Воздух дрожал, насыщенный запахом моря — не свежего, нет, а старого, застоявшегося, словно вода в забытом ведре рыбака. 

Корсар стоял, прислонившись к выцветшей рекламе соков, чьи краски давно выцвели под натиском солнца и времени. Он курил, выпуская дым тонкими струйками, наблюдая, как он смешивается с испарениями раскаленного асфальта. Сигарета была дешевой, отдавала бумагой и химией, но он затягивался глубоко, будто пытался втянуть в себя весь этот мир — грязный, жаркий, безнадежный. 

— Где этот проклятый автобус? — раздался голос сзади. 

Корсар не обернулся. Он знал, что ответа нет. Вместо этого он хрипло пробормотал: 

— Утонул в «страховке». 

Страховка. Это слово висело в воздухе, как насмешка. Оно значило здесь все и ничего. Обещание, которое никто не собирался выполнять. 

Когда автобус наконец приехал, он походил на раненого зверя, вырвавшегося из ловушки. Ржавые бока, выбитые стекла, скрип тормозов, напоминающий предсмертный хрип. Водитель, человек с лицом, на котором застыло выражение вечного утомления, смотрел сквозь них, будто видел что-то за горизонтом — что-то, чего они не могли разглядеть. 

Ехали молча. 

Дорога вилась вдоль океана, где волны бились о скалы с яростью заключенных, рвущих цепи. Вода сверкала, как разбитое стекло, ослепительно и опасно. 

Дом, в который их привезли, был бетонной коробкой, серой и безликой, как все временные жилища для тех, кого здесь называли «гостями», но кто на самом деле был лишь дешевой рабочей силой. Комнаты — клетки по пять человек. Теснота, духота, запах пота, дешевого мыла и чего-то еще — чего-то кислого, отчаянного. 

— Как скот, — пробормотал Ржевский, швыряя рюкзак на койку. 

Корсар усмехнулся, разглядывая потолок, покрытый трещинами, словно паутиной. 

— У нас в Москве кладовки больше. 

Из угла раздался голос: 

— А страховка? 

Корсар медленно повернул голову. 

— Страховка? Это когда тебя похоронят за чужой счет. 

На ужин принесли две булки и пакетик сока. Булки были резиновые, безвкусные, словно их слепили из опилок и клея. Сок — кислый, как слеза ребенка, который только что понял, что его обманули. 

— Даже голодный пес такое есть не станет, — сказал Ржевский, отодвигая тарелку. 

Корсар разломил булку пополам. 

— Привыкай. Это и есть наша «страховка». 

Ночью ударила барабанная дробь. 

Где-то за стеной, в темноте, кто-то бил в барабан — резко, ритмично, безжалостно. Звук проникал сквозь стены, наполняя комнату, как пульс какого-то огромного, невидимого существа. 

Корсар лежал с открытыми глазами, слушая. 

Будто кто-то бил в натянутую кожу судьбы. 


 Глава IX Карнавал и Куклы-Рабы

День второй.

Утро началось с запаха. 

Не с света, не с звука — с запаха. Горького, как пережженный кофе, сладковатого, как подгнивший апельсин. Воздух в комнате застоялся за ночь, пропитался дыханием пяти мужчин, потом, пылью и чем-то еще — чем-то невыразимым, что оседает в легких и напоминает: ты здесь не гость. Ты здесь пленник. 

Ржевский сидел на корточках у койки, тщательно, с почти религиозным усердием, чистил ботинки тряпкой. Кожа была старая, потрескавшаяся, но он втирал в нее крем так, будто от этого зависела его жизнь. 

— Жизнь — карнавал, — сказал он, не глядя на Корсара. Голос его был ровным, монотонным, как стук капель по жестяной крыше. — Одни надевают маски, чтобы спрятаться. Другие — чтобы стать видимыми. 

Корсар молчал. Он сидел на полу, окруженный куклами. 

Шесть пар стеклянных глаз смотрели в потолок. 

Он расставлял их в ряд, поправлял руки, головы, будто готовил к какому-то важному действу. Куклы были разными — кукла-старуха с лицом, покрытым трещинами, как фарфоровая чашка; солдат в потрепанном мундире; девушка с пустым, безликим взглядом. 

— Репетиция! — крикнул Корсар внезапно, хлопнув в ладоши. 

Тишина. 

— Сейчас ночь, — прошептала кукла-старуха. Ее голос был скрипучим, как дверь в заброшенном доме. 
— А нам спать, — добавил солдат. 

Корсар наклонился к ним, его лицо оказалось в сантиметрах от стеклянных глаз. 

— Вы куклы. Вы не спите. 

В углу у забора синий пес  прикрыл лапами уши. Итальянская забастовка. 

Девушка-кукла с лицом Македонии вдруг дернула головой. 

— Вы все инструменты! — прошипела она. Голос ее был резким, как скрежет металла. — вы рабы вашего безумия! 

Корсар засмеялся. 

— Рабы? У рабов есть хозяева. У них — только я. 

За окном, на пляже, зазвучали настоящие барабаны. 

Группа местных девушек в цветастых платках танцевала под ритм, их тела изгибались, как тростник на ветру. Их смех долетал сюда, звонкий и беззаботный, будто из другого мира. 

— Вот она, свобода, — прошептал Ржевский. 

Корсар не отрывал глаз от кукол. 

— Нет. Это побег от себя. 

Подпевалы и Договор

Глава X
Утро.  День III

Жара накрыла город, как раскаленный колпак. Воздух дрожал, насыщенный запахами рыбы, специй и чего-то гниющего — возможно, мечты. 

Менеджер проекта сиделa за столом, заваленным бумагами. У нее былфо лицо человека, который считает не деньги, а чужие грехи. 

— Ты хочешь работать по договору? — спросил он, не поднимая глаз. 

Корсар закурил. Дым стелился по комнате, смешиваясь с запахом пота и дешевого парфюма. 

— Договор? — Он усмехнулся. — Это бумажка, которую рвут при первой опасности. 

Менеджер наконец посмотрел на него. 

— Без договора нет страховки! 

Корсар потряс рюкзаком, из которого торчала голова куклы. 

— Моя страховка — вот. 

В углу комнаты сидели Подпевалы — два парня с гитарой. Их пальцы нервно перебирали струны, но звуков не было — они просто касались их, будто боялись разбудить что-то. 

— Нам бы хоть медицинскую... — пробормотал один. 

Ржевский фыркнул. 

— Вам таблетку от совести дать. Она дороже. 

В это время куклы устроили бунт. 

— Мы устали! 
— Хотим кальян! 
— И коньяк! 

Корсар швырнул им пачку дешевого табака.

— Держите. Это ваша «страховка».


Глава XI
Таблетки и Рио-Рита

Вечер. 

Голова Корсара раскалывалась. 

Он глотал таблетки одну за другой, запивая их коньяком прямо из горлышка. Жидкость обжигала горло, но боль в черепе была сильнее. 

— Убьет печень, — сказал Ржевский, наблюдая за ним. 

Корсар ухмыльнулся. 

— Лучше печень, чем душу. 

Куклы курили кальян, пуская кольца дыма. Безликая кукла напевала что-то на чужом языке: 

«Vi danser i m;rket...»

Глава XII
Дверь распахнулась. 

— Мы — Рио - Рита! Из Москвы! Рок-н-ролл! 

Девушка — стройная, блондинка, пирсинг в носу, глаза как бритвы. Парень — косая сажень, волосы цвета цикория. 

— У вас тут... экзистенциально! — крикнул парень. 
— Как Достоевский в аду! — добавила девушка. 

Ржевский налил им коньяку. 

— Пейте. Здесь все — герои трагедии. Даже куклы. 

Синий пес вздохнул. 

Барабанная дробь за окном слилась с шумом океана. 

Эпилог: Монолог Мессира Баэля

«La pluie de Salalah lave les r;ves, 
Mais pas les dettes.
Les poup;es dansent sans visage, 
Les chiens bleus r;vent d’os en or. 
O; est l’assurance?
Dans le sac du Corsaire?
Non. Dans le vide qui regarde fixement.
La vie est un carnaval de masques vides.
Et le tambour...
Le tambour bat la mesure de l’oubli.» 


( «Дождь Салалы смывает сны,
Но не долги. 
Куклы танцуют без лиц,
Корсар видит кости из золота.
Где страховка? 
В мешке Корсара?
Нет. В пустоте, что смотрит не мигая.
Жизнь — карнавал пустых масок. 
А барабан... 
Барабан отбивает такт забвенья.» )

Барабанная дробь стихла. 

Куклы уснули в рюкзаке. 

Только безликая шептала: 

«Vi venter p; deg...»

(«Мы ждем тебя...»)

Корсар погасил свет. 

За окном океан шептал то, что не мог сказать ни один договор.


Ржевский налил им коньяку: 
— Пейте. Здесь все — герои трагедии. Даже куклы. 

Синий пес вздохнул. Барабанная дробь за окном слилась с шумом океана.