После обстрела в селе

НА УСТРАНЕНИИ ПОСЛЕДСТВИЙ ОБСТРЕЛА В СРИБНОМ

страницы дневника.
3 августа 2022

1
Сегодня мы занимаемся основной работой, то есть, готовим родную котельную к возможному отопительному сезону, конечно, всем хочется на это надеяться и не умереть с этой надеждой. Отработали полдня. Время предобеденное. Все – в «предвкушании», желудки наготове. Перерыв на обед – это святое. Но – вдруг, откуда ни возьмись – появляется наш большой оранжевый МАЗ: белорусское чудо техники. И молодой начальник котельной командует – «полное погружение»! Планы «затрепать тормозки» и подремать после – порушены. Хотя, какие могут быть личные планы на войне?!

Понятно, мы недовольны. Вот так всегда, неужели нельзя было с утра определиться!? А – нельзя. Прилёт был ночью, и сапёры (и кто там – иже с ними?) выполняли свою часть работы. А теперь – наша часть, мирная. Потому и приходится грузить в кузов листы ОСП под завязку. Масштаб разрушений никто не озвучивает, поэтому – лишние листы не помешают. Понимаем – если будем «фанерить» окна, значит – стены домов ещё на месте. Не забыть бы взять необходимые инструменты: молотки, гвозди, дисковую электропилу, ножовки, генератор, переноску. Ну, как обычно.

А куда едем-то? Оказывается – в Срибное. Село в родном КрасноПокровском районе. До этого нас ещё за черту города не отправляли. Выезжаем в самую жару, надо запастись водой.

В мирное время, будучи корреспондентом районной газеты, катался я по этой стороне, по Муравскому шляху, собирал исторический материал про половцев, ногайцев да чумаков. А теперь вот – другие обстоятельства, не менее исторические, будь они прокляты!

Коллектив грузится: кто – в личный «Жигулёнок» начальника, кто – в присланную директорскую «Волгу». Без директора, понятно. Высшие чины в сём действе не участвуют, есть кому за них командовать, и есть холопы, которым можно ц.у. дать. А за рулём – директорский шофёр, такой же холоп, как и все труженики, хоть и приближённый.
 
Дядя Лёня, самый почтенный работник теплосети, и я предпочли кабину МАЗа. В ней просторно, удобно. Ехать – километров 25. А наш шоферюга Виталик – сельский хлопец, лихач…

Понеслись… Выехали за город, дорога лежит через пгт Шевченко. На выезде из посёлка – самооборудованный из бетонных блоков блокпост. Стоят  недовояки анархистского вида, в непонятной форме, зато при оружии. Притормаживаем, машут – проезжай, наш коммунальный МАЗ они знают. Шлях, в основном, в нормальном состоянии, поэтому движемся быстро. Если бы не какой-то там впаянный белорусскими машиностроителями электронный ограничитель скорости, Виталик нёсся бы и все 120, а так – не больше 90. Мелкие колдобины и ямы игнорирует. В скорость он вкладывает свою злость от недовольства заданием. Трясёмся, подпрыгиваем, летим.

2
Влетаем в Срибное. В центре – примитивный блокпост с игрушечным шлагбаумом. Виталик прёт внагляк, резко тормозит перед полосатой преградой.
 -Хто вы, куды? – спрашивает хилый воячок с дурными глазами.
-А тоби не по хер? – Виталик с ним не церемонится, -Теплосеть мы, работать прыйихалы.

Воячок подымает шлагбаум, пропускает. Хотя, очевидно, что это примитивное искусственное заграждение – лишь формальность.
Нашим глазам открывается панорама произошедшего. И становится ясно – почему прилёт был именно сюда. Ну а как иначе? 

Вот она – школа, которую укросолдатнёй заселили. Куда ж больше бравых защитничков селить-то? То ли рота, то ли взвод их, я в этих градациях не разбираюсь, поскольку далёк от темы, как Земля от Плутона. Очевидно, тут у них перевалочная база перед  отправкой из тыла на ЛБС.

Шатаются, по селу, будто припудренные. Ещё бы – не в себе хлопци после такого «негаразда». А недавно отремонтированное здание школы стоит, бедное, с напрочь вылетевшими стёклами, с покорёженными и высаженными пластиковыми рамами.
Серьёзно прилетело. Перед учебным заведением – три воронки, метров 5 в диаметре и глубиной, наверное, метра три. Выворочены деревья. А те, что не попали в эпицентр – производят чернобыльское зрелище: голые, мёртвые стволы, безлиственные ветви, торчащие, будто обломки костей.  Вокруг – серые, спёкшиеся, асфальтопобные куски бывшего чернозёма. Автомашины, превратившиеся в хлам.

Почему прилетело не точно в цель? Может – наводчики ошиблись. Может – предупреждение: тикайте, а то в следующий раз попадём? Вот хлопци и ходят с полными штанами, перепуганные, пришибленные. Думали – на прогулянку приехали, а тут всё – по-серьёзному.

Невдалеке – недекоммунизированный памятник Максиму Горькому. Целёхонький.  Я удивился – как так? Не успели, что ли?
 
                (Конечно, тогда – не до этого было, зато – потом, год спустя, местное лизоблюд-ТВ показало репортаж с главами культурки и музейной историйки района. Пролетарского писателя ловко поддели краном и – вывезли на свалку. Главное – оправдательную базу подвели, мол, не представляет культурной ценности, враг украинского народа, ага. А при Союзе в Срибном был колхоз имени Горького. И как-то не мешал Алексей Максимыч урожаям капусты и подсолнечника или что там ещё трудолюбивые селяне выращивали?.. Красивое сельцо было, зелёное, обустроенное. Живи, работай, земля прокормит… Было…).

Памятник советским воинам тоже никому пока не мешает, как и мозаика на фасаде клуба в стиле соцреализма. Ну, её только со стеной клуба и взорвёшь. А где ж тогда обосравшуюся гвардию расположить?
Мы втихаря переговариваемся: «неужели придётся все эти окна в школе ОСБишками забивать?! Мы на такое не подписывались. Ропщем – охренели, что ли, наши руководители?.. Но выяснилось –  для этих целей есть своя бригада. Выдохнули, ну и чёрт с ними со всеми!

Встретили здесь бывшего коллегу. В обтрёпанном камуфляже, стриженый, смуглый, беззубый, худющий.  Серёга по кличке Зирочка, за  50 ему. Работал шофёром в ТПС, а людей его профессии первых загребали, ну и он не избежал этой участи.  Доведётся ли ему выжить в мясорубке? Одному Богу известно. А почему Зирочка? Это – отдельная история, из тех добрых времён, когда выезжали коллективом на приписанной «ГАЗельке» отдыхать на Оскол. Может, когда-нибудь и расскажу.

 Наш начальник созванивается с вышестоящим руководством насчёт постановки конкретной задачи. Как положено, займёмся мирными гражданами-селянами. То есть – их пострадавшими хатами.

Пришла тётка-староста со своими помощниками, разъясняют, куда нам ехать, в чьих домах окна вылетели, кому «стеклить», точнее – наглухо «ОэСБишить».
Сначала едем по дворам, не на себе же таскать листы, отрабатываем заявки, прикидываем необходимое количество штук, сбрасываем из кузова МАЗа. Готовим фронт работ. И только потом идём по означенным адресам. А кто-то из селян уже сам принялся устранять последствия. Большинству же – старикам, одиноким, – надо помочь.

Электричества по селу пока нет: столбы в месте прилёта повалены, провода – в клочья порваны. Но энергетики уже тут – восстанавливают. Причём, в отличие от нас, в касках и «брониках», работают на автовышках. С одной стороны мы слегка удивлены: неужто мы бессмертные – а если вдруг прилетит? С другой стороны – лето, жара, попробуй поработай с такой лишней нагрузкой. Но сам факт отношения нашего бегло-временного руководства к своим рабочим – образцово-показателен.
И местное ТВ прикатило – корреспондентша в коротком платьишке в воронку залезла – репортаж ведёт. Тараторит на мове отсебятину. Не про таких ли эталонно говорят: «слабоумие и отвага»?

 Ладно, работаем, коллеги… Забыли-таки  дисковую электропилу. Приходится просить ножовки у селян. Ну, хоть бензогенератор взяли, да начальник личную «бензу» прихватил.  Вымеряем, подгоняем куски ОСП по размеру окон. Не можем взять в толк: шарахнуло в центре села, а окна частично повылетали чуть ли не на другом конце Срибного. Прихотливо действует взрывная волна, как будто выборочно: вот это стекло вынесу, а это, рядом, оставлю. Но потом выясняется – включился в работу сельский менталитет. Случай-то подходящий: война войной, а халяву никто не отменял.

Вот у деда одно окно выбито, другое лопнуло. Явно же не последствия взрывной волны. Видно же, что было старым скотчем заклеено. А мы по его просьбе сгрузили три плиты ОСП во двор. Чтоб вы понимали, размеры каждой, где-то 1200 на 2400 мм. Ну ладно, забили окна с явно видимыми повреждениями. 

-А где ещё? – спрашиваем деда.
-Так ось же ж, хлопци, ось, - показывает.
 -Так эти ж не битые! – недоумеваем.
-Так я ж думал, шо надо и целые забить, а шо, не? – дед явно хитрит, под дурачка шарит.
-Блин, - возмущаемся, - да у нас каждый кусок на счету! Приказ начальства  забивать только разбитые окна.
 -Ну, так я ж заявку на три куска этой вашей фанеры давал. От нехай будет.

Нашему молодому начальнику приходится   созваниваться с вышестоящими, потому как дед не отстаёт, ноет, выпрашивает, чтоб оставили ему эти листы ОСП. Что делать? Глушим ему целые окна, и оставляем даже обрезки.
 
Позже замечаем этого хитромутного старикана с вояками – явно перетирал свои выгодные дела. Вот же – типичный хохляцкий характер. Вотрётся в доверие или надавит на жалость там, где нужно, не упустит ни малейшей личной выгоды. Какие там анекдоты про евреев, ась?

Между тем, по селу – постоянные перемещения солдатни. Для стороннего наблюдателя эти шатания выглядят странно, хаотично. А между тем…

Проходим мимо группы «воинов света», расположившихся с автоматами под раскидистым кустом сирени – устроили что-то типа бивака. Кто сидит, кто лежит, кто жуёт.  Лица напряжённые, зыркают на нас подозрительно: что за люди такие, откуда взялись, почему ведут себя спокойно, да ещё и смеются, разговаривают громко, шутками перекидываются? Ну да, мы для них из другого мира, гражданские, да ещё и на своей земле. Так и хочется спросить пришлых героев: а кто вы такие, откуда взялись, с каких концов понаехали, что здесь делаете? Подневольное вы «мясо»  или убеждённые «нацики»? Ага, подойди, поинтересуйся!.. Обоюдная  настороженность и неприязнь чувствуются, хоть и загнанные внутрь. А непринуждённая болтовня выступает щитом психологической защиты для нас, безоружных. А эти, конечно, при оружии настоящем, значит, сила на их стороне.  Но мы к ним не суёмся, мирным трудом занимаемся, значит, нас трогать не нужно, мы – будто «свои». Более того, им нас даже как бы охранять-защищать надо. Законы прайда должны работать. Миелофон же для чтения мыслей и выявления неблагонадёжных индивидуумов существует пока только в фантастических россказнях и фильмах.

3
Переместились к средневетхой бабуле. У неё тоже – нельзя сказать, что так уж окна пострадали, но заявка есть – выполняем. Вымерянные и раскроенные бензопилой куски ОСП притыкиваем к рамам, прибиваем гвоздями. Бабка же замечает и недовольничает:

-А шо вы мені гвіздочками забиваєте, ой не надо, воно ж держаться не буде, лучче шурупчиками позакручуйте.
Изо всех сил сдерживаясь, чтоб не послать её куда подалее, по очереди доказываем, что так надёжнее. Но старуха – ни в какую, упёрлась, и хоть кол на голове теши. Из своих глубоких соображений исходит. Чужая голова – предмет тёмный, что поделать.

 Ради одного  окна заводить генератор под шуруповёрт, расходовать бензин? Да ну на фиг, следующие листы закручиваем вручную крестовой отвёрткой. Пока отвернулась, отошла, не видит-не слышит – и молотком забиваем. Хотим забрать обрезки ОСП, ан нет.
-Ой, ви ж мені оцей кусочок оставьте, у мене ж отам ще десь окошко вывалилось.

  Сколько можно повторять, что у нас каждая плита, каждый обрезок подсчитан, – нам ещё забивать и забивать. Но…
-Нет, ну вы ж, пожалуста, оставьте, мені пригодыться.

Ах, чтоб тебя!.. Да забирай, и нас оставь – в покое. Зато коллега Колямба с бабки пакет груш стребовал, да ещё и под двором у неё падалицы насобирал.

В другом дворе на вдову попали. У неё – малюсенькое окошко лопнуло, но – с другой, глухой стороны дома. Как так? А вот такие тут хитрые блуждающие взрывные волны. Но, оказывается, надо ещё изнутри забить раму. Хозяйка пускает нас в помещение. Забиваем – сыплется ветхая рама, сыплется штукатурка. Очевидно – дом саманный или мазаный глиной. Надо аккуратно работать, а то как бы вся рама не выпала вместе со стеной. И дальше – опять и снова:

-Ой, а забийте мені оцю дірку в двері, внизу оце вывалилась, – показывает.
 -Тётенька, ну поймите, мы же только окна забиваем. У вас по факту вообще нечего было забивать, мы и так одолжение сделали.
 -Ой, ну я ж сама живу, без чоловіка, поможіть бедной вдове. Хто ж мне поможет, ну пожалуйста, – приносит ржавую пилу. Добрым самаритянам приходится подремонтировать ещё и дверь.
 -Ой, оце я вам магарыча б дала, так я ж вдова, самогон не гоню, нема нічого. Сама недавно вернулася звідкілясь, - и давай нам по ушам чесать про свою тяжёлую жизнь, про семью, про мужа помершего. Давай к нам заигрывать, видать, не всё ещё мы ей по хозяйству сделали.

А у нас животы сводит. Кто успел перед выездом что-то из тормозков перехватить, а большинство – нет. И вообще – при работе и нервах калории быстро сжигаются. Жрать-то хочется. Но Колямба – тоже фрукт ещё тот. Нигде своего не упустит. И тут упал на хвост – мы вам сделаем, а вы нам – то-то и то-то. Раскрутил и эту вдову на фруктово-овощные гостинцы.

И – да: блажен конец лета! Блажен месяц август. Блаженна земля донбасская чернозёмная, урожайная. Потому-то и бесы войны пасти свои раззявили на нас, блаженных, да на землю нашу многострадальную. А Бог? – где он, Господь-защитник? Защиты нам, сирым, дай, да вразумления пошли ненасытным ордам варваров! Взываем к нему, а где он, где!? Молчит, надоели дела земные, отвернулся от земли, потом и кровью политой? Спит у себя на небесах. А мы тут вместо него работу работаем. Да Николая Васильича, который Гоголь, вспоминаем. Ведь какие яркие, живописные сельские персонажи! Сами в литературу да на холст просятся! Городские жители всё же поинтеллигентнее будут, что ли. Ну, бывают, конечно, такие, как Колямба, в любых правилах исключения имеются. Ему по фиг, он со всеми общий язык найдёт. Или – наоборот – скандал устроит на ровном месте.

4
Так, разобравшись с дальними хатами, вернулись мы к месту прилёта. 
Здесь, на центральной улице напротив школы работы помасштабнее предстоят. В больших двухэтажных хатах (очевидно, зажиточных селян) окон практически не осталось. 

Кто-то уже сам с роднёй их забил, а кому без помощи не обойтись. Наша группа из шести человек разделилась.
Нам троим достался добротный 2-этажный дом. На него много листов пойдёт – окна большие. Выясняется, что хозяева выехали куда-то, а за жилищем приглядывают соседи и родня.

Приходится реально попотеть с первым высоким этажом: и лестницы гнилые подставляем, и дрючки, то бишь поленья, но справляемся. А закупорить второй этаж можно только изнутри.

Внутрь нас пустили. Интерес к чужой жизни присущ всем и всегда. Входим, внимательно осматриваюсь, впитываю детали быта. Понятно, что строили не с шиком, но с любовью. По широкой деревянной лестнице подымаемся наверх. Разбросаны детские игрушки. Как давно хозяева выехали – кто знает? Но заброшенность – будто не первый год. Оставленное жилище навевает грустные мысли. Вряд ли хозяева вообще когда-нибудь вернутся домой. Понятно ведь, что за первыми обстрелами-прилётами последуют другие. Квартирование здесь укровояк – приговор  селу и его жителям. Покоя не будет. И какими бы хитрованами не были здешние селяне, труд – в основе их характера, и любовь к земле-кормилице. И оставшиеся будут держаться за эту землю до последнего, до самой смерти, особенно – старики, которым, кроме как на тот свет, и бежать-то некуда. И там, в садах эдемских будут тем же заниматься - сады да огороды свои возделывать, солнечные подсолнухи да оранжевобокие тыквы растить.

Печально и скорбно на душе от потока этих размышлений.

А потом подошёл парень – хозяин хозмагазина, расположенного недалеко, просит и ему закрыть окна наглухо ОСБ-щитами. Да, они целые, но от греха подальше. Наш дядя Лёня горячится, злится, нервничает, в который раз объясняет, что нам не было распоряжения забивать ещё и магазины – только жилые строения.

Но одно разбитое окно всё же заколачиваем. Торгаш же только наблюдает за нашими действиями, участия не принимает. Опять приходится ругаться – ведь мог бы за это время хотя бы подготовить раму, место под ОСП. Но торгаш становится в позу, доказывает,  что, видите ли, мы сами ему должны всё делать.  Оказывается, с нашим начальством и со старостой он уже контакты наладил, так что забить его магазину все окна – чуть ли не наша святая обязанность. И без того душно, жарко, так ещё и спор достигает высокого градуса. В переговоры вовлекается молодой начальник.

Дело заканчивается тем, что нам приходится оставить ему листы ОСБ, а он соглашается потом сам их использовать. Между собой бурчим: мог бы помочь нам гвоздями или саморезами или чем другим. Ведь своим же, то есть – вашим помогаем.  Жадность – разновидность счастья. Тьфу ты, господи!

В селе рядом с хозмагом находится и продуктовый магазинчик. Хорошо, что взяли с собой деньги, кое-чем перекусили. Продавщица приглушённо сообщает, будто секрет полишинеля выдаёт  – вы вон туда сходите, там  есть другой магазинчик, подешевле. А в этом цены специально накручены, в расчёте на вояк. Такой вот элементарный капитализм работает. Но и, как видно, сочувствие и понимание к нам никто не отменял. Значит – мы больше свои для селян, чем те – солдатня?

5
Настроились на завершение миссии – день к вечеру, всё, что от нас требовалось – выполнили. Думаем – теперь уже никто нас не заставит что-то делать.
Но в высоких кулуарах нечто подозрительное варится, местное руководство не горело желанием расставаться с дармовой рабсилой. Закулисные переговоры велись. Подождите, не спешите, щас решим, – успокаивал начальник. Ну, конечно, не он решает, а за него.

И таки подвалили нам ещё килограммы счастья. Пришла новая «вказивка» – «остеклять» клуб, куда переселили всушников. Там тоже с одной стороны все окна повылетали. Мы, конечно, недовольны, бухтим – какого хэ?, мы так не договаривались, только частный сектор. Но наш молодой начальник – существо подневольное. Правду сказать, работает он с нами наравне.

Но клуб – это же не сельские хаты. Он – по-советски основательный, бетонно-кирпичный. Значит, леса нужны, лестницей и пеньками не обойдёшься, и перфоратор нужен – долбить стены под крепления. Оконные проёмы в клубе большие, окон много – по полтора листа на каждый уйдёт. И так уже больше половины ОСП использовали. А потому забрали листы ещё и у того держателя хозмагазина. То-то он психовал, такая халява сорвалась!

А тут и туча уже заходит, накрапывать начинает, сейчас ливанёт. Мы – полуголодные, злые, спрятались под крышу клуба. И на арену цирка вышел Колямба. Он вообще пронырливый и хваткий, я уже упоминал. Узнав плохую новость, забегал, заорал, завозмущался, поскольку уже домой настроился, надоела ему вся эта тряхомудия. А в состоянии аффекта он себя не контролирует, и на визг срывается. Вот на этот визг командирчик вояцкий выбрел поглазеть: шо это тут происходит. Может пристрелить кого, чтоб успокоить? Зря он вышел. Коля его в оборот взял. И зажаловался на жизнь, заперечислял свои беды и несчастья. Вскоре вместе исчезли они в клубе, где, как оказалось, у вояк штаб был и хоззапасы. Появился же Колямба вскоре с упаковкой питьевой воды. Отжал-таки, проныра! Этот нигде не пропадёт. Таким образом, мы и продолжили перебивания с хлеба на воду, кое-как силы поддержали.

Пока шёл поиск лесов, и расходился дождь, я наблюдал жизнь насекомых, то есть – укровояк. Клуб этот санаторий напомнил. Но – военный.

Похоже, некое пополнение прислали: командир – лет за 50, краснолицый, построил своих подопечных, перекличку проводит. Говор – суржик западенско-украинско-русский. И – людская каша: и стар, и млад, и росту разного, и социальных слоёв – очевидно же. У кого злые лица, со взглядами откровенно ненавидящими, подозрительными, кто растерян, будто их только что от бутылки пива и от телека оторвали. Да и одеты – кто во что горазд. Ну, точно – будто из свадьбы в Малиновке контингент. Сброд, одним словом.

 Ещё и бабы мелькают в форме. Одна – кобыла, жирная, молодая, с вывернутыми кнаружи ляшками,  в камуфляже и футболке с посылом русского корабля на грудях. Другая – волчица, лет под  40, блондинка, худая, поджарая в панамке-афганке. Со снайпершей сассоциировалась.

Мужики-всушники бродят кто с чем. Кто – с рюкзаками за плечами, кто с – пакетами пластиковыми. В банданах, в армейских фуражках или без головных уборов. Новоприбывшие – сами себе место ищут по селу, где распределиться и кости кинуть.  В клубе, оказывается, уже места заняты.

Красномордый командир несколько раз выкликает какого-то Грыця Пидмогильного, а его нет, как нет. Потом появляется – заспанный, хмурый, будто с похмела, недовольный. Тот на него с руганью накинулся, а тому индифферентно. Похмелиться бы, наверное, бродяге?

 Есть ли, нет ли раненые? – непонятно, но скачет какой-то жирный мужик на костыле. Похоже, будут отправлять в тыл. Общение, разговоры панибратские – ну да, все из одной ОПГ в одном ПГТ собрались. К нам уже попривыкли за день. Не обращают внимания. Даже заговаривают, сигареты просят. А в нашей бригаде в основном некурящие подобрались.

 Начальник прибежал, – давайте по быстрячку, пока дождь закончился, и – по домам, говорит, - леса нашли, перфоратор тоже. Мы хмыкаем, перешучиваемся зло и нервно. Идём работать.

P.S.
Злость и желание поскорее уехать отсюда придали сил. К тому же, дождь заходит на второй круг. Насколько возможно, оперативно справились и с этим заданием. ОСБ-листы все использовали, бензин в генераторе закончился. Всё, шабаш. Собираемся домой.

Подъезжают жёлтые ПАЗики, на их бортах написано «Шкільний автобус». Вояки грузятся.

Мы отправляемся домой, они, очевидно – на фронт, на мясо. 
Едем усталые, измочаленные, переглядываемся, многозначительно и горько улыбаемся – «діти на війну поїхали», школота, так их разэтак!

 Май – июль 2025