Горная роза, кавказский роман

               
                Отрывок первый
               
                Столетию
                Карачаево-Черкесии
                посвящаю
               

                Кавказ — явление от Бога —
                Обитель мира и любви!..
                Загадочна его дорога,
                И нет чудеснее земли!..

                Ручей Эльбруса — песня трелей —
                Отправил в путь реку Кубань.
                Бежит вода между ущелий,
                Как ослепительная лань.

                И дух её — свободный, гордый —
                Вознёсся выше острых скал,
                Туда, где коршун горный
                Летать вовеки не мечтал!..

                Лев Ильин
               
                Назначен был героям путь
                Бедой народною и роком;
                Их волю было не согнуть,
                Их подвиг не очерчен сроком!..

                Лев Ильин

                Глава первая
   
   Осень 1926 года в Карачае выдалась сухой. Прохладная ночь окутала горы.
   Спал старинный аул Учкулан.
   Лишь в крохотной хате Верхнего Учкулана светилось одно окошко. Язычок пламени медленно догорал в лампе, сжигая последние остатки керосина. На стенах и потолке тесной хаты отражались причудливые тени. За низким столом сидела девочка-горянка и старательно выводила в тетради перьевой ручкой задание по арифметике.

   Девочку из бедной семьи звали Залихат, ей было тринадцать лет, и она посещала пункт по ликвидации безграмотности. Красивые карие глаза светились напряжённой мыслью, а смолисто-тёмные густые волосы спадали на плечи, укрытые серым пуховым платком.

   — Тридцать семь… плюс сорок восемь… — шептали губы ученицы. Лицо девочки застыло, замерло, но в следующее мгновение засияло светлой радостью верного сложения сложных чисел.
   
   Горянка училась грамоте четыре месяца, хорошо читала, писала, считала.
   Но особенно ей нравились уроки истории, географии, литературы.
   Она узнала, что когда-то, давным-давно, в мире были разные страны и народы, а в октябре 1917 года в далёком русском городе Петрограде свершилась самая справедливая революция в мире, освободившая всех бедных людей от векового рабства, и её возглавил вождь угнетённых народов Владимир Ильич Ленин.
   Он умер два года назад, оставив своё главное завещание: «Учиться, учиться и учиться!», и Залихат его старательно выполняла.

   Уроки в ауле вела пожилая русская учительница, приезжавшая в Учкулан из дальней станицы Баталпашинской. Одетая не по-горски, в городской шляпке, без платка на голове, она вызывала удивление многих людей. Но вскоре горцы привыкли к Марии Павловне – так звали женщину, – прониклись к ней уважением и стали задавать ей первые робкие вопросы:

   «Почему вращается Земля, светит солнце, бегут реки? Каким был Кавказ тысячу лет назад? Что дала горцам великая русская революция?»
Учительница охотно отвечала всем любознательным ученикам, среди которых были и наивные дети, и умудрённые жизнью старики.

   Язычок дымного пламени в лампе съёжился, затрепетал, готовый вот-вот погаснуть. Заканчивался керосин.
   И тогда на помощь девочке пришла сама природа. Из-за высокой отвесной скалы ущелья, покрытой вековым таинственным лесом, выплыл ярко-жёлтый диск луны.

Сливаясь с бледным светом лампы, небесное светило вовремя выручило прилежную ученицу. Не мешкая, Залихат быстро обмакнула перо в чернильницу и вывела последние цифры сложного арифметического задания.

   «Всё! Слава Аллаху!» — в радостном волнении забилось сердце ученицы. Она отложила ручку на подставку, плотно закрыла крышку пузырька с чернилами. Девочка оставила лежать тетрадь открытой, чтобы лучше подсыхали чернила.

   — Залихат, дочка! Иди спать, уже поздно… — послышался сзади, из глубины хаты, полусонный голос её матери.

   Не поворачиваясь, девочка тихонько ответила:
   — Я сейчас, сейчас…. В лампе ещё осталось немного керосина…

   Мать ничего не ответила, а лишь сонно, тягостно вздохнула, повернувшись на другой бок.
   На широкой постели в дальнем углу спали старшая и младшая дочери, Аминат и Хабий. Главы же семьи, отца Биболата Эркенова, и двух сыновей-подростков (старшего, Ханапия, – близнеца Залихат, и младшего, Магомета) дома не было.
   
   Буквально на днях в этой семье ожидали возвращения мужчин с горного пастбища, где они с ранней весны подрядились пасти большое стадо овец. Накануне к их долгожданной встрече мать и дочери испекли свежий арпа гырджын (ячменный хлеб), и в хате приятно пахло печёным тестом.
   
   Залихат взглянула на мать — та крепко спала. Девочка потянула из своей холщовой сумки книгу, которую на три дня дала ей почитать Мария Павловна.
   На синей обложке был изображён красивый русский офицер в голубовато-розовом мундире с золотистыми галунами. Залихат хорошо знала, что в Учкулане к военным людям относятся с опаской, считая их бедой. В горских домах было не принято иметь подобные изображения и картины.

   Но здесь был особый случай. Учительница поведала впечатлительной Залихат историю жизни молодого русского поэта, служившего когда-то на Кавказе и погибшего на дуэли, прочла его отдельные стихи, которые растрогали девочку.

   В свете гаснущей лампы Залихат робко открыла обложку книги и прочла её заглавие:
   «Михаил Юрьевич Лермонтов. "Мцыри"».

   В трепетном волнении ученица перевернула первую страницу, придвинулась поближе к лампе и осторожным шёпотом стала читать:

                Немного лет тому назад,
                Там, где, сливаяся, шумят,
                Обнявшись, будто две сестры,
                Струи Арагвы и Куры…

   Язычок пламени в чадящей лампе заметался словно мотылёк, съёжился и погас. Из закопчённого абажура пахнуло дымом сгоревших остатков керосина.
   Луна уходила за горную отвесную скалу, в хате сгущалась темнота, ночь вступила в свои полные права. Расстроенная этим Залихат убрала книгу в сумку, по-кошачьи ловко пробралась к спящим сёстрам.
 
   Закрывая усталые глаза, обнимая спящую возле неё младшую сестру, девочка ещё раз прошептала понравившиеся ей строки:

                Обнявшись, будто две сестры,
                Струи Арагвы и Куры…

   Блаженный сон вскоре окончательно овладел любознательной горянкой, и она крепко уснула...
               
                Отрывок второй

   
   Егеря заняли удобную позицию над партизанами, на высоте более двухсот метров, и оттуда открыли гибельный миномётный и пулемётно-ружейный огонь. Смерть распустила крылья, нависла над партизанами, и нужно было срочно выбить с этой позиции горных стрелков, не дать им возможности сеять гибель людей!..

   Немецкие мины ложились непрерывно, от их оглушительных взрывов тряслись горные склоны, осыпались камни. Залихат подползла к командиру отряда «Мститель» и вызвалась прорваться по соседнему, опасному косогору наверх, ещё выше егерей, чтобы открыть огонь по ним оттуда, сбросить их с этого проклятого места, развязать «огненный мешок», устроенный её боевым товарищам.

   — Нужно это делать сейчас же, пока немцы не закрыли тропы!.. — громко, натужно кричала Эркенова командиру. Оглушительный грохот боя не давал возможности говорить нормальным голосом.

   Тот согласился, выделил команду из семи человек вместе с Хасаном Лайпановым — милиционером из Микоян-Шахара.
   Этот обаятельный, душевный парень был знаком Залихат ещё во время её работы в областной газете. Перед войной Лайпанов открыл в городе секцию спортивного туризма, которую посещало много молодёжи.
   Прекрасный альпинист и спортивный борец, он был ещё и человеком открытой души, заботливым товарищем. В любое время суток к нему можно было обратиться за помощью и советом, и он никому не отказывал. Хасан прекрасно знал родные горы.
   
   В начале боя он был легко ранен в бедро, но ранение оказалось неопасным, скользящим. Молодой человек сам перевязал себя и продолжал вести бой.
   Получив столь ответственный приказ, горец крепко сжал в руках горячий от стрельбы пулемёт и как-то очень хладнокровно, скромно сказал:
 
   — Хорошо… мы сделаем это…

   Комиссар отряда тоже закинула на плечо пулемёт, поправила висевшую на боку патронную сумку, и группа направилась в обход немцев. Партизаны карабкались по опасному каменистому склону, уходя в левую сторону от полыхавшего внизу боя, в котором с каждой минутой гибло всё больше их товарищей.
   
   Крепко стиснув зубы, цепляясь за редкие корявые ветки, продираясь кое-где ползком между узкими расщелинами в грудах камней, они упорно двигались к цели — подняться выше хвалёной дивизии «Эдель-вейс».
   
   Прошло десять, а затем двадцать минут, и до заветной цели им оставалось совсем чуть-чуть — два десятка метров скального пути, — когда их обнаружили зоркие егеря. Немецкие снайперы тут же открыли огонь, и двое партизан были убиты.   

   Сражённые пулями, их тела шумно полетели вниз, увлекая за собой камни и поломанные ветви горного кустарника. Нельзя было помочь погибшим, нужно было думать о живых, о тех, кто вёл бой внизу, в месиве кровавой войны.
   
   Партизаны укрылись за каменным выступом. Цель была рядом, до неё было близко!   
   Там, наверху, была отменная позиция для победного огня, но это прекрасно понимали и стрелки «Эдельвейса».

   Лайпанов громко крикнул:
   — Я пойду!.. Я проберусь!.. Укройтесь!..
   В его словах было столько решимости и силы духа, что оставшиеся пятеро партизан вместе с Залихат едва успели проводить его взглядом.
   Лайпанов легко отпрыгнул в сторону, скрылся за одним камнем, затем за вторым, третьим и так, прячась от летевших в него хищных пуль снайперов, уверенно шёл к нужной вершине. Десять минут его отчаянного восхождения показались партизанам вечностью.

   Но вот сверху раздался грохот очередей его пулемёта, и егеря засуетились, стали прятаться от меткого огня. Этим «горным прыжком» Хасан дал возможность пробраться к нему товарищам, и через пять минут два пулемёта и четыре винтовки партизан решили исход боя.

   Словно на учении, стреляла из пулемёта Залихат. Падали скошенные ею гитлеровцы, другие же пытались укрыться в доступных местах, но меткие очереди находили их повсюду. Заллю увидела, как немецкий офицер, полулёжа за камнем, отдавал какой-то приказ, свирепо махая рукой.

   Комиссар взяла его на мушку, нажала на спуск, выпустила короткую очередь.
   Немец опрокинулся навзничь, пули прошили его тело.
   Офицер был убит наповал, и егерями овладела паника. Прицельный огонь партизан не оставлял немцам шансов на спасение. Они прекратили стрельбу, и лишь очень немногие из них смогли найти убежище в расщелинах, кустарниках, за камнями.

   Партизанский отряд стал выходить из окружения, и следом за ним двинулась по тропе сплочённая боевая группа Эркеновой — Лайпанова.
   По радиосвязи немцы дали координаты отходящих партизан, начался миномётный огонь. Партизаны отошли метров на двести, когда недалеко от Эркеновой разорвалась мина. Упругая горячая волна подбросила женщину вверх.
   
   Залихат на короткое время потеряла сознание, а когда пришла в себя, то обнаружила, что её лицо и гимнастёрка залиты липкой тёплой кровью. Ближайший к ней камень-валун спас её от неминуемой гибели, но его осколки сильно поранили её лицо и плечо.
   Превозмогая страшную боль в голове и во всём теле, Заллю поползла к пулемёту, выбитому из её рук взрывом. Оружие отбросило метра на три, оно было исправно, но она тревожно подумала:
   «Пристрелялись егеря… Однако ребята, видимо, уже успели уйти из западни...»

   Немцы продолжали обстреливать весь сектор минами, они оглушительно разрывались повсюду. Постепенно приходя в себя, Эркенова стала осматриваться по сторонам и сразу же, закрывая рот рукой, громко вскрикнула от неожиданности…
   Неподалёку лежали раненый Лайпанов и двое убитых партизан. Осколок мины попал Хасану в бок, и он сдержанно, негромко стонал, зажимая одной рукой открытую рану.

   Двое товарищей суетились рядом с ним. Другой рукой Лайпанов держал изуродованный взрывом пулемёт, не желая выпускать оружие. Он не мог говорить и знаками попросил комиссара приблизиться.
   Залихат подползла к нему ближе, и тот с мучением прохрипел:

   — Заллю! Ты ранена… у тебя лицо в крови… уходи с ребятами… Отдай мне свой пулемёт… Я прикрою вас… Мне теперь… всё равно…

   Не слушая горячечных слов Хасана, комиссар достала из сумки бинты, стала делать плотную перевязку раненому. Плача от взрыва жалости, женщина нарочито-бодрым голосом говорила:

   — Хасан, дорогой! Потерпи! Всё обойдётся! Мы ещё на твоей свадьбе гулять будем! Ты ведь пригласишь нас, верно? Ну вот и хорошо…

   Она бережно перевернула Лайпанова на другой бок. Кровотечение было остановлено, но раненый потерял много крови, начинал бредить, и Залихат, почти рыдая, строго приказала наблюдавшим за ней партизанам:

   — Вынесите Хасана в любом случае! Я прикрою вас огнём, а затем догоню! Ну, скорее, чего ждёте, выполняйте!..

   Один из них взвалил раненого Лайпанова на себя, пошёл по тропе, качаясь под тяжестью ноши, а второй, помогая своему товарищу, пошёл следом. Так они шли, удаляясь всё дальше от места обстрела. Зная, что вслед за миномётным обстрелом следует ожидать скорое нападение егерей, Залихат задержалась на месте, нашла неприметную ложбину в укромном горном кустарнике.

   Комиссар залегла в этой одинокой засаде, выложила из сумки последние два диска патронов и стала ждать появления тех, с кем сражались на фронте её муж Юнус, родные братья и тысячи других горцев…

                *   *   *

   Егеря появились очень неожиданно. Их было около сорока человек — бывалых солдат вермахта, мастеров горной войны.

   Они шли вереницей, уверенные в себе, рассчитывая безжалостно расправиться с группой дерзких партизан, осмелившихся дать им бой, в котором полегли, так и не увидев заветные перевалы, многие их сослуживцы из дивизии «Эдельвейс».

   Залихат прижала приклад пулемёта к плечу, с ненавистью, но спокойно под стук своего сердца наблюдала за фигурками приближавшихся врагов. Немцы подошли на дистанцию в двести метров, затем сто пятьдесят… сто… Пора открывать огонь! Но какой-то далёкий, незнакомый, но очень властный голос назидательно шептал горянке:
   «Подожди… не спеши… ещё… ещё…»

   Она подпустила их почти на пятьдесят метров и только тогда нажала гашетку пулемёта. Её огонь застал немцев врасплох.
   Падали и летели вниз по склону скошенные свинцом солдаты непобедимого вермахта. Им негде было укрыться на узкой кавказской тропе. Эркеновой показалось, что никогда так скоро не заканчивались у неё патроны.

   Быстро заменив магазин, она через пять секунд продолжила стрельбу. Лишь десяток егерей успели залечь где придётся, открыли ответный огонь, пристреливаясь к пулемётчице.
   Залихат захватила оставшийся магазин патронов и с оружием в руках, низко пригибаясь, побежала в другое место. Её не заметили. Горянка с раннего детства умела хорошо бегать, укрываясь в кустарнике.

   Та, новая позиция оказалась ещё более удачной. Укрывшись за удобным камнем, комиссар открыла огонь и в течение нескольких минут завершила эту отчаянную схватку в свою пользу.

   — Это вам всем расплата!.. За Юнуса, братьев моих, за Хасана!.. За людей советских!.. — шептала горянка, перезаряжая пулемёт и вставляя в него последний оставшийся у неё патронный магазин. Но стрелять было уже не в кого. Лишь четверо егерей чудом спаслись от её беспощадного огня, спрятавшись в горных расщелинах и кустах.

   Закинув оружие на плечо, Эркенова побежала за товарищами и вскоре настигла их, бредущих мерным, грузным шагом.

   — Я отомстила им за все злодеяния… — сказала комиссар отряда и тут же кинулась к раненому Хасану, висевшему на спине одного из партизан. Он был без сознания, судорожно, прерывисто дышал. Залихат приказала бойцам опустить его на траву, и те послушно исполнили её приказ.

   — Мы слышали пулемётную стрельбу, Заллю, догадались, что это твой «дегтярёв»… — сказал один из партизан — седовласый пожилой горец. Он отстегнул от пояса фляжку с водой, намочил тряпку и протёр губы раненого.

   Лайпанов бредил. Он потерял много крови. По всему было видно, что подходили последние мгновения его жизни. Эркенова громко зарыдала от невыносимой жалости.   
   Хасан судорожно вытянулся всем телом и вскоре затих навсегда.

   Партизаны в скорбном молчании похоронили героя в крохотной скальной могиле, основательно завалив её камнями от диких хищников.
   Опустив головы, Эркенова с товарищами тихо стояли там несколько минут, а затем произвели прощальный залп из трёх винтовок, отдавая дань уважения павшему герою.
   
   Поклонившись его могиле в скале, они тотчас поспешили вслед за своим отрядом, уходившим всё дальше от этих мест.

               
                Отрывок третий

                Бессмертие

   Они не выдали в гестапо товарищей, не раскрыли явок подпольщиков, боевых групп партизан и были подвергнуты жесточайшим пыткам с применением самых изощрённых методов физического и психического насилия.

   До середины ноября 1942 года Эркенову и Кецерову держали в кисловодском гестапо. Но партизанки, изуродованные немецкими палачами до неузнаваемости, хранили молчание. Потрясённые их стойкостью, враги растерялись, страх неотвратимого возмездия вошёл в их ледяные сердца.

   Во второй половине ноябрьской ночи из ворот кисловодского гестапо выехал грузовик-фургон с этими двумя узницами и командой немецких солдат в количестве восьми человек. Секретное задание было поручено исполнить рослому немецкому офицеру.

   Автомобиль с зажжёнными фарами проследовал по пустынным улицам города, переехал мост через горную реку Подкумок, проехал мимо горы Кольцо и, набрав скорость, взял направление в сторону аула Учкекен.
   Отъехав от Кисловодска километров на шесть-семь, грузовик свернул к горному каньону, немного проехал и остановился.

   По команде офицера солдаты вывели из фургона автомобиля женщину и девушку со связанными руками. Сильно избитые, окровавленные, одетые в грубые тюремные робы, они с трудом передвигали ноги.
   Их подвели к одинокой скале, поросшей низкорослым лесом и кустарником, построили солдат, которые вскинули к плечу карабины, и офицер дал команду стрелять.

   Перед тем как прогремел залп, обе узницы, поддерживая друг друга, крикнули:
   
   — Да здравствует Советский Союз!.. За нас отомстят!.. Будь проклят фашизм!..

   После выстрелов они упали, будто срезанные стебли цветов. Страшная боль разрывала их тела, умирало сознание, открылась бездна смерти.
   Крик рвался наружу, но Заллю и Надя сдержали его. В последней искре памяти Залихат, сжимавшей руку подруги, послышались любимые стихи детства:

                Обнявшись, будто две сестры,
                Струи Арагвы и Куры…

   А умирающие губы горянки прошептали совсем другие, милые её сердцу слова:

                Струи Кубани и Мары…

   После совершения чудовищной казни немецкие солдаты закидали тела расстрелянных узниц землёй и выехали обратно в Кисловодск.

   
   Полный текст романа
   можно прочесть на сайте "Книги Льва Ильина читать онлайн"