Глава 5 Мир Пушистиков и Тень Забвения Особняк на

Солнце, огромное и щедрое, лилось сквозь панорамные окна бывшей виллы олигарха, превращая мраморные полы в золотые озёра. Воздух был густым от ароматов плюмерии, моря и… кошачьей мяты. Майя Тан стояла посреди этого света, как капитан на мостике необыкновенного корабля. Вокруг неё бушевало мягкое, пушистое море. Десятки пар глаз – зелёных, жёлтых, голубых – следили за каждым её движением. На бархатном диване громоздилась пирамида из спящих сфинксов, их розовая кожа была тёплой на ощупь. Персидский клубок серебристой шерсти методично тёрся о её лодыжку. На книжной полке, где когда-то пылились тома на непонятных языках, восседал рыжий исполин, наблюдая за игрой котят с перьями, которые только что материализовал Рог Майи – перламутровая капля на её запястье мерцала тихим светом. Это был не дом. Это было Царство Пушистиков. Идиллия, сотканная из мурлыканий и солнечных зайчиков. Но в глазах Майи, когда она осторожно брала на руки слепого новорождённого котёнка, чудом выжившего в разорённом гнезде, светилась не только нежность. Там жила глубокое, немое отчаяние и стальная решимость.
История Царства началась не с праздника, а с запаха гнили и тихого отчаянья.
Флэшбек (Неделя 2 после Появления):
Майя шла по Семиньяку, пьянея от новой реальности. Воздух пах свободой и цветущим жасмином. Она смеялась с Гансом, тем самым эксцентричным немцем, который теперь вместо критики жёлтого неба строил из песка замки невиданной красоты. Вдруг – тихий стон. Не человеческий. Животный. Полный такой беспомощности, что Майя остановилась как вкопанная. Звук шёл из-под террасы брошенного кафе. Она отодвинула разбитый цветочный горшок. В луже грязи и собственных отходов лежал котёнок. Глаза слиплись от гноя, рёбра выпирали сквозь грязную шкурку. Рядом валялась изящная фарфоровая мисочка – треснувшая, пустая. Символ прежней жизни и нынешнего предательства. Ганс скривился: «Ох, бедняга… Надо же…». Но его Рог уже звал его к новым впечатлениям, а глаза уже теряли интерес. Майя же оцепенела. Она подняла взгляд. И увидела. Собака на короткой цепи у виллы с заколоченными ставнями, безуспешно пытающаяся достать миску с водой, стоящую в сантиметре от её носа. Кошка, отчаянно царапающая дверь другого особняка, под которым уже лежал окоченевший собрат. Тихий ад. За кайфом всеобщего освобождения, за романтикой «уйти в закат» остались те, кто не мог попросить Рог о еде, воде, свободе. Кто верил в руки, которые их приручили. Их просто забыли. Как ненужную мебель. Мысль ударила Майю, как нож под ребро: «Рог дал всё, кроме сердца. Кроме памяти. Кроме долга».
Особняк Спасения:
С того дня вилла, где обосновалась Майя, стала крепостью для изгнанных раем. Сначала было пятеро. Потом двадцать. Сейчас – сто сорок семь (последний подсчёт был вчера вечером, перед тем как под дверь подкинули корзинку с тремя мокрыми новорождёнными). Рог Майи стал арсеналом милосердия.
 * Щелчок мысли: Антибиотик широкого спектра, шприц 1 мл. На столике возникали флакон и инструмент.
 * Волна тревоги: Специальный корм для почечников, мягкий паштет. В миске у старого сиамца появлялась нежная масса.
 * Желание помочь: Тёплая грелка. Мягкая ткань. Для переохлаждённых найденышей.
Но Рог был лишь инструментом. Он не гладил испуганного кота, не капал лекарство в воспалённые глаза, не сидел ночами рядом с умирающим, напевая колыбельные. Не ставил диагнозы. Не решал, кого из драчливых кастратов лучше не селить рядом. Это была её война. Война против равнодушия, забвения, инфекций и последствий человеческой беспечности. Она училась быть хирургом, вскрывая абсцессы. Психиатром, успокаивая животное (брошенный в машине, он выжил чудом). Её руки пахли теперь не красками, а хлоргексидином и шерстью. Её «валюта» – первый робкий мурлык кота, который месяц прятался под диваном; доверчивый толчок головой выздоравливающего; пустое место в карантине, потому что пациент выписан в общий зал.
Трансформация:
Роскошные залы изменились до неузнаваемости. Гостиная с видом на океан – зона релакса: гамаки, многоуровневые лежанки, созданные Рогом под «запрос» кошачьего комфорта. Зимний сад – игровая вселенная с искусственными деревьями-когтеточками, тоннелями и движущимися игрушками. Бывший кабинет олигарха – госпиталь: стерильные столы, полки с лекарствами (Рог!), инкубатор для новорождённых. Повсюду – следы жизни: клочья шерсти на мраморе, отпечатки лап на подоконниках, потёртая обивка дивана. И хаос – священный хаос ста сорока семи индивидуальностей.
Прилив (Появление Помощников):
Сначала пришёл Ганс. Не с цветами и не с историей о новом приключении. Он пришёл с коробкой. В коробке сидела трёхцветная кошка, одна задняя лапа неестественно вывернута. «Нашёл у дороги… Думал, ты… ну, знаешь…». Он увидел Царство. Увидел горы грязных полотенец, графики кормлений на стене, усталость на лице Майи. Увидел слепого котёнка, которого она кормила из пипетки. Его вечный смех умер на губах. Он молча снял рюкзак. «Чем помочь?». Его Рог-технобраслет, создававший раньше только гаджеты и еду, теперь материализовал самые прочные, не рвущиеся полотенца и уникальный, биоразлагаемый наполнитель по мысленному запросу Майи. Он стал королём лотков и мытья мисок.
Потом пришла Ньоман. Пожилая балийка, чьё ожерелье-Рог раньше создавало орхидеи для храма. Она принесла связку трав, мудро посмотрела на Майю: «Духи острова шепчут, что здесь нужны добрые руки». Её тонкие пальцы оказались волшебными для массажа старых кошачьих суставов и вычёсывания колтунов. Её Рог теперь давал не цветы, а успокаивающие фитосборы для животных, переживших стресс, и натуральные мази для заживления ран.
А потом прибежали дети. (Почти подростки, уже с Корнукопиями) Соседские мальчишки и девчонки, чьи родители были слишком заняты «осознанием себя» или путешествиями. Их Роги были простенькими – браслетики, колечки. Они пришли из любопытства, остались из-за чуда. Майя научила их осторожности. И теперь они были легионом игротехников и ласковых рук. Их смех заполнил игровую зону. Их Роги по просьбе Майи создавали безопасные мячики, пёрышки на верёвочках, миниатюрные мышки с кошачьей мятой. Они дарили котятам то, чего не мог дать ни один Рог – безудержное, искреннее внимание и бесконечные игры.
Контраст и Укор:
Однажды в особняк ворвалась пара «искателей» – загорелые, сияющие, в одежде, созданной их Рогами для треккинга в Андах. «Вау! Целый зоопарк! Круто!» – засмеялась девушка, пытаясь погладить шипящего от страха мейн-куна. Майя молча подвела их к «стене памяти». Это была не стена. Это был альбом. Фотографии. Много. Худые, как скелеты, собаки на цепи. Кот, запертый в квартире, съевший все обои и мебель в попытке выжить. Мёртвый щенок в канаве. Реальность за пределами солнечного Бали.
«Откуда?» – прошептал парень, бледнея.
«Оттуда, – голос Майи был холоден, как сталь. – Оттуда, куда вы все так весело убежали. Это – цена вашего «бесконечного праздника». Ваша свобода стала их смертным приговором. Ваш Рог даёт всё, но он не напомнил вам о них. И вы не вспомнили сами».
Смех испарился. Воцарилась тяжёлая тишина, нарушаемая только мурлыканьем старого кота у ног Майи. Пара ушла, не прощаясь, унося с собой не впечатления от Бали, а тяжёлый камень стыда и образы страдания. Майя не ждала благодарности. Она сеяла осознание. Забрал ли Рог сострадание? – терзал её вопрос. Или он просто снял маски, обнажив чудовищный эгоизм, который всегда дремал под тонким слоем цивилизации? Она спасала пушистиков. Но спасёт ли её мир человечность?
Ночь в Царстве:
Сумерки окрасили небо в лиловое и оранжевое. Последние лучи солнца цеплялись за шпили особняка. Внутри царил тихий гул жизни. Шуршание наполнителя, поскрипывание лежанок, мерное посапывание, и над всем этим – многоголосое мурлыканье. Целая симфония довольства и покоя. Майя сидела на полу в гостиной, прислонившись спиной к дивану, покрытому слоем спящих тел. На коленях дремал трёхлапый рыжик, найденный в ловушке для крыс. Она была смертельно устала. Каждая мышца ныла. Но в этой усталости была глубокая, чистая полнота. Она смотрела на море пушистых спин, на уснувших детей в углу игровой, на Ганса, засыпающего над книгой по фелинологии, на Ньоман, тихо напевающую балийскую колыбельную старому коту.
Лёгкое движение запястья. Рог ответил тёплой волной. В её руке материализовалась кружка. Не экзотический кофе или смузи. Простой, крепкий, травяной чай. Тот самый, что пила её бабушка во Вьетнаме после тяжёлого дня. Истинное. Она поднесла кружку к лицу, вдыхая знакомый, успокаивающий аромат. Перламутровая капля браслета светилась в полумраке ровным, защитным светом.
Она опустила руку, осторожно коснувшись шершавого уха рыжего калеки на коленях. «Мы здесь,» – прошептала она в тишину, наполненную дыханием сотни существ. Голос был тихим, но он звучал, как набат. «Я помню. Мы помним. Вы не забыты». Её Рог был не ключом к личному раю, а оружием против вселенского забвения. Бывший особняк олигарха стал ковчегом. Островком спасения в океане беспечности, где якорями были ответственность, а парусами – мурлыканье. Курс на горизонт сменился. Теперь её компасом были эти сто сорок семь пар глаз, доверчиво закрывающихся во сне.