Спи
Мой монстр прячется за тяжёлой белой дверью. У него мягкий, немного грудной голос. Он остаётся звенеть в тишине, когда слова уже закончились, и всегда меня усыпляет.
«Спи, моя радость, усни.
В доме погасли огни…»
Я в ярости. Горю. Мало воздуха, всё вокруг тёмное, жёсткое и злое. Я всем телом бросаюсь на створку. Меня заперли, постыдно спрятали и делают вид, будто я никогда не существовала. Я почти забыла тепло солнца на бледной коже, свежий воздух, заполняющий лёгкие, и то, как горизонт рождает облака…
Всё, что я вижу, — темнота и эта проклятая дверь. Я раз за разом бросаюсь на неё. Рано или поздно она поддастся, не может не поддаться! Иногда кажется, что я живу только ради того, чтобы прогнуть её, взорвать или расплавить!
Голосу дверь не помеха. Он струится через мельчайшие стыки и завихряется между паутинками под потолком. Он заполняет темноту спокойствием с привкусом надежды, обволакивает и укачивает, позволяет раствориться в себе и забыть обо всём. Даже о том, что это — голос монстра.
Я устраиваюсь поудобнее на сырой постели, голова становится тяжёлой, движения ленивыми. Я дышу в такт песне и, наконец, проваливаюсь из своей темноты в другую. Ту, где нет ярости. Там нет мыслей. Время там не существует. Только песня:
«Спят усталые игрушки, книжки спят.
Одеяла и подушки ждут ребят…»
— Эй, ты там? — из-за двери доносится новый голос. Тонкий, робкий. Он дрожит от страха и сочится нетерпением. Другая пленница. Раньше она со мной не разговаривала. Иногда она просила меня не биться об дверь. Иногда — душераздирающе плакала. Никогда не жаловалась.
— Ответь, пожалуйста… хотя бы стукни, что меня слышишь! — я всё ещё не решаюсь ответить. Подтягиваюсь к двери и в последний момент замираю. Вдруг она не од… — Я одна. Они сказали, что убьют тебя. Мне страшно. Пожалуйста, отзовись.
— Я здесь.
— Ты живая! — пленница по ту сторону шумно выдыхает. От её радости у меня мурашки по коже.
— Ты т-тоже!
Какое-то время мы молчим. Столько лет по разные стороны одной двери и первый нормальный разговор.
— Ты правда монстр? — спрашивает она.
— Очень надеюсь, что нет! А ты?
— У меня две руки и две ноги! Мама говорит, что я милая.
— К тебе приходит мама? — жар на лице и тянущий холод внизу живота при осознании, что меня лишили даже этого. Другая пленница сопит.
— Редко. Чаще здесь белые роботы. Они приносят еду, меняют бельё и делают замеры. У них холодные движения и мёртвые глаза.
— Роботы что-то говорят?
— Однажды робот сказал, что я ни в коем случае не должна тебя выпускать. Монстрам полагается быть взаперти.
— Я не монстр…
Мы снова молчим. Я тихо поглаживаю дверь. Неужели она может меня выпустить?
— Роботы! Я их слышу! Мне надо вернуться! Я ещё приду! — лепечет другая пленница. Я замираю, задерживаю дыхание и пытаюсь услышать белых роботов. Я не слышу ни шагов, ни чужого дыхания. Только снова этот усыпляющий голос.
«За печкою поёт сверчок.
Угомонись, не плачь, дружок,
Вон за окном морозная,
Светлая ночка звёздная…»
Мама сидит на краю кровати. Её спина всегда натянуто ровная, а ноги твёрдо стоят на полу. Она внимательно смотрит на девочку и слегка морщит лоб.
— Я разговаривала с монстром за дверью, мамочка, — девочка пытается рассмотреть мамину реакцию, но мама только слегка наклоняет голову в бок и быстро облизывает губы. Девочка резко тянется вперёд и хватает мамину руку: — Она добрая, ей очень нужна помощь! Пожалуйста…
Мама резко дёргает назад и хмурится, складывает обе руки на животе и снова облизывает губы.
— Я тебя люблю, Таша, и верю, что ты никому не желаешь зла, — размеренно говорит она. Красиво очерченные губы слегка кривятся. — Но не дай монстру тебя обмануть. Монстр злой. Он всех нас убьёт, если ты его выпустишь. Ты же не хочешь, чтобы монстр меня убил?
— Нет, конечно! — девочка распахивает глаза и на всякий случай трясёт головой.
— Вот и молодец! Монстрам полагается быть взаперти.
— Как и мне… — шепчет девочка. Мама морщит нос, встаёт.
— Завтра доктор обещает попробовать новое лекарство. Оно может помочь. А теперь спи. Я спою тебе песенку.
«Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И укусит за бочок.»
— Эй, ты там? — я слышу голос другой пленницы, приподнимаю голову. В этот раз я отвечаю сразу.
— Где мне ещё быть...
— Я тебя выпущу! — Надежда выстреливает во все стороны, как плесень после осенних дождей. Если я останусь здесь после такого обещания, эта плесень меня задушит.
— Как?
— Раз они все так боятся, что я открою дверь, значит, я могу её открыть.
— Но зачем тебе меня выпускать?
— Я не хочу, чтобы они тебя убили. Жизнь — самое ценное, что есть на свете!
— Ты не боишься?
— Боюсь. Но ты единственное тёплое существо, с которым я общалась.
Мы договариваемся, что когда она откроет дверь, я медленно сосчитаю от десяти до одного. За это время она вернётся на кровать и отвернётся, чтобы не испугаться и не проснуться раньше времени. Она считает, что это всё — её сон.
— Роботы! — шепчет другая пленница.
— Вместе отмашемся! — шепчу я в ответ.
— Считай!
Десять… Лязг засова, щелчки замка, глухой стук дверной ручки. Щель между дверью и косяком дрожит и расширяется. Я подпираю дверь щупальцем, чтобы она случайно не закрылась.
Девять… Босые ноги шлёпают по ту сторону щели. Недовольно пыхтит матрас. Ломко шуршит простыня.
Восемь… Другая пленница пытается выровнять дыхание и при этом сопеть потише.
Семь. Теперь я тоже слышу шаги в тишине. Размеренные, спокойные, до противного однообразные.
Шесть. Шаги и скрип колёсиков. Я чувствую страх другой пленницы. Она боится этих шагов больше, чем меня.
Пять. Стук сердца в ушах. Мой или её? Я должна ей помочь! Ждать больше нельзя!
Четыре. Дверь неслышно открывается. Я устремляюсь в комнату всем своим существом, всеми руками, ногами, щупальцами и головами. У меня нет чёткой формы. Я изуродована её страхами и тем, что ей обо мне наговорили. Со мной в комнату врывается многоногая, поскрипывающая хитином и перебирающая усиками темнота. Я переплетаюсь с тенями от её постельного белья и цепляюсь за простыни, чтобы подтянуться к ней поближе. Времени не остаётся!
Три. Её локоны алым пламенем оживляют постель от края до края. Её кожа отвыкла от солнца и разве что не светится на фоне сероватой ткани. Она лежит ко мне спиной, держась рукой за подушку, чтобы не повернуться и не посмотреть на меня раньше времени. Её глаза закрыты, но она не спит.
Два. Шаги уже совсем близко. Я обнимаю рыжеволосую девочку настолько нежно, насколько могу. Мы дышим одновременно. Наши сердца одинаково ускоряются. Я чувствую, как по моему телу разливается тепло, а все мои конечности лёгкие и вот-вот взлетят.
Один. Девочка по имени Таша улыбается, не открывая глаз. Нас больше ничего не сможет разлучить.
«От края до края небо в огне сгорает,
И в нём исчезают все надежды и мечты.
И ты засыпаешь, и ангел к тебе слетает.
Смахнёт твои слёзы, и во сне смеёшься ты…»
Девочка по имени Таша улыбается, не открывая глаз.
Медсестра в белой накрахмаленной форме и шапочке не смотрит в её сторону. Она заученными движениями снимает с иголки колпачок, наполняет шприц, выкладывает капсулы и готовит приборы для измерения показателей. Это её работа. Здесь нельзя вовлекаться.
Мы садимся и приветствуем медсестру.
Та отрывисто смотрит на Ташу и возвращается к подготовке. Она ничего не говорит. У неё чёткие движения, ни одного лишнего, и мёртвые глаза. Понятно, почему Таша называет её роботом.
Мы встаём с кровати, всовываем ноги в тапочки. Тоже белые.
— Ляг в кровать, — ровно говорит медсестра.
— Не хочу, — отвечает Таша. Я ободряюще обнимаю её. С непривычки кружится голова и кажется, что вместе мы всемогущие. Нас пытались разделить те, кто боялись нашей совместной силы. Убийцы думают, что магию можно использовать только для убийств.
— Ты должна лечь. — Медсестра не знает, что мы с Ташей снова вместе. Никто из них этого не знает. Они не видят, что внутри.
Мы улыбаемся. Таша щёлкает пальцами, и медсестра падает на пол. Мы оттаскиваем медсестру на Ташину постель и проверяем, что она дышит, а её сердце бьётся. Нет ничего более ценного, чем жизнь!
Мы отцепляем от пояса её ключи и открываем белую дверь в Ташиной комнате. Такую же, как та, что была в темнице Ташиного подсознания. Никто не сможет нас удержать. Но и мы никого не убьём. Мы никогда не хотели убивать. Мы всего лишь хотим жить.
Жизнь — самое ценное, что есть на свете!
Жизнь и свобода.
---
Использованные композиции:
«Спи, моя радость, усни», слова Фридриха Вильгельма Готтера, перевод на русский язык Софии Свириденко, автор музыки точно неизвестен.
«Спят усталые игрушки», слова Зои Петровой, музыка Аркадия Островского.
«За печкою поёт сверчок», слова Аспазии (Эльзы Розенберг), музыка Раймонда Паулса.
«Баю-баюшки-баю», народная песня.
«Потерянный рай», слова Маргариты Пушкиной, музыка Сергея Терентьева.
Свидетельство о публикации №225072800668