Сомнения Мартина Лютера

Осень 1517 года в Виттенберге была не такой, как обычно. Воздух, густой от тревоги и ожиданий, выдавливал лёгкие.

Монах, который, казалось, был пленником собственного разума, пытался осмыслить происходящее у себя в душе и в вопросах бытия.

Звали монаха Мартин.

Он часто проходил мимо старых надгробий. Останавливался, долго всматривался в надписи. Сердце его переполняла тревога - как служить Господу, если разум не находит ответа, а душа раздираема сомнениями? Вокруг - лицемерие и лживость, пустые слова и ритуалы, отдалённость от всего, что свято. Если люди - подобие Господа, как же они так легко и добровольно отвергают путь? Почему благое обращается во зло, а сердце, вместо любви, наполняется страстями, страхом и безысходностью?

Чем тщательнее он изучал Писание, тем труднее становился путь. Молитвы, самобичевания — всё казалось недостаточным, чтобы очистить душу от скверны и наполнить её истинной верой. Его собственное сердце было полно мрака - сомнения проникали в каждый уголок сознания. Мартин испытывал ужас перед грядущим судом - страшным Гневом Господним, о котором возвещали святые книги. Но как полюбить Того, кто казался воплощением суровости?

Мартин вспоминал своих собратьев — тех, кто был уверен в непогрешимости Папы и святости устоявшихся догм, кто отвергал сомнение как ересь. Но разве вера — это бездумное принятие? Или это прежде всего путь? Его мучила мысль, что тысячи людей живут в страхе перед Богом, не задумываясь о поиске путей любви к Нему.

Иногда, в тишине ночи, он записывал свои мысли и чувства. Он каялся — не только за поступки, но и за страх, за тревогу, за неуверенность в любви Господней. Как возможно служить Господу, если человеческое сердце столь хрупко и легко поддаётся мрачным веяниям?

Ещё глубже удручала его мысль о ближнем, который порою виделся ему почти зверем. Как любить тех, кто использует близость к Божьему Слову, чтобы порабощать? Как распознать в своём сердце Божий замысел?

В ночной тишине Виттенберга эхом отдавались его молитвы. Речь была нетороплива, словно он старался не расплескать собственные мысли: «Если Ты, Господи, справедлив, почему Твой суд столь страшен? Как могут в едином сердце существовать и любовь, и страх? Господи, если я недостоин Тебя, как мне молиться? Как мне полюбить Тебя, когда сердцем повелевает уныние?»

Иногда Мартин чувствовал себя недостойным даже молиться. Но именно сомнения стали началом…

Сомнения оказались не только тяжким бременем, но и величайшим даром. Они постепенно превратились из цепей в топливо духовного огня. Вера, которую обретал Мартин, была глубокой, полной борьбы и внутреннего напряжения. В этой сложной, противоречивой вере ему виделась надежда для всего человечества. Он проникся идеей, что каждый человек имеет право на свой путь к Господу, минуя лицемерную милость индульгенций.

В тёмной келье монастыря Мартин стоял над листами, исписанными своей рукой. Каждый из 95 тезисов был тщательно сформулирован. Каждое слово - прожито. Это было не просто послание. Это была часть его души, его боли, его надежд.

Приближался момент, когда эти слова выйдут за пределы кельи и станут вызовом.

«А не слишком ли я дерзок?» — мелькнула мысль. Затем вспомнилось, как доминиканец с видом рыночного зазывалы, собирал толпы, обещая:

- Как только монета в кружке звенит - душа из чистилища в рай летит...

Мартин подошёл к двери Замковой церкви. Коснулся дерева ладонью. Достал молоток,  гвозди, и начал прибивать листы.  Руки дрожали от важности происходящего.

А Господь смотрел на него - как Тот, Кто всё знает.

Сомнение не ушло.

Оно стало движением...

Движением, в котором вера - не страх, а любовь!