Михалыч

Первый труп Михалыч обнаружил на утро после землетрясения.

Оно случилось ночью, его будку сильно тряхнуло, и следом все провода железнодорожной высоковольтной линии лопнули с пронзительным дзинь. Свет над переездом погас. Михалыч сел на своём лежаке, и ещё не до конца проснувшись попытался понять, что случилось. Было темно, но домик каким-то чудом устоял. Надо было выбираться наружу, оценить масштаб бедствия.

Михалыч натянул тулуп, нашарил впотьмах фонарь и толкнул фанерную дверь. Дело было дрянь. Светофор не горел, и все столбы на сколько хватало света от фонарика, завалились на одну сторону. Провода свисали с них черными плетьми и вяло качались под холодным ветерком.

«Дела» - подумал Михалыч. – «Когда ж до меня теперь доберутся…»

И проваливаясь по колено в свежий снежок, Михалыч пошёл вкруг своего жилища.  Домик у него стоял под холмом и был сложен из белого когда-то кирпича. Накрыт простой односкатной крышей и видимых разрушений не имел, даже рама в единственном окне не покосилась и стекло осталось целым.

Это было хорошо, по крайней мере он не сразу замёрзнет, но учитывая, как тряхнуло, и какие разрушения в этой связи могли быть в городе, про него вряд ли скоро кто и вспомнит. Михалыч вернулся в дом и подкинул пару полешек в маленькую железную печурку.

Ночь была изумительно тихой, за окном лениво падал снег, и поскрипывали, разгораясь дрова в печке. Спать не хотелось, Михалыч закурил. Город был километрах в восьмидесяти от его переезда. Поезда ходили здесь не часто, но теперь уже и вряд ли скоро пойдут. Телефон у него, конечно, служебный был. Старый, пластмассовый, черный, облупленный, но сейчас в трубке стояла ватная тишина. Запас еды тоже имелся, макароны, соль, сахар, сухари, всё это лежало в мешках под топчаном. Оставалось только ждать.

Спать Михалыч не мог, так и досидел до утра, пыхтя трубкой, а как только чуть развиднелось, опять вышел наружу. Падал снег и Михалыч побрёл по шпалам в сторону города. Не очень он сам и понимал, зачем туда идёт. Старик он был сухой и жилистый, но восемьдесят километров по морозу не прошёл бы и он.

На сколько хватало глаз все столбы или покосило или повалило прямо на рельсы.  Большинство деревьев вдоль железной дороги тоже попадали или наклонились. Огромная старая ель завалилась прямо на пути.

«Поезда теперь не скоро пойдут» - думал он, - «как же так тряхнуло то, сколько здесь живу, никогда такого не было». Вспомнилось ему как тридцать лет назад загорелась у соседа баня и огонь перекинулся на его избу. Вспыхнуло сразу, еле успел он выскочить, только кошку вытащил из-под кровати, а дом уже пылал. Пожарные приехали пепелище тушить, а кошка потом ещё много лет с ним жила на его переезде пока от полной дряхлости не околела…

Шпалы на железной дороге уложены так, чтобы по ним было неудобно шагать, но сейчас всё было присыпано снегом, поэтому Михалыч шёл довольно легко, и к обеду он нашагал километров тридцать. Пора было поворачивать назад, иначе к ночи можно и домой не успеть.

Пристроился на поваленном столбе отдохнуть. Съел пару кусочков хлеба, покурил и вроде решил уже поворачивать, но зацепился глазом за что-то на путях. Сквозь падающий снег видно плохо было и он пошёл посмотреть.

На рельсах лежал человек в оранжевой куртке. И был он безнадёжно мёртв. Лежал он, раскинув руки, словно хотел обнять землю, и повернув запорошенную снегом голову на бок. Кожа на лице покрылась инеем, а само тело задубело, глаза только бессмысленно смотрели куда-то в бездонное снежное небо.

- Откуда ж ты здесь взялся, - пробормотал Михалыч, уже понимая откуда. Где-то впереди был поезд, и ночью его повредило толчком, и возможно там были ещё люди.

Михалыч, зачем-то оттащил мертвеца с путей и прислонил к покосившемуся столбу, закрыл ему глаза. Если помощь не придёт быстро, труп, конечно, съедят волки. Подумав о волках, Михалыч нервно оглянулся по сторонам, но лес словно вымер, тишину нарушали только редкие поскрипывания треснувших деревьев.

- Надо идти, - сказал сам себе Михалыч и пошагал вперёд. И буквально через несколько минут увидел сквозь снежную пелену поезд. Это был короткий товарняк, ударом его сбросило с рельс, локомотив пропахал снежную целину и уткнулся носом в отвал. Остальные вагоны расцепившись лежали по разные стороны путей.

- Есть кто живой? – Михалыч заспешил к локомотиву. В кабине был ещё один труп, человек в форме железнодорожника лежал лицом вниз на зелёном пульте управления в луже замёрзшей крови.

Оглянувшись Михалыч увидел ещё несколько тел рядом с поваленными вагонами. Это было странно, поезд товарный, и в нём никого быть не должно, но думать об этом было не когда.
Первое тело оказалось женщиной, лицо у неё от удара тоже было разбито, и понять в красной ледяной корке что-либо не представлялось возможным.

Отдуваясь Михалыч отволок её к упавшей ели и вдруг заметил, что она совсем не по-зимнему одета, джинсы, лёгкий свитерок, кроссовки, ни куртки, ни шапки на ней не было. Не было никакого багажа, даже сумки и той не было.

«Как ты попала на этот товарняк, зачем?» - мелькнула мысль, но Михалыч поспешил к другим.

Живых не было. Ещё двадцать людей лежали в разных позах, вокруг путей. Не все погибли в момент схода поезда с рельс, кто-то покалеченный пытался куда-то ползти, кто-то вроде даже ещё шёл, но ночь в зимнем лесу не пережил никто.

Михалыч проваливаясь в снег иногда по пояс, добрался до каждого, и снова удивлялся, что все эти люди были, без багажа, кто-то без верхней одежды, молодые и старые, они просто запрыгивали в проходящий мимо товарняк, как будто убегали от чего то.

Он совсем забыл про время, стаскивая мертвецов в одно место и раскладывая их в ряд, но в какой-то момент силы оставили его, и привалившись к лежащему поперек путей пустому вагону, он заметил, что уже стемнело.

«Домой теперь по ночи идти» - вяло подумал он и попытался набить трубку. Руки тряслись от усталости так сильно, что он не смог даже закурить. Посидев не много, он решил подняться и не смог. Всё тело внезапно превратилось в студень, который не хотел слушаться головы. Навалилась ломота, и Михалыча начал потряхивать озноб. Перетаскивая мертвых людей, он даже вспотел, а теперь нутряной холод поднявшись из живота заставлял его стучать зубами. Сил не было совсем.

Ни разу за свою долгую жизнь Михалыч не уставал так, чтобы тело перестало слушаться. Ни на каменном карьере, где после дробилки сортировали щебёнку по двенадцать часов подряд, ни на лесосплаве, где вообще не было выходных, ни на судоремонтном, нигде.

Снег перестал и над головой начали потихоньку загораться звёзды. Михалыч всё пытался отдышаться, но его с каждой минутой трясло сильнее и сильнее. И вдруг вырвало кровью.

«Что это со мной» - он успел наклонится, и его с жутким спазмом вырвало опять.

- Ты умираешь – сказала кошка. Она пришла из темноты и села с ним рядом. Старая, пегая, непонятного бело-жёлтого цвета, такой какой он её и помнил.

Михалыч с трудом повернул голову и посмотрел в сторону города от куда пришёл поезд. Небо в той стороне было оранжевым и не думало темнеть.
 - Горит там что-то. – из последних сил прошептал он.

- Горит, - согласилась кошка, - ты спи, там теперь всегда будет гореть.

Михалыч хотел было протянуть руку что бы её погладить и не смог.

«Надо бы глаза хоть закрыть, а то негоже» - ещё успел подумать он, и повалился на бок, так и не успев это сделать.