Кружевные трусики Европы... часть 1

Я очень сильно в последнее время дристал...
Дристал и одновременно думал...
Не просто так думал, а со всей своей  глубиной философии!
Ведь когда сидишь на унитазе до  трех часов ночи, а в голове — Майдан, Европа, русский мир, санкции, дотации, перемоги, и почему у соседа лучше антенна, — начинаешь понимать: жизнь — это не просто борщ, балалайка и Оксанка. Это целая философия. На грани фола. И некоторых проблем с  кишечником...

Сижу.
 
В полной темноте.
Лампочка, блин,  сгорела. Или, может, снова отключили свет? Кто его знает — то война, то санкции, то мэр Виталик ушёл в запой. А я — сижу.
И думаю: —«А что, если я какой то  символ? Целой державы?»...

Символ еще  чего то? Ну, хотя бы символ нашего поколения. Поколения, которое в 2004-м весело скакало с жёлто-голубым флагом, веря, что завтра уже будем пить эспрессо в Брюгге. Потом в 2014-м снова скакало, только уже с балаклавами и коктейлями Молотова, потому что Россия — агрессор, а Европа — мать родная!
А теперь в 2024-м сижу плотно в сортире, и у меня не то что эспрессо уже нет давно— туалетная бумага почти  заканчивается!

И тут я понимаю: я — не просто хохол. Я — ,,хохол на перепутье". 
Точнее, на переполье! 
Потому что, если честно, половина моих бывших друзей уже сгнила в окопах, а вторая половина сейчас скачет в тёплых апартаментах под Варшавой и в Европах, где каждый день ест пельмени и говорит, что «там, в Украине, всё пропало!»

А я? Я — как тот единорог: и верю, и не верю! 
Хочу в ЕС — но боюсь, что там заставят мыть полы за 12 евро в час. 
Хочу победить — но не знаю, кого именно и как! 
Хочу мира — но боюсь, что если он придёт, мне нечего будет делать, кроме,  как снова сидеть на унитазе и думать о смысле жизни дальше!

Всё началось, как обычно: с пива! 
Нет, не с революции. С пива. 
Я работал менеджером по продажам в магазине «Секс-шоп-плюс» (да-да, такой был, там  продавали вибраторы, маски и флаги). И в один прекрасный вечер, после пятого фужера «Жигули», мой приятель Славик таинственно говорит:

— Слышь, Вовик, завтра идём на Майдан!
Там, говорят, бесплатно раздают шаурму и всем польские паспорта!

Я, естественно, ,,За!"...
Шаурма — это святое!
Польский паспорт — ещё святее! 
Прихожу. Толпа. Крики. Флаги. Музыка.
Кто-то поёт «Пливе кача».
Кто-то — «Гімн Європи». 
Я — стою, ем шаурму, подтираю слюни и  думаю: —«Ну и где туточки польские паспорта?»

А потом кто-то в засаленной балаклаве громко  гуторит в мегафон:

— Братья! Сёстры! Мы стоим на пороге великих перемен! Мы — не рабы Кремля! Мы — европейцы! Мы — свободные люди!

Я, с набитым ртом кричу: 
— А шаурма будет ещё?

— Будет! — кричит радостно балаклава. — Но сначала — достоинство!

Я подумал: -«Ну ладно, достоинство — это тоже хорошо!Может, с ним  шаурму вдвойне дают?»

И так я стал революционером. 
Не из-за идеалов. 
Из-за шаурмы! 
И из-за того, что дома мне  жена Оксанка сказала: — «Если не пойдёшь на Майдан — я тогда пойду с Сашком из соседнего подъезда!»

Так я стал даже потом  «героем Небесной Сотни»! 
Правда, я не погиб, как эта Сотня...
Я просто случайно  уснул в баррикаде из мешков с песком и проснулся уже в больнице с диагнозом: «алкогольное отравление и легкое разочарование в жизни»...

Но! Фото было заявлено — я с флагом, в каске, с горящими глазами. 
Это фото до сих пор так и висит у меня в профиле. 
Подписи: — «Я был там. Я боролся. Я — за светлое будущее! Я за Европу!»
А на самом деле я просто долго  боролся с похмельем и хотел домой, где тепло, Оксанка и есть борщ...

После Майдана я стал настоящим патриотом. 
Купил себе футболку с надписью «Я — украинец!» (сделано, конечно,  было это в Китае). 
Наклеил стикер «Glory to Ukraine» на машину (купленную на кредит в гривнах, но выплачиваемый в евро!). 
И начал крупно мечтать о Европе.

Не просто о Европе. 
О ,,Европе, как обещанной земле". 
Где у каждого щирого — дом с садом, машина, работа, где платят, не матерясь, и где никто тебя  не спрашивает: — «А ты за кого на Майдане был?»

Я представлял, закатывая глазки под самый чуб:
— Вот приеду в Польшу! Меня встретят с хлебом-солью. Дадут паспорт. Работу. Квартиру. 
Буду я работать… ну, не знаю… сантехником. Или уборщиком. Или, может, буду продавать вибраторы в «Секс-шоп-плюс» — но уже в Варшаве. 
И буду говорить всем с гордостью: — «Я — беженец. Я спасался от войны. Я — жертва агрессии русни!»

А на деле? На деле — я просто не хотел платить кредит за машину!

Приехал. 
Встретили. 
Да. Хлебом. Солью. 
Но потом сказали: -- «Работы нет. Паспорт не дадим. Жить — только  в общежитии. И не шуми!»

Я спросил: 
— А шаурма хотя бы будет?

— Шаурма будет— платная, — сказали они. — И очень дорогая!

Я сел на лавочку. Посмотрел на небо. 
И понял: 
Европа — это не мать. 
Европа — это, блин,  тёща. 
Строгая, с поджатыми губами, смотрит на тебя, как на зятя, который не платит алименты дочке!

И тут мне стало совсем грустно. 
Не потому что не дали паспорт. 
А потому что я вдруг понял: 
Я — не герой. 
Я — простой парень, который хотел лучше жить. 
А лучше жить — это не когда ты в Европе. 
Это когда ты не думаешь каждый день: — «А вдруг завтра снова война? А вдруг снова отключат свет? А вдруг жена уйдёт к Сашку?»

Сижу пока  на унитазе... 
Мысль постоянно приходит: —  «А за что я страдаю, бля? Зачем мне  всё это?»

Страдаю за демократию? 
Но у нас депутаты — как в цирке: кто громче кричит, тот и прав! 
За свободу? 
Но если ты скажешь, что, может, не всё так однозначно с Россией — тебя тут же обвинят в коллаборации!
За Европу? 
А Европа смотрит на нас, как на беженцев с травмой головы и грязными кроссовками...

Я вспоминаю, как мы скакали, однако, красиво! 
Как кричали: — «Смерть оккупантам!» 
Как ломали памятники. 
Как сжигали шины. 
Как верили, что завтра всё изменится.

А вот и  завтра пришло! 
И ничего не изменилось... 
Только стало хуже. 
Потому что теперь нельзя даже сказать: —«Может, мы чего то  перегнули?»
Потому что,  тут же услышишь: — «Ты что, за Россию?!»

А я — не за Россию!
Я — за то, чтобы спокойно посидеть на унитазе. 
Чтобы свет был. 
Чтобы борщ был. 
Чтобы жена не уходила к Сашку!

Но вместо этого — я сижу в темноте, в квартире без отопления, и слушаю, как где-то далеко гремит Герань или Шахед...
И думаю: — «А ведь мы же еще и за трусики кружевные для Оксанок  скакали…»

Ну, не буквально, конечно! 
Но почти. 
Потому что, когда тебе обещают щедрые  европейские ценности, ты представляешь себе: чистоту, порядок, справедливость. 
А на деле — тебе дают трусы. 
В виде иностранной помощи. 
С этикеткой: — «Made in China. For humanitarian USA.»

И ты их носишь!
Потому что своих уже нет. 
И стыдно. 
И холодно. 
И ты понимаешь: 
Ты — не европеец. 
Ты — бенефициар. 
То есть: получатель халявы! 
С грустными глазищами и чужими трусами...

Мой друг Миша погиб под Бахмутом. 
Он был парень хороший. Любил пиво, футбол и говорил, что «Украина — это навсегда!». 
Погиб, защищая свою Неньку. 
Похоронили его в родном селе. 
На могиле — флаг, венки, и надпись: — «Герой. Память всегда в сердцах.»

А мой другой друг, Петро, который на том же Майдане стоял рядом со мной, но потом тогда же мне сказал: —«Ну его, это всё — бред!», — и уехал в Польшу. 
Сейчас он там — владелец трёх «шавермных». 
Ездит на BMW. 
Говорит всем и везде, что «там, в Украине, всё пропало!». 
И что «войну давно пора заканчивать!».

И я не знаю, кто из них прав. 
Миша — сгнил в  поле. 
Петро — процветает в чужой стране!
А я — сижу упорно на унитазе и думаю: — «А если бы я тоже сбежал тогда же?»

Но потом вспоминаю: 
У меня здесь мама. 
Бабушка. 
Жена (пока ещё не ушла к Сашку!). 
И хотя бы свой собственный  унитаз. 
Свою квартиру. 
Свою боль. 
Свою страну.

И я понимаю: 
Я не герой. 
Я не предатель. 
Я — просто человек! 
Который хочет, чтобы всё было по-честному. 
Чтобы не было войны. 
Чтобы можно было скакать сколько влезет — но только на детской площадке, с внуками. 
Чтобы шаурма была вкусной. 
А Европа — не мечтой, а реальностью. 
Но без позорных кружевных трусов!

Сижу. 
Темно. 
Холодно. 
Где-то вдалеке — сирена... 
Может, опять обстрел, налет Гераней? 
Может, просто бабка с неисправной  сигнализацией на допотопных  «Жигулях»?

Я не знаю, что будет завтра. 
Знаю только, что сегодня я — еще  здесь!
На своём персональном унитазе. 
В своей же стране. 
С своими проблемами. 
И со своей горькой иронией...

Потому что если не смеяться — то можно бесконечно плакать!
А плакать как то стыдно. 
Перед мамой. 
Перед женой. 
Перед собой.
Перед руснёй!

И я шепчу в темноту:

— Ну что, скакали вы, как псы? 
За европейские трусы?

Тишина...
Только капает кран. 
Как будто страна плачет. 
Тихо. 
По капле...

А я сижу, сижу, сижу... 

Дристал хохол на унитазе… 
Кряхтел в кромешной темноте! 

И думал всё время: — «А ведь, бля, всё могло быть иначе…»

Продолжение  следует...