Глава 6 Трэш-сказки за Одессу Финансы поют романсы

Финансы поют романсы, или Как рушился Советский Союз на примере одной одесской семьи

Исчезновение Ирочки Суслятиной оставило в жизни Яши Фишмана не только зияющую пустоту в душе, но и вполне ощутимую дыру в кармане. Пока он был её адъютантом, ему, как говорится в Одессе, «перепадало пару копеек» с её барского стола. А порой и пара рублей — сумма, которая для мальчишки его возраста превращала его в мелкого, но гордого воротилу. На эти деньги можно было купить мороженое, новую рогатку или даже пару заветных книжек с картинками. Но с уходом Иры источник дохода иссяк. Карман опустел, а на душе воцарилось уныние, как на Привозе в понедельник утром.

Вскоре папа Моня, обычно погруженный в свои инженерные думы и после бегства Ривы Соломоновны ставший ещё более молчаливым, начал нагружать Яшу новыми обязанностями.

— Яша, — буркнул он как-то вечером, выуживая из кармана четыре мятых рубля. — Вот тебе на квартплату. Сбегай, отдай. И не потеряй, слышишь?

— Пап, а сколько там надо? — Яша с опаской взял деньги, чувствуя, как они жгут ладонь.

— Четыре пятьдесят, — отрезал Моня, глядя в газету, словно там была разгадка всех его бед. — И чтоб сдачу принёс. Тумане, как говорится, на всякий случай и не больше.

Яша, с тяжёлым сердцем, выстоял полтора часа в очереди в сберкассе, чтобы заплатить эти злосчастные четыре рубля пятьдесят копеек. По неписаным семейным правилам, сдача — десять копеек — оставалась ему. Это были его единственные деньги в иные месяцы. Он смотрел на эти монетки, как на сокровище, разрываясь между соблазном купить мороженое и мечтой о новой книге. Выбор был мучительнее, чем у Зайчика Софочки перед кучей моркови.

Дело в том, что у Мони Фишмана дела шли из рук вон плохо. После ухода жены он совсем опустил руки. Конечно, он исправно ходил на свой завод, где числился инженером в техническом отделе. Зарплата — 120 рублей, плюс 20–30 рублей премии, но не каждый месяц. Для семьи из двух человек, пусть и небольшой, это было как кот наплакал. Работа, когда-то обещавшая Моне горы, превратилась в рутину, которая медленно выжигала его талант.

В советское время ходили слухи, что рабочие зарабатывали больше инженеров. Отчасти так и было. На заводе Мони встречались умельцы высшей квалификации — настоящие асы, которые тянули на 300, а то и 400 рублей в месяц. Эти рабочие, как настоящая мафия — или, как сказали бы на Западе, профсоюз без лишних формальностей, — умели диктовать свои условия.

— Моня, — устало выдохнул мастер цеха Пётр Иванович, вытирая пот со лба. — Пришёл заказ на деталь «Х». Сложная, зараза. Никто, кроме наших орлов, её не осилит.

— И шо? — Моня поднял глаза от чертежа, уже предчувствуя подвох.

— А то, что они заломили цену в три раза выше плановой! — мастер развёл руками, его глаз дёрнулся. — Говорят, не будем делать, если не заплатите.

— Это ж саботаж! — возмутился Моня, хлопнув по столу. — Как это «не будем»?

— Саботаж, не саботаж, — Пётр Иванович понизил голос. — А попробуй их заставь. Эти асы на заводе — на пальцах пересчитать. Без них план горит, директор орёт. Что делать прикажешь?

Выкручивались они изобретательно. Таким «асам» выписывали наряды, скажем, на мытьё стёкол в цеху. На деле стёкла драили молодые рабочие, которых каждый год набирали десятками. Им за это не платили — уборка считалась «субботником». Молодёжь получала копейки, рублей 75–80, потому что работа была сдельной: сколько сделал, столько и твоё. Расценки на заводе, где выпускали изделия по довоенным стандартам, были низкими, а плановая производительность должна была расти на 5% в год. Вот и «росла» — за счёт тех, кто умел объединяться и выжимать из начальства своё.

Ещё один случай окончательно подкосил веру Мони в систему. Он встретил своего сокурсника Женю — талантливого парня, который изобрёл погружной насос, превосходящий зарубежные аналоги.

— Моня, представляешь? — Женя сиял, сидя за бутылкой кефира в заводской столовой. — Мой насос — это ж прорыв! В институте говорят: «Молодец, но как оно на практике? Никто не знает!»

Моня, загоревшись идеей, решил помочь другу. Они засиживались в цеху после смены, когда все уже разбегались по домам. Моня сам вставал к станку, вытачивая втулки и валы для этого чуда техники.

— Ну что, Женька, — приговаривал он, вытирая руки ветошью, — вот оно, будущее! Настоящее!

Три месяца недосыпа, споров, чертежей. Насос был готов, и испытания показали: он даже лучше, чем ожидалось. Женя, сияя, потащил его к начальству института.

— Молодец, Женя, — похлопал его по плечу начальник отдела, лысеющий мужчина с холодными глазами. — Отличная работа. Но пока занимайся плановыми заданиями. Не отвлекайся.

Женя вернулся к рутине, а через два месяца его уволили. За «нарушение трудовой дисциплины».

— Ты задерживался в цеху, — сухо бросил начальник. — Не приходил вовремя.

— Но я же над насосом работал! — возмутился Женя, его голос дрожал.

— Не шуми, — отрезал начальник. — Или уволим по статье. Тогда вообще нигде не устроишься.

Моня, узнав об этом, кинулся в партком.

— Как так?! — горячился он, стоя в кабинете с видом на заводской двор. — Человек изобрёл такое, а вы его выгоняете!

— Товарищ Фишман, — секретарь парткома поправил очки, — не поднимайте волну. Начальство знает, что делает. Занимайтесь своим делом.

Моня написал в «Правду». Приехал корреспондент, выслушал, покивал, записал. Но статья не вышла. А через полгода на основе Жениной документации несколько человек, включая того самого начальника, защитили диссертации. Моня чувствовал себя так, будто его предали.

Были и другие разочарования. Чтобы получить премию, надо было сдать заказы в срок. Но как, если фильтры из Новосибирска застряли где-то в пути? Без них установка для «дружественной Индии» не заработает.

— Моня, — подмигнул коллега Слава, — поставим деревянные болванки, покрасим в серебряный цвет, промаркируем. Индия не заметит.

— Деревянная Индия? — хмуро буркнул Моня.

— Главное — вовремя, — хмыкнул Слава.

Заказ сдали, премию получили. Индийцы, возможно, были не в восторге, но кого это волновало?

И тут появился дядя Фима — Яшин дядя, а для Мони родной брат. Фима был человеком, который умел «добывать» и всегда знал, где «пахнет темкой».

— Моня, — заявил он, ввалившись в квартиру без стука, с папиросой в зубах. — Есть работа! Зарплата — побольше твоей, а главное — через год квартира светит!

— Что за работа? — Моня скептически прищурился, уже привыкший к Фиминым авантюрам.

— Контора одна, — Фима махнул рукой, будто название не важно. — Называется красиво, НИИ какой-то, но мы с тобой знаем: «Шараш-монтаж-наладка»!

Моня согласился. Устроился в проектный отдел. Поначалу всё казалось кошмаром: нормативы, ГОСТы, сроки — задачу выполнить было нереально.

— Моня, — шепнул ему коллега Гриша, постукивая карандашом по столу, — забудь свои университетские бредни. Берёшь старый проект, который уже где-то прошёл. Ищешь похожий — по числу компрессоров, насосов, неважно. Вставляешь новые данные — и готово! Два дня, и проект на столе. Проверять никто не будет.

— А если не заработает? — нахмурился Моня.

— Для того и есть Гуру, — хмыкнул Гриша. — Он на месте всё переделает на коленке.

На монтаже этот «Гуру», хитрый мужик с сединой, менял схемы прямо на ходу.

— Моня, — говорил он, подмигивая, — по твоим чертежам тут всё взорвётся к чёртовой матери. А так — заработает. Тебе оно надо?

Моня пожимал плечами. Зарплата была выше, а квартира маячила на горизонте.

Апофеозом стала работа над цехом розлива молока в тетрапаки. СССР закупил у ГДР десять линий за валюту. Девять кое-как установили, с боями и матом. А десятую поставить было некуда — ни один цех не подходил по размерам. Да и тетрапаков не хватало.

— Товарищ директор, — сухо сказал представитель министерства, — принимайте линию. План есть план.

— Куда я её дену? — взвыл директор завода, хватаясь за голову. — У нас цех короче на десять метров!

— Не наши проблемы, — отрезал чиновник.

Одесситы, как всегда, нашли выход.

— Директор, — зашептал некто «знающий», подмигивая, — оформите запуск линии. Получите премию. А через полгода скажете, что сломалась, и разберёте на запчасти.

Так и сделали. «Шараш-монтаж-наладка» получила премию за запуск. Бумаги подписали, подписи поставили. Через полгода — ещё премия за демонтаж. Рабочие, конечно, растащили мелкие детали — моторчики, манометры.

— Добро же, не пропадать ему! — шепнул один другому, пряча шестерёнку за пазуху. — На даче пригодится!

На проходной их поймали, всё отобрали и сдали в металлолом.

Яша, слушая эти истории, понимал: взрослый мир куда абсурднее его трэш-сказок.

"Пап, а это... нормально?"

Моня посмотрел на сына усталыми глазами:

— Нет. Но иначе — пропадём.

Яша, как-то услышал от Лёни выражение "Царство партийных богдыханов" и оно накрепко засело у него в голове.

Теперь вы понимаете, отчего развалился Советский Союз? Хотя, может, вам кажется, что это всё выдумки вредных одесситов. Яша, слушая рассказы Мони и дяди Фимы, понимал одно: мир взрослых — это хаос, покруче любых его трэш-сказок. И в этом хаосе ему придётся выживать. Возможно, эти истории станут его новым большим произведением.