Далёкие и близкие, семейно-психологическая повесть

                Отрывок первый

   Примерно в восьмидесяти километрах от северной столицы Греции города Салоники, на полуострове Халкидики, расположено уютное местечко Калифея.
   
   Селение красиво раскинулось на побережье залива Торонео и надёжно укрыто от морских штормов высокими холмами Кассандры и Ситонии.

   На окраине этого уютного курортного греческого приморского посёлка Леонид Кондаков восемь лет назад купил небольшой двухэтажный дом общей площадью чуть больше ста пятидесяти квадратных метров. На первом этаже его располагались большая гостиная, кухня-столовая, ванные и туалетные комнаты. Наверху имелись четыре просторные комнаты со всеми необходимыми удобствами для комфортного отдыха. Из каждой комнаты имелся свой выход на просторный балкон, с которого открывался живописный вид на ярко-синее таинственное греческое море.

   Перед домом раскинулись ухоженная зелёная лужайка, густые взрослые оливковые и мандариновые деревья, цветущие клумбы с разными сортами цветов. Сложенный из строительного камня и обвитый цветущими растениями дом хорошо сохранял жарким летом прохладу внутри и был тёплым в ненастную ветреную зиму.

   Сбоку, в правой части его, располагался гараж для двух машин. Участок был огорожен добротным каменным забором, и обустроена надёжная система наружного видеонаблюдения.

   В отсутствие собственника надлежащее состояние дома и участка поддерживало местное коммунальное бюро, с которым у Кондакова был заключён специальный договор. В болгарском городе Варна супруги Кондаковы имели пятикомнатную элитную квартиру, но эта недвижимость была зарегистрирована на жену Алису и дочь Киру.

   Поочерёдно выезжая на отдых то в Болгарию, то в Грецию, Кондаковы чувствовали себя очень удобно и комфортно, поскольку между странами имелось хорошее сообщение по суше и морю. Незадолго до семейного разрыва Дианы с мужем Леонид Кондаков, планируя вместе с ней поездку, помог оформить ей и сыну все нужные доку-менты для выезда на отдых за границу.

   В школу, где обучался Ермолай, были представлены необходимые медицинские справки о необходимости сезонного лечения подростка. Одним словом, возлюбленный взял на себя все хлопоты по организации путешествия на морское побережье Греции.

   Была середина октября.

   Самолёт зарубежной авиалинии вылетел из Москвы глубокой ночью и находился в полёте почти пять часов. По прилёте в Салоники, в аэропорт «Македония», Леонид сразу взял такси, и через два часа они были в Калифее, в его доме. Тут же легли отдыхать, поскольку ночью в самолёте спали беспокойно. Погода стояла сухая и тёплая, с моря дул лёгкий морской бриз, было двадцать четыре градуса тепла.

   Радостное настроение Дианы омрачалось только одним обстоятельством.
Ей требовалось очень деликатно объяснить сыну: кто такой Леонид Корнеевич и почему он так добр к ним? Сделать это было непросто.

   Ермолай рос спокойным и покладистым парнем, у него уже стал ломаться голос, появились первые признаки мужественности. Временами юноша проявлял заметные порывы начинающейся независимости в суждениях и поведении. Когда перед самой поездкой мать кратко объяснила ему, что у неё с отцом возникла размолвка и они вряд ли уже увидятся, он печально посмотрел на неё и ничего не ответил.

   Но когда она сказала, что один очень хороший человек предложил им отдохнуть на море в Греции, глаза парня романтично засверкали. Увидеть своими глазами афинский Акрополь, храм олимпийского Зевса, пиратскую бухту на острове Крит и другие древние греческие памятники — было его потаённой мечтой.

   Он был достаточно рослым для пятнадцатилетнего парня, доставая головой почти до самого плеча матери. Смуглое лицо, густые русые волосы, широкий подбородок и прямой нос придавали ему вид почти взрослый и уверенный. Очень похожий на своего отца, Ермолай унаследовал от матери лишь её глаза — карие, загадочные и выразительные, — излучавшие самые сокровенные душевные чувства.

   Как-то раз перед самым отъездом, когда Кондаков вечером привёз к ним домой все нужные в дороге документы, сын тихо сказал матери:

   — А мне не хочется ехать без отца. Где он сейчас? Мы всё увидим, а как же он? Почему - без него? Он ведь хороший…

   Под сердцем у матери больно ёкнуло, и она ответила:

   — Сынок! Отец сам собрал вещи и ушёл от нас.

   Женщина выдавила это из себя, понимая, что слова эти верны лишь отчасти и сказаны ей, чтобы хоть как-то смягчить боль расставания с мужем.

   Когда вечером сын уснул, и мать осталась одна, то сон долго не приходил к ней. Диана расплакалась уже во второй раз, сожалея о случившейся семейной размолвке. С прежним мужем было легко, скромно и понятно, а с новым любимым слишком богато, неясно и тревожно. Но вскоре временная хандра отступила в заботах о предстоящем путешествии, и мысли о муже больше женщину не посещали.

   Теперь вот здесь, в солнечной Греции, Диана решительно постаралась прогнать мысли о Кирилле, однако они никак не отступали...

   Их нельзя было выкинуть из сознания, как выметали в Калифее утром упавшие сухие листья с длинной каменной лестницы, ведущей вниз к солнечному морскому пляжу, по которой они ежедневно весело сбегали купаться к нежному морю.

   Леонид подарил им с сыном красивую сказку. Они плавали в хрустальной, ещё достаточно тёплой морской воде с запахом и вкусом водорослей, загорали на ослепительно-белом пляжном песке. Упругий, чуть прохладный ветерок, тянувший из глубины остывающего, но ещё не холодного моря, ласкал лицо и тело. Солнце и воздух, морская вода, чувства и настроение — всё было греческим.
 
   Они катались на лодках и катамаранах, ездили на автомобиле в самые укромные места чудесного полуострова. В ясную погоду любовались вершиной видневшейся горы Афон, где были древние монастыри и среди них главный — Иверский монастырь.

   Вечерами гуляли по уютной набережной, участвуя в песенных и танцевальных карнавалах, ужинали в роскошной таверне. Поздним вечером, когда уставший Ермолай засыпал беспробудным сном, Леонид и Диана уходили к морю и возвращались назад через полтора-два часа счастливые от любовного свидания.

   Однажды ночью они расположились на пляже, где сосны подступали почти к бившимся волнам. Лёгкий прибой, не уставая, шумел, накатываясь на шершавый упругий песок берега.

   Обнимая любимого в очередной раз, Диана спросила:

    — Ты меня очень любишь?

   Задыхаясь от глубины чувств, Леонид ответил:

   — Диана!.. Любовь моя!..

   Почти шёпотом Котова ласково сказала:

   — Нам хорошо сейчас. Но ты женат, и сколько мне ждать твоей свободы?

   — Это решится сразу после нашего возвращения. Меня женили по расчёту, я не люблю Алису и объясню это дочери, когда та повзрослеет.

   Диана легонько отстранилась и посмотрела Кондакову в лицо. В темноте лунной ночи её возбуждённые красивые глаза беспокойно блестели.

   — Ты ведь знаешь... Я пожертвовала всем ради нашей любви, но мне… по-прежнему жаль мужа! Я не знаю почему, но не могу, «не умею» забыть и выкинуть его из своего сердца. Что он будет делать один? Во мне тревога и предчувствие чего-то недоброго, очень злого и страшного…

   Она заметила, как по лицу Леонида на короткий миг пробежала чуть заметная тень недовольства, и следом, сделавшись прежним, он сказал:

   — Давай я помогу ему с достойной работой в нашем городе. Это не составит мне труда, а ты предложи ему это место, когда я его найду.

   — О-о-ох, не знаю, как сказать ему! Он гордый, очень гордый! Мне очень тяжело…

   — Я понимаю, всё прекрасно понимаю, столько лет прожито вместе… — скороговоркой ответил Леонид, и в его голосе любовно-нежные оттенки сменились на другие — тоскливо-равнодушные.

   Луна спряталась в курчавых облаках. В любовном упоении мужчина и женщина взялись за руки, вошли в воду и бросились навстречу набегавшей морской волне. Море приняло их в свою ночную прохладу. В сумраке синевы они плыли вдоль берега в сторону высоких прибрежных елей. Ночная луна мягко освещала их длинными лучами бледного света.

   Проплыв несколько десятков метров, влюблённые вышли на берег, взялись за руки и устало побрели к оставленной вдали одежде, не спеша оделись и побрели к дому. Ермолай давно крепко спал и не слышал, как они вернулись назад, приняли душ и легли спать в отдельной комнате.

   Как один день пролетели две недели романтического отдыха у моря, и вскоре они вернулись домой, вылетев на самолёте через столицу страны — Афины, посетив там знаменитый Акрополь и храм олимпийского Зевса.

   Ермолай, осматривая полуразрушенные творения античных греков, уже немного привык к избраннику матери, однако обращался к нему официально, называя строго по имени и отчеству. Кондаков же по приезде домой не поехал с объяснениями к жене, а остановился вместе с Дианой и её сыном в заранее снятой квартире.

   Через два дня он подал заявление в суд о расторжении брака.

   В нём Леонид указал, что фактически проживает с другой женщиной, семья их распалась и примирение с супругой невозможно.

                Отрывок второй

   В пустом вагоне метро Котов присел на сиденье и крепко задумался.
Разрыв семейных отношений с Дианой тоже мучил мужчину. Сознание не хотело смириться с потерей любимой женщины. Кирилл делал выводы самые разные и очень болезненные.

   То он яростно и беспощадно обвинял во всём свою жену, вспоминая, сколько раз Диана за время совместной жизни легкомысленно флиртовала в компаниях, где были другие мужчины. Тогда её поведение ему казалось лёгкими забавными розыгрышами.

   За многие годы семейной жизни муж научился хорошо понимать жену. Женщина была ему всегда верна и не склонна к измене. То он начинал обвинять себя, и это было для него больно.
   Где, когда и почему он «упустил» жену? Как мог другой мужчина вскружить ей голову и найти себя в её сердце? Что он не сумел дать жене, что давал ей другой? Ведь решиться на измену при несовершеннолетнем сыне она просто так не могла.
   Диана не стремилась к особому материальному благополучию и тем более роскоши, и этот разрыв не имел глубокой материальной причины. Супруги жили дружно и без всякой нужды.

   Вдруг Котов подумал:
   «А если — это действительно любовь?!»
   В голове его тоскливо зашумело.
   «А случись нечто подобное со мной? Как бы я поступил?! — продолжал размышлять он, и в голове мужчины послышался лёгкий колокольный звон. — Правы были древние!
   Все земные беды случаются от женщин!
   Но выход должен быть... Решаю же я трудные инженерные задачи, так неужели мне не по плечу решить свою семейную проблему?»

   Объявили его остановку, и мысли мужчины оборвались. В извивающейся и несущейся толпе пассажиров метро Котов стремительно двигался к выходу и вскоре уже находился у своего чертёжного кульмана в знакомом кабинете, заставленном старыми потрёпанными шкафами с папками, техническими справочниками и документацией.

   Начальник проектного бюро благоволил Котову. Когда тот появился на пороге, он радостно всплеснул руками и прогудел хриплым басом:
   — Слава  богу, Кирилл Павлович прибыл!.. Ждали вас, — как из Америки!.. Крытые павильоны нас скоро убьют! Расчётная часть не готова, копировки не делали, а два чертёжника из Смоленска позвонили и объявили: заболели и не будут. Проект нужно сделать за десять дней. Работу оплатят в двойном размере. Завершите, получите деньги и можете ехать домой. Пожалуйста, Кирилл Павлович, постарайтесь, очень вас прошу!.. —  Котов никогда не подводил своего руководителя — человека пожилого, сердобольного и ответственного — и потому сказал:

   — Хорошо, попробую, но нужно заранее согласовать сроки выхода всех служб на объекты.

   — Это сделаем, это обеспечим, не волнуйтесь, Кирилл Павлович… Вы приступайте, а контрольные службы мы известим! — радостно прохрипел сердобольный начальник.

   Первый день начинался трудно. Работа шла вяло и тяжело. День казался длиннее вечности. Кириллу не удалось отдохнуть во время ночной дороги, он чувствовал себя разбитым и усталым.
   Наконец пришёл вечер, он отправился в общежитие, где проживали иногородние сотрудники. Обессиленно прилёг на свою неразобранную кровать и закрыл глаза.
В голове крутились чертежи, математические расчёты, планы и схемы, бурные разговоры с женой…
   «Устал. От всего устал...  Жизнь  заела…»  — звенела в голове назойливая мысль.
   Кирилл пролежал примерно полчаса, а затем резко встал и, насилуя себя, оделся, вышел на улицу, чтобы купить что-нибудь к ужину.

                * * *

   До ближайшего супермаркета было всего около трёхсот метров.
   Часть пути пролегала за старыми кирпичными гаражами, теснившимися на окраине жилого микрорайона.
   Узкая извилистая тропинка, петлявшая по размытому грунту между строениями, была скользкой от моросившего дождя. Котов редко ходил по этому короткому пути, лишь иногда, когда очень спешил, и поэтому пошёл именно здесь. Ноги, обутые в осенние туфли, разъезжались по осенней липкой земле.

   Держа в одной руке зонт, а — другой, придерживая перекинутую через плечо сумку, мужчина старательно обходил глубокие, залитые водой места на неудобной тропинке.
   Смеркалось…
   Вечернее время приближалось к восьми часам, Кирилл шёл в полном одиночестве.
   Вдруг на тропе Котов увидел перед собой огромную  бойцовскую собаку и сразу же остановился. Без хозяина, с грузным ошейником, без поводка, в пяти метрах от него сидело на задних лапах страшное животное, от вида которого холодела кровь в жилах. Мужчина стал опасливо топтаться на месте, энергично осматриваясь по сторонам, в надежде увидеть её хозяина…

   Тревожный ледяной озноб рокового предчувствия пробежал по его телу, и, посмотрев животному прямо в глаза, он захотел понять чувства и намерения неподвластного ему живого существа…
   Выпуклые, ярко-оранжевые, пылающие азартом жестокой борьбы — эти глаза таили в себе страшную беду… Полураскрытая пасть с блестящими рядами крепких зубов, агрессивно поднятые серые уши и свисающий вниз массивный мокрый  язык — явились Кириллу из мира диких чудовищ…

   «Где её хозяин, почему она одна?!» — подумал он. Но в ответ лишь сильнее пошёл дождь... Её дыхание учащалось, капли слюны падали с ярко-багрового языка на раскисшую землю. Человек и полудикое животное замерли на одной тропе в ожидании неминуемой  развязки. 
   —  «Уйди, уйди, пожалуйста!..  Не хочешь?!.. Ну, тогда я уйду…» — пульсировали нервные мысли в сознании Котова.

   Прошло две-три секунды…
   Кирилл решил вернуться назад, стал неспешно поворачиваться спиной к животному (хотя с детства знал, что это не следует делать), и собака с оглуши-тельным рычанием кинулась на него. Мощный бросок её чугунного тела моментально сбил мужчину с ног.
   Вцепившись страшными зубами ему вначале в плечо, а затем в грудь, разъярённое животное стало бешены-ми укусами рвать одежду и тело Котова.

   Неумело выставив руки, защищаясь сумкой, он громко закричал, стараясь позвать кого-нибудь на помощь, но слабеющие крики человека нельзя было услышать в шуме моросящего дождя.
   Время застыло, остановилось, горящая боль бешеных укусов стала перетекать в огненный пожар, и Котов полетел в пылающую бездну, где, теряя сознание, почти не ощущал, как бойцовская собака рвала на куски его обмякшее покорное тело.

   Вспыхнули обрывки последней мысли:
   «За что…, почему так?!..»
   
   Случайные прохожие услышали доносившийся свирепый рёв собаки слишком поздно. Прибежав на место, они с трудом отогнали разъярённое животное. В большой луже находилось залитое кровью и грязью изуродованное тело мужчины без признаков жизни, прикрывавшего застывшей правой рукой голову от случившегося агрессивного нападения.
  В дежурном журнале «Скорой помощи» в тот день было скупо записано:
«Сообщается, что за гаражным массивом бойцовская собака насмерть загрызла мужчину сорока лет. Документов  при себе не имеет. Личность не установлена. По месту вызова направлена дежурная машина врачей…».

                Отрывок третий

   Во дворе сгущалась темнота, Кирилл не замечал людей, проходивших в знакомый подъезд его дома. В окнах многих квартир ярко вспыхивал свет, жильцы возвращались с работы домой. Там, в теплоте и домашнем уюте жилища, они были вместе с родными людьми, рассказывая о радостях и горестях минувшего дня, веселились, наверное, бранились, кого-то ругали, а кого-то любили, жалели или ненавидели.
 
   В этом обычном доме текла заурядная человеческая жизнь, именуемая городской, с набором удобств, за обладание которыми стоически сражаются люди, забывая, что они — крохотные муравьи мироздания, что природа подарила лишь одно истинное богатство — любить и быть любимыми!..
   
   Люди не задумывались, что это «богатство» нельзя продать, купить, положить в солидный банк под выгодные проценты.
   Небесное, божественное слово — Любовь!..
   Маленькие дети, ещё недавно игравшие во дворе, разошлись по квартирам. Котов одиноко сидел в сумраке вечера и тоже решил уходить. Рядом с ним, почти под самыми ногами, лежал брошенный и забытый кем-то из детей мягкий теннисный мячик.
    
   Кирилл машинально поднял его и, разминая в своей холодной ладони, зачем-то положил в карман куртки.
   «Ну что же, пора ехать в гостиницу…» — решил он и бросил прощальный взгляд на окно квартиры, но теперь, к его удивлению, оно светилось, и это привело мужчину в радостный восторг.
   Кириллу показалось, что в нём маячит силуэт жены и он, едва передвигая одеревенелые ноги, двинулся к дому.
    Опираясь на спасительную трость, он стал рассматривать женскую фигуру, но не мог её разглядеть; подошёл почти к самой стене и вдруг в непроницаемом дрожащем тумане увидел Её!..
   
   Диана хозяйничала на кухне, то появляясь, то исчезая из поля зрения. Занавески были раскрыты, его зрячий глаз это плохо видел, но он ощущал присутствие любимой во всём!.. И вот Котов уже заметил рядом с ней сына, что-то объяснявшего своей матери.

   — Диана!.. Сынок!.. — задыхаясь, прохрипел Котов, сразу же пошёл вперёд, но, не успев выставить трость, моментально упал в сухие кусты на дворовой клумбе, и тотчас полыхнули острой болью его рука и лицо.
   Кровь тёплыми струйками потекла по щекам.
   
   Он стал подниматься, но сумел встать лишь на колени и, мучительно ползая в спутанных колючих кустах, с трудом отыскал спасительную трость.
   Он распрямился, посмотрел в дорогое ему окно, но там были уже закрыты шторы, и за плотной тканью ничего нельзя было рассмотреть. Кирилл не мог понять, определить, — где они…
   Секунды живого видения Дианы и сына придали мужчине сил…

   — Диана одна! Она ушла от него, о-о-о…, счастье моё…, это судьба!.. — горячо бормотал Кирилл; он поднялся с земли, рывком выхватил из кармана найденный во дворе теннисный мячик и, сделав два шага вперёд, размашисто бросил его прямо в окно.

   В голове мелькнула хмельная мысль:
   «Они на кухне!.. Только бы попасть!.. Позвать и увидеть их ещё раз! Не попаду — всё пропало! Не найти мне тогда этот мяч в кустах!..»

   Удача оказалось на его стороне. Упругий мячик, скользнув в лучах оконного света, гулко ударил в стекло, и Кирилл тревожно замер, сердце его забилось любовным трепетом, разрывая бешеными толчками слабую грудь. Пробежали томительные секунды, но к окну никто не подходил.

   «Ну, вот и всё! Не услышали!..» — подумал удручённый мужчина-калека.
   И вдруг кухонные шторы резко распахнулись в разные стороны, и Котов увидел её — Диану, смотревшую вниз, в его сторону, а за плечом матери был Ермолай. Мать и сын внимательно и настороженно смотрели в укрывавшую его от них темноту кустарника, и Кирилл, забыв обо всём на свете, в горячем, щемящем душу волнении, охватившем его счастливой волной, захотел крикнуть:

   «Я вас очень люблю!..» — но лишь задохнулся от… изумления! В вечернем сумраке и лучах электрического света Диана была сказочно красива!..

   Её волнистые тёмные волосы спадали до самых плеч, укрытых светло-розовым пледом; загадочное лицо было в тревожном смятении, и от этого казалось ещё более красивым, близким, родным, безумно любимым и недоступным…
   
   Задыхаясь от увиденного, он попятился, стал отходить назад, боясь оказаться узнанным женой и сыном, споткнулся, упал навзничь. Тело опять пронзила острая боль, он вторично потерял трость, с огромным усилием встал на ноги и пошёл всё дальше и дальше от родного дома, а затем остановил такси и поехал в привокзальную гостиницу.

   Котов уже не видел, как из подъезда живо выбежал его сын, как долго и тщательно осматривал он всю цветочницу и кусты у дома, нашёл в них мягкий теннисный мячик и утерянную трость, не слышал, как весь вечер Ермолай страстно говорил взволнованной матери следующие слова:

   — Мама! Этот уродливый мужчина, кинувший мяч в наше окно, очень похож на отца!
Я успел заметить его походку и характерные движения!

   Задыхаясь от предчувствия чего-то важного и непоправимого, мать опять разрыдалась от вечерних переживаний,  многократно повторяя  одно и то же лихорадочное заклинание:

   — Господи! Если это так, то почему он сразу ушёл от нас, ну почему… Что случилось с ним?! Господи, объясни нам… А трость, почему трость?!

   Разволновавшись, мать и сын говорили об этом до глубокой ночи. И вдруг в звенящей ночной тишине женщину будто ударило разрядом тока. Схватившись за грудь, Диана испуганно прошептала:

   — Случилась какая-то страшная беда!.. Мне почудилось, что Кириллу сейчас плохо…, очень плохо!..
 
   Котов совсем не помнил, как приехал в гостиницу, как пошёл ужинать в ресторан и там впервые за свою жизнь выпил бутылку водки, а затем были какие-то грязные и омерзительные люди, которые били ногами его совсем бесчувственное тело, и вскоре наступила долгая и холодная ночь.

   Когда сознание снова вернулось к слабому мужчине, то он с большим удивлением обнаружил, что лежит в каком-то загаженном, отвратительном, душном подвале, на мятом диване и ему очень хочется пить. Кирилл хотел повернуть голову, но не мог это сделать; тело было совершенно чужим, непослушно-ватным, а рядом с ним никого не было.

   Котов не мог вспомнить, где он был этой ночью и что делал; сознание уплывало от мужчины, и он снова провалился в глубокий омут забытья…

   Полный текст повести можно прочесть на сайте "Книги Льва Ильина читать онлайн"