Небывалое
Верёвка ведра скользит по барабану колодца, пылит в ведро, припудривая заодно носы слепням, что мешает им ужалить водоноса сразу, слёту. Но тот-таки изловчится, сумеет, в самый раз, как напружит водонос жилы перелить, когда уж не повернуться, ни отмахнуться. Случается, и кадушку набок собьёт, и портки намочит. Кадушку-то ещё ничего, поднять можно, не рассыплешься, небось, а вот касаемо штанов... Увидит кто - поднимут насмех. Оно вроде и ничего, авось позабудут когда, да всё одно - совестно.
Тягает некто воду, с лица красен, а колодезь просит себе её назад, убыли боится, как и лета сухого, зимы малоснежной, а всего боле - пересохших родников. Колодец, он тоже свой интерес блюдёт. Ладно попить-помыться, животину напоить, а ежели сушь? Сколь надобно на грядки?! А как почнут таскать, да вычерпают колодец до дна? Как тогда? Уж после и ведро отымут за напрасно. Ни к чему ему, скажут, зазря, без дела болтаться, пригодится в хозяйстве. После колодезник с лозой пройдётся. Куда кивнёт ему прутик, укажет на место, где вода близко, там новой колодези и быть. К ней и кинутся - угождать и заискивать, к колодцу всякий жмётся. И дома к нему поближе, и трава подле гуще, а как иссякнет, то уж возле другого станут песни петь и слухами землю полнить.
Цветы цикория и те теснятся к колодцу, голубят округу. Раскрыв объятия лепестков навстречу рассвету, готовы для встречи в ним, манят к себе осыпанным сахаром сердцем, да не от слащавости, а неловко иначе. Суровости, оно учиться надобно, а цветы, ровно дети: без хитрости и лукавства. Коли любы, завянут подле, но не покинут, а коли нет, - то уж полиняют от горя, засохнут на корню, но не оставят своей затеи любить.
Зелёный кузнечик, мелкий, как горошина с коленками, перебегая от травинки к камешку запнулся, кинулся в ноги.
- Эй! Куда? Я ж на тебя чуть не наступил!
А он смеётся, будто стрекочет:
- Вот ещё! Да не бывало ещё такого, чтобы ты...
Прав кузнечик. Не бывало ещё.
Свидетельство о публикации №225072901699