Еще раз о курских однодворцах

Николай ПАХОМОВ
Ангелина ПАХОМОВА

КУРСКИЕ ОДНОДВОРЦЫ:
ЭВАЛЮЦИОННЫЙ ПУТЬ ОТ СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ XVI В.
 ДО ГОСУДАРСТВЕННЫХ КРЕСТЬЯН XIX В.

Научно-популярное издание



ПРЕДИСЛОВИЕ

В новой работе научно-популярного плана, по своей исследовательской направленности близкой к монографии, авторы, в совместном багаже которых такие издания, как сборник очерков о селе Жигаево Конышевского района Курской области «Жигаево и жигаевцы», «Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края» в 5 книгах, «Курск: вехи пути. Эволюция власти т общества за тысячу лет» в 3-х книгах, решили рассказать о курских однодворцах.
Об однодворцах, надо думать, читали и слышали многие граждане нашей страны, но не многие воспринимают эго  многовековое многослойное социальное явление одной из особенностью Курского края, отличной от исторической палитры других районов страны.
Данный социальный слой населения Курского края возник, как минимум, в начале XVII века и продолжался до второй половины XIX века. А затем по воле руководства страны – Российской империи – влился в крестьянство, прекратив свое самобытное существование. Исходя из этого. Возможно, кто-то скажет, стоит ли ворошить дела давно ушедших лет. Неактуально.
Но авторы данной работы считают, что стоит и ворошить, и поднимать из-под многих пластов забвения историю однодворчества, особенно курского, начавшего свои корни из служилых людей XVII века, защищавших наш край, обустраивавших его, многие десятилетия кормившего и охранявшего не только Курщину, но все южное порубежье России. А на актуальность темы указывают события наших дней, когда на защиту независимости, суверенитета государства, русской цивилизации, нашей многовековой культуры и нашего объединительного русского языка от нападок неофашистского, неонацистского объединенного Запада, фарисейски прикрывающимися лозунгами о демократии и возмечтавшего о реванше, встали новые служилые люди, оставив мирный труд в городах и селах. Стали не только по призыву госорганов – это тоже имеет место, но и по зову совести, внутренней убежденности в правоте своих действий, понимания сути справедливости, нравственной чистоты и высокой моральности.
Знание собственной истории, пусть не всегда благозвучной и идеальной, но, именно, собственной, выстраданной многими поколениями, знание своей культуры, актуально во все времена. Актуальна во все времена и готовность встать на защиту Отечества. А то, что происходит с теми, кто забывает свою историю в угоду богатому забугорному «дядюшке», кто отрубает общие корни и рвет вековые родственные связи, хорошо видно по обезумевшей от националистической бандеровской накачки Украины.
Знание своей истории, – а однодворчество это целый исторический пласт, незаслуженно забытый, – не только актуально, но и прагматично, и перспективно для последующих поколений. По большому счету, это своеобразный индикатор зрелости и разумности современного общества. И в какой-то мере – прогноз на дальнейшее развитие общества.
Новизна работы заключается в том, что тема курского однодворчества, его истории развития в ХХ веке фактически не принималась к глубоком систематическому исследованию ни в общем плане, ни на конкретных фактах и событиях. Она в большинстве случаев удовлетворялась лишь кратким упоминанием в контексте с чем-либо другим в отдельных работах краеведов и ученых.
В настоящей работе авторы постарались не только проследить хронологическую последовательность появления и развития однодворчества в Курском крае, не только дать общую картину этому социальному явлению, но и привести конкретные примеры жизни курских однодворцев, в том числе на жизни предков авторов. А главное, объективно показать роль и значение однодворцев в жизни многих поколений курян. Впрочем, в этом не только объективность работы, но и ее цель. Ибо знания – это не что-то статистическое, единожды установившееся и застывшее в таком состоянии; подобно Вселенной они находятся в динамическом процессе поступательного расширения и развития.
Авторы надеются, что данная работа вызовет практический интерес у читателей, особенно курян, и подвигнет их на поиск своих корней в среде курских однодворцев и их предшественниках – служилых людях XVII века.



ВВЕДЕНИЕ
   
Читая книги краеведческой направленности, «листая страницы» Интернета, не раз и не два приходилось убеждаться, как мы небрежно относимся к истории родного края, как слабо мы ее знаем и как плохо доводим ее до новых поколений. И чтобы не быть голословными в этом утверждении, обратимся к учебным пособиям, изданным как в советское время – «История Курской области» (Воронеж, 1975) [1], так и в постсоветское – «История и современность Курского края» (Курск, 1998) [2]. Кстати, «История и современность Курского края» уже не раз переиздавалась, но при этом, не обновляясь, не исправляясь, не редактируясь, лишь обложка имела новое оформление. Впрочем, это к слову. Что же касается самих фактов, то и в первом учебном пособии, и во втором – довольно подробно описывается период восстановления Курска, заселения Курского края и ближайшей к нему округи в XVI – XVII веках царскими служилыми людьми «по отечеству» и «по прибору» (найму). Попутно дается пояснение, что служилых людей «по отечеству» представляли дети боярские и дворяне, из которых образовался класс феодалов – помещиков, а служилых «по прибору» или по найму представляли стрельцы, казаки, затинщики, пушкари, воротники, плотники, кузнецы и некоторые другие жители городов-крепостей, входивших в засечные черты (линии). Например, в Тульскую, Большую и более позднюю Белгородскую.
И в первом, и во втором издании в обязательном порядке уделяется внимание борьбы обездоленных крепостных крестьян со своими угнетателями – помещиками. Так, в «Истории Курской области» уже на 19 странице стоит тема «Классовая борьба в Курском крае в конце XVI – начале XVII века», на странице 26 следует «Борьба народных масс против феодально-крепостнического гнета», далее, на странице 36, находится раздел «Борьба крепостных крестьян против феодально-крепостнического гнета». В этом же учебном пособии, в главе «Курская губерния в первой половине XIX века» на странице 41 приводится раздел «Положение крепостных крестьян. Крестьянское движение». А в главе «Курская губерния в период капитализма» на странице 53 помещен раздел «Крестьянское движение». В учебнике «История и современность Курского края» о крестьянском движении сообщается на страницах 82-89, 105. Мало того, здесь имелись целые главы, в которых сообщается о борьбе крестьянства и городской нищеты против угнетателей – помещиков и городского начальства. Если конкретно, то такие главы, как, например, «Протесты, бунты, восстания» (страницы 108-116) и «XVIII века: Кризис крепостного строя» (страницы 117-131).
И в одном, и в другом учебном пособии, естественно, добротно и добросовестно освещены важнейшие моменты борьба курян с иноземными захватчиками, их участие в Отечественной войне 1812 года и в Крымской войне 1855-1856 годов. Большое внимание уделено курским декабристам, экономическому и культурному развитию края в период с XVII по XIX век. Конечно, это замечательно, это история края, крепко-накрепко связанная с историей всей страны, и мы ее должны знать.
Но историю, как известно, пишут люди, с присущими им слабостями политического, идеологического, социально-культурного и мировоззренческого характера. Возможно. поэтому о курских однодворцах – одной из самых многочисленных групп социальных слоев курского населения этого периода времени – говорится мало, скромно, фрагментарно и без необходимых пояснений и подробностей, раскрывающих смысл понятия и суть социального явления. Например, в «Истории Курской области», в очерке доцента КГПИ, доктора исторических наук Павла Васильевича Иванова (1918–1995) «Наш край в середине и во второй половине XVIII в.» на странице 34 читаем: «В середине XVIII века в обширной тогда Белгородской губернии, в состав которой входил Курский уезд, насчитывалось помещичьих крестьян – более 371000 душ, монастырских и церковных – 40915 душ, однодворцев и других слоев населения – 177500 душ мужского пола». Как видим, слово «однодворцы» употреблено в контексте с перечислением крестьян и другого населения Курского уезда. Упоминаются однодворцы и на странице 35 этого очерка, причем дважды; «Об «убожестве и бедности», как о самых распространенных явлениях, писали в наказах в Законодательную комиссию 1767 года и однодворцы Курского края. Они особенно отмечали собственную бесправность, беззащитность: «…Мы безгласны…» или «гласа не имеющие люди…» Однодворцы называли фамилии тех землевладельцев, которые захватывали их земли, подвергали избиениям, мучениям. В числе «сильных помещиков» упоминались такие сановники. Как князь Ю. Трубецкой, княгиня И. Юсупова» [4].
Не трудно заметить, что в процитированном фрагменте вопросы классового антагонизма проявлены достаточно, даже фамилии основных притеснителей названы, но объяснение понятию «однодворцы» даже в кратком варианте не дано. Примерно то же самое читаем и в переработанном очерке того же автора, помещенном в издание «История и современность Курского края». Правда, здесь, пусть и кратко, но добавлены и конкретные факты и имена. «Положение [однодворцев] усугублялось тем, что должностные лица и органы государственной власти обычно брали сторону «обидчиков», – констатирует П.В. Иванов. – Так, однодворцы Суджанского уезда жаловались, что воеводы и канцелярские служители поддерживали дворян даже тогда, когда последние не имели никаких оснований для исков, «просили понапрасну. ¬<…> Из-за малоземельности и постоянных притеснений крупных феодалов однодворцы вынуждены были покидать деревни, селиться в городах… До нас дошли имена однодворцев, порвавших с сельским хозяйством и занявшихся промыслом: сапожник М. Чеглоков из села Игина. «пушнарь» (скорняк) Ф. Бедный из села Гостомли» [5].   
Как видим, и в советском издании, и в постсоветском однодворцы пусть и одним автором, но упомянуты. Даже сведения об их миграции из сельской местности в городскую названы и причины этому указаны – малоземелье и притеснения властей. Однако, кто они такие, не сказано. Однодворцы же – это исключительная историческая данность Курского края и ряда пограничных с Диким Полем регионов – Воронежского, Орловского, Тамбовского, Тульского, Рязанского, – которой в центральных, западных, восточных и северных губерниях России практически не было.
Исключением в ряду перечисленных выше изданий является сборник очерков «Курск» (Воронеж, 1975) [6], в котором есть статья доктора исторических наук, доцента Курского государственного педагогического института (ныне КГУ) Федора Иосифовича Лаппо (1904–1986) «Курск в период разложения крепостнических отношений». В статье говорится об однодворцах как о сословии, в значительной мере составляющем население города Курска в XVIII веке. А по данным профессора С.П. Щавелева, Ф.И. Лаппо также принадлежат работы на тему однодворцев «Наказы однодворцев как исторический источник» и «Выступление однодворцев села Степанова в 1776 году», опубликованные в Москве в 1950 году в 39 выпуске журнала «Исторические записки» [7]. Только этих работ в курских библиотеках «днем с огнем» не сыскать.
В результате этого, мягко скажем, неполного освещения истории края у курян со школьной скамьи сложилось мнение, что в нашем регионе до 1861 года, то есть до отмены крепостного права, в сельской местности проживали дворяне-помещики да крепостные крестьяне. А также незначительное количество священников, мелких купцов и разночинцев. И только ученые-историки да краеведы-любители знали, что большую часть населения Курского края, в том числе городского, с конца XVII и до середины XIX века составляли однодворцы потомки служилых людей. Впрочем, кто такие однодворцы и каков их вклад в развитие Курщины, будет сказано в основной части очерка.


ПРИМЕЧАНИЯ:

1. История Курской области. Учебное пособие для учащихся 7–10 классов. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – 160 с.
2. История и современность Курского края. Региональное учебное пособие. – Курск, 1998. – 718 с.
3. Бочаров А.Н. Наш край в XIV – начале XVII в. // / История Курской области. Учебное пособие для учащихся 7–10 классов. – Воронеж: Центрально- Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 15-24.; Шабанов Л.В.  На охране границы / Родная земля: далекие были // История и современность Курского края. Региональное учебное пособие. – Курск, 1998. – 76-82, 97-100.
4. Иванов П.В. Наш край в середине и во второй половине XVIII в. // История Курской области. Учебное пособие для учащихся 7–10 классов. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 34-35
5. Иванов П.В. XVIII век: кризис крепостного строя / Лето и осень русского феодализма // История и современность Курского края. Региональное учебное пособие. – Курск, 1998. – С. 117-119.
6. Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство. 1975. – 280 с.
7. Щавелев С.П. Лаппо Федор Иосифович // Историки Курского края. Биографический словарь. – Курск, 2009. – С. 156-157.





Первые предвестники курских однодворцев. XVI век..

Прежде чем ответить на вопрос, когда и как появились курские однодворцы, необходимо хотя бы кратко и бегло заглянуть в историю края. После монголо-татарского нашествия (1238–1240 гг.) с политической карты Средневековой Руси пропали Курское, Путивльское и Рыльское княжества, существовавшие в Посеймье с конца XI (Курское) и с 80-х годов XII века остальные. А через некоторое время к запустению этих территорий приложили руку и польско-литовские завоеватели (1350-е годы) [1]. Так монголо-татарское иго, не трогавшее, по мнению многих отечественных историков, религиозных основ русского общества, но глушившее его национальное культурное развитие, на многие десятилетия сменилось польско-литовским, не менее жестоким и коварным. И только с развитием централизованного Московского государства в начале XVI века Новгород-Северский (1501), а также Посеймье – Путивль, Рыльск и Курск (1508) с примыкающими к ним землями – вышли из-под власти Польши и Литвы и вошли в состав нового Русского государства во главе с Москвой [2]. И как у каждого значимого исторического события, здесь были свои герои. В данном случае это был князь из рода Рюриковичей, праправнук Дмитрия Донского, Василий Иванович Шемячич (?–1529) [3].
При этом земли Курского Посемья – Путивль, Рыльск и Курск с округами – не просто вошли уездами, сменившими бывшие княжеские уделы, а стали юго-западным порубежьем и военным оплотом Московского русского государства. (Во главе уездов назначались воеводы из числа приближенных к государю бояр и служилых князей из рода Рюриковичей, Гедиминовичей, потомков Чингисхана и татарской родовой знати.)
Первым среди служилых князей, по-видимому, следует считать князя из рода Рюриковичей Ивана Ростиславича Берладника (?–1162), внука галицкого князя Володаря, лишившегося Галицкого удела  (1141) из-за попытки овладения Галичем и Галицким княжеством. Свое прозвище – Берладник – он получил по молдавскому местечку Берладь, где собирались изгнанные из своих земель люди разных социальных слоев и этносов – изгои – и где он из таких же искателей приключений и наживы собрал дружину. С этой дружиной грабил купеческие караваны и суда на Дунае и Днепре (на Днепровских порогах). Потерпев поражение от объединенных дружин русских князей, он лишился большей части своего разбойного отряда и в 1145 году оказался на службе у киевского князя Всеволода Олеговича. В 1146 году находился на службе у брата Всеволода – Святослава Олеговича Северского. В 1157 году – на службе у Изяслава Давыдовича Черниговского. В 1158 году, спасаясь от ареста по запросу венгерского короля, сбежал к половцам. В 1159 году вновь у Изяслава Давыдовича, занявшего киевский престол. В 1161 году Изяслав Давыдович был убит в сражении, и Иван Берладник бежит в Грецию в Фессалоники, где умирает в 1162 году. Остатки его берладниковской разбойной дружины, возможно, стали предтечей казаков Запорожских Сечи [4].
Среди других Рюриковичей раннего периода, лишившихся удела и служившего мечом другим государям,  стоит назвать участника Куликовской битвы Дмитрия Михайловича Боброк-Волынского (? – после 1380), с 1170 года находившегося на службе у московского князя Дмитрия Ивановича Донского в качестве воеводы [5].
Однако население Посеймья было малочисленным и само не могло защитить себя даже в городах-крепостях от набегов польско-литовских отрядов, шаек запорожских казаков, крымских татар и прочих степняков, накатывающих разрушительными волнами со стороны Дикого Поля. В связи с этим московские власти (великие князья и цари) стали строить засечные линии (комплекс оборонительных сооружений с опорой на небольшие города-крепости), выдвигать в степь дозоры, сторожи и станицы, состоящие из государевых служилых (ратных) людей.
Служилые же люди делились на две группы: «по отечеству» и «по прибору» (по найму). К служилым «по отечеству», как единодушно утверждают отечественные историки и как пишется во всех учебниках и учебных пособиях, относились дети боярские и дворяне. А в служилые «по прибору» властями нанимались ратники из свободных (гулящих) людей для дозоров, сторож, станиц. В эту же категорию входили стрельцы, городовые казаки, пушкари, затинщики, воротные, государевы кузнецы и плотники, а также прочие мелкие ратные чины, несшие караульную службу в городах-крепостях и на засечной черте (линии).
Обилие специальных терминов, по-видимому, требует обращение к энциклопедиям, как самым проверенным и авторитетным справочным источникам. В данном случае воспользуемся Советским Энциклопедическим Словарем (СЭС) 1988 года издания, в котором кратко и в то же время емко дается определение слов и терминов.
О том, кто такие «служилые люди», выше было сказано. Поэтому к сказанному остается добавить лишь то, что на Руси они были известны с XIV по XVIII век. А с середины XVI века делились на служилых «по отечеству» и «по прибору». При этом служилые «по отечеству» (бояре, дворяне и дети боярские) за службу получали денежные оклады и земельные наделы, владели землями с крестьянами, обладали юридическими привилегиями, занимали руководящие должности в армии и государственном управлении. Служилые «по прибору» также получали земли, иногда небольшой денежный оклад, имели некоторые юридические привилегии, но свой земельный надел обрабатывали сами, а позже, в отличие от служивых «по отечеству», платили налоги – подати.
Бояре – высшее родовитое сословие землевладельцев на Руси с IX по XVII век. С XV века – высшие чины служилых людей «по отечеству», первые чины Боярской думы. Они занимали главные административные, судебные и военные должности в Русском государстве, возглавляли приказы и были воеводами в городах и уездах. И хотя бояре относились к высшему социальному сословию, но и они имели внутреннюю градацию. Главными среди них считались «ближние бояре» – это те, кто с давних лет служил московскому князю и имел свои земельные владения около Москвы. Наиболее знатными, по данным историка В.О. Ключевского, были Кошкины, Морозовы, Бутурлины, Челядинины, Вельяминовы, Воронцовы, Ховрины, Головины, Сабуровы и другие. За ними по статусной иерархической лестнице шли «введенные бояре» – переселившиеся в Москву из других княжеств и за свою службу получившие в кормление города на территории Московского государства. В полученных городах (с ближайшей округой) они были обязаны судить от лица князя, собирать подати (налоги), исполнять административно-полицейские права и организовывать оборону города и округи. За ними шли «путные бояре», которые за службу получали доходы для себя и для князя с торговых путей. В итоге ближние бояре входили в княжескую думу и находились при великом князе, соперничая в этом с более родовитыми и именитыми служилыми князьями; введенные и путные бояре осуществляли управленческую деятельность княжеских чиновников на местах и отвечали за сбор налогов и организацию обороны [6].
Боярское звание отменено царем Петром I в ходе проводимых им реформ.
Дворяне (дворянство) – государственное привилегированное сословие, часть класса феодалов. В России возникло в XII – XIII веках как низшая часть военно-служилого сословия, составляющая двор князя или родовитого боярина. С XIV века дворяне за службу стали получать земли. В XVII веке дворянство составляло основную массу землевладельцев, в интересах которой было юридически оформлено крепостное право [7].
К данной выдержке из статьи СЭС следует добавить, что  многие отечественные историки первыми известными на Руси дворянами считают сыновей московского боярина Степана Кучки, казненного по приказу князя Юрия Долгорукого. Дочь Степана Ивановича Кучки Улита в 1147 году стала женой суздальского княжича Андрея Юрьевича Боголюбского (1111–1174), сына Юрия Долгорукого. А ее братья Петр и Иоаким, лишенные отцовского наследства, стали основой княжеского двора Андрея Боголюбского. Находясь у него на службе и будучи полностью зависимыми от его благорасположения, исполняли княжеские поручения как по ведению дворового хозяйства, так и на территории всего княжества. (Позже Петр был казнен Боголюбским, а Иоаким возглавил заговор дворовых людей против князя; Андрей Боголюбский был убит заговорщиками 29 июня 1174 года.) [8].
По всей видимости, действия Петра Степановича Кучки и других дворовых слуг князя стали первым заговором дворян против своего государя. Позже русские дворяне не раз будут участвовать в заговорах и дворцовых переворотах…
Формирование русского дворянства, по мнению автора книги «Царские, дворянские, купеческие роды России» Л.В. Блонского, начиналось с великокняжеских слуг, как вольных, так и холопов [9].
По мере присоединения к Московскому княжеству других земель и княжеств происходил неизбежный рост дворян при великокняжеском и царском дворе Рюриковичей, потомков Дмитрия Донского – Иване III, Василии III, Иване IV Грозном. При государевом дворе они уже не помещались и были отправлены нести службу, как правило, воинскую, в другие города и веси. За службу вознаграждались землей, селениями и крестьянами, на этой земле проживавшими.
В XIV–XV веках дворянами стали именоваться и родовитые потомки князей Рюриковичей, Гедиминовичей и монголо-татарской знати, сохранив за собой титул «князь». Из потомков Рюрика известны Пенковы, Курбские, Прозоровские, Шуйские, Микулинские, Ромодановские, Пожарские, Ростовские, Воротынские, Волконские, Одоевские, Оболенские, Белевские, Пронские, Репнины, Всеволжские, Татищевы. Всего не менее 250 фамилий. Потомками Гедимина являлись князья Бельские, Мстиславские, Трубецкие, Холмские, Хованские, Голицыны, Куракины, Вишневецкие, Чарторыские и другие. Среди русских дворянских родов от татарской знати такие фамилии, как князья Мещерские, Ширинские-Шихматовы, Касимовские, Годуновы, Карамзины, Бибиковы, Юсуповы, Урусовы и многие другие [10] .
Теперь следует поговорить о детях боярских, давших значительную часть однодворцев.
Дети боярские – мелкие феодалы в Русском государстве в XV – XVII веках на военной службе у князей, царей, бояр и церкви. Сначала доминировали над дворянами, позже слились с дворянством [11].
Если в СЭС о детях боярских, как, кстати, и о дворянах, сказано кратко, то в других энциклопедических изданиях, например, в «Иллюстрированном энциклопедическом историко-бытовом словаре русского народа» Л.В. Беловинского, материалы о них преподносятся в более развернутом виде. Продолжая же тему о служилых «по отечеству», то дети боярские до XVII века преобладали над дворянами как более родовитые и знатные, а с XVIII века, со времен военных реформ Петра I, первенство в сословной иерархии взяли дворяне. Родовитые дворяне или те, что прибыли на русскую службу из стран Западной Европы, могли иметь графские и баронские титулы, подчеркивающие их высокое происхождение. И это привело к тому, что само понятие «дети боярские» вышло из употребления как в официальных документах, так и в бытовом обиходе. Осталось лишь дворянство [12].
По-видимому, стоит отметить, что понятие «дети боярские» на протяжении XIX – XX веков волновало умы историков и писателей, в том числе таких, как князь Михаил Михайлович Щербатов (1733–1790), Василий Осипович Ключевской (1841–1911), Дмитрий Яковлевич Самоквасов (1843–1911), Николай Павлович Загоскин (1851–1912), Сергей Михайлович Соловьев (1820–1879), Анатолий Алексеевич Танков (1856–1930). Кстати, Д.Я. Самоквасов и А.А. Танков имели курские корни. Одни историки придерживались версии, что «дети боярские» – это отпрыски старинных боярских родов, но обедневшие и потерявшие отчие земли, а потому «принижаемые» более успешными и богатыми представителями сословия и княжеской (государевой) знатью. Другие видели в них потомков прежней младшей княжеской дружины – гридней и детей княжеских. Третьи считали их «случайно набранными ратными людьми низшего ранга». Впрочем, преобладающей версией стало все же мнение тех, кто считал «детей боярских» потоками прежних бояр, прибившихся в XIV – XV  веках к московским великим князьям (государям). При этом дети боярские, в отличие от бояр, в Боярской думе, сменившей княжескую думу, участия не принимали.
Но если внимательно отнестись ко всем трем версиям образования «детей боярских», сравнить выводы вышеназванных авторов, указанные ими источники, то можно констатировать, что все они в разно историческое время в той или иной мере имели место. Следовательно, все исследователи этого феномена по-своему правы.
Стоит отметить, что наиболее полно и подробно о детях боярских и дворянах Курского края сказано в фундаментальном труде Анатолия Алексеевича Танкова «Историческая летопись курского дворянства», первый том которого был издан в Москве в 1913 году. С опорой на труды предшественников и дошедшие до его времени писцовые, разрядные, межевые и прочие книги, ревизские «сказки» – переписи населения петровских и постпетровских времен и другие документы педагог, журналист, член Императорского Санкт-Петербургского Археологического Института и общественный деятель Анатолий Танков создал широкое, многоплановое полотно развития служилого дворянства в Курском крае.
По его версии, прежняя княжеская дружина стала называться двором, а дружинники – дворянами. Он же считал, что после того. как все прежни княжеские уделы под именем уездов вошли в состав Московского государства, «то дворы прежних удельных князей не сливались с двором Великого Князя Московского, а остались в тех городах, к которым были приписаны м потому назывались по месту своей службы дворянами Смоленскими, Ярославскими, Рязанскими, Рыльскими м т.д.» И именовались эти дворяне городовым, в отличие от дворян московских. Что же касается детей боярских, то, по мнению А.А. Танкова, «это звание показывает, из кого составлялся этот военный отряд». Сначала они были, как считал А.А. Танков, «на самом деле дети русских бояр», но так как они сами в связи с экономическими и политическими причинами не могли сделаться боярами, то «и остались с тем наименованием, которое означало их действительное происхождение. Последние сообщали [передавали] своим детям то же звание, которое сам носили. Таким образом, дети, внуки и дальнейшие потомки их стали называться детьми боярскими» [13].         
Интересную концепцию темы «боярские дети» представил в Интернете современный ученый, доктор химических наук, профессор, основоположник «ДНК-генеалогии» Анатолий Алексеевич Клёсов (1946 г.р.) в статье «Дети боярские, или История одного русского рода». Из статьи следует, что предки автора с конца XVI века проживали на территории Курского края в деревне Клёсово (ныне Клёсово находится на территории Городьковского сельсовета Конышевского района Курской области). И вначале они были детьми боярскими, а затем, в силу изменения законодательства российского, трансформировались в однодворцев. Но об этом позже, а пока продолжим раскрывать другие термины [14].
Дозор – в условиях рассматриваемого периода времени небольшая группа воинов, высылаемая вглубь Дикого Поля, чтобы с заранее оборудованных секретных сигнальных вышек при обнаружении неприятеля подать огнем или дымом сигнал другим дозорам, а те – следующему дозорному посту. По идее, такая подача сигнала должна была довольно быстро дойти до одной из крепостей на засечной линии и подготовить защитников к отражению врага. Неприятель знал о таком способе подачи сигнала, поэтому высылал вперед своих разведчиков, чтобы они, подкравшись и схватив дозорных, помешали тревожной сигнальной информации. Постоянная опасность попасть в плен или же быть убитыми требовала от дозорных не только смелости и мужества, но и терпения, и умений маскироваться. Поэтому в дозорные шли наиболее подготовленные служилые люди [15].
Сторожа – небольшая конная группа из трех-пяти служилых людей, выдвигавшаяся в степь и ведшая наблюдение за важнейшими дорогами –шляхами и сакмами, – образовавшимися со времен нашествия монголо-татарских орд и шедших по вершинам водоразделов [16].
Согласно исследованиям курских ученых, в рассматриваемый период времени через наш край пролегали Муравской шлях, Изюмская и Кальмиусская сакмы. Они относились к основным и главным путям сообщения татар и их набегам на русские земли. Но, кроме них, были также Бакаев, Свиной, Синявский и Сагайдачный шляхи – пути второстепенного значения, но не менее опасные для курян тех времен.
Самый большой и известный Муравский шлях пролегал от Перекопа к Туле через Ливны. И шел между верховий Ворсклы и Северского Донца, захватывая современные территории Тимского и Советского районов Курской области. У Семских Котлов этот шлях соединялся с Изюмской сакмой, пролегавшей между верховий рек Нежеголи и Оскола. Восточнее их пролегала Кальмиусская сакма.
К Рыльску вел Бакаев шлях, а от Рыльска к Болхову – Свиной. Курск, Рыльск и Обоянь соединялись Синявским шляхом, а Сагайдачный шлях пролегал в 15 верстах от Суджи. Кроме того, существовали ответвления этих сакм и шляхов, проходящие через окрестности Льгова (Городенска) и Дмитриева (Старгорода) [17].
Однако возвратимся к сторожам. Под свои наблюдательные посты смелые воины сторож выбирали места возвышенные, чтобы иметь возможность обозрения как можно большего участка степи как в глубину, так и по сторонам. Но при этом сами старались быть незаметными, чтобы не стать жертвами вражеской разведки. Тогда ведь некому будет предупреждать воевод и население о надвигающейся беде. Впрочем, некоторые исследователи говорят и о наличии у сторож небольших деревянных крепостей с сигнальными вышками. Из этого следует, что дозоры и сторожи не только взаимодействовали, но и совмещали свои обязанности по охране порубежья от вражеских набегов.
Станица представляла собой более крупный и подвижный отряд русских воинов-всадников, численностью до 100 человек. Такой отряд выдвигался вглубь Дикого поля на расстояние до 500 километров. В обязанности станиц входило патрулирование в степи, ведение разведки, слежение за передвижениями татар, украинских казаков – черкасов, польских и литовских отрядов, также совершавших набеги и не менее татар зверствовавших в русских окраинных землях. Кроме того, станица обязывалась пресекать проникновение мелких шаек на русское порубежье и вовремя сообщать о начале крупных набегов [18].
Ведя речь о сторожах и станицах, действовавших на территории Курского края, А.А. Танков весьма подробно сообщает как об их числе, так и оперативно-тактической дислокации каждой. По его данным, на окраинах Московского государства во времена царя Ивана IV Грозного было 73 сторожи, которые делились на разряды. Применительно к Курскому краю Донецкий разряд сторож обслуживался рыльскими и путивльскими служилыми людьми. Он относился к первому разряду по степени важности и опасности службы и в него входило семь сторож.
Первая Коломацкая находилась на юго-западе от Курского края, между реками Коломаком, впадающим в Ворсклу, и Межом, впадающим в Северский Донец, на удалении четырех дней конного пути или более 300 верст. Наблюдаемое ею пространство измерялось 60 верстами: 25 верст до устья речки Мерчика. Впадающей в Мерли, и на 30 верст по речке Межу, до впадения в Водолагу. (Современному человеку со средним образованием это мало что говорит, но служилые люди того времени, в большей части малограмотные или вовсе безграмотные, вполне спокойно ориентировались в этих географических данных.)
Вторая сторожа называлась Обышкинской, по-видимому, от Абышкинского (Обышкинского) перевоза в Змиевском уезде, ниже речки Гомольши, на которой стояло Каменное Городище. И действовала вверх по реке Донцу на 30 верст до устья Водолаги и вниз по Донцу до 15 верст. Так как Обышкинская сторожа была южнее Коломацкой, то путь служилых людей от Рыльска и Путивля до оперативного действия был еще дольше и значительно превышал 300 верст.
Оставляя за скобками многие топонимические и ландшафтные описания местности и их особенности, которые приводит А.А. Танков при оперативном действии этой сторожи, обрати внимание на то, что эти места, упоминаемые в «Слове о полку Игореве» – величайшем памятнике отечественной литературы и культуры средневековья.
Третья сторожа – Балаклейская – была юго-восточнее Обышкинской и находилась при впадении реки Балаклеи в Северский Донец. Разъезды сторожи отсюда шли вверх по Донцу до Шибалкинского перевоза на 15 верст и вниз дл Савинского перевоза к Каменному Ярку на 15 верст. Ширина оперативного действия этой сторожи, как видим, ограничивалась 30 верстами. 
Четвертая сторожа именовалась Изюмскою и действовала вблизи Изюмской сакмы. Ширина ее обзора составляла около 50 верст.
Пятая сторожа, состоящая из рыльских и путивльских служилых людей, оперировала у Святогорского монастыря и. по-видимому. Называлась Святогорской. В зону ее действия входили маршруты до устья Оскола (15 верст) и до устья реки Тора или Торца (30 верст).
Шестая сторожа – Бахмутская – располагалась на устье реки Черного Жеребца. Левого притока Донца и действовала параллельно Калмиусской сакмы.
Седьмая Айдарская сторожа базировалась в устье реки Айдар, впадающей в Донец..Эта сторожа достигала восточного предела реки Донца и находилась на расстоянии 450 верст от Рыльска и 430 верст от Путивля.
Чтобы в какой-то мере обезопасить действия этих сторож, в помощь им вводились подкрепления из малых ближних сторож – семи путивльских и трех рыльских.
Со временем, чтобы улучшить работу этих сторож, производилась корректировка их количества и дислокации [19]. 
Не трудно заметить, что русские сторожи из русских же служилых людей действовали на территории современной Харьковской области, земли которой, как, кстати, и земли Сумщины, в те времена входили в ареол Дикого Поля. И, как видим, не были заселены. А если и стали заселяться, то родственниками и потомками русских служилых людей, а не каких-то мифических укров – прародителей современных украинцев, впавших в националистический бред и геополитическое безумие.   
Относительно станиц А.А. Танков пишет: «Еще дальше сторож простирались разъезды путивльских и рыльских станичников – дворян и детей боярских» и далее сообщает, что первая станица «ездила из Путивля к верховьям реки Самары. По пути следования переправлялась через реки Бобрик, Сулу, Груню, Псёл, Ворсклу, Мерл, Коломак, верховья рек Водолаги и Берестовой. А возвращались в Путивль от Самары, переправившись через реку Торец, В ее зоне ответственности был Муравский шлях, по которому зимой и летом крымские и ногайские татары совершали набеги на города и веси Московского государства.
Вторая путивльская станица удалялась от города еще дальше – к реке Миусу. «Выехав из Путивля, - пишет А.А. Танков, – ратные люди ехали до реки Псла и переправлялись через него у Липецкого городища (возле него находится теперь город Сумы), а затем ехали к верховьям реки Боромли, затем вниз по Боромле до Ворсклы; в Лосицах переправлялись через Боромлю и ехали к Мерлу, а от него – полем к Змиеву кургану и Донцу». Далее путь станицы, в отличие от сторож, не переправлявшихся через Донец, продолжился за Донцом по «ногайской стороне» до реки Жеребец. А от Жеребца шел «крымской стороной» между реками Жеребец и Бахмут до верховий Миуса. Это станица пересекала так называемый Царский шлях, идущий из Крыма в Астрахань.
Третья станица состояла из рыльских служилых людей и отправлялась з Рыльска к верховьям реки к верховьям реки Орели. Если кратко, то ее путь пролегал вдоль Ворсклы через верховья рек Мерчика, Водолаги, Орчика, Берестовой, Чепели и Орели. Здесь у дуба осматривали метку, некогда оставленную князем Тюфякиным и дьяком Ржевским, назначенными царем для контроля над действиями сторож и станиц Донецкой стороны. (Позже один из потомков дьяка Ржевского – поручик Ржевский станет героем анекдотов.) [20]
Кроме сторож и станиц, А.А. Танков называет еще и «особые стоялые головы», назначенные для наблюдения за сторожами и разъездными станицами. Первый голова со своим отрядом стоял под Муравским шляхом на Мерле и контролировал деятельность сторож и станиц между Орчиком и Коломаком по Кончаковскому шляху «на один день пути» и от Орчика до Соленых озер «на три с половиной дня пути». В зону его действия входили Муравский, Обышкинский, Шебалинский, Савинский и Бирюцкий шляхи. Второй голова из Путивля стоял у Соленых озер, напротив реки Береки, на левой стороне Донца и контролировал работу сторож и станиц до устья реки Айдара.
Первый рыльский голова стоял с отрядом в верховьях Ворсклы. Другой рыльский голова стоял под Муравским шляхом у Водолаги.[21].
По большому счету, дозор, сторожа и станица – это предвестники будущей пограничной службы Российского государства.
Об упоминаемых выше засечных чертах (линиях) в СЭС сказано кратко: оборонительные сооружения на южных и юго-восточных окраинах Русского государства в XVI – XVII веках для защиты от кочевников. Состояли из засек, валов, рвов, частоколов; дополнялись естественными преградами (реками, оврагами). Имели опорные пункты – остроги и города-крепости [22].
К этому можно добавить то, что засечных черт было несколько, но наиболее известны Большая и Белгородская. Большая засечная черта состояла из отдельных участков – засек. При этом оборонительные сооружения создавались из лесных завалов-засек, чередовавшихся с частиками (частоколами), надолбами, земляными валами и рвами в безлесных промежутках. Глубина полосы засек местами достигала 20-30 км. Для засечной черты, как отмечалось выше, использовались также местные естественные препятствия: реки, озёра, болота, овраги. На лесных дорогах ставились укрепления – остроги и небольшие города-крепости. Здесь же селились и ратные (служилые) люди. Строительство Большой засечной черты было закончено в 1566 году во времена царствования Ивана IV Васильевича Грозного (1530-1584).
Оборона засек возлагалась на пограничную засечную службу, состоявшую из жителей окрестных селений, собираемых по 1 человеку на 20 дворов. Эту задачу она решала совместно с гарнизонами городов-крепостей, которые насчитывали в каждом от нескольких сотен до 1,5 тысяч человек. Служивые люди засечной стражи, согласно исследованиям, были вооружены топорами, пищалями, иногда луками и копьями, от казны получали по 2 фунта пороха и столько же свинца. Засечная стража (ополчение) насчитывала во второй половине XVI века до 35 тысяч ратных людей. Они, как сказано выше, охраняли черту станицами (отрядами), высылавшими от себя сторожи (разъезды), которые наблюдали за обширным районом перед засечной чертой. Засеками ведали засечные приказчики, воеводы, стрелецкие и казацкие головы, которым подчинялись поместные и приписные сторожа. Для покрытия расходов по укреплению засечной черты с населения собирались специальные подати – засечные деньги.
Лесистые участки засек представляли большие удобства для обороны и надёжные убежища для населения при нашествии врага. В лесах, где проходила засечная черта, запрещалась рубка леса и прокладывание новых дорог и троп. За порчу засечных сооружений и порубку леса взимался штраф. Население проходило через засечную черту только в определённых местах – засечных воротах. Появление чужих людей в пределах засечной черты приравнивалось к лазутничеству (разведывательной деятельности) и строго каралось (вплоть до смертной казни) [23].
Чтобы устранить недостатки в деятельности служилого люда на Большой засечной черте, в январе 1571 года царь Иван IV Грозный приказал князю и боярину Михаилу Ивановичу Воротынскому сочинить устав порубежной караульной службы. Тот, не мешкая, приступил к написанию устава. И 16  февраля 1571 года устав сторожевой и станичной службы был утвержден царем и направлен для исполнения в города Большой засечной черты. Этим уставом прекращался наем на воинскую службу путивльских севрюков – по мнению большинства курских краеведов, уцелевших потомков летописных северян: «А посылати в их место на Донецкие сторожи детей боярских Путивльцов да Рылян; ино к ним прибавити посылати на сторожу Почапцов и Новгородка Северского». Кроме того, давалось наставление, как вести себя служивому люду в сторожах и станицах, а также определялись конкретные места их нахождения. Например: «1-я Сторожа от Новогородка Северского на реке на Рыли от города 2 версты, а сторожей на ней стоит детей боярских и казаков по 4 человека». (Эти сведения можно найти в работах А.А. Танкова, О.Н. Щеголева, С.П. Щавелева и других курских ученых и краеведов.) [24].
А упоминаемый выше ученый А.А. Клёсов, отталкиваясь от данных «Исторической летописи курского дворянства»  А.А. Танкова и работ других авторов, о деятельности служилых людей времен царя Ивана Грозного – дворян и детей боярских – сообщает в интернетстатье интересные сведения. Во-первых, о царском указе об испомещании – наделении землей и поместьями. В «Указе об испомещении» 1555 года, – пишет он, – было сказано: «отцовских поместий не отнимать у сыновей, если они пригодны в службу».
Во-вторых, о делении служилых людей на разряды. «В 1566 году Иван Грозный (Иоанн IV Васильевич) определил три разряда служилого сословия. Высший разряд были дворяне – московские, жильцы и городовые». Московские, по данным А.А. Клёсова, владели землями в Московском уезде, жильцы служили в Москве, но земель в Московском уезде не имели, и городовые служили в других городах. Второй разряд назывался, как и прежде, детьми боярскими. Они пользовались одинаковыми с дворянами правами, но по службе занимали, как правило, меньшие должности. Они могли перейти в первый разряд за воинские заслуги. К третьему разряду относились стрельцы, пушкари, копейщики, затинщики и прочие служилые люди. Они могли быть из дворян, но не из крестьян и холопов. Из них составлялись воинские подразделения, которые возглавлялись дворянами и детьми боярскими. Первые два разряда служили «по отечеству», то есть наследственно, в чине своих отцов, как правило, с поместий. Третий разряд служил «по прибору», то есть по набору».
В-третьих, о праве пользоваться землей по наследству или «по отечеству» и необходимости всем потомкам служилого продолжать воинскую службу: «Когда у помещика – а именно помещиками были служилые люди, имевшие поместья – сыновья достигали 15-18-летнего возраста, они верстались в государеву службу и сами приобретали право на поместный оклад. При этом, они были обязаны по первому требованию являться на военные сборы и оправляться в военные походы с оружием и запасами, и приводить с собой конных и пеших ратников исходя из размера поместья, обычно по вооруженному человеку на коне и в полном доспехе со 100 четвертей земли (указ Ивана Грозного от 20 сентября 1556 года). Продавать данную землю им было нельзя, земля должна была оставаться в роду служилых людей, пока они служат, чтобы «в службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила». Дети состоятельных дворян и детей боярских верстались «в припуск», то есть землей не наделялись, и отбывали службу с отцовского поместья. Дети неимущих дворян верстались «в отвод», то есть с назначением отдельного поместного оклада».
Подводя итог сказанному, А.А. Клёсов приводит слова русского историка В.О. Ключевского, воспроизведенные им в «Курсе русской истории»: «Кто служит, тот должен иметь землю», – и делает вывод, что «на данном принципе была построена поместная система» [25].
Эти сведения важны не только по своей информативности, но и тем, что они позже подтверждались другими законодательными актами царей, в том числе «Уложением» 1649 года.
Оставляя за скобками своего следования разнородность дворянства по родословным и экономическим признакам, А.А. Танков применительно к Курскому краю делит их на московских, городовых и больших. При этом основную массу составляли городовые дворяне, которые « исполняли все службы, касавшиеся военного строя и военных приготовлений и устройств». Перечисляя «все службы» городовых дворян, А.А. Танков обращает внимание на то, что «они сражались в битвах с неприятелем, были гонцами, разведчиками, защищали крепости и укрепленные острожки; устраивали валы, стены, башни, рвы, окопы, тайники, участвовали в обозах».  Но он же сообщает и то, что городовые дворяне могли выйти и в большие, то есть стать воеводами, помощниками воевод, войти в чиновники Разрядного и Поместного приказов. И, чтобы не быть голословным, приводит примеры, когда сыновья городового дворянина Богдан Михайлович Хитрово и Кирилл Полуектович Нарышкин стали боярами [26].
К этому можно добавить, что в XVI и в начале XVII века в Курском крае из числа служилых людей, относящихся к московским наибольшим дворянам, были воеводы в Курске, Рыльске и Путивле. В Курске известны воеводы князь Иван Осипович Полев (?–1605), князь Петр Иванович Татев (?–1586), боярин и князь Михаил Петрович Репнин (?–1565), князь Семен Семенович Гагарин (? – после 1601), Андрей Васильевич Замыцкой (?–1603/05), князь и стольник Григорий Семенович Овцын (?–1603), боярин Андрей Александрович Нагой (?–1618), боярин Дмитрий Юрьевич Пушечников (?–1632), князь и боярин Григорий Борисович Долгоруков (Роща) (?–1615). Городскими и осадными головами были Нелюб Огарев, Плакида Чечерин Яков Змиев. Из рыльских наместников и воевод известны Василий Сарнеев, князь Петр Иванович Кашин, князь Иван Александрович Стригин-Оболенский, князь Андрей Иванович Катыр-Ростовский, князь Семен Дмитриевич Дашков, князь Михаил Федорович Прозоровский, князь Василий Иванович Елицкой, князь Федор Иванович Образцов, князь Федор Осипович Мосальский, князь Михаил Андреевич Карпов. Юрий Иванович Карпов, Семен Федорович Нагой, князь Давыд Васильевич Гундоров, Юрий Иванович Оксаков (Аксаков), князь Федор Иванович Хворостинин, Михаил Федорович Кашин, Иван Филатьевич Бибиков, Федор Иванович Бобринцов, Федор Петрович Окинфов, князь Андрей Гундоров, князь Федор Андреевич Звенигородский, Петр Васильевич Пивов, князь Лука Щербатов, Федор Бобрищев-Пушкин, Федор Акинфеев, Василий Панютин, Левонтий Бутиков. Сирелецкими, казацкими и осадными головами в Рыльске были Олферий Фадцов, Павел Бакшеев, Дмитрий Нарышкин [27]
Благодаря подвижничеству А.А. Танкова и его фундаментальному труду «Историческая летопись курского дворянства» нам известны имена «наиболее древних дворовых дворян» Курского края XVII века. Это куряне – Наум и Афанасий Мануйловичи Бредихины, Тимофей Трифонов, Михаил Осипович Анненков и Иван Павлович Мишустин: рыляне – Федор и Григорий Константиновичи Бойкачковы, Булат Иванович и его сын Юрий Булатович Зеленены, Василий Константинович и Сергей Григорьевич Ширковы, Юрий Степанович Малеев, Петр Григорьевич Воропанов, и Юрий Жданович Лодыгин. Это дворовые дворяне Новгород-Северского, служившие в Рыльске, – Иван Иванович Волжин, Григорий Лаврентьевич Износков, Степан Волокитин сын Стремоухов, Иван Иванович Булгаков, Иван Дмитриевич Кусаков, Петр Алексеевич Шишкин и некоторые другие. Это путивляне – Дмитрий Иванович Киреев, Микифор Михайлович Яцын, Спиридон Денисьевич Яцын и Федор Дементьевич Аладьин [28]   
Что же касается вознаграждения городовых дворян, то А.А. Танков сообщает следующее: «По содержанию своему служилые люди разделялись на кормовых и поместных имевших за службу свои поместья. Правительство давало земли не только дворянам и боярским детям, но и другим служилым людям, как усадебные, так и пахотные. Давались земли на поместном праве. Больше всех получали земли дворяне и дети боярские, но в курском крае меньше, чем в центральных областях. Московские дворяне получали по 150, 120 и 100 четей земли, а курские – по 50 четей». И он же, ведя речь о временах царствования Ивана Грозного, отмечал, что на смену прежним наместникам из числа московской высшей знати стали приходить воеводы, имевшие право суда над жителями города и округи, сбора подати и пошлин, ведению полицейского надзора. Но в суде и управлении они были ограничены выборными земскими и губными старостами, которым за службу также раздавались земли. Кроме того, были введены оклады. При этом оклады бояр, окольничих и дворян первой статьи устанавливались в 200 четвертей, дворян второй статьи – 150 четвертей, а дворянам третьей статьи – 100. Служба для дворян с 15 лет была обязательной [29].
Дело Ивана Грозного по строительству и укреплению Большой засечной черты продолжил его сын, царь Федор Иоаннович (1557–1598), прозванный Блаженным. По его указу в 1592 году был основан Елец, в 1595 – Воронеж, а в следующем, 1596,  построены города Белгород на Северском Донце, Оскол на Осколе и Курск на старом городище на Семи (Сейме). Как известно из официальных документов тех лет и их интерпретации курскими краеведами, Курскую крепость строили воевода Иван Осипович Полев, стрелецкий голова Нелюб Огарев да подьячий Яков Окатьев (Акатьев). Естественно, строили не сами, а силами вверенных им служилых людей – детей боярских, дворян, стрельцов, пушкарей, казаков и курского населения. Сами они, как это делалось испокон веков на Руси, да и делается ныне, – руководили [30].
В это же время Курский край, особенно правое побережье Сейма, где в настоящее время находятся территории Железногорского, Дмитриевского, Хомутовского, Конышевского, Фатежского, Курского, Золотухинского, Щигровского, а также Черемисиновского, Тимского, Касторенского, Советского и Горшеченского районов, активно заселяется семьями и родственниками служилых людей как «по отечеству», так и «по прибору». Основная масса их образуется из ратных людей, участвовавших в охране Большой засечной черты. Это и ратники сторож и станиц, это и служилые люди острожных, крепостных и городских гарнизонов. На землях Курского края служилые «по отечеству» получают поместья и становятся, как уже отмечалось выше, помещиками, а служилые «по прибору» получают земли в «один двор» и становятся однодворцами.
Впрочем, об однодворцах немного ниже, а пока о служилых людях времен Федора Иоанновича по интернетстатье А.А. Клёсова. «При сыне Ивана Грозного, – сообщает он, – в составе русского войска было 80 тысяч дворянской конницы, и дворянские конные полки составлялись из дворян и детей боярских. Дворяне большие (то есть бояре и князья) получали жалование 70-100 рублей в год, «середние» 40-60, дети боярские 20-30 рублей в год. – И далее констатирует: – В русской истории было мало примеров пожалования статуса детей боярских людям низших сословий и даже холопам, и эти примеры были, как пишут историки, неудачными. Борис Годунов допускал такие пожалования, но они оказались «непрочными», и все эти лица в последующие царствования были возвращены в прежнее свое состояние» [31].
Не лишним будет сказать, что в этот период времени на территорию Курского края, где уже имелись в незначительном количестве черносошные крестьяне (вольные земледельцы-хлеборобы), уцелевшие во время польско-литовского владычества, указами царей из центральных областей Московского государства переселяются государственные или казенные крестьяне. Московская знать, получив за службу новые земли, переводит на них часть своих крестьян. Мало того, очищая Москву от бродяг, сутяг и прочих неугодных лиц, их по распоряжению царя отправляют в порубежье. Как сообщают курские краеведы и историки, 12 марта 1582 года Иваном Грозным был издан указ о суде над государственными преступниками и о ссылке их в город Курск за ябедничество. В частности, в этом указе говорилось: «…а который в жалобнице или в суде лжет и составляет ябеду, того казнить торговою казнью да написати в казаки в украйные города Севск и Курск». Правда, в последнее время историк А.И. Раздорский, со ссылкой на историка Я.Г. Солодкина, в очерке «О древнем и новом Курске» пишет, что  «в данном случае мы, по всей видимости, имеем дело с припиской. Она была внесена в текст указа значительно позднее, ибо Севск был основан только в царствование Бориса Годунова, то есть после 1598-го года». Только дело в том, что город Севск все же основан не в 1598 году, а известен по летописям с 1146 года, то есть появился на год ранее Москвы [32].
Обратим внимание и на то, что украйными городами называли города, находившиеся на окраинах государства, а никак не украинские по национальному признаку. Украина – окраина, и никак иначе. 
Увеличили ли население в Курске и Севске высылаемые ябедники из Москвы, неизвестно, но Курску и Курскому краю они оказали «важную» услугу. Ведь не на пустом месте появилась поговорка: «Нет у царя вора супротив курянина». Да и другие поговорки того времени не менее значимы, к тому же не лишены некоторой поэтической изюминки: «Орел да Кромы – первые воры, а Елец – всем ворам отец, а Карачев – на поддачу, а Ливны – всем ворам дивны, а дмитровцы – не выдавцы».
Говоря о курянах (в широком смысле слова), уже не «с конца копья вскормленных», как во времена князя Всеволода Святославича Буй-тура, а рожденных с ножом да разбойничьим кистенем, краевед и писатель М.С. Лагутич приводит слова жителя того времени Авраама Палицина: «Кроме тамошних старых воров, собралось более двадцати тысяч бродяг». Впрочем, о таком социальном явлении, как воровство и разбойничество на территории Курского края, сообщают и местные легенды. В 2010 году Курским государственным университетом издана книга «Легенды и предания Курского края», где атаману разбойников Кудеяру и прочим разбойникам времен Ивана Грозного – Кочегуру, Жигану, Кулику, Журавлиной Лапке –,посвящен целый раздел. Но еще задолго до этого о разбойниках Курского края писал уроженец Щигровского уезда Владислав Львович Марков в романе «Курские порубежники» (1874), где одним из героев фигурирует атаман разбойников Михайло Косолап [33].
. Таким образом, к концу царствования Ивана IV Грозного и к началу царствования Бориса Годунова фактически завершилась первая волна заселения Курского Посеймья. Причем в большей степени Сеймского правобережья и в меньшей – левого.  И в этом заселении большую роль сыграли миграционные процессы перемещения людей, в данном случае служилых, а также их семей и родственников из северных и центральных областей Московского государства на южные и юго-западные.


ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Самсонов В.Т., Александров-Липкинг Ю.А. Курск – древний русский город // Курск. Очерки истории города. Издание третье. Переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 20;  Бочаров А.Н. Наш край в XIV – начале XVII в. // История Курской области. Учебное пособие для учащихся 7–10 классов. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 15; Шабанов Л.В. Родная земля: далекие были. Курский край и Литва // История и современность Курского края. – Курск, 1998. – С.71; Щавелев С.П.  Курские земли между Ордой, Литвой и Москвой // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск. 1999. – С. 132; Зорин А.В. В составе державы Гедиминовичей // Очерки истории Курского края. – Курск, 2008. – с. 372; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. первая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 425.
2. Из истории Курского края. Сборник документов и материалов. – Воронеж, 1965. – С. 37-39;  Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006 – С. 497-519; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. первая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 446-449.
3. Из истории Курского края. Сборник документов и материалов. – Воронеж, 1965. – С. 37-39;  Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006 – С. 497.; Анпилогов Г.Н.  О городе Курске X–XVI веков // Вестник МГУ. Серия 8. История. № 5, 1979. – Интернет-статья; История Курской области. Воронеж,1975. – С. 16; Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 34; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. первая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 447-448.
4. Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 113.
5. Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 127-128..
6. Соловьев С.М. История России с древнейших времен . 1263–1583. В 15 книгах и 29 томах. Кн. III. Тома 5 и 6.  – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. -  С. 202-206, 404-405; Ключевский В.О. Сочинения. В 9 томах. Т. 2. Курс русской истории. Ч. 2. – М.: Мысль, 1987. – С. 130-133; История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 215-214.
7. Советский Энциклопедический Словарь (СЭС). Издание четвертое. – М. : Советская энциклопедия, 1988. – С. 365.
8. Татищев В.Н. История Российская. В 3 т. Т.2. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 366-368, 696-697; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006 – С. 177; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 24-25
9. Блонский Л.В. Царские, дворянские. Купеческие роды России. – М.: ООО «Дом славянской книги», 2009. – С. 45.
10. . Соловьев С.М. История России с древнейших времен . 1263–1583. В 15 книгах и 29 томах. Кн.III. Тома 5 и 6.  – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. -  С. 202-206, 404-405; Ключевский В.О. Сочинения. В 9 томах. Т. 2. Курс русской истории. Ч. 2. – М.: Мысль, 1987. – С. 130-133; Беловинский Л.В. Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь Русского народа. XVIII – начало ХХ века. М.: Эксмо, 2007.  – С. 160-163; Блонский Л.В. Царские, дворянские. Купеческие роды России. – М.: ООО «Дом славянской книги», 2009. – С. 46-48.
11. Советский Энциклопедический Словарь (СЭС). Издание четвертое. – М. : Советская энциклопедия, 1988. – С. 380.
12. Беловинский Л.В. Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь Русского народа. XVIII – начало ХХ века. М.: Эксмо, 2007.  – С. 171.
13. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 13-14
14. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
15. . Советский Энциклопедический Словарь (СЭС). Издание четвертое. – М. : Советская энциклопедия, 1988. – С. 403; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 30; Зорин А.В. Оплот Московского государства // Очерки истории Курского края с древнейших времен до XVII в. – Курск, 2008. – С. 423-425; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 17.
16. Советский Энциклопедический Словарь (СЭС). Издание четвертое. – М. : Советская энциклопедия, 1988. – С. 1278; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 30; Зорин А.В. Оплот Московского государства // Очерки истории Курского края с древнейших времен до XVII в. – Курск, 2008. – С. 423-425; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 18.
17. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 82-84; Зорин А.В. Оплот Московского государства // Очерки истории Курского края с древнейших времен до XVII в. – Курск, 2008. – С. 419-420; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 18.
18. Советский Энциклопедический Словарь (СЭС). Издание четвертое. – М. : Советская энциклопедия, 1988. – С. 1278; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 30; Зорин А.В. Оплот Московского государства // Очерки истории Курского края с древнейших времен до XVII в. – Курск, 2008. – С. 423-425; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 18.
19. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 77-80.
20. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 80—83.
21. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 82—83.
22. Советский Энциклопедический Словарь (СЭС). Издание четвертое. – М. : Советская энциклопедия, 1988. – С. 453.
23. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 16-18.
24. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 75; Щеголев О.Н. Хрестоматия для провинциального юношества по истории города Рыльска. Часть 1.  Курск: Курскинформпечать, 1994. – С. 278-280; Щавелев С.П. Курские земли между Ордой, Литвой и Москвой (XIV-XVI вв.) // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 139; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 19-21.
25. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
26. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 38-68.
27. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 38-68; Щеголев О.Н. Хрестоматия для провинциального юношества по истории города Рыльска. Часть 1.  Курск: Курскинформпечать, 1994. – С. 263-280; Бочаров А.Н. Наш край в XIV – начале XVII веков // История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 22; Шабанов Л.В. Родная земля. Далекие были / Курский край: История и современность. – Курск, 1995. – С. 39-40; Щавелев С.П. Курские земли между Ордой, Литвой и Москвой (XIV-XVI вв.) // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 139; Собрание важнейших памятников по истории древнего русского права. СПб., 1859. – С. 310-311; История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 23-24; Анпилогов Г.Н. О городе Курске X-XVI вв. // Вестник МГУ. Серия 8. История. № 5, 1979; Интернет-статья; Раздорский А.И. О древнем и новом Курске // Друг для друга, 21.08.2012. – С. 11;  Советский энциклопедический словарь. Издание четвертое. – М., 1988. – С. 1186; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 13-46.
28. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 42.
29. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 68-72.
30. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – Москва, 1913. – С. 71-73; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 13-46.
31. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
32. Собрание важнейших памятников по истории древнего русского права. СПб., 1859. – С. 310-311; История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 23-24; Анпилогов Г.Н. О городе Курске X-XVI вв. // Вестник МГУ. Серия 8. История. № 5, 1979; Интернет-статья; Раздорский А.И. О древнем и новом Курске // Друг для друга, 21.08.2012. – С. 11;  Советский энциклопедический словарь. Издание четвертое. – М., 1988. – С. 1186; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 20-21.
33. Лагутич М.С. Провинциальная хроника. – Курск: Изд. дом «Славянка», 2014. – С. 57; Легенды и предания Курского края. – Курск: КГУ, 2010. – С. 54-72; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 21.




Новые предшественники курских однодворцев. XVII век.
 
7 января 1598 года в Москве умер царь Федор Иоаннович, прозванный в народе Блаженным за мягкосердечность и тихость нрава. Не обладая государственным умом и твердостью духа, он находил опору в Верховной Боярской Думе и в мудрых советах зятя Бориса Федоровича Годунова. Вместе с тем за 13 лет своего царствования он, несмотря на мягкосердечность, значительно увеличил обороноспособность Московского государства, продвинув вглубь Дикого Поля отдельные участки Большой засечной черты. Он же в законодательном порядке положил основу крепостному праву, закрепив крестьян за землей, обрабатываемой ими.
Со смертью Федора Иоанновича пресеклась правящая династия Рюриковичей, стоявшая у кормила власти около 740 лет. И с его кончиной, как отмечают многие историки, на просторах Московского государства началось Смутное время, которое иногда называют еще Великой Смутой.
В книге А.И. Кулюгина «Правители России» по факту смерти Федора Иоанновича сказано: «Перед смертью простился он наедине с нежной супругой своей Ириной, а на печальный вопрос патриарха Иовы, кому оставляет он царство, подданных и царицу, прошептал в ответ: «В царстве, в вас и в моей царице волен Господь Всевышний». Но после похорон царя Ирина Федоровна наотрез отказалась править царством – не было в ней ни мощи Ольги Святой, ни упорства Елены Глинской, матери Ивана Грозного – и отправилась в Новодевичий монастырь. После довольно долгой проволочки 21 февраля 1598 года Земский Собор избрал царем Бориса Годунова (1552-1605), род которого, согласно одной из версий, происходил от татарского мурзы Чета, принявшего православие и крестившегося под именем Захария, основателя костромских дворян [1].
Как сообщают историки, Борис Годунов в первый год своего царствования служилым людям выдал двойное годовое жалование, и те, конечно, этим были весьма довольны. Купцам дал право беспошлинной торговли в течение двух лет. Земледельцев освободил на один год от налогов, крестьянам установил конкретный срок работы на помещика и сумму денежной платы им. Кроме того, вдовам и сиротам оказал помощь деньгами и продовольствием, провел амнистию ранее осужденных, а также был первым из русских Великих князей и царей, отправивших детей бояр учиться в страны Европы. Писатель и историк Н.М. Карамзин, освещая данный период царствования Бориса Годунова, писал: «Первые два года сего царствования казались лучшим временем России… Борис исполнял обет царского венчания и справедливо хотел именоваться отцом народа, отцом сирых и бедных…» [2].
 А вот запомнился он народу, к сожалению, больше по пословице: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», как инициатор отмены Юрьева дня – свободного перехода крестьян весной и осенью от одного помещика к другому. Но возвратимся к служилым людям Курского края, по крайней мере, к тем, кто стоял у рычагов власти.
В 1600 году воеводой в Курске был Андрей Васильевич Замыцкой (Замыцкий, Замытской) (?–1603/05), а осадным головой Плакида Чечерин. При А.В. Замыцком в Курске писцами из Москвы Алексеем Федоровичем Зиновьевым и подьячим Яковом Акатьевым проводилась перепись населения. Ими составлены писцовые книги по Курску и курской округе, в которых были описаны все селения и дачи (данные царем земли), находившиеся во владении местных дворян. Как это выглядело, можно увидеть по более поздним писцовым книгам Курского уезда, приведенным А.А. Танковым в «Исторической летописи курского дворянства» на примере села Зорина: «Село Зорино. В селе церковь святого великомученика Димитрия деревянная, а во дворе церковное строение, а у церкви на церковной земле поп Симон Климов. Пашни паханой доброй земли 20 четей в поле, а в два. Сена по дикому полю по конец поля 40 копен. Лесу большого по берегу реки Семи с озером – с другими помещиками вообще – против дач. А пашню пахать и сено косить и всякими угодьями владеть вообще с помещиками села Зорина через десятину. В том селе жеребьи помещиков: Семен да Дмитрий Ивановы дети Фомины, Василий Иванов сын Мишустин, Онфиноген да Ларион Еремеевы дети Чаплыгины, Максим Елесеев сын Кобызев да племянник его Сергей Козмин сын Кобызев»  [3].
К сожалению, писцовая книга, составленная боярином Алексеем Федоровичем Зиновьевым и подьячим Яковом Акатьевым, как и все другие писцовые, разрядные, даточные, межевые, поместные книги этого и более раннего периода, сгорела вместе со зданием, в котором хранилась при очередном московском большом пожаре. «3 мая 1626 года, – пишет А.А. Танков в «Исторической летописи курского дворянства», – страшный пожар истребил часть Кремля и Китай-город. Это несчастье весьма тяжело отозвалось на документах Московского государства. В Поместном приказе сгорели: Указная книга до 1626 года, книги писцовые, приправочные, отдельные, дозорные, отказные, дачи и столпы» [4].
С 1601 по 1603 год в Московском государстве был неурожай. Цены на хлеб и продовольствие до небес, голод потрясал центральные и северные уезды России. А в Курске и Курском крае в эти годы урожаи оказались вполне приемлемыми, голода не ощущалось. Куряне продавали хлеб и жито в центральные уезды государства по умеренным ценам, за что получили от царя благодарность и разрешение на строительство Троицкого монастыря в посаде за Куром, на высоком выступе береговой гряды реки Тускари. По царской грамоте строил его Иона Тёлка, который и «братию собрал» [5].
Начиная с 1600 года по Московскому государству пошел гулять слух, что убиенный в Угличе царевич Дмитрий Иванович чудесным образом спасся, жив и скрывается то ли в Литве, то ли в Польше. По одной из версий, эти слухи запустили опальные бояре Романовы, пригревшие попа-расстригу Гришку Отрепьева. Незадолго до этого многие представители боярского рода Романовых – Захарьиных – Юрьевых, обвиненные Годуновым и патриархом Иовой в заговоре, были осуждены и отправлены в ссылку. Даже малолетний Михаил Федорович Романов, будущий царь, был сослан в Белоозеро с тетками – княгинею Черкасской и княжной Анастасией. Вот хитроумные Романовы и придумали месть Борису, чтобы ему спокойно не жилось и не царствовалось.
Слухам вначале не верили, но после того, как в 1601 году из Польши дошли известия, что там все царедворцы не только опознали «сына» Грозного – Дмитрия Ивановича, но и признали за ним право на русский трон, боярство, считавшее неродовитого Годунова выскочкой и тихо ненавидевшее его, стало задумываться: «А вдруг – да правда… А если даже и неправда, то…»
Почва для появления Лжедмитрия оказалась подготовленной. Но Курский край, сносно перенесший голодные годы, казался спокойным. Согласно установленному порядку, в степные просторы уходили сторожи и станицы, состоящие из казаков, конных стрельцов, детей боярских и дворян. Городской ремесленный люд занимался своими делами, купцы торговали, крестьяне трудились в полях, в церквах священники превозносили молитвы во здравие царя.
Не нарушалась и ротация воевод. В период с 1601 по 1602 год в Курске воеводствовали, согласно данным С.И. Ларионова, сразу два боярина – стольник Григорий Семенович Овцын (?–1603 или 1604) и Андрей Александрович Нагой (Нагово) (?–1618).  Правда, историк А.И. Раздорский со ссылкой на архивные документы сообщает о том, что Овцын был воеводой и в 1602–1604 годах, а Нагой (Нагово) совместно с ним находился в Курске только в 1602 году. Потом вместо Нагого был Дмитрий Юрьевич Пушечников (? – после 1632) [6].
Ныне трудно судить, какая очередность воевод происходила в 1601-1603 годах в Курске и кто с кем был в паре на воеводстве. Понятно одно, что увеличение числа военачальников на юго-западном порубежье России было вызвано слухами о «царевиче Дмитрии». А еще захватом в 1601 году татарскими ордами городов Белгорода и Царева-Борисова и выплата им огромной по тем временам дани – 14000 рублей. Возможно, на принятие такого решения оказали влияние и другие факторы, например, скопление в крае до 20 тысяч беглых из Центральной России от голода крестьян и холопов, часть которых, как сказано у А.А. Танкова, Борис Годунов приказал принять на воинскую службу и приравнять к дворянскому сословию. Это очень возмутило «старое дворянство», и оно тихо зароптало, проявляя скрытое до поры до времени недовольство. (После смерти Годунова, как сообщает А.А. Танков, этот указ будет отменен, и всех новоявленных дворян приведут в прежнее состояние.) [7]
Среди недовольных оказались и служилые люди «по прибору» (служилые третьей категории) – стрельцы, казаки, пушкари и прочие. Их недовольство было вызвано тем, что царь ввел указ, по которому они, кроме воинской службы, обязывались «пахать государеву пашню», по сути – государственный вид барщины, ранее неизвестный и прежними государями не применяемый. Собранный с «государевой пашни» урожай планировалось доставлять в новые города на кормление тамошних гарнизонов. Если курские служилые должны были вспахать, засеять 200 десятин и потом на них собрать урожай и сдать его властям (надо полагать, воеводе), то в Белгороде и Осколе, где ратников было куда больше, должны вспахивать и засевать по 600 десятин. А так как людей все равно не хватало, то местные воеводы на полевые работы отправляли пеших стрельцов, присылаемых из других уездов. Лошадей и орудия труда стрельцам выдавали воеводы из государственных конюшен и складов. Вот недовольство поневоле и росло. Недовольными были и помещики из числа детей боярских и дворян, на которых этот указ также распространялся. Им приходилось посылать своих крестьян на обработку «государевой пашни» в ущерб собственному хозяйству. А посадские и крестьяне были недовольны увеличившимися сборами денег на выкуп пленников, хотя и понимали, что это дело необходимое и нужное, так как каждый человек в то неустроенное, лихое время мог стать пленником татарских орд [8]. 
Словом, когда в 1604 году после смерти Г.С. Овцына воеводой в Курске стал Григорий Борисович Долгоруков (Роща) (?–1615), то социальная, общественно-психологическая и морально-нравственная почва для благоприятного появления самозванца в Курском крае уже была подготовлена.   
В октябре 1604 года Лжедмитрий I, обласканный польским королем Сигизмундом и магнатами Адамом Вишневецким и Юрием Мнишеком, воеводой Сандомирским, с отрядами польских наемников, украинских и донских казаков перешел границу Московского государства, а 13 октября уже захватил замок Остер. Затем 21 октября без боя ему сдался город Моравск, жители которого связали и выдали воевод  Б. Лодыгина и М. Толочанова. За Моравском последовал Чернигов, где воевода князь И.А. Татев не смог организовать оборону и оказался в плену вместе с князьями П.М. Шаховским и Н.С. Воронцовым-Вельяминовым. Но 18 ноября при штурме Новгород-Северского Лжедмитрий потерпел неудачу от царских войск, возглавленных Петром Басмановым, и подумывал о возвращении в Польшу. Однако в Путивле, где до этого, возможно, побывали эмиссары самозванца, вспыхнуло восстание горожан, поддержанных служилыми людьми «по прибору». Путивляне, по одной из версий, действительно приняли самозванца Гришку Отрепьева за царевича Дмитрия по подсказке воеводы и князя Василия Рубец-Мосальского и дьяка Сутупова. Так это было или иначе, с высот нашего времени судить трудно, но 21 ноября восставшие выдали Лжедмитрию связанными стрелецкого голову и сотников. Вслед за Путивлем 25 ноября на сторону самозванца перешел Рыльск. Восставшие рыляне передали Лжедмитрию воеводу А. Загряжского и его четырех помощников. Лжедмитрий, как пишут историки, посетил перешедший на его сторону Рыльск, но останавливаться в нем не стал. Своей столицей он выбрал Путивль, имевший каменные крепостные стены. Тем временем слух о появлении «законного царя» покатился по городам и весям Московского государства. 1 декабря на сторону «доброго царя» перешли Курск, Белгород, Оскол и некоторые другие города края, а также Севск и Кромы. Жители этих городов не знали, что Лжедмитрий пообещал полякам при своем воцарении отдать им всю Северщину с городами Рыльском и Путивлем, а также Смоленск, Псков и Новгород [9].   
В Курск воеводой Лжедмитрий I назначил князя Кондратия Ивановича Щербатова) (? – не ранее 1605). И, как ни удивительно, гордый потомок Рюрикова рода, согласился. Неужели воеводское кормление стало выше дворянской чести? Или за жизнь опасался? [10].
Воодушевленный успехами Лжедмитрий I пошел к Новгород-Северскому, но гарнизон встретил его войско огнем пушек. Началась осада города, которая польским авантюристам не очень-то нравилась. 1 января 1605 года они стали требовать обещанного им жалованья, но захваченная в Путивле казна уже была истрачена. Тогда поляки и казаки разгромили обоз Лжедмитрия и стали грабить местное население. 2 января часть польских отрядов повернула в сторону границы, грабя на своем пути все селения. Идя такое дело, Лжедмитрий приказал сжечь свой лагерь под Новгород-Северским и вернулся в Путивль. Сюда к нему снова начали сходиться вооруженные отряды, в том числе прибыло около 4000 запорожских казаков. Приезжали сюда и некоторые бояре и дети боярские, из числа которых Лжедмитрий начал создавать собственную Боярскую Думу. (Позже некоторые из этих думцев поплатятся головой за свои необдуманные действия.)
21 января 1605 года пестрое войско самозванца потерпело поражение у Добрыничей, недалеко от города Севска, входившего в Комарицкую волость. Лжедмитрий участвовал в сражении и едва не попал в плен. Оставив поле битвы, он бросился бежать в Рыльск. Запорожские казаки, не получившие обещанного вознаграждения, кинулись в погоню за ним, но под стенами Рыльска были встречены ружейным и пушечным огнем. Запорожцам ничего не оставалось, как, «не солоно хлебавши», отправиться восвояси. Они и отправились, грабя попутно жителей Курского края. Так началось разорение Курщины, которое, к сожалению, продолжится несколько лет.
Шайки донских и запорожских казаков покинули Лжедмитрия, перебравшегося из Рыльска в Путивль, но жители Северщины поддержали его людьми и оружием, в том числе пушками, взятыми из крепостей. Не сдался царским войскам, учинившим жестокую расправу над жителями Комарицкой области, и город Рыльск. Жители Рыльска уже слышали от выживших очевидцев о жестокости, творимой войсками Бориса Годунова в Комарицкой волости после 21 января, поэтому пощады не ждали и решили сражаться до конца. Обороной Рыльска руководили воевода Григорий Борисович Долгоруков-Роща и осадный голова Яков Змиев.
Армия Бориса Годунова, возглавляемая воеводой большого полка князем Федором Ивановичем Мстиславским, в подчинении у которого находились князья-воеводы Андрей Иванович Телятевский, Василий Васильевич Голицын, Михаил Глебович Салтыков, Дмитрий Иванович Шуйский, Михаил Федорович Кашин и бояре-воеводы Василий Петрович Морозов и Иван Иванович Годунов, простояла под стенами Рыльска две недели. Мстиславских не хотел потерь своих войск при штурме города, надеясь, что сторонники Лжедмитрия сами сдадутся. Он даже пропустил беспрепятственно в город отряд сторонников самозванца численностью в 2500 человек, посланный Лжедмитрием на помощь осажденным. Но надежды Мстиславского не оправдались, и он приказал снять осаду и начать отвод войск в Севск. Увидев это, рыляне сделали вылазку и напали на обоз отступающей армии. Их трофеями стали 13 пушек, много другого имущества разбитого ими арьергарда и несколько десятков пленников [11].
Пока войска Бориса Годунова стояли под стенами Рыльска, довольствуясь вялой осадой города, на сторону самозванца перешли Оскол (Старый), Воронеж, Царев-Борисов, Елец и ряд других городов. Жители этих городов, как правило, служилые люди «по прибору», в конце февраля привели в Путивль своих воевод и их помощников. Среди лиц, насильно доставленных, оказались князь Борис Михайлович Лыков из Белгорода, князья Борис Петрович Татев и Дмитрий Васильевич Туренин из Царева-Борисова, князь Дмитрий Михайлович Барятинский из Ливен и другие. Придерживаясь ранее избранной тактики, Лжедмитрий принародно простил всех воевод и их подручных. Мало того, он принял их на службу и наградил. Через ближайшее княжеско-боярское окружение самозванец вступил в тайные переговоры с московским боярством, не жаловавшим своей любовью и признательностью царя Бориса. И сюда же он приказал доставить из Курска чудотворную икону Курской Коренной Божией Матери «Знамение», которая и была к нему препровождена дьяконом курской Воскресенской соборной церкви Поликарпом и «многими усердствующими гражданами», как пишет С.И. Ларионов. Из этого следует, что не только «черный люд» и служилые люди «по прибору» признали самозванца, но и служилые «по отечеству», в том числе дворяне и бояре высшего разряда, преступив клятву и крестное целование, а также и некоторые священники, поддавшиеся обману, впали в пучину предательства и измены [12].
Трудно сказать, как бы разворачивались события дальше, но 13 апреля 1605 года в Москве скоропостижно на 54-м году жизни скончался Борис Годунов. На царский трон при поддержке патриарха Иовы и части московских бояр взошел сын Бориса Федоровича Федор Борисович Годунов, которому в ту пору было 16 лет. Если Бориса Федоровича на царство избирали самым что ни на есть демократическим образом, на Земском Соборе, то избрание Федора Борисовича было келейным, хотя, естественно, москвичи целовали крест ему в верности.
Все видные отечественные историки отмечали, что Федор Борисович Годунов был физически сильным и смелым молодым человеком, хорошо образованным и умным от природы, знавшим несколько иностранных языков, активно помогавшим отцу в государственных делах. Но судьба к нему не благоволила. Начались и предательства в армии. Так, Петр Басманов, не сдавший Лжедмитрию Новгород-Северский, но будучи поставленным во главе царских войск на смену Федору Мстиславскому вскоре перешел на сторону Самозванца. 7 мая 1605 года войска присягнули «царевичу Дмитрию», о чем направили гонцов в Путивль.
1 июня в Москву приехали послы от самозванца и, собрав народ, зачитали «царскую грамоту к москвичам». Разъяренная толпа москвичей ворвалась в царский дворец, схватили Федора, его мать Марию и сестру Ксению и отвели в прежний дом Годуновых, где оставили под стражей. 10 июня в Москву приехали от самозванца князья Голицын и Мосальский с приказанием устранить Годуновых и свести с престола патриарха Иова. С патриархом обошлись хуже язычников: прямо в храме во время богослужения сорвали с него святительскую одежду, одели черную рясу и таскали по полу храма, а затем и по площади. Поиздевавшись, отправили в монастырскую тюрьму. Иова умер в 1607 году. (Следующим патриархом стал рязанский архиепископ Игнатий, встречавший Лжедмитрия как царя в Туле.)
В дом Годуновых пришли дворяне Михаил Молчанов и Шеферединов с тремя дюжими стрельцами. Низложенный царь Федор и его мать были убиты (задушены), а упавшая в обморок Ксения была оставлена живой, но вскоре стала наложницей Лжедмитрия, а затем была отправлена в женский монастырь. Умерла в 1622 году. После расправы над Годуновыми народу же объявили, что Федор и его мать покончили с собой. Затем вынули из Архангельского собора гроб Бориса Годунова, переложили его тело в простой деревянный гроб и погребли в убогом Варсонофьевском монастыре. Рядом с ним похоронили без церковного обряда, как самоубийц, сына Федора и супругу Марию. Так печально, едва начавшись, окончилась царская династия Годуновых.
Но Лжедмитрий I, взошедший на царский трон путем обмана, авантюр и большой крови, царствовал недолго: 17 мая 1606 года он был убит московскими боярами-заговорщиками, во главе которых стоял князь Василий Шуйский, ранее одним из первых всенародно признавший в самозванце «царя Дмитрия Ивановича». Истерзанный труп самозванца, выкопанный из могилы, сожгли, пепел собрали, зарядили в пушку и выстрелили в западном направлении, то есть в сторону Польши, немало сделавшей, чтобы он стал русским царем и ввел страну в Великую смуту [13].
В современной краеведческой литературе можно встретить мнение, что признание власти Лжедмитрия I принесло облегчение населению юга России в целом и жителям Курского края в частности. Возможно, кому-то оно и принесло, особенно тем, кто был настроен на разбой и грабеж, на убийство ближнего своего, но для основной массы населения, в том числе и «черного люда», никакого облегчения в жизни не наступило. Наоборот, началось безвластие, когда защиты от разбойных шаек, в том числе поляков и запорожских казаков, а также татарских орд искать было не у кого. Курск и Курское Посеймье, сильно оскудев людьми, вновь стали лакомым куском для грабителей.
К сказанному можно добавить, что художественную версию о появлении Лжедмитрия на Курской земле и начале Смуты изложил в историко-романтическом романе «Курские порубежники» Владислав Львович Марков, что отмечалось выше. В романе рассказывается не только о Смутном времени, но и показывается жизнь простых курян, курских служилых людей «по отечеству» и «по прибору», описывается Курск – крепость и посад, нравы курян, в том числе курских бояр, поддержавших Лжедмитрия. Кроме того, дается представление о Коренной пустыни и курских разбойниках.
Царем по приговору московских бояр стал князь и боярин Василий Иванович Шуйский (1552-1612), Рюрикович, потомок Александра Невского из старшей ветви его родового древа. Согласно летописным данным и, по мнению большинства отечественных историков, Василий Шуйский был человеком льстивым, изменчивым, завистливым, злобным, подлым и коварным.
В Путивле, естественно, узнали о смерти Лжедмитрия, но почему-то продолжали верить в его новое чудесное избавление. Слухи о том, что он жив, подогревались из Польши, куда сбежал приверженец Лжедмитрия и убийца царя Федора Годунова дворянин Михаил Молчанов. В 1606 году эту коварную выдумку Молчанова, кстати, вновь поддерживаемую польской знатью, услышал мелкий дворянин и бывший боевой холоп черниговского воеводы князя Андрея Андреевича Телятевского (?–1612) Иван Исаевич Болотников (?–1608). В юности Иван Болотников бежал от Телятевского к казакам, но находясь с разведывательной сторожей в Диком Поле, попал в плен к крымским татарам и был продан туркам. Те русского полонянина сразу же отправили на галеры, и несколько лет он провел гребцом-невольником на галерах. После неудачного для турок морского боя с христианскими кораблями он был освобождён и какое-то время проживал в Венеции. Отсюда через Германию добрался до Польши, где и узнал о российских чудных делах. В Самборе случай свел его с Михаилом Молчановым, который под большим секретом поведал ему, что он «царь Дмитрий Иванович», свергнутый коварным Шуйским с престола, и что ему надобны верные люди, чтобы начать новый поход на Москву. Поверил или не поверил Болотников Молчанову, неизвестно, но письмо к путивльскому воеводе князю Григорию Петровичу Шаховскому (? – после 1612) взял и отправился в Путивль.
Князь Шаховской был сторонником Лжедмитрия и не желал признавать царем В.И. Шуйского. Как сказано в статье о нем в «Русском биографическом словаре» Брокгауза и Ефрона, «в минуту смерти самозванца он «задумал воскресить» его и прикарманил для этого дела государственную печать. А коварный Василий Шуйский перемудрил сам себя, сослав в качестве наказания опального Г.П. Шаховского воеводой в порубежный и беспокойный Путивль. Оказавшись в Путивле, Григорий Петрович тут же сошелся с приверженцами Лжедмитрия и объявил путивлянам, что царь Дмитрий Иванович жив, и призвал горожан «ополчиться на изменника Шуйского». Как говорится, подлил масла в огонь. Путивляне приняли призыв воеводы – Северщина вновь забурлила, как огненная лава. К Путивлю вскоре пристали, как сказано в одном из рукописных документов того времени, Рыльск и Чернигов, Муром и Курск, Стародуб и Кромы.
Сначала Северское порубежное воинство возглавил местный боярский сын Истома Пашков, но тут как раз подоспел бывалый человек Иван Исаевич Болотников, который и стал с подачи князя Шаховского и Михаила Молчанова настоящим предводителем крестьянско-казачьей армии. Однако князю Г.П. Шаховскому одного Болотникова показалось мало, и он вызвал в помощь Болотникову и Молчанову старого знакомца из войска Лжедмитрия, терского казака Илью Ивановича Горчакова, назвавшегося царевичем Петром, сыном царя Федора Иоанновича и царицы Ирины Федоровны и племянником «царя Дмитрия Ивановича».
Вняв просьбе князя Григория Шаховского, лжецаревич двинулся в Путивль. По дороге взял город Большой засечной черты – Царев-Борисов, где расправился с воеводами Михаилом Сабуровым и Юрием Приимковым. Прибыв в уже успокоившийся от бушевавших волнений Путивль, «царевич Петр» или, как его звали казаки по месту рождения, Илейка Муромец был радостно принят Шаховским. А вот встретиться с Болотниковым он не успел, так как тот, возглавив северское воинство как главный воевода «царя Дмитрия Ивановича», уже двигался со своими отрядами на Москву.
Остановившись в Путивле, лжецаревич Пётр, как сказано в википедической статье, вскоре натолкнулся на активное сопротивление духовенства и знати, на их насмешки в отношении так называемой Боярской Думы нового самозванца  да и его самого. В ответ на это лжецаревич приказал своим казакам казнить всю местную и привезенную из восставших городов знать. И, по свидетельству Разрядных книг того времени и других рукописных источников «Нового летописца» и «Пискаревского летописца»), по исследованиям отечественных историков, в том числе В.Н. Татищева, в Путивле были убиты князья и воеводы Василий Кондорукович Черкасский, Андрей Ростовский, Юрий Пиимков-Ростовский, Гаврила Коркодинов, Никита Измайлов, Алексей Плещеев, Михаил Пушкин, Иван Ловчиков, Петр Юшков, Федор Бартенев, Петр Иванович Буйносов, Андрей Бахтеяров, Ефим и Матвей Бутурлины, Василий Трестенский, Савва Щербатов, Григорий Долгорукий, Языковы и многие другие [14].
Знатных воевод и бояр, среди которых было немало Рюриковичей, не просто казнили, а убивали жестоко и изуверски: кого-то сажали на кол, кого-то распинали на стене, словно Христа, прибив руки и ноги гвоздями и расстреливая из луков, кого-то «метали с башен и по суставам резали», чтобы больше мучились. Иным отсекали руки и ноги, некоторых обливали кипятком, других стравливали медведям и собакам, надев на них медвежьи шкуры. Дочь путивльского воеводы Бахтеярова лжецаревич сделал своей наложницей, а игумена Дионисия, попытавшегося образумить народ словами и видом чудотворной иконы, которую держал в руках, приказал убить, сбросив с крепостной башни, что тут же было и сделано его подручными [15].
А что же князь Г.П. Шаховской? Как он реагировал на бесчинства призванного им «царевича Петра»? Летописи на этот счет предпочитают молчать. Возможно, морщился, но заступаться за близких по социальному положению бояр и князей не стал. Сила-то явно была на стороне лжецаревича. К тому же в то время русские князья с удовольствием воевали друг с другом и убивали друг друга с такой же яростью и жестокостью, как тот же Илейка Горчаков. Жестокости и убийств, как повествуют летописи, не гнушался и царь Василий Шуйский, казнивший многих видных князей и бояр. Залив Путивль кровью русской знати и оставив по себе страшную память, лжецаревич Петр, «племянник царя Дмитрия Ивановича», двинулся со своими казаками на помощь Болотникову, стоявшему с войском под Москвой. Путь на Елец пролегал через Рыльск, Льгов и Курск, где свое войско он пополнил охочими людьми из числа казаков, крестьян, холопов и посадских этих городов. Но злодеяний, подобных путивльскому, здесь, судя по молчанию летописей, совершено не было.
О делах И.И. Болотникова и И.И. Горчакова – «царевича Петра», боевых и прочих, можно рассказывать долго и много, но все они уже происходили за пределами Курского края, поэтому в этом нет необходимости. Отметим лишь, что оба были казнены: Горчаков – в 1607 году, Болотников – в 1608.
А вот их вдохновитель Григорий Петрович Шаховской и временный сподвижник Андрей Андреевич Телятевский, хоть и побывали в царской опале при Василии Шуйском, но, как сообщают историки и как сказано в «Русском биографическом словаре» Брокгауза и Ефрона, умерли своей смертью в 1612 году. Выжил и путивльский дворянин Истома Пашков, вовремя переметнувшийся на сторону царя Василия Шуйского. Кстати, служилые дворяне с фамилией Пашков будут фигурировать в курской десятне за 1632 год [16].
Василий Иванович Шуйский царствовал около 4 лет, однако в народе был нелюбим, победами над внешними врагами – поляками и татарами биографию свою в данный период времени не украсил. Не добавила ему славы и расправа над И.И. Болотниковым, а также подлое убийство его сторонниками воеводы Михаила Васильевича Скопина-Шуйского (1586–1610). В 1610 году в ходе очередного заговора бояр он был низложен и оказался в польском плену.
На смену ему пришла коалиция из бояр, так называемая Семибоярщина, провозгласившая русским царем польского королевича Владислава Сигизмундовича, сына короля Сигизмунда III. Но Владислав принимать православие не спешил, так как этому воспротивился его отец, возмечтавший о русской короне, и Владислав русским царем признан не был. Зато польские войска хлынули в Россию. И дела в стране, лишившейся крепкого управления, раздираемой политическими противоречиями, с каждым днем становились все хуже и хуже. На смену одним самозванцам тут же приходили другие. Иногда их было сразу по два, а то и три человека, и они воевали между собой. Но больше всех в истории запомнился Лжедмитрий II, женившийся на Марине Мнишек, которая родила ему сына Ивана, прозванного «ворёнком». Лжедмитрий II был убит 11 декабря 1610 года. (Кстати, судьба Марины Мнишек и ее сына Ивана печальна – их не стало в 1614 году.)
Северные города государства захватили шведы, Северщина, находясь под польской интервенцией и разгулом бродячих по ней шаек поляков, казаков, просто разбойных людей, бурлила, в Москве хозяйничали польские интервенты, внутри страны продолжалась гражданская война, когда все воевали со всеми и все вместе страдали. Патриарх Гермоген, видя бедствие страны и народа, стал рассылать по городам и весям грамоты, в которых призывал восстать против захвативших Москву поляков за православную веру.
В январе 1611 года московские бояре, поддерживающие польского короля Сигизмунда, сообщили ему о восстании Прокопия Ляпунова в Рязани, одним из первых внявшего призыву патриарха. Отряды земских людей, прежде всего из городов Поволжья, возглавленные П.П. Ляпуновым, направились к столице. К земскому ополчению примкнули казаки князя Дмитрия Трубецкого, атаманов Ивана Заруцкого и Просовецкого, служившие ранее «Тушинскому вору».
В Москве горожане и стрельцы услышали о подходе ополчения и подняли восстание, не дожидаясь главных сил ополчения. Поляки подожгли город, и большая часть Москвы была уничтожена огнём. Князь Д.М. Пожарский, успешно руководивший боевыми действиями против поляков на Сретенке, был тяжело ранен и эвакуирован в Троице-Сергиеву лавру. Подошедшие ополченцы и казаки захватили укрепления Белого города, заперев поляков и их русских приспешников в Кремле и Китай-городе. Началась осада.
Во время этого восстания был убит Михаил Молчанов – убийца Ф.Б. Годунова, приспешник Лжедмитрия I, самозванец, сподвижник И.И. Болотникова и Лжедмитрия II, приверженец Сигизмунда III.
Ополченцы и казаки создали земское правительство, которое возглавили Прокопий Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий. Между земским (в основном – дворянским) ополчением и казаками возникли раздоры, которыми воспользовался начальник польского гарнизона Гонсевский, с помощью дьяка изготовивший подложную грамоту, переданную в казачий лагерь. Умело сфабрикованная фальшивка позволила противникам Прокопия Ляпунова, особенно атаману Зарецкому, обвинить его в измене и расправиться с ним (22 июля 1611 года). Смерть Прокопия Ляпунова привела к распаду первого ополчения: земские отряды покинули Москву.
Вскоре после смерти Прокопия Ляпунова, в сентябре 1611 года в Нижнем Новгороде по призыву посадского старосты Кузьмы Минина стало собираться второе земское ополчение, которое в качестве военного руководителя возглавил князь Дмитрий Пожарский, активный участник первого ополчения.
В августе 1612 года военные силы Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, в основном собранные в Поволжье, соединились с остатками первого ополчения, оставшимися под Москвой, и совместными усилиями разбили польскую армию под столицей. А в октябре-ноябре 1612 года полностью освободили столицу Русского государства от польских интервентов [17].
Кстати, период Смутного времени на территории Курского края довольно ярко и подробно описан в историческом романе уроженца с. Богородицкого Щигровского уезда Курской губернии Владислава Львовича Маркова (1831–1905) «Курские порубежники», изданного в 1873 году. В нем события разворачиваются в период с 1603 по 1606 год. Ныне этот роман можно найти на просторах Интернета. Продолжением этого романа является другой роман В.Л. Маркова – «Лихолетье (Смутное время)», изданный в С.-Петербурге в 1897 году, в котором действуют прежние герои в годы великой смуты. Но значительно раньше на эту же тему или близко к ней написан и роман Михаила Николаевича Загоскина (1789–1852) «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году». Уже из названия видно, что речь идет о завершающей стадии Смутного времени. Не забираясь в дебри литературных споров, какой из романов выше в художественном плане, отметим, что  интересны все и удачно дополняют друг друга в свете событий тех далеких и кровавых лет.
Однако возвратимся к курской действительности начала второго десятилетия XVII века. В это время в Курске, а если быть точнее, то с 1612 или даже с 1611 года на воеводстве, как сообщает автор «Описания Курского наместничества…» С.И. Ларионов, а вслед за ним и другие курские краеведы и историки, был стольник и князь Юрий Игнатьевич Татищев (? – не ранее 1629). Вместе с ним, по противоречивым данным,  воеводою в Курске в конце 1612, а затем в период с 1613 по 1616 год был Федор Иванович Сомов (? – не ранее 1651), [18].
Воеводство Юрия Игнатьевича Татищева в Курске выпало на тревожное время. Пока в Москве бояре делили власть и думали, кого возвести на царский трон, Северской земле, как уже отмечалось выше, приходилось отбиваться от поляков и литовцев, от крымских и ногайских орд, от разбойных шаек запорожских и донских казаков собственными силами. Однако воинских сил в городе было мало. Походы Лжедмитрия I, Болотникова и «царевича Петра», путь которого пролегал через Рыльск, Льгов и Курск, временное нахождение на Брянщине Лжедмитрия II истощили не только ратную, но и вообще живую силу.
О нормальном управлении Курской округой говорить вообще не приходилось. Земля не вспахивалась и не засеивалась, налоги в казну не собирались. Царили хаос и беспредел. А тут еще в 1611 году крымские татары добрались до Коренной пустыни и полностью ее разграбили, а по Посемью рыскали отряды полковника Пырского, князя Вишневецкого, атамана Матюшки, полковника Дорошенко. Кроме того, как пишет историк А.В. Зорин, «катастрофическим для Курского порубежья стал 1612 год, когда князь Семён Лыко, урядник лубенский, разорил окрестности Рыльска, а затем взял приступом и сжёг Белгород». Он же пишет, что под Курском в 1612 году действовали также отряды польских полковников Родкевича и Старинского [19].
И однажды польское войско, состоявшее в основном из черкас, то есть украинских казаков, многие годы верой и правдой служивших польской короне, выйдя из занятого ими Путивля, неожиданно подступило к стенам Курска. Почему неожиданно, да потому, что прежняя хорошо налаженная служба курских сторож и станиц в период Смутного времени фактически самоликвидировалась, распалась. Вот и некому было предупредить курян о надвигающейся опасности. Как следует из «Повести о городе Курске…», командовал им поляк Жолкевский, а возможно, и кто-то другой, только автору летописи почему-то запомнилась фамилия Жолкевского.
Точной даты нападения поляков на Курск установить пока не удалось, но ученые и краеведы, занимающиеся этой проблемой, сходятся во мнении, что эти драматические события развернулись в декабре 1611 или в начале 1612 года. Но другие считают, и не без основания, что это произошло либо в декабре 1612, либо в январе-феврале следующего 1613 года [20]. 
Нападение случилось, как сказано в летописи, под вечер, когда в церквях шла вечерняя служба. Польско-казацкие войска, прямо с марша сразу же ринувшись на приступ, чтобы с ходу взять «большой острог», наступали с двух сторон: от берегов Кура, со стороны которого пришли, и через Можедомную слободку в районе Троицкого девичьего монастыря, то есть со стороны старого посада.
Здесь стоит пояснить, что под «большим острогом» курские краеведы понимают разное: кто-то – укрепленную территорию старого посада, кто-то – часть крепости, построенной в 1596 году, внутри которой был еще весьма ветхий «малый острог» – остатки домонгольского строения. А упоминание в летописи Можедомской слободки, расположенной по обеим сторонам Московской дороги, говорит о том, что курский посад после строительства крепости в 1596 году значительно продвинулся в северном направлении, а свое название он получил по мужскому Можедомскому монастырю. (Этот монастырь, как и девичий Троицкий, будет упомянут в писцовой книге за 1631 год, где также будет назван его основатель Корнила (Корнелий) Брагин.) [21]
Из-за малочисленности курского воинского гарнизона курянам после непродолжительного, но кровопролитного боя пришлось оставить «большой острог», уничтожив часть его стен и башен (чтобы врагу не на что было опереться во время атак) и перебраться в малый. И здесь сражаться до победного конца. Данное обстоятельство позволяет авторам настоящей работы присоединиться к тем исследователям, кто под «большим острогом» понимает старую часть курского посада, имевшего собственную линию укреплений, а не обширнейший новый посад, не только продвинувшийся далеко в северном направлении, о чем сказано выше, но и основательно перебравшийся к этому времени за Кур и располагавшийся рядом с мужским Троицким монастырем.
После взятия «большого острога», причем со значительными потерями для атакующих, к осаждённым от поляков был направлен парламентёр с предложением о сдачи. На его угрожающую речь горожане и воевода Юрий Игнатьевич Татищев кратко отвечали, что скорее погибнут, защищаясь, но города не сдадут.
Такой ответ полякам и казакам, привыкшим брать нахрапом, не понравился. И тогда, как сказано в «Повести о граде Курске…»,  в ночь с пятницы на субботу многочисленными польско-казацкими отрядами была предпринята попытка штурма крепости. Главное направление вражеского удара пришлось на ворота Пятницкой башни. Но воевода предусмотрительно приказал их засыпать землей и забаррикадировать тяжелыми предметами – санями, бревнами, бочками с песком и всем прочим, что могло сгодиться. Когда штурмующие, прикрываясь от стрел большими щитами, приблизились с тараном к воротам, с башни и со стен крепости их встретил дружный залп из пищалей и пушек. Во врага полетели стрелы и камни. Понеся ощутимые потери, поляки и казаки, участвующие в штурме, отступили. Затем, перегруппировавшись, решили приступить к осаде и начали обстрел крепости из орудий.
Юрий Игнатьевич, видя, что гарнизон крепости немногочислен и даже при поддержке горожан, вооруженных чем попало – от вил, кос и топоров, попавшихся в спешке под руку, до обыкновенного дреколья – дубин и колов, вырванных из заборов, не сможет удерживать большой периметр крепостных стен, приказал своим помощникам – осадному голове, казачьим и стрелецким сотникам – сжечь участок между Куровой и Меловой башнями. Те, надо отдать им должное, беспрекословно и своевременно выполнили распоряжение воеводы. И вскоре часть крепостной стены уже пылала, вспоров ночную тьму багровыми отблесками.
Осаждающие, увидев огонь, решили: «Жители зажгли крепость не зря. Они хотят под прикрытием огня и дыма спастись бегством. Но не дадим». И спешно окружили  город конными и пешими воинами со всех сторон. Однако защитники крепости никуда не бежали. Поняв ошибку, польские военачальники тут же изменили план действий. Теперь они решили воспользоваться пожаром и возможным замешательством среди защитников, чтобы под прикрытием дыма и огня самим ударить по курянам. Решили – и нанесли мощный удар по крепости. Но защитники крепости к подобным действиям врага были готовы и успешно отразили этот приступ, «многих вечно спать сотовориша». Отразив,  укрылись за древним земляным валом, который находился внутри крепости, возведенный, по-видимому, еще в княжеские, домонгольские времена.
Очередная неудача, как сказано в «Повести…», «в ту ночь их избиенно быша до 9000», понудила поляков взять город в крепкую осаду, блокировав все выходы из него и лишив горожан доступа к воде и запасам продовольствия. И, как сказано в «Повести…», только снегопады помогали осаждённым бороться с жаждой. Заканчивалось продовольствие, истощился запас пороха и свинца. Ведь осада продолжалась уже третью неделю.
Защитники крепости, которых становилось все меньше и меньше, так как многие погибли во время вражеских штурмов и обстрелов из пушек, изнемогали от выпавших на их долю лишений. И только крепкая воля воеводы да ободряющие слова священников соборной церкви помогали держаться из последних сил. Но, в конце концов, стало так тяжко, что и служилые люди, и простые горожане на общем сходе решили оставить крепость, пробиться через кольцо осады и укрыться в лесах за Тускарью всем, кто останется жив. Была назначена и ночь для прорыва.
Но вскоре пришлось отказаться от этой затеи, так как узнали от своих осведомителей во вражеском лагере, что жена «спасского попа, что за речкою Куром церковь» явилась во вражеский стан и раскрыла противнику намерения курян. Следовательно, враг стал бы их ждать.
И, действительно, польско-казацкие отряды были сосредоточены в месте предполагаемого прорыва, «уготованные на посечение безо всякаго милосердии» всех, кто выйдет за пределы крепостных стен. Одновременно с этим, судя по текстам рукописи, поляки планировали общий штурм острога, покидаемого защитниками.
Только, как говорится, видит око, да зуб неймёт. Защитники на прорыв не пошли, а начавшийся штурм поляков и казаков вновь отбили с большим уроном для последних.
На четвертую неделю осады враги решили отступить от стойкой крепости и поискать себе поживу в других местах. Но когда они уже снимали лагерь и трубили войсковой сбор, к ним явился ещё один перебежчик – поп Спасской церкви, муж изменившей прежде попадьи (в другом варианте предания изменником называется дьякон – зять упомянутой попадьи). Он посоветовал польским воеводам приступ провести не ночью, когда защитники бдят на стенах, а днем, когда они спят, и назвал наиболее слабое место в обороне – Толкочеевские ворота.
Польско-казацкое войско прекратило приготовления к отбытию и бросилось на штурм крепости, нанося главный удар со стороны Толкочеевских ворот, но напоролось на дружные залпы защитников крепости, словно их там ждали.
В «Повести…» прямо, без каких-либо обиняков, говорится о предательстве попадьи и попа (или зятя попа), но всякий раз, когда враг действовал по наводке этих изменников, он непременно терпел поражение со значительным уроном для себя. Поэтому складывается впечатление, а не было ли сие воинской уловкой воеводы и его помощников, среди которых мог быть губной староста Афанасий Мезенцев. (Он упоминается С.И. Ларионовым за 1613 год как помощник воеводы Федора Сомова.)
После очередной неудачи враги, как сказано в «Повести…», «зело освирепишася и частым крепким приступлением начаше град сей озлоблять... ко взятию града всякие хитрости устрояюще». Несмотря на отчаянные приступы, Курская крепость устояла. Враги, пограбив  посад и пригородные слободки, не добившись успеха за более чем месячный срок, бесславно отступили.
История не сохранила для потомков ни число защитников крепости, ни сведений об их потерях. Количество же польских войск (указываемое в основном источнике, описывающем события этого времени, –  «Повести о граде Курске и иконе Знамения Божией Матери», составленной в 1660-х годах) –  70 тысяч человек – берется учеными под сомнение. Под сомнение берется и цифра польских потерь во время первого штурма – 9000 ратников.
Зато неоспоримым фактом является то обстоятельство, что куряне, исполняя обет, данный ими в дни защиты города, – возвести храм, посвященный чудотворной иконе Знамение Божией Матери, – его построили. Уже в 1613 году, если верить данным С.И. Ларионова и архимандрита Амвросия, в северной части детинца «близ рва» была заложена деревянная церковь, послужившая началом становления Знаменского мужского монастыря. Сюда же «поставили и все перенесенные из пустыни, присланные от царя Бориса иконы, книги и протчая». Первым же настоятелем «в том же 1613 году» стал игумен Иосиф, переведенный из Коренной пустыни [22].   
Завершая эпизод о героической защите курянами крепости, необходимо внести пояснение, что для отечественной истории данный факт остался почти незамеченным. Все известные отечественные историки сосредоточили свое внимание на освободительном походе русского ополчения, возглавленного Д.М. Пожарским и К.М. Мининым. И среди важных битв этого времени названо сражение войск ополчения с 12-тысячным отрядом гетмана Я. Ходкевича у Новодевичьего монастыря и у Воробьевых гор с 12 по 14 августа 1612 года.
Не был он представлен и в курских краеведческих изданиях советского и постсоветского начального периода, в том числе в сборниках «Курск» (Воронеж, 1975), «История Курской области» (Воронеж, 1975), «Курский край: история и современность» (Курск, 1995), региональном учебном пособии «История и современность Курского края» (Курск, 1998) и других. По-видимому, над авторами, участвовавшими в перечисленных изданиях, довлела идеологическая подоплека – показывать классовую борьбу курского населения, а не сомнительную историю из церковного источника местного происхождения. Возможно, учитывалась пресловутая советская толерантность, когда ничего отрицательного и обличительного о братьях украинцах, братьях поляках и братьях казаках лишний раз говорить было не принято.
Впрочем, и у дореволюционных авторов – Н.И. Златоверховникова, А.А. Танкова, на наш взгляд, далеких от толерантности, – этот эпизод из героического прошлого города бегло упомянут в «Путеводителе по городу Курску». А вот в таком известном произведении А.А. Танкова, так «Историческая летопись курского дворянства», где назван едва ли каждый курский служилый человек по имени и отчеству, не говоря уже о фамилии, рассказ об осаде Курской крепости польско-казацкими отрядами почему-то весьма краток и акцент сделан не на героическую оборону города, а на икону «Знамение». Впрочем, бог с ними, есть другие авторы, которые память о героическом прошлом предков стараются воскрешать и поддерживать [23].
Как отмечает А.И. Раздорский в статье «Осада Курской крепости в 1612 году в «Повести о граде Курске» XVII века», опубликованной в сборнике научных трудов «1612 и 1812 годы как ключевые этапы в формировании национального исторического сознания» (СПб, 2013), автор «Повести о граде Курске…», написанной в 60-е годы XVII века, неизвестен. (Ныне статью можно найти в Интернете.) Но и он, и историк А.В. Зорин, идущий в этом вопросе по его следам, а то и опережающий его в этом, не сомневаются в курских корнях автора этого замечательного памятника культуры края. А кандидат исторических наук Т.Н. Арцыбашева в одной из своих работ выдвинула версию, что автором «Повести…» мог быть земляк курян, поэт, переводчик и просветитель XVII века Сильвестр Медведев (1641-1691), некоторое время пребывавший в Коренной пустыни (вторая половина 70-х годов) и имевший знакомство с курским воеводой Г.Г. Ромодановским [24].
Начавшееся при Борисе Годунове Смутное время, длившееся до избрания на российский трон 21 февраля 1613 года Михаила Федоровича Романова (1596–1645), вновь значительно опустошило села и города Курского края. Поэтому при царе Михаиле Федоровиче Романове проявилась вторая волна заселения Курского Посеймья семьями служилых людей «по отечеству» и «по прибору».
Однако, если в столице власть царя Михаила Федоровича крепла с каждым годом, то Курское порубежье с его поместным и однодворным населением продолжало страдать от набегов ногайских и крымских татар, военных отрядов поляков и литовцев, разбойных шаек запорожских казаков и реестровых казаков с окраин Речи Посполитой.
Прокурор Верхней расправы Курского наместничества С.И. Ларионов в книге «Описание Курского наместничества…», изданной в Москве в 1786 году, одним из первых курских авторов приводит не только имена, фамилии и звания курских воевод и их ближайших помощников, но и перечисляет вражеские набеги на город Курск и его ближайшую округу. Он же пишет, что детей боярских, дворян, казаков и стрельцов чаще всего в бой с врагами водил казацкий голова Иван Антипович Анненков. Так за 1615 год сообщает: «В сем же году приходили Ногайские Татары в Курск воевать, и против них выслан бывший тогда Головою у казаков Иван Антипов сын Анненков, который с курчаны, с детьми боярскими и с казаками прогнал их, и в 15 верстах от города победив их, многих в полон побрал, а бывших у них плен весь возвратил». А Анатолий Алексеевич Танков дает нам представление о числе служилых людей в городах Курского края. По его исследованиям, в Рыльске было 132 конных дворянина да еще 100 детей боярских, «прибыльных», т.е. направленных из Курска; в Путивле – 150 человек и прибывших из Курска 124; в Осколе было 223 детей боярских и 20 станичных атаманов; в Белгороде – 19 детей боярских-станичников, 117 полковых, 134 волжских казака с их головою Парфеном Дворяниновым; в Курске – 753 детей боярских с головою Баушем Маркушевым   [25].
В 1618 году, по данным С.И. Ларионова и его последователей в лице курских ученых и краеведов, Иван Анненков «с курчаны, с детьми боярскими и со стрельцами татар победил». В 1622, 1623 и 1628 годах И.А. Анненков с детьми боярскими, казаками и стрельцами вновь бил татар. В 1634 году курские служилые люди отразили нашествие польско-литовских отрядов [26].
Впрочем, о событиях 1634 и 1635 годов, опираясь на тексты книги «Курск: вехи пути», сообщим несколько подробнее: «Так уж распорядилась судьба, что воеводе князю Петру Григорьевичу Ромодановскому (? – не ранее 1655), Рюриковичу в 20-м колене, как сообщают архивные документы и краеведы, в 1634 году пришлось дважды отражать нападения польско-литовской армии. Первый раз это случилось 13 января, во вторник, когда к Курску, крадучись вдоль Сейма (Семи), как сказано в «Повести о граде Курске…», подошло двадцатитысячное польско-литовско-казацкое войско князя Иеремии Вишневецкого. Его обнаружила курская сторожа, стоявшая у переправы через реку примерно в том месте, где ныне Сеймский мост. Один из дозорных, дворянин Никифор Мальцов (Мальцев) стремглав поскакал к крепости, чтобы сообщить воеводе и другим начальным людям о приближении врага.
Заподозрив что-то неладное, или же спросонья что-то померещилось, но в то же самое время ударил в набат дежуривший на высокой колокольне стрелец Киприян Ерпылев. Испугавшись содеянного, он побежал докладывать воеводе, что некая божественная сила сама ударила в колокол, а он тут ни при чем. Но воевода Ромодановский, естественно, не поверил сказке стрельца и приказал учинить сыск, а стрельца взять под стражу за учиненный переполох. Но тут примчался от переправы Мальцов с сообщением о появлении врага. Однако воевода принимать меры к обороне города не спешил и приказал проверить это сообщение, показавшееся ему маловероятным и сомнительным. В разведку был направлен небольшой дежурный конный отряд (станица) курского сына боярского Мартемьяна Никифоровича Шумакова. Возвратившись после столкновения с поляками раненым, Шумаков не только подтвердил слова Мальцова, но сообщил, что «литовские люди» уже на Глинище и построены в боевом порядке. Это означало – будут атаковать с ходу. Тут уж воевода перестал быть Фомой неверующим и распорядился готовиться к обороне. Но уже поднялся переполох – звон набатного колокола услышали многие. Панику усиливали бежавшие с посада и слободок как служилые люди, так и простые горожане с семьями и скарбом. У ворот Пятницкой башни образовалась давка – все стремились попасть в крепость под защиту ее стен и… 4-х пушек, одна из которых к тому же была с изъяном.
В это время «литовские люди», форсировав маловодный Кур, пошли на приступ Меловой башни или бастиона Белград и овладели им фактически без сопротивления со стороны курян, так как они не успели рассредоточиться по стенам и башням крепости. Водрузив на башне флаг, враги попытались развить успех и дальше, но натолкнулись на организованное сопротивление курских служилых людей. Воеводе Ромодановскому и его помощникам удалось восстановить порядок, пресечь панику и начать оборону.
Сколько раз потом на протяжении долгой осады Е. Вишневецкий ни пытался атаковать крепость, с какой стороны не подступал к ней, но продвинуться дальше Меловой башни не смог, лишь нес большие потери, в том числе и от вылазок курских ратников. Итогом же стало то, что, разорив и ограбив Троицкий мужской монастырь, а также посад, пригородные слободки и селения, Е. Вишневецкий увел войска от Курска, о чем воевода П.Г. Ромодановский поспешил сообщить в Москву царю Михаилу Федоровичу [27].
Второй раз «литовские люди» и «полковые черкасы» под стенами Курска появились 4 апреля 1634 года. В этот раз командовали ими украинский полковник Данило Данилов, гетман Яков Острянин и, по некоторым сведениям, польский гетман и князь Е. Вишневецкий. В их распоряжении было 12 тысяч запорожских казаков и другого польско-литовского сброда. В Курске же, как сообщают историки и краеведы, было не более 1140 человек всего населения, а служилых людей «по отечеству» и «по прибору», надо полагать, вообще в два раза меньше. Но куряне воевали все же не числом, а умением. Стойкости и храбрости им также было не занимать. Они не только героически обороняли город под руководством воеводы П.Г. Ромодановского, но и совершали вылазки, нанося врагу потери в живой силе и ущерб в военно-техническом имуществе и оснащении. Мало того, умудрялись брать в плен «языков», которых потом отправили в Москву. Не добившись желаемого результата и понеся потери, гетманы и полковники увели своих вояк в Полтаву на отдых, естественно, предварительно разорив и ограбив селения Курского уезда» [28].
В память о походах «литовских людей» на Курск и разграблении Троицкого мужского монастыря, который после этого так и не смог восстановиться, осталось название дороги, а в более позднее время – улицы Литовской.
Надо отметить, что между первым и вторым появлением «литовских людей» под Курском, они в марте пытались штурмовать Севск, но город не взяли, а озлобленные очередной неудачей разорили и разграбили его окрестности. Как сообщают документы того времени, больше всего в этих делах старались православные запорожские казаки – по сути своей грабители и разбойники. В мае все того же 1634 года, уже после заключения очередного перемирия (Поляновского) между Речью Посполитой и Московским государством, запорожские казаки во главе с Яковом Остряниным совершили нападение на Белгород. Город не взяли, но уезд разорили и ограбили значительно: только пленили 62 человека да угнали 301 корову и 194 овцы, не говоря уже о прочих мелких вещах типа хищения орудий труда и одежды [29]
Многие поколения русских людей, воспитанные на произведениях отечественных классиков, в том числе на повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба», где запорожские казаки представлены в романтико-героическом ореоле славы, искренне считали их таковыми. На деле же это были разбойники, пьяницы и убийцы, готовые служить кому угодно, хоть черту лысому, лишь бы им платили да позволяли грабить и убивать. А русских ли, поляков ли, турок ли, украинцев ли, православных ли, католиков ли, или же мусульман – им было все равно. При этом, начиная с 1620 года полковники и гетманы окраины Речи Посполитой слали в Москву письма с просьбами принять Войско Запорожское под свою руку. Примером этому является запись в Посольском приказе от 26 февраля 1620 года о приеме в Москве посланцев запорожского гетмана И. Сагайдачного [30].
Двуличие, лицемерие, непостоянство, плаксивость, предательство, жестокость – визитная карточка окраинцев во все времена.
Ныне на Украине такими же головорезами, как в XVII веке являются нацики, захватившие власть в Киеве в результате государственного переворота в 2014 году. Они не только терзали и терзают русское население Донбасса и Новороссии, но, науськиваемые спецслужбами Великобритании, других стран Европейского Союза и США, 6 августа 2024 года ворвались в Суджанский район Курской области. Здесь они, как и их предшественники из XVII века, грабили, насиловали и убивали мирных жителей, в том числе беспомощных стариков и старух. Впрочем, как всяких мародеров и убийц, их ждала неминуемая расплата… Более 76 тыс. украинских боевиков и нациков, по не раз повторенным данным СМИ, а также озвученным в публичных выступлениях Президента Российской Федерации В.В. Путина, было уничтожено на Курской земле.   
Однако возвратимся к событиям тридцатых годов XVII века и отметим, что не только «литовские люди» да «полковые черкасы» в 1634 году разоряли Курский край, сюда грабить, убивать и брать в плен мирных жителей вновь и вновь приходили крымские и ногайские татары. Так, по сведениям историка А.В. Зорина, 4 сентября 300 крымских и ногайских татар ворвались в Курский уезд и грабили села на берегах реки Рати, всего в 15 верстах от Курска. Но 6 сентября отряд курских служилых людей настиг татарский чамбул в 200 человек на реке Быстрой и, разгромив, захватил 22 пленных. А отряд под предводительством И.А. Анненкова 22 октября все того же 1634 года на реке Рати разбил крымско-ногайский чамбул мурзы Мамед-Казыя в количестве 500 человек, освободил 52 русских пленника и взял двух «языков», о чем было сообщено в Москву [31].
Стоит отметить, что добрых вестников называли сеунчами или сеущиками (производное от название самой вести – сеунчи или саунчи), деятельности которых в годы царствования Михаила Федоровича Романова А.А. Танков посвятил целую главу своего труда. На десятках страниц он перечисляет курских, рыльских, путивльских сеунщиков, награжденных царем за добрые известия в борьбе с татарскими, польско-литовскими и запорожскими стервятниками. Среди названных А.А. Танковым сеунчей путивльские дворяне Леонтий Литвинов и Офоний Беззубцов, Юрий Беззубцов и атаман казаков Ондрей Гринев. Среди новгород-северских упоминаются Богдан Стремоухов, Родион Скрябин и станичный голова Богдан Износков. От черниговцев называются Иван Костентинов, Ондрей Гринев и Яков Костентинов. Из рыльских сеунчей названы Василий Малеев и Тихон Тархов. От курян в сеунщиках были Иван Анненков, Семен Веденьев, Сунбул Онуфриев  и Исайко Котунин. Конечно, были и другие, личной храбростью и воинским умением заслужившие этой чести [32].
В 1635 году крымчаки и ногайцы по Изюмской сакме добрались до Курского уезда и разорили несколько селений, в том числе деревню Шумакову, названную так по прозвищу ее первых основателей – служилых людей Шумаковых. В Курске в 1635 г. количество жителей, как следует из документов того времени, возросло с 1564 человек в 1631 года до 1577 человек, а «всяких чинов людей» – дворян, детей боярских, казаков, стрельцов и прочих – с 268 а 1631 году до 879 в 1637 году  [33].
Как видим, сведения С.И. Ларионова о событиях 1612–1635 годов, расширив и дополнив собственными комментариями, в своих работах перечислили А.А. Танков и другие курские историки и краеведы. А Анатолий Алексеевич Танков, кроме того, в заключительной части своего фундаментального труда «Историческая летопись курского дворянства» воспроизвел еще писцовые книги или то, что от них сохранилось, о дворянах и детях боярских по Курскому, Путивльскому, Рыльскому, Оскольскому, Белгородскому, Обоянскому и Суджанскому уездам с пофамильным перечнем жителей. При этом самыми «ранними» являются писцовые книги по Оскольскому уезду (1615 год), Путивльскому (1626–1627) и Рыльскому (1628–1629) уездам, созданные уполномоченными на это писцами. Писцовые книги по Белгородскому и Обоянскому уездам были составлены, соответственно, в 1646 и 1648 годах. А самыми «поздними» стали писцовые книги Суджанского и Курского уездов, датируемые 1678 и 1685 годами.
Если обратить внимание на ранние писцовые книги, то увидим, что Оскольский уезд делился на пять станов, в которых «не было почти совсем ни крестьян, ни бобылей, а население состояло целиком из детей боярских». Населенные пункты – села, сельца, деревни и починки – находятся на берегах речек и колодезей, названия имеют природного или ландшафтного плана (деревня Мокрая Поляна, починок Березовой, сельцо Дублинское, село Нижнее Чуфичево). Впрочем, есть и селения, в названиях которых основой является фамилия или прозвище первых поселенцев, например: починок Сорокодомов, в котором помещик Филимон Клементьев сын Сорокодомов, или деревня Дурнева на реке Дубне, в которой поместья детей боярских Федора Иванова сына Дурнева, Понкрата Иванова сына Митосова, Тимофея Селиверстова сына Озарова, Степана Ортемова сына Грезнова и Григория Онофриева сына Ровенскова. Особый интерес представляет село Голубино на реке Оскол, в котором живут атаман Парфен Ондреев сын Денехин и его станицы казаки 22 человека. Учитывая вступительную часть, что население Оскольского уезда «целиком состояло из детей боярских», то напрашивается вывод, что казаки в данном случае также относились к детям боярским.
В более поздних писцовых книгах уездов Курского края поселений с названиями, произошедшими от первых поселенцев или от владельцев, становится все больше и больше. Если мы взглянем на современную карту Курской области, то только в одном Конышевском районе обнаружим Ширково, Шустово, Коробкино, Хрылевка, Беляево, Малахово, Матвеевка, Захарково, Рышково, Волково и еще добрый десяток сел и деревень, некогда основанных служилыми людьми с соответствующими фамилиями. Это говорит о том, что идет упорядочивание землевладений с одной стороны, а с другой – деление земельных участков на более мелкие из-за постоянного роста числа наследников служивого сословия.
Кроме перечисленных писцовых книг, А.А. Танков в своем труде приводит и курские десятни – поименный списочный состав дворянского военно-служилого сословия XVII века, в котором указаны денежный и земельный оклады служилых людей и их вооруженность как для военного смотра (разряда), так и военного похода. Среди сохранившихся десятен Курская с городом Курском, Путивльская с Путивлем, Рыльская с Рыльском, Белгородская с Белгородом, Обоянская с Обоянью, Оскольская с городом Старый Оскол. Как с сожалением пишет сам А.А. Танков в предварительном обзоре, «не сохранилось десятен XVI века», а их XVII века «первые по времени десятни Белгородская и Оскольская, которые относятся к 1621 году, последняя – Рыльская – к 1663 году».
Продолжая тему о курских служилых людях, более подробно рассмотрим Курскую десятню 1636 года, которую 10 марта по указу царя Михаила Федоровича  составил стольник и воевода Данило Семенович Яковлев. В ней явившиеся на смотр куряне делились на выборных, дворовых и городовых. Самой многочисленной группой были городовые. Так, к выборным, проживающих в Курске относились Иван Анненков с окладом 850 четей и 25 рублей, осадный голова Семен Виденьев с окладом 600 чет, Кузьма Виденьев с окладом 500 четей и 12 рублей и Воин Анненков с окладом 450 четей. При этом И.А. Анненков «на государевой службе живет на коне в саадаке, да человек за ним на коне с вожею, с пищалью, с простым конем, да два человека на конях с пищалью». Семен Виденьев – на коне с вожею и пищалью, да человек на коне с вожею, с пищалью, с простым конем, да два человека на меринах с длинными пищалями. Примерно также вооружены Кузьма Виденьев и Воин Анненков.
За ними следуют дворовые: Наум Мануйлов сын Бредихин с окладом 500 четей – на коне в саадаке, Тимофей Трифонов с окладом 350 четей – на коне в саадаке, Афанасий Бредихин с окладом 300 четей – на коне в саадаке, Михаил Анненков с окладом 300 четей – на коне в саадаке и Иван Павлов сын Мишустин с окладом в 250 четей – на коне с вожею и пищалью. (Надо полагать, что И.П. Мишустин – прапредок и один из основоположников рода нашего современного Председателя Совмина М.В. Мишустина.)
Далее идут городовые дворяне и дети боярские. Список городовых служилых людей открывают Афанасий Иванов сын Мезенцов с окладом в 450 чет – на мерине с пищалью и Сафон Антипов сын Толмачев с окладом 400 чет – на коне и в саадаке. Список завершают новики – вновь поверстанные на военную службу – и неслужилые, то есть по каким-то причинам отошедшие от воинской службы. Но и они имеют земельный оклад от 250 до 70 четей.
Упоминаются тут и поверстанные в Москве Микифор Осмолов, Федор Болычев, Марк Якшин, Григорий Долженков, Григорий Головин и другие – всего 20 человек, – которые вернулись в Москву, а потому на смотр не явились и земельного оклада лишились.
Итог же Курской десятни таков: «всего курчан дворян и детей боярских к смотру объявилось 93 человека на конях, 307 человек на меринках, 240 человек на меринах, 145 человек пеших». Не трудно подчитать, что в Курском уезде находилось около 800 служилых людей как «по отечеству», так и «по прибору». А в самом Курске по ведомости, составленной воеводой С.Д. Яковлевым, числилось 82 конных и 101 пеший стрелец, 73 их братьев, племянников и захребетников – всего 256 человек. А также  102 полковых конных и 158 пеших казаков, 88 их братьев, племянников и захребетников – всего 348 человек. Кроме того, в городе находилось 43 пушкаря и затинщика, 6 казенных плотников и кузнецов, 20 рассыльщиков, 23 чернослободца, 21 дворник в осадных дворах, 141 монастырский крестьянин, 21 церковный бобыль – всего 275 человек. В общей сложности в Курске находилось 879 человек служилых людей [34].
Как видим, перечень служилых людей «по прибору», то есть по найму, значительно увеличился. Да, не все они получали денежный оклад, но все были наделены земельными участками разного достоинства в пределах Курского края. А чего в этом перечне нет, так это прямого упоминания об однодворцах. Это дает нам основание полагать, что однодворцы официально еще не вышли в отдельное сословие. Возможно, по старинке, они по-прежнему продолжали находиться в помещиках…
В Курской десятне с окладом в 200 чет значится Василий Федоров сын Похомов, надо полагать возможный прапредок авторов этого повествования. И соседствует Василий Похомов с Пашковыми, Перцовыми, Доренскими, Каменевыми, Переверзевыми, Завалишиными, Мезенцевыми, Толмачевыми, Мосоловыми, Мишустиными, Мелеховыми, Андреевыми, Малыхиными, Михайловыми, Локтионовыми,, Рыжковыми, Захарьиными, Потаповыми, Сотниковыми, Косиновыми, Басовыми, Зориными, Асеевыми, Масловыми, Воробьевыми, Фурсовыми, Глебовыми, Ваниными и другими служилыми людьми [35].
К сказанному вполне объективно добавить то, что многие из перечисленных лиц жили уже в селениях, названных по их фамилиям – Каменево, Андреевка Малыхино, Рышково, Волково, Зорино, Маслово, Воробьевка, Глебово. И появились эти селения, как минимум, в начале царствования Михаила Федоровича Романова, когда схлынула самая густая волна Смуты, и Курское порубежье стало вновь заселяться служилыми людьми. Но нельзя исключать и того. что эти селения возникли и раньше – во времена царя Ивана Грозного и каким-то образом уцелели в годы Смутного времени.
Уже упоминаемый нами Анатолий Алексеевич Клёсов, ведя речь о служилых людях Курского края и их испомещения, среди курских служилых людей рассматриваемого периода времени нашел основателя рода Клёсовых. «Было два основных механизма получения поместий – или обычным порядком, при очередном призыве на воинские сборы, когда указом поименно объявлялось, кто какой надел и какую денежную сумму получает, или по челобитной самого дворянина или сына боярского, или его служилых сыновей, просящих государя за отца, – сообщает он. – И вот здесь на сцену выходит мой первый предок Иван Клёсов (рожд. ок. 1580) – первый, конечно, по существующим упоминаниям в архивах – которому в 1639 году по челобитной его сына Кирея (рожд. ок. 1605) указом было выделено 300 четвертей (чет) земли (180 гектаров). Вот как повествует об этом Отказная Книга (РГАДА, ф. 1209, оп. 188, дело № 15684, стр. 159): «Лета 7147 года (1639 год) апреля в 12 день по государеве цареве и великом князе Михаиле Федоровиче всея Руси грамоте Ивану Клёсову, сыну боярскому рейтарской службы по челобитью курчен кормовых детей боярских Кирея Клёсова, Фрола Евсюкова да Дениса Пыжова да Мина Вожова да Остаха Шипилова и по наказу стольника и воеводы Ивана Васильевича Бутурлина в Курецком стане Курского уезда были отписаны угодья и урочища с устья вверх по Хмелевскому колодезю да от устья ж Хмелевского колодезя вниз по Пруту по правую сторону речке Прута и написано по сыску усадище усть Хмелевского колодезя и дикого поля и дубровы по описи сто чети в поля а в дву по тому ж по государеве цареве и великого князя Михаила Федоровича всея Руси грамоте и по сыску» [36].
Далее А.А. Клёсов пишет, что «расшифровывается этот непростой текст по отписным землям с помощью объяснений А.А. Танкова: «местному воеводе предписывалось послать – кого пригоже на место нахождения поместья и произвести сыск окольными и тутошними людьми по поводу справедливости оснований, по которым челобитчик просит записать за ним это поместье, а затем измерить землю поместья… разверстать ее на три поля и определить, сколько четвертей придется в одном из них. Обыкновенно в Курском крае измерялась только некоторая часть земли, в состав ее входила пашня, перелог, дикое поле, дубрава на пашню, пашня, поросшая лесом, и эта часть считалась одним полем. Умножением этой части на три определялась величина поместья». Следует добавить, что «а в дву потому ж» означает, что «в двух остальных полях по стольку же» [37].
Кроме многих интересных фактов о испомещении, здесь есть и сообщение о новых представителях служилых людей – рейтарах, людях рейтарской службы. «Рейтар» – слово иностранного, немецкого, происхождения. И это говорит о том, что уже при Михаиле Федоровиче в России были вооруженные подразделения, сформированные по западному образцу.
Не менее важным является и то, что уже в начале 1620-х годов царь Михаил Федорович принимается за укрепление пограничного с Диким Полем порубежья и приступает к строительству Белгородской засечной черты (линии). Начинает со сторож. Как сообщает все тот же А.А. Танков, в 1623 году состоялось распределение курских сторож, которых теперь стало 25.
Первая находилась на Лебяжьем броде в 5 верстах от Курска и вела наблюдение степи за Сеймом на 3 версты, 2-я – на Ратском Городище в 20 верстах от Курска, а» проезд этой сторожи был до верха Доброй воды. 3-ья –  под Ханским лесом, в 40 верстах от Курска. В XVI веке на этом месте находилась совместная сторожа ливенцев и курян, позже сторожа состояла из одних курян. Она следила за Муравским шляхом: большими отрядами в 5 верстах, а малыми – в 2 верстах. Удалялась до Курганов на 10 верст. 4-я сторожа располагалась за Сеймом на речке Млодати в Галитцкой дуброве по Белгородской дороге, 5-я – на реке Полной, впадающей в Сейм, 6-я – вниз по Сейму, на Городенском городище, ближе к городу Рыльску. В XVI столетии здесь стояли «Курчаны и Карачевцы, а потом одни Курчане». 7-я – на «Семи усть-Курицы», 8-я и 9-я – на Московской дороге за Княжьими лесами, 10-я – на Саженском Донцу, ближе к Белгороду. 11-я – на Теребреновой ровне, 12-ая – на Сомкове, на усть-Погореловском Колодезе. 13-я – на Бакаевом шляху, ближе к Белгороду и дальше от Курска. 14-я – от Муравского шляха вверх к Нижней Россоши. 15-я и 16-я –  на р. Ревуте (Реуте). 17-я – на Псле, у усть-Старого Гатища, 18-я – верх р. Полной у Заднево буерака. 19-я – на валках по Московской дороге. 20-я –  на колодезе на Кадорце, 21-я – в деревне Жировой, 22-я – на р. Усожи, 23-ья – на Московской дороге у колодезя в 30 верстах от Курска, 24-я – на усть-Сновы, 25-я – на Меловом броде на реке Семи (Сейме) [38].
Что же касается Белгородской засечной черты, то, забегая несколько вперед, поясним, что Белгородская засечная черта (БЗЧ) – укрепленная линия на южных рубежах Русского государства, созданная в 30-50 годах XVII века и служившая для защиты от крымско-ногайских набегов. Белгородская засечная черта делилась на 25 участков – Олешнинский, Вольновский, Хотмыжский, Карповский, Болховецкий, Белгородский, Нежегольский, Короченский, Яблоновский, Новооскольский и другие. Протяженность БЗЧ составляла 600 километров, а с учетом ее изгибов – 800. Проходила она по территории современных Сумской (Украина), Белгородской, Воронежской, Липецкой и Тамбовской областей. Главными опорными пунктами – городами-крепостями БЗЧ, возведенными при Михаиле Федоровиче,  являлись Романов (1614), Борщев монастырь (1615), Козлов (1635), Тамбов (1636), Усерд (1637), Верхососенск (1637), Царев-Алексеев (1637), Яблонов (1637), Короча (1638), Хотмыжск (1640), Вольный курган (1640), Костенск (1644), и Орлов (1645),  Сюда же входили Воронеж (1586) и Белгород (1593) [39].
Кроме вышеперечисленных городов-крепостей, входивших непосредственно в Белгородскую засечную линию, вторую тыловую укрепленную линию составляли как старые города, так и города-крепости, вновь построенные, общим числом около 50. Среди старых городов на территории Курского края, как отмечалось ранее, были Путивль, Рыльск и Курск. Среди новых – Суджа, Белополье, Старый Оскол и некоторые другие. В городах второй линии находились гарнизоны из городовых служилых людей – детей боярских и дворян, составлявших, как правило, конницу, а также казаков, пушкарей, затинщиков, воротных и прочих.
Из интересного и даже знакового в жизни служилых людей царствования Михаила Федоровича вслед за А.А. Танковым стоит привести факт женитьбы дворян и детей боярских не только на девицах простого звания, но и на крепостных крестьянках. «В 1641 году, – сообщает Танков, – дворяне и дети боярские били челом, что их братья и племянники, дети и внучата, верстанные и неверстанные, кабалу на себя дают и женятся на крепостных женках и девках». Пресекая такое непотребство, царь в 1642 году издал указ, которым «повелел верстанных дворян и детей боярских, если даже они поженились на крепостных женках и девках, взять с женами и детьми и написать с городами по поместью и по вотчине. А впредь с нынешнего указа дворян и детей боярских, их детей, племянников и внучат, верстанных и неверстанных, в холопы никому не принимать». А еще Анатолий Танков сообщает, что в 1641 году курские черкасы, то есть малороссийские казаки, бежавшие из Речи Посполитой и поселившиеся на землях Рыльского и Белгородского уездов, теперь изменили Московскому государству и бросились в побег по Бакаеву шляху с женами и семьями [40].
Как видим, окраинцы или черкасы, некогда имевшие общие корни со всем русским народом, за годы нахождения под пятой польско-литовского владычества, утеряли духовный стержень и понятие о чести и нравственности, но приобрели  такие качества характера, как лицемерие, непостоянство, зависть, измена и предательство. Потому без зазрения совести куснули руку. Их кормившую и защищавшую, в очередной раз встали на путь предательства.
Другим важным сообщением А.А. Танкова в области юридических норм является констатация фата, когда помещики могли вступать между собой в частные сделки для передачи поместий. И делает вывод, что из этого «образовалось право давать поместья в приданое за дочерьми». Вообще же в период своего царствования, начиная с 1613 года, по данным отечественных историков, в том числе А.А. Танкова, Михаил Федорович издал десятки указов, направленных на упорядочение земельных и семейных отношений. Первый указ последовал в 1613 году, запрещавший утаивание поместий и вотчин. Понятно желание власти навести порядок в землепользовании после лет Смуты. 27 ноября 1614 года последовал указ, касающийся Курского края «О неотдачи старых иноземцевых поместий в крае никому, кроме самих иноземцев». Что говорит о большом количестве иностранцев, находившихся на русской государственной службе. Но этим же указом запрещалось возвращать земли тем иностранцам, которые бежали из Московского государства. В этом же году, 8 августа, последовал указ, запрещавший отдавать земли погибшего служилого человека кому иному, кроме его детей и других близких родственников. Примерно на ту же тему были указы 1615 и 1618 годов. А указ 1619 года регламентировал порядок восстановления грамот на право владения землей и дворянское звание. Утраченные в годы Смуты. В 1620 и 1623 годах вышли указы «О неотнятии у помещиков и вотчинников лишних земель» при условии, что землевладелец в указанный срок добровольно заявит о некогда «припашенной» им чужой или государственной земли. Очередная попытка наведения порядка в вопросах землепользования и предотвращения злоупотреблений. Царский указ от 3 декабря 1627 года регламентировал права наследования земли и вотчины вдовой после мужа, кроме вновь купленных. В 1629 и 1630 годах вышли указы, запрещающие продавать земли в вотчинах без царского разрешения. Последний указ царя на данную тему вышел 1 апреля 1645 года и касался служилых людей Воронежа. Ельца, Оскола, Курска, Ливен, Корочи. Болхова, Орла и некоторых дугих городов Белгородской засечной линии в вопросах землепользования [41]..
В 1645 году Михаила Федоровича не стало, и на трон Русского государства взошел его сын Алексей Михайлович Романов (1629–1676), прозванный в народе Тишайшим. Он продолжил дело отца по строительству Белгородской засечной линии. Первыми городами-крепостями, построенными при нем в сороковые годы, стали Урыв (1646), Усмань (1646), Болховец (1646), Карпов (1646), Добрый (1647), Сокольск (1647), Коротояк (1648). Позже были возведены Острогожск (1652), Нежегольск (1654), Ахтырка (1654) и Белоколодск (1663) [42].
Административное и военное управление оборонительной линии  располагалось в Белгороде. Город Белгород и другие города-крепости управлялись царскими воеводами, стрелецкими или осадными головами и прочими мелкими чиновниками, подчинявшимися воеводам.
По оценке историков, Белгородская засечная черта сыграла важную роль в укреплении обороноспособности Русского государства. Если ещё в 1630-х годах грабительские рейды крымских татар отражались у берегов Оки, то после её возведения район русско-крымских столкновений сдвинулся на сотни километров на юг, открыв огромные плодородные территории для полноценного заселения. Что же касается Курского края, то его служилые люди уходили на юг на защиту городов и острогов Белгородской засечной черты, а их семьи оставались на ранее полученных землях в Посеймье.
Важнейшим законодательным актом, регламентировавшим правовые нормы жизни и деятельности Русского государства, стало Соборное уложение 1649 года. В нем было несколько разделов (глав). Например, глава  XI «Суд о крестьянах» состояла из 34 статей, глава XIX «О посадских людях» состояла из 40 статей. Но ни в этих главах, ни в других, в том числе о землепользовании и воинской службе и служилых людях «по отечеству» и «по прибору» юридического понятия об однодворцах не вводилось. Хотя, конечно, уже находились крупные помещики-землевладельцы, начавшие скупать, а то и насильно отбирать земельные участки у менее счастливых собратьев. И, конечно же, появились и мелкопоместные дворяне, и дети боярские, не имевшие крепостных крестьян. И их, как показала история развития отечественного землепользования, было большинство. И некоторая часть их со временем перешла в однодворцы. 
В период царствования Алексея Михайловича Романова в 1653 году фактически завершилось строительство Белгородской засечной линии, и в это же время усилиями курских воевод Курский уезд, как сообщают краеведы, для удобства сбора и верстания на воинскую службу людей был разделен на несколько станов – Пригородный, Курицкий, Тускарский, Обмятский и Усожский. Каждый такой стан объединял несколько десятков населенных пунктов, жителями которых были в основном потомки служилых людей, а проще говоря, однодворцы..
Усожский стан – административно-территориальное образование, существовавшее в составе Курского уезда в XVII-XVIII веках до губернской реформы Екатерины II 1775 года. Располагался на северо-западе уезда. Северная и северо-западная граница стана проходила по реке Свапе. В стан входила, в основном, территория бассейна реки Усожи и её притоков. В настоящее время это территория почти всего Фатежского района (кроме южной части), юг и юго-восток Железногорского (вся территория южнее Свапы) и северо-восточная окраина Конышевского района Курской области.
В середине XVII века в Усожский стан, расположенный на севере Курского уезда, входило 67 поселений, но крупными были следующие: Архангельское, Богоявленское, Борисово, Дмитриевское-на-горках, Дмитриевское-на-Холчах, Жирово, Гаево, Глебово, Жердево, Жидеевка, Злобино, Игино, Карманово, Мокрыж, Молотычи, Ольшанец, Покровское-на-Жигаеве, Радубеж, Рышково, Троицкое, Фатеж, Фоминка, Шатохино, Шахово [43].
Это, во-первых, говорит о том, что формирование основных населенных пунктов Курского края, начатое еще в XVI веке служилыми людьми, фактически завершилось. Во-вторых, в этих и других селах жили как крупные помещики со своими крестьянами, так малопоместные и беспоместные дворяне и дети боярские. Кстати, на данное обстоятельство обращает внимание А.А. Клёсов в своей интернетстатье. Он же, используя данные «Исторической летописи Курского дворянства» А.А. Танкова, сообщает, что в соответствии с указом царя Алексея Михайловича от 1648 года практиковались следующие нормы поместных земельных окладов детей боярских в Курско-Белгородском крае: старшие оклады (оклады 1-й и 2-й статьи) – 400 и 300 чет (четвертей), средние оклады (оклады 3-й, 4-й и 5-й статьи) – 250, 200 и 150 чет и низшие оклады (оклады 7-й и 8-й статьи) – 100 и 70 чет. И следом в очередной раз напоминает, что «поместья давались только служилым людям» и что по «Соборному уложению» 1649 года «людям не дворянского сословия вообще было запрещено владеть землей. В лучшем случае и в виде исключения солдаты испомещались 25 четвертями». В-третьих, в селе Покровское-на-Жигаеве или, точнее, в его части, называемой Нижней Жигаевкой, уже проживали потомки Василия Федорова сына Похомова, в том числе его внук Иван Пахомов, родившийся в середине XVII века. Но об Иване Пахомове и его детях, предках автора этого очерка, немного ниже… А пока что о наиболее раннем упоминании о Жигаеве [44].
Как установили курские краеведы, оно содержится в отказной книге 1697 года и выглядит следующим образом: «15 мая 1697 года в пустоши Жигаевой Усожского стана Курского уезда получили поместья служилые люди Андрей и Ермол Стефеевича сыны Новосильцевы, а также Иван Романова сын Яковлев». (РГАДА, д.1209., оп.188; РГАДА, ф.350, оп.2, д.1693). Фамилии этих поселенцев для края знаковые, не раз упоминаемые, следовательно, они относились к служилым людям «по отечеству». Краеведы пришли к выводу, что раз местность названо пустошью, то, по всей видимости, поселение существовало здесь и ранее, возможно, и до нашествия монголо-татарских орд, но к 1697 году было покинуто жителями, и территория этого поселения заросла бурьяном и кустарниками. Правда, в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова слово «пустошь» представлено как «невозделанный участок земли, заросший травами и мелким кустарником». А в СЭС пустошь определяется как «растительность, образованная в основном вечнозелеными кустарниками, преимущественно на месте лесов, главным образом после вырубки или пожаров». Последний вариант меньше всего подходит к местности с неким поселением. Следовательно. в конкретном случае наиболее верен и практичен первый вариант пояснения слова «пустошь» [45].
Однако возвратимся к более ранним временам, чем 1697 год. И остановимся на том, что в 1654 году (8 января) в Переяславле произошла очередная Рада, получившая название Переяславской, на которой украинские казаки, конечно, не без согласия с царским правительством, приняли решение о вхождении  их (войска Запорожского ) в Московске государство. И здесь необходимо сказать, что с начала 1650 года бывший подданный Речи Посполитой Богдан Хмельницкий неоднократно присылал в Москву челобитные царю Алексею Михайловичу о принятии его с казачьим войском под державную руку Русского государства. Царь, зная о непостоянстве в характере казаков и не желая войны с Польшей, всячески устранялся о принятии решения. Он даже передал эти челобитные на рассмотрение Боярской думы. И только после многих сомнений и размышлений, опираясь на решение думных бояр, дал свое согласие на принятие их под свое подданство. Принял – и началась затяжная война с Польшей. Курск и Курский уезд прямого участия в военных действиях, проходивших на территории Украины, не принимали. Но на курских служилых возлагалась обязанность охраны порубежья от татарских набегов и пополнение полков действующей армии. И они эти обязанности исполняли неукоснительно.
В апреле московские рати, возглавляемые князем Алексеем Никитичем Трубецким (?-1680), двинулись в пределы Речи Посполитой. В одном из полков этого войска находился царь Алексей Михайлович, которому в это время было 25 лет. Царская рать держала направление на Смоленск – старую кровоточащую рану Московского государства. Рать Трубецкого двинулась под Брянск. А рать воеводы и князя Василия Борисовича Шереметева (1622-1682) дислоцировалась в Путивле, имея предписание держать оборону пограничья в данной местности. В его оперативное подчинение входили отряды воевод Путивля и Яблонова – Никиты Зюзина и Ивана Ромодановского. По-видимому, подобное относилось и к рыльскому, курскому, белгородскому и оскольскому воеводам [46].
На первом этапе войны русским войскам сопутствовала удача: были взяты Смоленск, Дорогобуж и Полоцк, а также десяток мелких городов. Русские отряды победно дошли до Бреста и Люблина. Но уже при гетмане Богдане Михайловиче Хмельницком (1593-1657), заварившем эту кашу в 1648 году, подняв восстание против Польши, украинская знать в лице полковников и казачьей старшины стала вновь посматривать то на Турцию, то на Речь Посполитую. Тут ничего не поделаешь – такова природа непостоянства, халявничества и продажности  окраинской или украинской элиты (да и значительной части простых окранцев-украинцев) во все времена, вплоть до наших дней.
Сразу же после смерти Богдана Хмельницкого сначала его сын Юрий Хмельницкий, затем и гетман Иван Выговский явно встали на путь предательства общего единства и братства. Не без одобрения Выговского пограничные с Посеймьем сотники стали совершать набеги на селения Рыльского и Путивльского уездов. Курский историк А.В. Зорин по данному факту со ссылкой на документы того времени пишет: «Ночью 31 августа черкасы атаковали деревни Шелгину, Старкову и Козину Севского уезда Крупецкой волости. А в ночь с 1 на 2 сентября Грицко Мельник напал на само село Крупец, где его казаки убили 4 драгун и животину у них отняли» [47].
Чтобы пресечь набеги польских шаек на Присеймье, здесь в пределах Белгородской засечной черты из служилых людей и свободных крестьян начал формироваться Белгородский разрядный полк. К 1658 году организация этого полка была завершена. Как установили историки, Белгородский разрядный полк делился на «большой полк» белгородского воеводы (более 10 тыс. человек), «полк первого товарыща» воеводы (более 5 тыс.) и полк «второго товарыща» воеводы (более 3 тыс.).  В состав полка входили две тысячи всадников дворянской конницы, 3 рейтарских, 5 драгунских, 8 солдатских полков и приказ московских стрельцов. Первым воеводой этого полка был князь Григорий Григорьевич Ромодановский (?–1682), в руках которого сосредотачивалась административная, военная и судебная власть [48].
Здесь, по-видимому, следует пояснить, что драгун того времени – служилый человек «по прибору», сражающийся как в конном строю, так и в пешем;  рейтар – служилый «по прибору» в тяжеловооруженной кавалерии. Еще были и копейщики –  вооруженные по примеру казаков копьем кавалеристы легкой кавалерии.
С появлением рейтарских, драгунских и солдатских копейных полков корпус служилых людей «по прибору» значительно расширился. Рейтары, драгуны и рядовые солдаты, как и их предшественники – стрельцы, казаки, пушкари и прочие, – за воинскую службу получили от царя земельный оклад. Земельные наделы были невелики, но и они позволяли своим владельцам переходить в разряд помещиков и записываться в писцовые и прочие книги дворянами и детьми боярскими. Таким образом, число детей боярских, уже не имеющих никакого отношения к родословному и знатному происхождению, резко возросло. И, в конце концов, это привело к тому, что в 1675 году, как сообщает А.А. Клесов в интернетстатье, «приборным людям было запрещено переходить в дети боярские, что ускорило формирование дворянского сословия». Впрочем, не только формирование дворянского сословия, но и формирование однодворчества и однодворцев – нового сословного понятия в среде потомков служилых людей [49].
Как ни тяжела была судьба служивого человека «по прибору», но судьба зависимых от дворян людей – крепостных крестьян – была еще тяжелей. Поэтому  они стремились попасть на царскую службу, чтобы прокормить себя и своих близких – родителей, братьев, детей, племянников. И попадали. Это привело к тому, что в 1678 году вышел указ царя Федора Алексеевича, который, как сообщает А.А. Клёсов, гласил так: «холопей боярских и стрелецких и казачьих и неслужилых никаких чинов отцов, детей и братьев и племенников отнюдь никого детьми боярскими у верстания не называли и поместными и денежными оклады их не верстали» [50].
Однако возвратимся к писцовым и межевым книгам Курского уезда, точнее, к остаткам писцовой книги, составленной в 1685 году писцами – князем Яковом Осиповичем Щетининым и подьячим Тимофеем Друковцевым по указанию царей Ивана и Петра Алексеевичей Романовых. Не поленимся и вслед за А.А. Танковым приведем полный текст вступительной части этого документа по правилам авторской орфографии, с «ятями» и «ерами», из которой видны цели и задачи переписи: «Л;та 7193 апр;ля въ 3 день по указу Великихъ Государей Царей и Великихъ Князей Iоанна Алекс;евича и Петра Алекс;евича всея Великiя и Малыя и Б;лыя Россiи Самодержцевъ и по наказу изъ пом;стнаго приказу за приписью дьяка Анисима Нетужина, писцы князь Яковъ Петровичъ Щетининъ да подъячiй Тимофей Друковцевъ, при;хавъ въ Курскiй у;здъ, въ стан;хъ и волостяхъ монастырскiя и церковныя земли, за стряпчими и за дворяны московскими и за городовыми дворяны и д;тьми боярскими, и за вдовами и за девками и за недорослями, и всякихъ чиновъ за пом;щики и за вотчинники пом;стныя и вотчинныя земли, села и деревни и починки и пустоши и селища и займища, въ нихъ крестьянскiе и бобыльскiе дворы и въ двор;хъ людей по имяномъ, и места дворовыя и оброчныя и бортныя и порозжiя земли, и дикiя поля и всякiя угодьи межеванныя и немежеванныя и посадскихъ людей земли, писали и мерили и межевали по наказу и по кр;постямъ, а за кемъ имяны пом;стья и вотчины и всякiя земли писаны и по какимъ кр;постямъ, писано въ сихъ книгахъ подлинно» [51].
Дальше же идет перепись села Шумакова, которое еще именуется Мордовской поляной, что, по-видимому, является первоначальным названием этого поселения служивых людей. Впрочем, перейдем к тексту:
«Село Шумаково-Мордовская поляна тожъ, на р;к; Семи и на р;к; Млодати. Въ сел; церковь святого Великомученика Георгiя деревянная, а въ церкви церковное строенiе, а у церкви на церковной земл; во двор; попъ Иванъ Овдокимовъ. Пашни паханыя и перелогомъ дикаго поля и дубровы добрыя земли 20 четей въ пол;, а въ дву потому жъ. С;но по лугамъ въ Толстой Луж; и по р;к; Млодати вверхъ 40 копенъ. Пашни пахать и л;съ хоромной и дровяной с;чь вопче съ пом;щики села Шумакова до берегъ р;ки Семи и по озеры до берегъ р;ки Млодати, и рыбныя ловли и всякiя угодьи.
Въ сел; жеребьи пом;щиковъ:
Микифоръ Клеменовъ сынъ Шумаковъ.
;едоръ, Онциферъ и Ондрей Ефимовы д;ти Шумаковы.
Племянники ихъ: Онисимъ и ;едоръ Онтиповы д;ти Шумаковы.
Вдова Матрена Афонасьева жена Шумакова, да ея д;ти Дмитрiй и Лаврентiй.
Ефремъ, Карпъ, Иванъ, Трофимъ, Онисимъ, Петръ, Титъ, Степанъ Петровы д;ти Шумаковы.
Осипъ и Овдокимъ Васильевы д;ти Шумаковы.
Племянники ихъ: Михаилъ, Максимъ, Озаръ, Кондратiй и Ефимъ Микифоровы д;ти Шумаковы.
Иванъ Филиповъ сынъ Шумаковъ.
Вдова Марья Кирилова жена Шумакова съ пасынками Iевомъ, Осипомъ и Евс;емъ Кириловыми д;тьми Шумаковыми.
Вдова Марья Васильева жена Шумакова съ пасынкомъ Софономъ да съ дочерьми съ д;вками съ Солонидою, Натальею да съ Софиною.
Карпъ Григорьевъ сынъ Мезенцовъ. Пом;стье его, что онъ вым;нилъ у Григорiя да у Мины Измайловыхъ изъ пом;стья его въ жеребьи села Шумакова-Мордовская поляна тожъ, съ т;мъ, что къ Толстой луж;, а въ томъ его пом;стье мельница на р;к; Семи.
Иванъ Павловъ сынъ Бредихинъ да его двоюродные братья: Ондронъ да Ортемъ Акимовы д;ти Бредихины. Племянники ихъ: Осипъ, Павелъ, Омельянъ Мироновы д;ти Бредихины» [52].
Данный текст наглядно представляет как лиц, населявших село – помещиков и их родственников, так их жеребья (владения земельными, лесными и водными угодьями). Пашенные же владения у всех – по 20 четей на одном поле и по столько же на другом. Земельные наделы, скажем прямо, не великие. Поэтому Карпу Мезенцеву пришлось выменивать земли у Мины Измайлова да еще и заниматься помолом муки на построенной, возможно, им самим или же купленной мельнице. И нет ни единого упоминания о наличии у этих помещиков крепостных крестьян. Следовательно, в селе Шумаково проживали одни мелкопоместные потомки служилых людей «по отечеству» и «по прибору», которым в недалеком будущем предстояло стать однодворцами.
И здесь, по-видимому, вновь стоит обратиться к статье профессора А.А. Клёсова, который, говоря о земельных владениях курских служилых людей этого периода времени, сообщает следующее: «Вообще поместные «оклады» с их сотнями четей было одно, а фактические «дачи» были часто значительно меньше. Окладную землю себе надо было еще найти и организовать ее измерение и запись по форме, то есть провести юридическое оформление. А земли часто и не было, или она была плоха, или слишком удалена. Поэтому среди провинциального дворянства в то время часто встречались чрезвычайно мелкие помещики, у которых оклады падали ниже предельной меры, назначенной по закону для поставки одного вооруженного конного ратника (100 четей, или 150 десятин в пашне): назначали по 80 и по 40 четей оклада (120 и 60 десятин). Еще скуднее бывали дачи, приближавшиеся уже к крестьянским участкам: встречались помещики с 30, 20, даже с 10 десятинами пахотной земли. Так образовалась значительная масса бедных провинциальных дворян, беспоместных или малопоместных. <…> А поскольку такие помещики в своих поместьях не имели крестьянских дворов, жили своими дворами, «однодворками», то отсюда позже и образовалось понятие и сословие однодворцев…» По данному поводу исследователь Н. А. Благовещенский писал: «Собственный труд, приложенный к диким полям чернозёмной Украйны, сторицею вознаграждал догадливых: им стали завидовать и те, кто был в полку. И вот, получив возможность заниматься мирным трудом, а не дикой войной, прежних служб служилые люди и в особенности дети боярские становятся земледельческим классом. Из них-то главным образом составилось то сословие, которое в XVIII веке получило название однодворцев»  [53].


ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Блонский Л.В. Царские, дворянские, купеческие роды России. – М., 2009. – С. 24-25;  Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120; Щеголев О.Н. Хрестоматия для провинциального юношества по истории города Рыльска. Часть 1.  Курск, 1994. – С. 263-278; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Интернет.
2. .Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 854; Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120; Щеголев О.Н. Хрестоматия для провинциального юношества по истории города Рыльска. Часть 1.  Курск, 1994. – С. 263-278; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Интернет.
3. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120-121, 482; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 50; Интернет.
4. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 227-228.
5.  Курский краеведческий словарь-справочник «Курск». – Курск, 1997. –    С. 394-395.
6. Гиновский А.П. (архимандрит Амвросий). История о городе Курске… – Курск, 1792. – С. 4; Лысых В.Н. Курская Коренная икона Божией Матери «Знамение»… – М., 2007. – С. 18; Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120-121; Русский биографический словарь Брокгауза и Ефрона. – М.: ЭКСМО. 2007. – С. 610; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. –  С. 50;
7. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 126.
8. . Шабанов Л.В. Родная земля. Далекие были // Курский край: История и современность. – Курск, 1995. – С. 41-42; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 39-72; Интернет.
9. Русский биографический словарь Брокгауза и Ефрона. М.: Эксмо, 2007. – С. 518; Просецкий В.А. Рыльск. – Воронеж: ЦЧКИ, 1977. – С. 23-26; Шабанов Л.В. Родная земля. Далекие были // Курский край: История и современность. – Курск, 1995. – С. 42-43; Интернет.
10. Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 51; Интернет.
11. Просецкий В.А. Рыльск. – Воронеж: ЦЧКИ, 1977. – С. 25; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 473-476; Интернет.
12. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 14; Интернет.
13. Карамзин Н.М.История государства Российского.. – М.: АСТ, 2006. – С. 834-906; Кулюгин А.И. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАЛ «Фирма СТД», ЗАО «Славянский дом книги», 2006. – С. 242-252; Чернышова В.К. Правители России от князя до императора / Государи Российские: Князья, Цари, Императоры. – М.: Авконт, 2008. – С. 224-235; Соловьев С.М. История России с древнейших времен . 1263–1583. В 15 книгах и 29 томах. Кн. IV. Тома 7 и 8.  – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. -  С. 517-612; Ключевский В.О. Сочинения. В 9 томах. Т. 3. Курс русской истории. Ч. 3. – М.: Мысль, 1987. – С. 27-45; История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 299-312; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 39-72;
14. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 479-480; Татищев В.Н. История Российская. В 3-х томах. Т. 3. – М.: АСТ, 2005. – С. 739-740;  Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 914-915; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 51; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 39-72; Интернет.
15. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 480; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 57-58; Интернет.
16. Татищев В.Н. История Российская. В 3-х томах. Т. 3. – М.: АСТ, 2005. – С. 738; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. –  С. 554; Соловьев С.М. История России с древнейших времен . 1263–1583. В 15 книгах и 29 томах. Кн. IV. Тома 7 и 8.  – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. -  С. 613-725; Ключевский В.О. Сочинения. В 9 томах. Т. 3. Курс русской истории. Ч. 3. – М.: Мысль, 1987. – С. 27-45; История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 307-318; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 53-59;
17. Карамзин Н.М.История государства Российского.. – М.: АСТ, 2006. – С. 908-988; Соловьев С.М. История России с древнейших времен . 1263–1583. В 15 книгах и 29 томах. Кн. IV. Тома 7 и 8.  – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. -  С. 726-922; Ключевский В.О. Сочинения. В 9 томах. Т. 3. Курс русской истории. Ч. 3. – М.: Мысль, 1987. – С. 27-45; История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 313-324; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 59-72;
18. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 5; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Пахомов Н.Д. Воевода Татищев // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 107-113; Интернет.
19. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 484-485; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 147; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 59-72; Интернет.
20. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 6; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 487; Пахомов Н.Д. Воевода Татищев // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 107-113; Интернет.
21. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 6.
22. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 6; Гиновский А.П. (архимандрит Амвросий). История о городе Курске… – Курск, 1792. – С. 7; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 162-163; Златоверховников Н.И., Танков А.А. Путеводитель по городу Курску // Курский сборник. С путеводителем по г. Курску и планом города. Издание Курского губернского статистического комитета  под редакцией секретаря Комитета Н.И. Златоверховникова. Выпуск 1. – Курск: Типография губернского правления, 1901; Купчинский И.А. Курск и куряне. Из истории Курска. – М.: Типография П.Н. Прянишникова, Цветной бульвар, 21, 1906; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 484-493; Раздорский А.И. Осада Курской крепости в 1612 году в «Повести о граде Курске» XVII века» // Сборнике научных трудов «1612 и 1812 годы как ключевые этапы в формировании национального исторического сознания» – СПб, 2013; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 66-72.
23. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 162-163; Златоверховников Н.И., Танков А.А. Путеводитель по городу Курску // Курский сборник. С путеводителем по г. Курску и планом города. Издание Курского губернского статистического комитета  под редакцией секретаря Комитета Н.И. Златоверховникова. Выпуск 1. – Курск: Типография губернского правления, 1901;
24. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 162-163; Златоверховников Н.И., Танков А.А. Путеводитель по городу Курску // Курский сборник. С путеводителем по г. Курску и планом города. Издание Курского губернского статистического комитета  под редакцией секретаря Комитета Н.И. Златоверховникова. Выпуск 1. – Курск: Типография губернского правления, 1901; Арцыбашева Т.Н. Очерки культуры Курского края. Выпуск 2. – Курск: КГПУ, 2000. – 104 с.; Раздорский А.И. Осада Курской крепости в 1612 году в «Повести о граде Курске» XVII века» // Сборнике научных трудов «1612 и 1812 годы как ключевые этапы в формировании национального исторического сознания» – СПб, 2013.
25. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 172.
26. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786; Купчинский И.А. Курск и куряне. Из истории Курска. – М.: Типография П.Н. Прянишникова, Цветной бульвар, 21, 1906; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 493-561; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 77-109.
27. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 66-72.
28. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 493-561; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 77-109.
29. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 493-561; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 77-109.
30. Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы в трех томах. Т. 1. 1620–1647 годы. – М.: Издательство Академии наук СССР, 1954. – С 3-5.
31. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 493-561.
32. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С.204-226.
33. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 513; Зорин А.В., Раздорский А.И. Курск торговый и ремесленный. Численность и социальный состав населения. Интернет: Сайт Курск дореволюционный; Иванов П.В. Курск в первой половине XVII века. – Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 38; Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 549-569; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 54. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 93-105.
34. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. Курская десятня. – М., 1913. – С.546-569.
35. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. Курская десятня. – М., 1913. – С.546-569.
36. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
37. Там же.
38. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С.2180-181.
39. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 137-139.
40. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 198-200, 227-259; Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
41. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 227-259.
42. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 260-306; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 137-139.
43. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 134-135.
44. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. Курская десятня. – М., 1913; Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. – 6 с. Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 18-19.
45. Село Жигаево Конышевского района Курской области  // Интернет: Рувики; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. 240 с.; Советский Энциклопедический Словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1988. – С. 1083; Ожегов С.И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. – 22-е изд., стер. – М.: Рус. Яз., 1990. – С. 631.
46. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 114-144.
47. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008; Аркас М.М. История Украины-Руси. – К., 1993. – С. 210-321; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 114-144.
48. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 114-149.
49. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
50. Там же.
51. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 478-479.
52. Там же.
53. .Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья; Благовещенский Н.А. Своеобразный институт у однодворцев // Вестник Европы. 1900. Т. 5, кн. 10. С. 675–692.





Курские однодворцы в XVIII веке.

Неоднократное упоминание потомков служилых людей как однодворцев обязывает к пояснению этого понятия, причем к квалифицированному пояснению, прописанному в энциклопедических изданиях.
В Советском Энциклопедическом Словаре об однодворцах сказано, что «в Российской империи это категория государственных крестьян (в основном бывшие служилые люди по прибору)». Только вот Российская империя, как известно, возникла в конце первой четверти XVIII века, а однодворцы уже были…
В «Словаре русского языка» С.И. Ожегова, изданном в 1990 году в Москве под редакцией члена-корреспондента АН СССР Н.Ю. Шведовой, об однодворцах, точнее об однодворце, на странице 444 сказано: «В России в старое время: происходящий из служилых людей владелец небольшого (в один двор) земельного участка (сам на нем работающий)».  Не очень ясно про «старое время», но суть понятна: потомок служилых людей «по отечеству» и «по прибору».
Однодворцы по «Толковому словарю живого великорусского языка» Владимира Даля – это «поселяне, считавшие себя дворянского рода и, отчасти, владевшие людьми; из дворянских детей и служилых, поселены в XVII веке на украйне (границе); им даны некоторые права, их притон [пристанище, местопребывание – Н.П.] Тамбовская, Воронежская и соседние губернии».
Чтобы читатель не скучал, В. Даль приводит и пословицы об однодворцах: «Сам пашет, сам орет, сам и денежки берет. Тащил черт однодворцев в коробу, да рассыпал под гору. Нес черт грибы в коробу, да рассыпал по бору: и выросли однодворцы!  Собрал черт всех однодворцев в решето и понес: гром грянул, он и выворотил их над Воронежем!»
В «Историко-бытовом словаре русского народа» современного историка, профессора кафедры музеологии Российского государственного гуманитарного университета Леонида Васильевича Беловинского об однодворцах сказано довольно подробно и широко. Если же кратко, то «сословие однодворцев оформилось в начале  XVIII века из бывших служилых людей «по прибору». Здесь же говорится, что однодворцы, как и дворяне, освобождались от телесных наказаний и срок службы для них сокращался до 15 лет. При этом однодворцы после 12 лет службы унтер-офицерами могли производиться в офицерский чин. Еще здесь отмечено, что в XVIII веке однодворцев брали только в легкую кавалерию, а вне воинской службы они платили подушную подать и им разрешалось иметь крепостных крестьян».
Не трудно заметить, что Л.В. Беловинский, несмотря на широту изложения данного определения, из числа предков однодворцев вывел служилых людей «по отечеству». Да и о времени появления понятия «однодворцы» сказал неопределенно и туманно: «в начале XVIII века».
В современном иллюстрированном энциклопедическом издании «Российская история» (М.: «РОМСАН», 2008) об однодворцах говорится так: «Однодворцы – социальная группа в России XVIII – 1-я половина XIX веков в составе государственных крестьян, впервые упоминается в источниках в 1714 году. Однодворцы происходили из служилых людей: детей боярских, казаков, стрельцов, рейтар, драгун, солдат, копейщиков, пушкарей, затинщиков, воротников, засечных сторожей, селившихся в XVI–XVII вв. в районах засечных черт на восточных и южных границах Московского государства для защиты от ногайских и крымских татар. Они получали за службу земли в «один двор», без работников. С продвижением границ за пределы засечных черт однодворцы переставали вести нести военную службу и окрестьянивались. При Петре I  часть этих служилых людей вошла в состав мелкого дворянства, другая стала однодворцами, сохраняя свой статус до середины XIX века».
Наконец, в «Большой российской энциклопедии» 2004-2017 годов издания об однодворцах сказано, что это «сословная груп¬па в Рос¬сии в 1-й четверти XVII – 3-й четверти XIX веков. Однодворцы яв¬ля¬лись главным образом по¬том¬ка¬ми слу¬жи¬лых лю¬дей, ко¬то¬рые с конца XVI в. не¬сли до-зор¬ную и сто¬ро¬же¬вую служ¬бу на южной гра¬ни¬це Русского государства и по¬лу¬ча¬ли за неё зем¬лю. В сос¬тав однодворцев вхо¬ди¬ли так¬же ра¬зо¬рив¬шие¬ся дво¬ря¬не. Бы¬ли лич¬но сво¬бод¬ны¬ми, за¬ни¬ма¬ли про-ме¬жу¬точ¬ное по¬ло¬же¬ние ме¬ж¬ду ма¬ло¬зе¬мель¬ны¬ми дво¬ря¬на¬ми и не¬за¬кре¬по¬щён¬ны¬ми кре¬сть¬я¬на¬ми. В под¬пи¬сан¬ном императором Пет¬ром I «Пла¬ка¬те» [опуб¬ли¬ко¬ван 26.06 (07.07).1724] однодворцы от¬не-се¬ны к государственным кре¬сть¬я¬нам, од¬на¬ко ука¬зом императрицы Ан¬ны Ива¬нов¬ны от 15(26).01.1731 та-кое на¬име¬но¬ва¬ние однодворцев за¬пре¬ще¬но; ука¬зом императрицы Ека¬те¬ри¬ны II от 3(14).05.1783 однодворцы урав¬не¬ны с государственными, двор¬цо-вы¬ми и эко¬но¬мическими кре¬сть¬я¬на¬ми толь¬ко в раз-ме¬ре взи¬мае¬мых по¬да¬тей. (До это¬го поль¬зо¬ва¬лись не¬ко¬то¬ры¬ми при¬ви¬ле¬гия¬ми.) Пла¬ти¬ли по¬душ¬ную по-дать и об¬рок, не¬сли рек¬рут¬скую и др. по¬вин¬но¬сти (слу¬жи¬ли в ландмилиции; в 1764 для однодворцам ус¬та¬новлен 15-лет¬ний срок во¬ен. служ¬бы). Вла¬де¬ли кре¬по¬ст¬ны¬ми кре¬сть¬я¬на¬ми (ок. 11 тыс. душ муж¬ско¬го по¬ла в 1-й пол. 1830-х гг.). Со¬глас¬но по¬ло¬же¬нию Кабинета ми¬ни¬ст¬ров, ут¬вер¬ждён¬но¬му императором Ни¬ко¬ла¬ем I 2(14).07.1841, госу¬дар¬ст¬во на¬ча¬ло вы¬ку-пать у однодворцев кре¬сть¬ян в свя¬зи с рос¬том не-дои¬мок у них. Зем¬ля однодворцев скла¬ды¬ва¬лась из уча¬ст¬ков: по¬ме¬ст¬ных, са¬мо¬воль¬но за¬се¬лён¬ных и за-кре¬п¬лён¬ных за ними в хо¬де Ге¬не¬раль¬но¬го ме¬же¬ва-ния; по¬жа¬ло¬ван¬ных в вот¬чи¬ну; ку¬п¬лен¬ных и пр. В начале 1740-х годов однодворцев на¬счи¬ты¬ва¬лось свыше 450 тыс. душ муж¬ско¬го по¬ла, в 1-й половине 1830-х годов – 1,2 млн. Как осо¬бая со¬слов¬ная груп¬па уп¬разд¬не¬ны мне¬ни¬ем Государственного со¬ве¬та, ут-вер¬ждён¬ным императором Алек¬сан¬дром II 19.02(02.03).1868 года, вли¬лись гл. обр. в со¬став кре-сть¬ян-соб¬ст¬вен¬ни¬ков и ме¬щан».
 [1].
Как видим, этимологический спектр понятия «однодворцы» весьма широк и разнообразен, но именно он и позволяет делать вывод о том, что однодворцы – это потомки служилых людей всех категорий. От родовитых детей боярских и дворян, до нанимаемых на военную службу пушкарей, воротников, драгун и копейщиков и прочих мелких служилых людей, упоминаемых в предыдущих главах. И формироваться он начал задолго до XVIII века, хотя официальный статус действительно приобрел в годы правления царя Петра I. И здесь, к сожалению, каких-либо сведений из труда А.А. Танкова «Историческая летопись курского дворянства» уже не добыть, ибо первый том этого труда завершается на времени царствования Софьи Алексеевны Романовой, серединой 80-х годов XVII века. А рукопись второго тома этого замечательного произведения опубликована не была, возможно, из-за начала Первой мировой войны и где-то затерялась. Изречение мудрецов, что «рукописи не горят», в данном случае, к сожалению, не подтвердилось. Они, если и не горят, то бесследно исчезают.
В авторских статьях на просторах Интернета можно прочесть, что первые упоминания об однодворцах начались с введением всеобщей воинской повинности царем Петром I в 1699 году. В результате этого монаршего действа те однодворцы, которые согласились поступить на пожизненную службу, получили шанс перейти в дворянское сословие. А те, кто на службу поступить не мог по разным причинам, оставался в своем статусе. Правда, у классика отечественной истории дореволюционного периода С.М. Соловьева, наиболее подробно освещавшего тему военной реформы Петром I в своем фундаментальном историческом труде «История России с древнейших времен». упоминаний об однодворцах нет ни под 1699 год, ни под 1708 и 1710 годы, ни в другие более поздние времена. При этом о формировании полков из лиц разного социального положения говорится много. Оно и понятно: классики отечественной истории Петровские реформы рассматривали в глобальном масштабе, не отвлекаясь на частные моменты, присущие лишь регионам, граничащим с Диким Полем.
Но упоминание об однодворцах можно найти у другого известного отечественного историка – Василия Осиповича Ключевского (1841–1911) Во втором томе  девятитомного собрания сочинений, в XXXIII главе, посвященной правилам землепользования в России в конце XVI – начале XVII века, есть раздел с истинно революционным названием «Появление служилого землевладельческого пролетариата». «Усиленное развитие поместного землевладения создало в служилой среде слой, прежде незаметный, который можно назвать служилым землевладельческим пролетариатом, – начинает раздел историк, а через пару страниц завершает так: – Многие помещики в своих поместьях не имели ни одного крестьянского двора, жили одними своими дворами, «однодворками», отсюда позднее произошел класс в звании однодворцев» [2]. 
С ним в какой-то мере солидарен еще один известный русский историк – Сергей Федорович Платонов (1860–1933). Ведя речь о крестьянах, в качестве податного класса граждан при Петре I, он видел: 1) крестьян черносошных, 2) крестьян монастырских, 3) крестьян дворцовых, 4) крестьян, приписанных к фабрикам, 5) однодворцев – как «класс измельчавших служилых земледельцев, когда-то поселенных по южным, преимущественно, границам Московского государства для их защиты». И далее С.Ф. Платонов разъясняет: «При Петре они были записаны в ревизские «сказки», платили подушные налоги, но сохранили право личного землевладения и владения крестьянами» [3].
Таким образом, однодворцы при царе Петре I были. Причем в таком количестве, что значительно превышало число дворян, как родовитых, так и новоиспеченных. И в армии однодворцы служили честно и самоотверженно, в отличие от украинских реестровых казаков и запорожцев, поддавшихся на прелестные речи гетмана-изменника И.С. Мазепы и переметнувшихся на сторону шведского короля Карла XII. Как и в середине XVII века, так и в начале XVIII казачья верхушка да и часть простых казаков и украинского населения оставалась непостоянна, вероломна и изменчива. Ген природного предательства постоянно проявлялся в них. И так будет и в 1917-1920 годах, и в первой четверти XXI века.
Гетман И.С. Мазепа, находившийся при гетманской булаве с 1687 по 1708 год, как и все предатели, плохо кончил. А ведь ранее он был обласкан царской властью и имел в Курском крае (ныне это Рыльский район) владельческие села Ивановское, Степановку, Мазеповку и прочие, подаренные Петром. Но судьбу не обмануть: вступив на путь предательства, Мазепа лишился не только сел и земель, но и чести, и самой жизни. Кстати, подобная судьба ждет и современных продолжателей дела и поклонников Мазепы на Украине: все они плохо кончат в самое ближайшее время. Что же касается выше названных селений, то они позже были отданы Александру Меньшикову, а после него через несколько владельцев перешли во владение князей Барятинских далеких потомков Рюриковичей. И князья Барятинские были одними из самых наибольших владельцев-крепостников в Курском крае.
Однако возвратимся к служилым людям петровских времен и однодворцам. В XVIII веке, как отмечалось выше, понятие «дети боярские» вышло из употребления, уступив главенствующую роль термину «дворяне». Вот как об этом сжато и в то же время емко сказано в статье профессора А.А. Клёсова: «В XVIII веке понятие «дети боярские» для служилых людей исчезает, остается термин «дворяне». Для уходящих в отставку с воинской службы на свое поместье, в особенности для тех, кто не служил во времена 1-й ревизии термин «дети боярские», как и «дворяне» часто, особенно у малопоместных, заменяется понятием «однодворцы» [4].
В значительной мере с Анатолием Клёсовым, В.О. Ключевским и сенатором Я.А. Соловьевым солидарен исследователь А.Г. Сухорев. По его мнению, термин «однодворцы» использовался и в XVII веке и означал служилых людей, чьи дворовые люди жили с ними одним двором. И в этом он опирается на высказывание известного сенатора Российской империи, тайного советника, участника подготовки и проведения крестьянской реформы, удостоенного за одну из своих работ золотой медали Русского географического общества, который объяснял происхождение и эволюцию этого термина следующим образом: «Перепись дворов и принятая система отправления военной службы резко обозначали тех из детей боярских украинских городов, которые имели одни только собственные свои дворы и не имели крестьянских. Слово однодворец, весьма естественно, было употреблено для отличия их от других детей боярских, имевших большее число дворов. В начале официального употребления этого слова под ним разумели одних только детей боярских. В первый раз, по крайней мере, сколько это известно из открытых доселе исторических документов, оно было употреблено в указе 1714 года, марта 12, где именно сказано: “рейтары и солдаты, и городовой службы однодворцы”… Напротив, в указах о податях и правах украинских служилых людей на землю все они именуются одним общим названием однодворцев. В первый раз в этом обширном значении слово это было употреблено в указе 1719 г., января 22, о производстве первой народной переписи».  [5].
Ни В.О. Ключевский, ни С.Ф. Платонов точной даты официального появления в документах однодворцев не сообщают, а в интернет-статьях чаще всего фигурирует 1713 год, когда по указу Петра I из «старых служилых людей» начали формироваться ландмилицейские полки. Один из приверженцев этой версии Юрий Туркул в интернет-статье «Ландмилицейские полки в Российской Империи» сообщает: «:2 февраля 1713 года на основании указа Петра I было создано пять полков ландмилиции, для защиты южных границ России. О том же пишет и Беловинский в статье о ландмилиции. В одной же статье об однодворцах и четвертных крестьянах сказано, что слово «однодворец» впервые официально употреблено в указе 12 марта 1714 г., но в частном смысле; в применении же к служилым людям низших разрядов вообще оно впервые встречается в указе 1719 года о переписи населения. Обращение украинских служилых людей в крестьян было произведено путем переписи их наряду с другими "людьми податного состояния" и обложения их подушным сбором. Об этом говорится и в тексте об однодворцах Рувики [6].
Прежде чем вести дальнейший разговор об однодворцах, рассмотрим вопрос о ландмилиции.
Ландмилиция – иррегулярные поселенные войска для охраны границ Русского государства, учрежденные Петром I, и, как сообщают историки, формировавшиеся в основном из однодворцев. В 1713 году на Украине сформирована пешая ландмилиция, в 1722 году она преобразована в конную. Курский край, соседствующий с Украиной, принимал в этом непосредственное участие. В 1775 году подразделения ландмилиции (украинской, закамской, сибирской, смоленской и прочих) по указу императрицы Екатерины II вошли в состав регулярной армии.
Среди причин появления ландмилиции исследователи называют быстрое расширение границ Русского государства в сторону Приазовья, Причерноморья и Крыма, что в свою очередь вызвало значительную утрату Белгородской и более поздней Изюмской защитных черт (линий). Служилые люди прежнего времени, не нашедшие себя в регулярной петровской армии, набираемой царем из крестьян, оказались не у дел. Но землю и дворы имели, не платя налогов, а только лишь подворные сборы, да и то, если верить данным Рувики, в период с 1679 по 1681 год.. К тому же военные навыки, приобретенные в прежние годы, в том числе быстрых сборов, не забыли. Царь Петр I в первую очередь обложил их налогом, введя подушную подать, равную той, что бралась с государственных (казенных) крестьян, и четырехгривенный оброк. А во вторую очередь приказал им нести службу в созданных им ландмилицейских полках, направленных на охрану южных рубежей государства. При этом собираемые с однодворцев налоги частично шли на оплату ландмилиции. Таким образом, однодворцы и служили – 1 ратник с 56 однодворческих дворов, – и свою службу оплачивали. Прямая выгода государству. К тому же служба в ландмилиции определялась 15 годами, и брали на нее однодворцев с 15-18 лет. Надо также отметить, что в ходе реформ Петр I не лишил однодворцев личной свободы, и в этом они были равны с дворянами, а еще они, прослужив 5-6 лет рядовыми, могли дослужиться до офицерского звания и получить за военную службу личное дворянство. Кроме того, в эти годы практиковало и восстановление бывших служилых людей как «по отечеству, так и «по прибору» в дворянское звание.
По данным Ю. Туркула в первых полках ландмилиции число служилых доходило до 1500 человек. И эти полки так положительно зарекомендовали себя, что уже в 1723 году стали конными, и дополнительно к прежним были сформированы пять новых ландмилицких полков. Это, естественно вызвало новый указ императора Петра I, и однодворцы «сверх осьмигривенного подушного сбора для содержания регулярной армии, как сказано в одной из авторских статей, были обложены четырьмя гривнами с души вместо того, что протчие крестьяне платят: дворцовые – во дворец, синодального ведения – в синод, помещиковы – своим помещикам". Сумма сбора назначена применительно к тому, что платили дворцовые крестьяне во дворец, и обращалась на содержание ландмилиции (пограничного войска), личный состав которой набирался из однодворцев же». То же самое говорится и в указе от 26 июня 1724 года «О сборе подушных денег». [7]. 
Сами же цифровые данные, в том числе о разнарядке на службу одного человека от 56 дворов, нахождении в полках по 1500 человек и росте числа полков прямо указывают на значительное количество однодворцев в городах и округах бывшей Белгородской черты и Белгородского полка, в том числе и в Курском крае.
Профессор А.А. Клесов применительно к своим предкам, детям боярским, однажды по воле Петра I ставшим в одночасье однодворцами, сообщает: «В «Разборной книге детей боярских по городу Курску и Курскому уезду 1695 года» (ГАКО, ф. 1555, оп. 1, дело № 168, лист 678) впервые упоминается деревня Клёсова. Еще через 15 лет, по ландратской ревизской переписи, деревня Клёсова шла по разделу «Рейтары и однодворцы», в ней было 12 дворов и жили 35 человек (из них семь взрослых мужчин и девять женщин, остальные – дети), у всех фамилия – Клёсовы». Следовательно, в 1710 году, в результате военной и прочих реформ царя Петра I бывшие жители деревни Клесова – дети боярские Клесовы – стали однодворцами Клесовыми. Несколько ниже, ведя речь о второй ревизской сказке 1744 года, А.А. Клёсов об однодворцах деревни Клесовой сообщает: «живут уже 70 человек – 69 однодворцев и один наёмный крестьянин». Из этого видно, что численность однодворцев Клесовых за 34 года значительно увеличилась [8].
.Примерно то же самое произошло с предками авторов этой работы. Согласно исследованиям, проведенным председателем Курской городской общественной организации Историко-родословного общества, писателя, председателя Курского регионального отделения Союза писателей России Евгения Семеновича Карпука, в 1710 году по переписи населения Усожского стана однодворцами деревни Нижняя Жигаевка стали Пахомовы. Если конкретно, то «во дворе [проживают] Григорий Иванов сын Пахомов, 1675 г.р., у него жена Агафья, сын Потап, дочери Евдокия м Феодосья; брат Евстрат, 1678 г.р., – он был в драгунах и ныне в доме Ананьи в ланцах, – у Евстрата жена Мотрена, сын Григорий, дочери Василиса, Ефимья и Марья; брат Ананья, 1683 г.р., у него жена Анисья и дети Афанасий, Алексей и Евдокия». ( ГАКО, ф. 184, оп. 4, дело 15; л.д. 297, 305, 307, 308) [9].
Не трудно подсчитать, что во дворе Григория Ивановича Пахомова проживало 6 взрослых членов семьи и 10 детей. И ни одного крепостного или же наемного крестьянина. Это говорит о том, что эти Пахомовы свой земельный надел обрабатывали собственными силами. Правда, остается неизвестным, сколько четвертей и десятин земли у них было в данный период времени, имелись ли в хозяйстве лошади, коровы, прочий домашний скот и птица, а также сельскохозяйственный инвентарь – неотъемлимые атрибуты крестьянской жизни. Остается догадываться, что имелись.
Воинская служба Евстрата Ивановича Пахомова совпала с началом самодержавного правления царя Петра Алексеевича Романова и его Азовскими походами. И тут можно предположить, что драгун Евстрат Иванович Пахомов принимал в них участие, в том числе, возможно, и в составе Белгородского разрядного полка. А вот в войне царя Петра I со шведским королем Карлом XII, начавшейся в 1699 году, но более известной нам по неудачному походу русских войск к Нарве в августе 1700 года, участия, по-видимому, не принимал, находясь на охране южных рубежей России. Не участвовал он, судя по всему, и в Полтавском победном сражении 1709 года, так как к этому времени уже находился в отставке и проживал в ланцах у брата Анания. (Правда, что обозначает выражение «проживать в ланцах» – остается «темным лесом»; нет ему объяснения ни в энциклопедических словарях, ни в Википедии.) Сам же Ананий Иванович Пахомов, 1683 года рождения, также проходил воинскую службу в ландмилиции.
Кстати, полки ландмилиции получили свое продолжение и во времена Екатерины I, и во времена Петра II и во времена императрицы Анны Иоанновны. И даже увеличились в численности. По данным Ю. Туркула, в 1731 году уже было сформировано 16 конных и 4 пеших регулярных полков ландмилиции. А в 1736 году все 20 полков были преобразованы в конные.  Как и многие исследователи темы однодворцев, Ю. Туркул также считает, что «в отличие от регулярной армии, где солдаты несли службу 25 лет, в полках ландмилиции продолжительность службы была 15 лет и что в ходе своей службы однодворцы имели право восстановить себя в дворянском звании» [10].
Важно отметить такой факт: в 1710 году двор однодворцев Пахомовых платил государству ежегодную подушную пошлину в размере одного рубля 16 алтын и четыре деньги. А в деревне (Нижняя Жихаевка) в этот период времени уже числилось 122 двора однодворцев, в которых проживало 766 человек мужского пола и 675 женского, а всего – 1441 человек. В среднем в одном дворе проживало 11-12 человек. За помещиками числилось 19 крепостных душ. Надо понимать, что под душами значились лица мужского пола. Но самым важным здесь является то, что однодворцев в деревне Н. Жигаевка было во много раз больше, чем крепостных крестьян. И это соотношение прослеживалось по большинству населенных пунктов Курского края. Лишь в тех местах, где земли вместе с селениями были подарены Царем Петром I своим приближенным вельможам – князьям Трубецким, графам Толстым, светлейшему князю Александру Меньшикову и прочим, – дело могло обстоять иным образом [11].
По ревизским «скаскам» (переписи) Подгородного, Обмяцкого и Усожского станов 1719 года (ГАКО, ф. 124, оп. 2, дело № 5, л.д. 74, 77, 78) в деревне Жигаевке (Жихаевке) во дворе Григория Иванова сына Пахомова проживали сам Григорий Иванович, возраст которого указан как 45 лет, его сын Потам 10 лет, а также родные братья: Евстрат (55 лет) с новорожденным сыном Степаном и Ананий (42-х лет) с детьми: Афанасием (8 лет) и Алексей (2-х лет). Еще в этом дворе проживали Григорий Евстратович (25 лет) с новорожденным сыном Никифором. Здесь же проживали дети Григория Ивановича, близнецы Прокофий и Василий (10 лет), а также племянники драгунские Евстратовы: Фрол (10 лет) и Варлам (7 лет), да внуки Григорьевы – Матвей (6 лет) и Озар (Азар) (5 лет) [12].
Согласно исследованиям Е.С. Карпука, старший брат Евстрата – Григорий Иванович Пахомов, 1675 года рождения, был женат на девице-однодворке Агафье, 1675 года рождения; младший брат – Ананий Иванович Пахомов, 1683 года рождения, был женат на девице-однодворке Анисье, 1687 года рождения. По данным А.А. Клёсова, его предки из деревни Клесовой также заключали браки только с однодворцами, причем из селений, расположенных вблизи Клесова [13].
Эти факты говорят о том, что курские однодворцы строго придерживались социальных норм и традиций. И их социум был консервативен и, подобно дворянскому, закрыт от других социумов. Девичьи же фамилии невест и названия селений, откуда они брались замуж, прямо указывают на то, что в крае в основном жили однодворцы. А то обстоятельство, что сын Евстрата Ивановича – Варлам Евстратович Пахомов, 1712 года рождения, – также пошел по пути родителя и служил в ландмилиции, в очередной раз указывает на продолжение военной службы жигаевскими однодворцами. Но получил ли он дополнительный надел земли за службу или довольствовался родительским, деля его с другими родственниками двора, осталось неизвестным. В целом же, как утверждают все исследователи вопроса землепользования в Центральной части России, в том числе В.О. Ключевский, прежние земельные наделы постоянно дробились из-за роста числа новых владетелей. К тому же продолжался процесс оскудения мелких землепользователей, продававших свои наделы и усиление крупных землепользователей, дворян-помещиков за счет купли новых участков земли или же насильственного завладения ими.
Как и его предшественники на российском троне, Петр I уделял внимание вопросам землевладения, землепользования и наследования. В качестве примеров можно привести его указ от 16 июля 1711 о лишении дворян поместий за неявку на смотры и службу, указ от 23 марта 1714 года о единонаследии движимого и недвижимого имущества, указ от 11 мая 1721 года об уборке хлеба косами и другие [14].
Здесь, по-видимому, уместно отметить, что по губернской реформе Петра I с 1708 года Курский край, за исключением Нового Оскола и Валуек, стал частью Киевской губернии. С 1713 года здесь действовали ландраты, наделенные административной, финансовой и судебной властью. Затем, в 1719 году, Киевская губерния было поделена на 4 провинции: Киевскую, Белгородскую, Севскую и Орловскую. Некоторая часть курских земель с населенными пунктами вошла в Севскую провинцию, остальная часть – в Белгородскую. А в 1727 году при императрице Екатерине I, проведшей новую губернскую реформу, была создана Белгородская губерния, к которой были присоединены территории Орловской и Севской провинций. Таким образом, население Курского края полностью вошло в Белгородскую губернию. И такое положение продолжалось до 1779 года, до создания Курского наместничества, состоящего из 15 уездов: Белгородского, Богатенского, Дмитриевского, Корочанского, Курского, Льговского, Новооскольского, Обоянского, Путивльского, Рыльского, Старооскольского, Суджанского, Тимского, Фатежского и Щигровского. Столицей этой новой административно-территориальной единицы Российской империи стал город Курск.
Но к Курскому наместничеству и Курской губернии мы подойдем ниже, а пока вернемся во времена Петра I и отметим, что однодворцы на местах управлялись старостами или управляющими, которые в административно-территориальном порядке подчинялись становому начальству во главе со становым приставом. А в Рувики в статье об однодворцах упоминаются и мелкие управители – десятские и сотские, которые разбирали мелкие ссоры и конфликты между однодворцами на местах. А если сами не могли разобраться, то ходатайствовали об этом перед становым начальством.
Из курса истории известно, что Петр I был сторонником просвещения, но в Рувики сообщается о том, что он препятствовал распространению грамотности среди однодворцев. «Понимая, что грамотность обделённого царской милостью сословия может способствовать вольнодумству и бунтам, Пётр приложил немало сил, чтобы перевести не получивших дворянства детей боярских, стрельцов и казаков в полувоенное сословие однодворцев, которые, подобно крестьянам, платили бы тягло, лишились бы сословных амбиций и служили бы пушечным мясом в будущих войнах России», – подводится политическое основание такому поведению царя составителями статьи. И чтобы это не выглядело голословным утверждением, приводится выдержка из царского указа: «Во всех губерниях, дворянского приказного чина, дьячих и подьячих детей, от пяти до пятнадцати лет, опричь (кроме) однодворцев, учить цифири и некоторой части геометрии» [15].
Возможно, все было так, как сказано в Рувики, но однодворческое население уже испытывало потребность в образовании и обучало детей либо в семьях с помощью псалтыри и часослова, либо с помощью грамотных священников и служащих церковного причта. Подобным образом так поступали мещане и купцы в городах края. А исследователи жизни и культуры однодворцев отмечают хождение в их среде рукописных текстов, в том числе рукописных книг, сборников религиозного и светского содержания, списков с указов центральных и местных учреждений, великокняжеских и царских грамот на поместья, которые давали им право на восстановление дворянства, записей молитв, духовных стихов, наговоров, певческих сборников.
К временам самодержавного царствования Петра I относится и такой малоизвестный факт, как нападение курских однодворцев на Коренную пустынь и ее ограбление. Изложен данный факт в книге настоятеля Курского Знаменского мужского монастыря архимандрита Амвросия, в миру – Алексея Павловича Гиновского (?–1800), с длинным названием «История о граде Курске, о явлении чудотворной Знамения Пресвятой Богородицы иконы, нарицаемой Курская».. Книга была издана в 1792 году в первой губернской и городской типографии. Вот в ней и говорится  о неприглядных делах однодворцев. Впрочем, вот как пишет сам автор: «В 1718 году Марта 10 дня по челобитью строителя Каллистрата, паки по указу того же Преосвященного митрополита Иллариона, в ведомство Курского Знаменского монастыря приписана, оный же строитель определен в Курский монастырь келарем: в том же году апреля 22 дня по указу оного же Преосвященного митрополита Иллариона‚ паки из ведомства монастыря Курского исключена, и определен в оную так же особый строитель иеромонах Варсонофий. В 1722 году оная пустынь нашедшими разбойниками однодворцами разграблена, не исключая церковных вещей и святых сосудов, почему в том же 1722 году между Архиерейством Белогородской епархии по указу оной епархии управителя Николаевского Белогородского монастыря архимандрита Аарона, показанная пустынь в ведомство монастыря Курского приписана; с которого времени даже до совершенного упразднения ее, по всем письменным сего монастыря делам не видно‚ чтобы оная пустынь была когда исключаема из ведомства монастыря Курского» [16].
Длинно, витиевато и малопонятно, но факт все-таки указан четко и ясно – разбойничали однодворцы. Причем не просто разбойничали – этим не брезговали заниматься и курские дворяне-помещики, о чем писали курские краеведы и ученые, – а на грани святотатства, сурово караемого церковным и светским законом. Впрочем, в других общедоступных источниках петровского времени данный факт разбойных действий однодворцев не зафиксирован, и что стало со злоумышленниками, неизвестно [17].
28 января 1725 года императора Петра I Алексеевича Романова Великого, государственного деятеля, полководца и неустанного реформатора не стало, но однодворческое сословие, получившее при нем официальный статус, продолжало существовать и развиваться. Представители этого сословия продолжали служить в полках ландмилиции.
При юном императоре Петре II Алексеевиче Романове (1715–1730) указом от 14 августа 1727 года однодворцам запрещалось продавать свои земли и убегать от ландмилицейской службы, «чтобы от того в платеже подушных и в содержании ландмилицких полков помешательства не было». Вместе с тем земли, проданные однодворцами после 1727 года и самовольно занятые помещиками, оставлялись за новыми владельцами с обложением их 5 коп. с десятины на содержание ландмилиции. При этом покупать землю у посторонних однодворцам запрещалось. А указом от 1730 года отменялось действие указа Петра I от 1714 года на том основании, что после передачи недвижимого имущества одному сыну, другим детям не с чего будет «подушные деньги платить и ландмилицкую службу служить». Императрица Анна Иоанновна (1693–1740), возведенная в это достоинство не родовитым, а средним дворянством, тоже внесла изменения в указы Петра I. В 1731 году она отменила действие его указа от 1724 года, в котором однодворцы были названы государственными крестьянами, велев им «государственными крестьянами не именоваться, а быть в служилых людях и служить в ландмилиции» [18].
По данным российской электронной энциклопедии Рувики, в 1830-е годы в России насчитывалось более миллиона однодворцев, а крестьян у них – 11 тысяч. При этом однодворцы со своими крестьянами, как правило, жили одним двором. Фактически однодворческая группа занимала промежуточное положение между  дворянами-помещиками и государственными крестьянами, но не слилась ни с теми, ни с другими. Ведя речь о ландмилицейской службе однодворцев, по-видимому, вслед за сообщением в Рувики стоит упомянуть об отказе тамбовских однодворцев от этой службы. И случилось это событие во времена императрицы Анны Иоанновны. «В 1738 году, – сообщается в статье, – произошло крупное волнение однодворцев Демшинского уезда, записанных в ландмилицию и отправляемых на Украинскую линию, к которым присоединились ранее уже посланные туда ландмилицы, но своевольно возвратившиеся оттуда. Дементий Зарубин, возглавивший это возмущение, имел копию указа Военной коллегии, который он толковал, как отменяющий и даже запрещающий отправку ландмилицев на Украинскую линию». Дело дошло до открытого столкновения с правительственными войсками. И только к осени 1739 года бунт был подавлен. В ходе расследования, длившегося четыре года (при трех императорских лицах), под пытками было замучено 54 человека, а уцелевших 19 человек и зачинщика Дементия Зарубина приговорили к смертной казни, 25 человек – к ссылке на вечную каторгу. Однако императрица Елизавета Петровна (1709–1761), запретившая смертную казнь, в 1741 году отменила смертный приговор и всех виновных отправила на каторгу в Сибирь [19].
Каких-либо сведений о волнениях среди однодворцев Курского края к настоящему времени не установлено. Возможно, здесь однодворческое население было более терпеливо или же более патриотично и службу в ландмилиции воспринимало как данность.
Во время царствования Елизаветы Петровны в России была проведена очередная вторая ревизская перепись населения. Случилось это событие в 1744 году. Согласно этой переписи, однодворцев (вместе со старых служб служилыми людьми) насчитывалось уже 453 тыс. мужских душ. Число же даточных людей увеличилось на 2,1 млн. человек по сравнению в первой ревизией 1719 года. И в этом же году вышел указ, разрешающий однодворцам вернуться в дворянство. Естественно, при наличии старых грамот или выслуги в военной службе [20];
Если перейти от общего к частному, то, по данным профессора А.А. Клёсова, «в 1744 году вторая ревизия показала, что в деревне Клёсовой живут уже 70 человек – 69 однодворцев и один наёмный крестьянин». А далее он делится своими размышлениями о плотности дворов и пользовании землей:: «Не надо думать, что эти дворы следовали вплотную друг за другом. Никакой тесноты не было, во всяком случае, поначалу. Триста четвертей, 180 гектаров (в случае поместья Клёсовых) – это большая территория. 250 современных футбольных полей. Поэтому дворы располагались по разным сторонам реки, в разных краях поместья. Или как удобнее соседям-родственникам. Да и тем, у кого было 20 четвертей, семнадцать футбольных полей – места тоже было достаточно» [21].
Вместе с тем исследователи отмечают, что  при Елизавете Петровне была даже сделана попытка приравнять поместные однодворческие земли к казенным, чтобы стереть социальные различия между этими социумами. В межевой инструкции 1754 года помещены статьи об отрезке у многоземельных однодворческих селений поместной земли сверх 30 десятин на двор (полагая во дворе 4 ревизские души), для отвода селениям малоземельным или для продажи в частные руки. Земли, купленные однодворцами или пожалованные им в вотчину, оставлялись за владельцами. Однодворцам запрещалось покупать земли кроме однодворческих, в рассуждении того, "что они по владению своей земли и по достатку, и подушные деньги платить должны равномерно, как и государственные крестьяне. Но оно «едва коснулось районов распространения однодворческих поселений», к которым принадлежали Курский, Воронежский, Рязанский и другие края бывшей Белгородской засечной черты. К ним инструкция 1754 г. почти к ним не применялась. Впрочем, это не мешало местным крупным и влиятельным землевладельцам, как например, потомки героического Ивана Анненкова, где хитростью, где нахрапом, где подкупом властей, скупать земли у курских однодворцев. 4 мая 1756 года помещик И.П. Анненков в своем «Журнале» сделал запись о том, что «курскому воеводе, коллежскому асессору И.М. Мясоедову подарена лошадь ценою 30 рублей». Он же далее пишет, что «дал безвозвратно секретарю с подписью Никите Белевцеву  30 рублей, канцеляристу Степану Кошкареву – 5 рублей, другому канцеляристу Науму Филатову отдал лошадь стоимостью 7 рублей». А все потому, как зафиксировал этот факт курский ученый Ф.И. Лаппо, что занимался незаконной скупкой однодворческих земель в крае  [22].
Время на месте не стояло. В 1761 году не стало Елизаветы Петровны. Через год не стало и ее племянника Карла-Петра-Ульриха, императора Петра III (1728–1762). Гвардейские офицеры-дворяне, совершив очередной государственный переворот, возвели на трон супругу Петра III Екатерину II (до православия – Софию-Августу-Фредерику). Правда, сначала был переворот, а затем смерть Петра III.
Одним из первых деяний новой императрицы стало проведение в 1762–1763 годах третьей ревизии, запланированной годом ранее. которую в однодворческих селениях, надо заметить, проводили сами однодворцы. Точнее – выборные от них лица, предупрежденные об административной и уголовной ответственности за неверные сведения. В качестве конкретного примера можно привести третью ревизскую «скаску», проведенную в деревне Жигаевке однодворцем Фролом Евстратовичем Пахомовым. Так, на листе 121 дела № 106 (ГАКО, ф. 184, оп. 2) черным по белому написано: «1762 году майя дня Курского уезду Усожского стану деревни Жигаевки однодворец Фрол Евстратов сын Пахомов по силе опубликованного прошлого 1761 году 20 дня Правительствующего Сената указу дал сию сказку о положенных в оной деревне Жигаевке по последней 1747 году ревизии в подушном окладе написанных в скаске умершего брата моего родного Григория Евстратова сына Пахомова и с того числа разные случаи убылых и после того вновь рожденных объявляю по самой истине без всякой утайки. А буде впредь кем обличен явлюсь, то повинен буду положенного по указу тяжкого штрафа без всякого милосердия».  И далее идет отчет о проживающих, умерших и родившихся родственниках, о женах сродственников, взятых в супруги как в Жигаеве, так и из других сел, но обязательно из однодворческих семейств. Подводит итог сказанному такая запись: «К сей скаске однодворец Яков Пахомов вместо однодворца Фрола Пахомова по его прошению руку приложил» [23].
Последняя фраза, к сожалению, свидетельствует о том, что Фрол Евстратович грамоте обучен не был, зато более молодой Яков Пахомов уже был видным «грамотеем», раз «руку приложил» к важному документу. В целом же о грамотности однодворцев этого периода времени исследователи отзываются положительно. Не лишним, по-видимому, будет отметить, что по 3-й ревизии 1762 года в Усожском стане практически на одной территории значатся 2 соседних селения: деревня Жигаевка и село Покровское-на-Жигаеве. Это, во-первых, говорит о том, что поселение по берегам речки Жигаевки разрастается, а во-вторых, о наличии церкви Покрова в одной из частей селения.
О ревизии 1762-1763 годов на территории Курского края упоминает и профессор А.А. Клёсов, но очень кратко: «Ревизская сказка 1763 года: 1) Парамон Афанасьевич (1713 г.р.), жена Екатерина, взята Курского уезду из деревни Анахиной дочь однодворца Анахина. 2) Матвей Парамонович (1740 г.р.), жена Акилина, взята из деревни Якшино дочь однодворца Якшина» [24].
Впрочем, краткость не помешала ему подчеркнуть традицию однодворцев брать в жены только девиц своего сословия, а своих дочерей выдавать замуж тоже за однодворцев.
Интересные сведения о росте городского населения города Курска за счет миграции сельского населения, в том числе однодворцев, приводит кандидат исторических наук Ф.И. Лаппо в статье «Курск в период разложения крепостнических отношений». «Увеличение торгово-промышленного населения города Курска, – пишет он, – происходило не только за счет естественного роста, но и благодаря притоку в город выходцев из деревень: безземельных однодворцев, крепостных, отпущенных помещиками на волю, и других. Из 132 человек, просивших приписать их во время 3-й ревизии (1762 год) к однодворцам городских слобод, 119 были выходцами из деревень Курского и других уездов и лишь 13 ходатайствовали о переводе их из одной городской слободы в другую. В своих «доношениях» городским властям они писали, что ушли из деревни «за неимением поместной земли» или «за скудностью своею и за малоимением земли» [25].
Эти данные в очередной раз показывают неоднородность однодворческого сословия как деревенского, так и городского, а также постоянное передвижение однодворцев с одного места на другое, то есть малые миграционные процессы в этом социальном сообществе.
Помимо сказанного выше, Ф.И. Лаппо также отмечает, что «преобладание среди выходцев из деревни безземельных и малоземельных однодворцев объясняется массовым захватом их наделов помещиками». И он же констатирует, что «все вновь поселившиеся лица записывались в однодворческое общество не сразу, а лишь во время ревизий», после того, как приобретали жилье (дом) или же «роднились» с коренными жителями и опять же обзаводились собственным домом [26].
В годы правления императрицы Екатерины II курские однодворцы в тени жизни края не прозябали. Уже в 1760-е годы о них знали в столице. Важной вехой, с политической точки зрения, в реформаторской деятельности Екатерины II могло стать новое уложение по систематизации законов и государственному устройству России. Для этого императрица 14/25 декабря 1766 года опубликовала Манифест о созыве Уложенной комиссии, подобия Земского Собора, и указы о порядке выборов в депутаты. При этом квоты были следующие: дворянам разрешалось избирать одного депутата от уезда, горожанам – одного депутата от города, государственным и экономическим крестьянам, однодворцам, служилым людям ландмилиции – одного от провинции, инородцам – одного от народа.
В результате, в работе комиссии приняло участие более 600 депутатов: 33 % из них было избрано от дворянства, 36 % – от горожан, куда также входили и дворяне, 20 % – от сельского населения (государственных и экономических крестьян, казаков, однодворцев и т. д.). От Белгородской губернии из трех провинций, куда входили города Курск, Обоянь, Суджа, Рыльск с одноименными уездами, курян (в широком смысле этого слова) в комиссии было 37 человек. Среди них от дворянства Курского уезда – майор Петр Стромилов, от Обоянского уезда – отставной гвардии прапорщик Михаил Глазов, от Рыльского уезда – отставной гвардии сержант Лука Ширков и поручик Александр Ширков. Город Курск представлял купец Иван Скорняков, Обоянь – купец Сидор Уткин, Рыльск – купец Федот Филимонов. Однодворцев представлял курянин Андрей Маслов. Среди депутатов от Белгородской губернии, как отмечено в Русском биографическом словаре Брокгауза и Ефрона, был и курянин, купец 2-й гильдии Иван Иванович Голиков (1735–1801), будущий автор 30-томного собрания сочинений «Деяния Петра Великого» [27].
Первое заседание прошло в Грановитой палате в Москве, затем заседания были перенесены в Санкт-Петербург. 28 мая 1768 года на заседании комиссии с радикальной обличительной речью в защиту крепостных, против произвола помещиков, жестокости наказаний и преследования беглецов выступил по наказу курских однодворцев от мая 1767 года А. Маслов. Он же отметил и негативное отношение курского купечества к однодворцам, создающим купцам конкуренцию в торговле: «Из нас же, в Курске живущих однодворцев своими домами, разные ремесла и мастерства имеющих, курские купцы по своим злобам до продажи своих художеств не допускают, бьют и отнимают». Кстати, данный факт попал не только в работы курских ученых и краеведов, но и в Рувики – российскую версию электронной энциклопедии [28].
Из факта обращения А. Маслова и его слов, что в городе Курске купцы обижают однодворцев, следует, что в Курском крае однодворцы были не только в сельской местности, но и в городах. И жило их в городах, судя по всему, довольно большое количество. Потомки прежних служилых людей «по прибору» – казаков, стрельцов, пушкарей, затинщиков, воротников, государственных кузнецов и плотников и прочих. А то, что курские купцы держали верх над однодворцами, вполне понято. В Курске еще с елизаветинских времен крепко встали на ноги купеческие династии Расторгуевых, Сыромятниковых, Гладковых, Баушевых, Машниных, Лоскутовых, Мухиных, Голиковых, Полевых, Поповых, Дружининых, Иконниковых, Филипцевых. Например, основателем рода купцов Голиковых был Ермошка (Ермолай) Алексеевич Голик (Голиков) (? – после 1677), а у его сына Лариона (Иллариона) Ермолаевича Голикова (ок. 1672 – после 1747) от двух браков уже было четверо сыновей (Сергей, Иван Большой, Иван Меньшой и Матвей) и две дочери (Пелагея и Мария). У Ивана Илларионовича Большого (ок. 1704 или 1713 – после 1761), Сергея Илларионовича (ок. 1704 – после 1747), Ивана Илларионовича Меньшого (22.11.1734–17.11.1805) и Матвея Илларионовича (ок. 1739–1766) были свои сыновья и дочери,  продлившие  купеческое сословие этого рода. Из них наибольшую известность получили Иван Иванович Голиков (01.10.1743–12.03.1801), сын И.И. Голикова Большого (Старшего), промышленник и писатель, Иван Илларионович Меньшой, предприниматель, компаньон Г.И. Шелихова и основатель Русской Америки, а также торгово-промышленной Русско-Американской компании (1799), городской голова Курска во второй половине XVIII века.
К тому же многочисленные родственные связи и многолетняя цеховая принадлежность их сплотила. Да и в местное самоуправление, как правило, избирались купцы, а не однодворцы, которые от служилого дворянства отмежевались, но и к городским обывателям, в том числе купцам и посадским, не прибились. А местное самоуправление – бургомистры и ратманы – хотя большой властью не обладали, но все же какой-то вес в городе имели. Вот и держали верх и над однодворцами, и над посадскими, и над прочими жителями города, не принадлежащими к дворянам и священнослужителям. Кстати говоря, по данным историка Ф.И. Лаппо, в 60-е годы XVIII бургомистрами Курска были Федор Попов и Петр Полевой, а ратманами – Иван Иконников, Иван Филипцев и другие [29].
А вот так о наказах однодворцев сообщает профессор А.А. Клёсов с опорой на архивные документы: «Наказ однодворцев в Комиссию напоминал, что «после прапрадедов и прадедов наших деды и отцы наши, разных служб – рейтары, копейщики, козаки, пушкари и протчие разного чина люди, в том числе кои служили предкам вашего императорского величества дворянскую службу… жалованы за те службы вотчинами и поместными землями… и по усмотрению главных генералитетов… выбраны в гвардию в лейб-компанию и произведены в штаб- и обер-офицерские ранги». Далее Наказ сообщал, что на тех, кто ушел в оставку, не было «всякого на них положенного подушного платежа». И затем идет жалоба – «И яко тех бедных за какие винности и преступления положены в подушный оклад?» Среди последующих жалоб имеется и та, что раньше «имелось с нас окладу по 1 рублю и 10 копеек, а с 1764 года взыскивается по 1 рублю 70 копеек, чего мы… только себе почитаем во отягощение… уже многим и пропитания иметь не от чего» (РГАДА, ф. 342, оп. 1, д. 10а, лл. 373-377). Другой наказ сообщает – «из находящихся разного звания чинов людей прежних служб, верстанных немалыми землями и денежными окладами, а протчие жалованы, вместо хлебного и денежного жалования, землями. И многие в ряд с дворяне написаны, как значит и по разрядном архиве, кои вышли до 1 переписи… И таковых однодворцев, которые действительно о своем дворянстве могут доказать, не повелено ль будет из окладу выключить и причислить во дворянство» (РГАДА, ф. 342, оп. 1, д. 109, ч. Х, лл. 479-482)». А вывод его следующий: «В целом, наказы и выступления депутатов были довольно смелыми и конструктивными. Екатерина II осталась недовольна комиссией и ее закрыла» [30].
Действительно, заседания и дебаты продолжались полтора года, после чего комиссия была распущена под предлогом необходимости депутатам отправляться на войну с Османской империей. Естественно, предлог был надуманный – императрице уже надоела ее либеральная забава с комиссией. Пыль в глаза пустила – и довольно… Ей было значительно проще заниматься законотворчеством самой… И в этом же 1767 году, 22 августа, принимается закон «О бытии помещичьим людям и крестьянам в повиновении и послушании у своих помещиков, и о неподавании челобитен в собственные Ея Величества руки» [31].
Как видим, затея императрицы с новым уложением провалилась. Всё осталось на прежних рельсах. Правда, в 1775 году курские городские и сельские однодворцы, бережно хранившие старинные документы с правом на поместья, могли представить их императрице и получить дворянство. И, как сообщают некоторые исследователи данного вопроса в интернет-статьях, некоторые однодворцы Курского края этим воспользовались. Сразу же заметим, что к 1771 году многие ландмилицейские полки, войдя в регулярную армию, прекратили свое существование. Окончательно с ландмилицией и ландмилицейскими полками, в которых служили однодворцы, было покончено, как следует из статьи в Рувики, в 1775 году и авторской статьи Ю. Туркула [32].
Стоит также отметить, что императрица Екатерина II к 1770 году предприняла попытку поднятия уровня образования в сельской местности. Ее «Комиссия об училищах и призрения требующих» разработала проект введения обязательного обучения грамоте всего мужского сельского населения, предусматривая продолжительность учебного курса в 8 месяцев, но из-за недостатка средств и учителей проект остался почти не реализованным. Пришлось повторить в 1786 году созданием народных училищ. На этот раз проект удался [33].
Однако возвратимся в первую половину 1770-х годов, которая, как известно, ознаменовалась очередной русско-турецкой войной 1768–1774 годов, первым разделом Польши (1772) и крестьянско-казацким восстанием под предводительством  Емельяна Ивановича Пугачева (1740/42–1775) 1773-1775 годов. В войне с турками курское население, в том числе служивые однодворцы, надо полагать, участие принимали. А крестьянское восстание обошло наш край стороной, хотя, возможно, пугачевские эмиссары с его «прельстительными письмами-посланиями» сюда доходили и отдельных приверженцев находили. У писателя Евгения Львовича Маркова (1835–1903), уроженца Щигровского уезда, в 1891 году вышел исторический роман «Разбойница Орлиха», в котором на материалах и преданиях Курского края упоминаются и пугачевский посланец старец Зосима, и местная разбойница Орлиха – беспоместная дворянка Алена Васильевна Артемьева, и теребужский высокородный дворянин, боярин Степан Михайлович Трегубов – насильник и убийца, совратитель Алены Артемьевой и расхититель имения ее отца. Упоминаются в романе и однодворцы сел, расположенных рядом с Теребужем, которые, выступив дружно против подручников Трегубова, спасли местного попа Никиту от смертельной расправы. Даются в романе и образы чиновников – от станового пристава до прокурора, посланного императорским двором провести следствие по делу об обвинении С.М. Трегубова в злоупотреблениях, убийствах и изнасиловании девушек. Но коррумпированный слуга закона, арестовав двух подручных Трегубова, самого убийцу оставил в покое. И только люди разбойницы Орлихи своим судом наказали убийцу, спалив его имение и избив самого до полусмерти. Автор явно старался показать главные причины крестьянской войны – безумство, беззаконие и безнаказанность дворян-помещиков по отношению не только своих крепостных крестьян, но и людей одного с ним сословия. И в этом с ним солидарен курский ученый Ф.И. Лаппо, написавший статью о восстании однодворцев села Стаканова в ноябре 1776 года, разгромивших шесть помещичьих усадеб и вызвавших панику среди помещиков Ливенского уезда, Елецкой провинции. Выступление однодворцев было вызвано незаконной экспроприацией у них земли богатыми помещиками [34].   
В 1779 году, 23 мая, последовал указ (№ 14880) императрицы о «разукрупнении губерний» и образовании Курского наместничества: «Всемилостивейше повелеваем нашему генерал-фельдмаршалу, Малороссийскому, Слободско-Украинскому, Курскому генерал-губернатору графу Румянцеву-Задунайскому, по изданным от нас в день 7 ноября 1775 года учреждениям для управления губерний империи нашей, исполнить в декабре настоящего года, равномерно и в Курской губернии, составленную из 15 уездов, а именно: Курского, Белгородского, Обоянского, Старооскольского, Рыльского, Путивльского, Новооскольского, Корочанского, Судженского, Богатенского, Фатежского, Щигровского, Тимского, Льговского и Дмитриевского. Вследствие чего переименовать городами однодворческие села: Фатеж, Богатое, Троицкое, что на Щиграх, да экономическое село Дмитриевское, и урочище бывшего монастыря Льгова со слободкою при оном монастыре, называемого Подмонастырною, под именованием города Фатеж, Богатой, Щигры, Дмитриев и Льгов, да однодворческое село Выгорное, назвав город Тим...» [35].
Согласно данному указу, Белгородская губерния, существовавшая с 1727 года, упразднялась, учреждались уезды, волости и округа. Город Курск становился центром наместничества со статусом губернского города. Прежний же губернский Белгород, поднявшийся в бытность Белгородской засечной черты, переходил в разряд уездных. Но нам более интересен факт образования новых городов и уездных центров  – Фатежа, Богатого, Щигров, Тима – из однодворческих сел. Это, пусть и косвенно, говорит о большом количестве однодворческих поселений, не говоря уже о смешанных однодворческо-владельческих, в Курском крае.
Когда 27 декабря 1779 года (по старому стилю) или 8 января 1780 года (по новому стилю) Курское наместничество было официально открыто, то в Курске уже имелись двухэтажный наместнический (губернаторский) дом, иногда называемый дворцом, шесть корпусов присутственных мест, другие административные здания. При открытии наместничества в Курске, по данным С.И. Ларионова, «число собравшихся господ дворян из всех округ сего наместничества было 389 человек, а собственно сей округи – 61 человек». А краевед и писатель В.Б. Степанов и другие авторы сообщают о пышных торжествах во время данного события в Курске. 21 января 1780 года вышел указ Сената «О гербах городам Курского наместничества». В связи с этим 4 февраля 1780 года в Курске под благовест колоколов курских церквей и пушечную пальбу прошло очередное торжественное мероприятие, связанное с учреждением наместничества [36].
По данным Российской электронной энциклопедии Рувики, использующей материалы четвёртой ревизии (1782), население вновь образованного Курского наместничества составляло 902052 человека, в том числе 489245 лиц мужского пола. Население проживало в 15 уездных городах и 2231 сельском поселении (540 сел, 306 селец, 108 слобод, 29 слободок, 1086 деревень и 162 хутора). При этом в городах (старых и вновь образованных) проживало 35823 человека, из них «по службе обязанных» (чиновников, военных, представителей власти) – 3419 человек. В уездах насчитывалось 453392 жителя мужского пола, из них 5634 представителя духовенства и 2682 дворянина. Однодворцы отдельной графой не проходили, их объединили с крестьянами. Например, Белгородский уезд выглядел следующим образом: городского населения – 3 713, сельского – 27 095; из них в городе по службе обязанных – 251,разночинцев – 3 462; в уезде: крестьян и однодворцев – 26 615, духовенства – 365; дворян в уезде – 97, а имеющих поместья, но не проживающих в них – 18. Если в таком ракурсе рассматривать наместничество, то тут городского населения – 3 419, разночинцев – 32 474; в уездах крестьян и однодворцев – 445 076, духовенства – 5 634, дворян – 2 190 и 492 человека, имеющих поместье, но не проживающих в них [37].
Свою лепту в однодворческое население Курска вложил и Ф.И. Лаппо, который сообщает, что «кроме лиц, оформившихся в городских слободах, в 1782 году было зарегистрировано 128 крестьян, записавшихся по 4-й ревизии по своим селениям, но фактически живших в Курске. Подавляющее большинство из них (88 процентов) по-прежнему составляли однодворцы, остальные (12 процентов) принадлежали к экономическим крестьянам» {38}.
Интересны цифры о численности населения городов Курского наместничества. Например, меньше всего жителей мужского пола было во вновь образованных городах Дмитриеве – 297 и Льгове – 336; в бывшем губернском Белгороде проживало всего 3713 человек, а в Курске – 7590. При этом в Курске число чиновничьего аппарата или, как тогда писалось в документах, «по службе обязанных», значилось 1584, а разночинцев – нового неофициального социального слоя населения – 6006 человек мужского пола. Как видим, разрастающееся чиновничество представляло пятую часть, или около 21 % всего населения. А городское однодворческое сословие жителей Курска составители отчета «скромненько» спрятали по растяжимым понятием «разночинцы».
Кстати, о разночинцах. Как сказано в энциклопедиях, это «люди разного чина и звания» – юридически не вполне оформленная категория населения в Российском государстве XVII–XIX вв. Разночинцами называли лиц, не принадлежащих ни к одному из установленных сословий – дворянству, купечеству, духовенству, крестьянству, однодворчеству, мещанству. К разночинцам причислялись лица, «отбившиеся» от перечисленных категорий. Разночинцы считались лицами податного состояния, но в то же время с некоторыми правами дворян и чиновников [39].
Почему так поступили с однодворцами, увязав их в один узел с крестьянами? Да потому, что власти, помня указы императрицы Екатерины II 1763, 1765, 1766, 1767 годов о крестьянах, которым запрещалось жаловаться на своих помещиков, а помещикам давалось право отправлять непокорных крестьян в Сибирь, старались и однодворцев обезличить, сделать их покорными. При этом ведь и крестьянство было не единым сословием: по-прежнему существовали дворцовые крестьяне, работавшие на царский дворец; были государственные крестьяне, работавшие на государственную казну; существовали экономические и монастырские крестьяне; и, конечно, были помещичьи или владельческие, крепостные крестьяне.  Дело в том, что власти, начиная с петровских времен, постоянно пытались обезличить однодворцев, влить их сословие в единую крестьянскую массу как новыми налогообложениями, единой рекрутской службой, так и упоминаниями в официальных документах. Не нравилось властям некоторое независимое положение однодворцев, часто напоминающих о своем дворянском происхождении, а иногда и пытающихся вернуться в дворянское сословие.
Об этом (со ссылками на исследования дореволюционных авторов Н.А. Благовещенского, В.И. Семеновского, С. Соловьева, Ф.А. Щербины, Г. Германова и некоторых других) говорится и в статье «Четвертные крестьяне»: «Оклад его для однодворцев возвышался медленнее, нежели для остальных государственных крестьян. Для последних оброк был поднят до рубля в 1760 г., а для первых – в 1764 г.; возвышение его до 2 руб. в 1768 г. не коснулось однодворцев, но когда оброчная подать в 1783 г. была увеличена до 3 руб., то в том же размере она стала взиматься и с однодворцев. В том же году однодворцы были уравнены с государственными крестьянами в отношении воинской повинности. <…> Инструкция 1766 г. разделяла однодворческие земли на несколько разрядов». Кстати, о разделении однодворческих земель на разряды сообщается и в Рувики в энциклопедической статье об однодворцах [40].
И хотя промышленное производство в Курском наместничестве прямого отношения к однодворцам, особенно живущим в сельской местности, не имеет, однако основные показатели упомянуть стоит, чтобы иметь более широкое представление о времени, в котором жили и трудились курские однодворцы. К тому же, несмотря на притеснения со стороны купечества, – тут ничего не поделаешь, конкуренция, – некоторые однодворцы в городах имели и фабрики и заводы. По данным Рувики, промышленность наместничества  было слабо  развито и представлено в основном небольшими фабриками и заводами, занимающимися переработкой сельскохозяйственной продукции и кустарными промыслами. По состоянию на 1785 год в Курском наместничестве была 21 фабрика (3 суконных, 2 ковренных, 2 полотняных, 1 трипная, 3 канатных, 10 прядильных) и 294 завода (в городах – 111, в уездах – 183). В городах было: трактиров – 23 (из них 10 каменных), погребов для вин и товаров (каменных) – 12, лавок – 392 (из них 9 каменных), харчевен – 21, бань общественных – 3, питейных заведений – 101, кузниц – 55 (из них 28 каменных), мельниц – 37 (из них 2 ветряные, остальные водяные). По уездам насчитывалось 647 лавок, хлебных магазинов – 55, харчевен – 11, питейных заведений – 323, мельниц – 1649 (из них водяных – 1571, ветряных – 76, прочих – 2). Всего в городах Курского наместничества проживало 3590 купцов [41].
А вот в ярмарках, проводимых как в городах, так в крупных селах, курские однодворцы, естественно, участвовали.
Однако от общих рассуждениях о 4-ё ревизии вернемся к частным, но конкретным. Как было сказано выше, в Курском крае она проходила с 1781 по 1782 год. Если в предыдущих ревизиях  на момент полного окончания переписи составлялись генеральные табели, то по итогам 4-1 переписи начали составляться окладные книги. Первичные списки или ревизские сказки («скаскм») подавались в местные органы власти (волостные правления, ратуши), где составлялись перечневые ведомости – первый этап обобщения данных ревизских сказок в масштабах уезда, провинции и губернии, содержащие сравнение данных текущей ревизии с уже проверенными данными предыдущей. Особенностью этой ревизии стало отсутствие сведений о женском населении, так как главной целью переписи являлись сводные материалы ревизии, предназначенные только для расчёта податных сборов. В имениях ревизские сказки подавались владельцами или их приказчиками, в поселениях государственных крестьян и однодворцев – старостами или другими должностными лицами, в городах – представителями городской управы.
В 1782 году в Нижнем Жигаеве, вошедшем в только что образованный Дмитриевский уезд, ревизскую сказку в этот раз готовил однодворец Казьма (Кузьма) Григорьевич Лукьянчиков. По его данным, в жигаевских однодворцах числилось 167 душ мужского пола и столько же женского. Если сравнить данные первой ревизской «скаски» 1719 года, когда в Н. Жигаевке  проживало 766 человек мужского пола и 675 женского, а всего – 1441 человек, с данными ревизской «скаски» 1782 года, то обнаружим резкое сокращение численности жигаевских однодворцев. Не в дворяне же все они перешли?.. Скорее всего, в переписи 1782 года учитывались лишь податные души, а не все население… Нельзя исключать и такой факт, как переселение нижнежигаевских однодворцев в другие части Жигаева – Верхнее Жигаево и Среднее Жигаево, называемое в то время Покровским и Космодемьянским – по наличию православных церквей. На правом берегу речки Жигаевки находилась церковь Покрова пресвятой Богородицы, а по левому – церковь Косьмы и Демьяна. Общая же продолжительность всех составных частей Жигаева вдоль одноименной речки превышала 10 верст [42].
Есть сообщение об этой ревизии и у профессора А.А. Клесова. Как и прежде он информирует кратко: «Ревизская сказка 1782 года: 1) Григорий Парамонович (1748 г.р.), жена Устьинья, взята Фатежской округи деревни Шуклиной дочь однодворца Анисима Шуклина. 2) Дочь Парамона Афанасьевича Василиса (1761 г.р.), выдана в замужество Курской округи в деревню Перкову за однодворца Акима Перкова. 3) Авдей Яковлевич (1740 г.р.), жена Мавра, взята Льговской округи деревни Полячковой дочь однодворца Ивана Полячкова. 4) Евпат Лукьянович (1734 г.р.), жена Екатерина, взята Курской округи деревни Умрихиной дочь однодворца Степана Умрихина».
И здесь же он сообщает о том, что в связи с отменой ландмилиции, однодворцев стали брать в рекруты на общих основаниях; «Обычно в деревню приходила разнарядка, и община решала, кому идти в рекруты. Из рекрутов в деревню возвращались редко, и община судьбы рекрутов, видимо, и не знала. Годов смерти рекрутов в ревизиях нет, в отличие от прочих однодворцев. По 4-й ревизии из деревни Клёсовой в рекруты забрали Фому Клёсова (1770, в 22 года), Лонгвина Клёсова (1770, в 26 лет), Харитона Клёсова (1775, в 26 лет, вернулся отставным гренадером через десять лет), Григория Клёсова (1778, в 33 года). По итогам переписи в деревне 56 однодворцев и 56 однодворок (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 139, лл. 228-232). [43].
Вывод же его таков: «Земля, полученная в поместье, путем испомещения служивых людей, называлась четвертной, а право владеть этой землей называлось четвертным правом. «Позятьевщина», когда «приставший на наследницу» зять-чужеродец входил в четвертную общину, обычно не давала формального четвертного права, и формальными земельными актами не оформлялась. Крепостных крестьян среди них, конечно, не было, поскольку не пойдет свободная однодворка за барского крепостного. Поэтому женихи и невесты были сплошь однодворческие, из своего круга. Н.А. Благовещенский отмечает, что однодворцам было присуще «страшное чванство своим происхождением и высокомерная родовая нетерпимость к низшим сословиям». И далее – «многие из них были дворяне и притом истинно родовитые», но попали в подушный оклад за нежелание служить» [44].
Важнейшими документами того времени, в которых упоминаются курские однодворцы, является описания наместничества. Первое такое описание под название «Топографическое описание Курской губернии» было составлено в 1784 году по указанию правителя Курского наместничества, действительного статского советника Афанасия Николаевича Зубова (?–1822). Вторым по хронологии является рукописный труд губернского чиновника – землемера и архитектора – Ивана Федоровича Башилова (1749 – после 1792) «Топографическое описание Курского наместничества», написанный в Курске в 1785 году. А в 1786 году в Москве издано книгой «Описание Курского наместничества из древних и новых разных о нем известий, вкратце собранное Сергеем Ларионовым, того наместничества Верхней Расправы Прокурором». Наиболее интересные и информативные работы И.Ф. Башилова и С.И. Ларионова.
Оставляя за скобками многие части «Топографического описания, перейдем сразу к населению города. По данным И.Ф. Башилова, в Курске проживало 320 дворян (136 мужского и 184 женского пола), их людей (по-видимому, домашней прислуги и родственников-приживальщиков) 766 (365 и 401), священнослужителей 165 (70 и 95), приказных 495 (345 и 150), купцов 3609 (1919 и 1690), мещан 4531 (2303 и 2228), однодворцев 4525 (2384 и 2141), отставных солдат 65, крестьян помещичьих 172 (70 и 102), войсковых малороссиян 464 (231 и 253), цыган казенных 42 (19 и 23), цыган помещичьих 117 (55 и 62). Всего – 15291 человек, в том числе 7962 мужчины и 7329 женщин [45].
Нетрудно заметить, что у дворян, их людей, крестьян помещичьих и священнослужителей число женщин преобладало над числом мужчин, а у купцов, мещан и однодворцев количество мужчин доминировало над количеством женщин. Численность же курских городских однодворцев – 4525 человек – явно превалирует над дворянами  города, которых только 320 человек. Она несколько (на 6 человек) уступает численности мещан и превалирует над количеством купцов (на 916 человек).
К сожалению подобных данных о Курской округе И.Ф. Башилов не дает, а потому неизвестно, сколько однодворцев проживало в округе и сколько всего на территории Курского наместничества. Тем не менее большой интерес представляют его характеристики, данные социальным слоям Курска. «Дворяне в губернии сей, – пишет он о привилегированном классе, – состояние имеют посредственное, и большая часть людей малопоместных. Детей своих приготовляют к военной службе. Большие же поместья принадлежат знатным фамилиям, которые в них не живут».
Характеристика купечеству такова: «Купечество и мещане в городах Курске, Рыльске, Белгороде, Путивле и Обояни… капиталы имеют посредственные; обоянские ж вообще бедны, и торгу, кроме своей округи и соседних, никуда не производят».
«В духовенстве, – констатирует И.Ф. Башилов, – священников просвещенных и учителей церковных немного, а есть по нескольку в городах и малороссийских слободах. В селениях однодворческих – почти все невежды, жизнь ведут единообразную с однодворцами и часто являются в пороках и преступлениях, не соответствующих их состоянию».
О крестьянах Курского края Иван Федорович говорит коротко и с позиции своего привилегированного «просвещенного сословия»: «Крестьяне – суть люди, зависевшие издревле от какого-либо над ними начальника, собственности своей в землях не имеющие. Кроме хлебопашества, какого-либо ремесла и извозу, ни в каких роскошах (промыслах) не упражняются. Живут в черных избах».
Больше всего им написано об однодворцах. Признавая в них потомков служилых людей старых времен, порой даже дворян, имеющих царские грамоты на дворянскую принадлежность, но оказавшихся без распроданной ими или их предками земли, скупленной помещиками, они в глазах И.Ф. Башилова выглядят бездельниками и тунеядцами. «Дворы имеют они непорядочные, – сообщает он  с нескрываемым неодобрением и внутренней брезгливостью, – улиц в селениях их нет, а к проезжей дороге стоят их гумны с хлебом, через которые к каждому на двор въехать надобно. Живут в черных избах. Обуваются в лапти. Пищу употребляют суровую, и самые богатые к трудам не весьма прилежны, ибо они во время работное ездят по полям с ястребами на лов перепелок, а зимою по лесам с тенетами и собаками на ловлю зверей, в извозы и в работу от своих домов не отдаляются, отчего много бедных» [46].
Ничего не поделаешь, дворянин по происхождению, землемер и архитектор по профессии. Где четкость, конкретность и дисциплина – на первом месте,  И.Ф. Башилов явно недолюбливал однодворцев, предки которых защищали край и заселяли его по берегам рек и речек, никогда не текущих ровно, а выбиравших пути извилистые. Потому и избы поселенцев-однодворцев ровных улиц почти не имели, а петляли вслед за речками по вершинам берегов, огибая многочисленные овраги и прочие неудобья. С его подходом и современным селам Курской области перепало бы сполна… Досталось бы от него и Курску, до пожара 1781 года заселенному без всякого порядка и только после 1782 года, после генерального план, утвержденного самой императрицей, он стал отстраиваться с соблюдением норм городостроения. При этом не только деревья, выпиравшие за границы прочерченных улиц, безжалостно сносились, но и уцелевшие при пожаре дома горожан.
Но в целом о жителях Курска И.Ф. Башилов отзывается положительно: «Города сего жители добронравны, не сварливы, не тяжебники и миролюбивы; к промыслам прилежны, в торгах осторожны и благоуспешны. Живут чисто и опрятно одеваются; охотники до хороших лошадей.
Женщины доброличны и добронравны, склонны к роскоши и вольной жизни, прилежны к церковным служениям, особливо церемониальным. Девки же до замужества в церкви не ходят (кроме великого поста, когда говеют), а показываются людям в праздничные дни на улицах, составляя небольшие круги или карагоды. За водою и мыть белье ходят в нарядах. В замужество же выходят в летах совершенных, отчего и здоровы. На свадьбах у простых и бедных людей по совершении брака наезжане и свахи ездят по улицам с песнями и вместо музыки бьют по сковородкам косарями или каким другим железом. Протчий же обряд свадебный – самый старинный русский. Одежды женщин: сарафаны из сукна, китайки из шелковых материй, обложенные у бедных лентами, а у богатых – позументами, сверх коих душегрейка. Это все прикрывается кафтаном мужеским русским сборами. На головах носят бабы кички, покрываясь белыми кисейными, флиоровыми и шелковыми покрывалами, подвязывая оные кругом шеи и спуская концы назад, а девки на головах носят венцы и повязки. По открытии же наместничества многие купеческие жены и девки стали одеваться в кофты и юбки с принадлежащими к тому приборами и на головах стали носить платки» [47].
Важнейшим документом, повествующим о курских однодворцах того времени, как отмечалось выше, является «Описание Курского наместничества…» прокурора Верхней Расправы наместничества Сергея Ивановича Ларионова (? – после 1786), изданное в 1786 году в Москве. Кстати, напомним, что к нему приходилось обращаться и раньше, когда речь шла о курских служилых людях начала XVII века. О самом авторе сведений мало. Ясно, что он из старых московских дворян с хорошим по тем временам университетским юридическим образованием. Возможно, кто-то из его предков  побывал на курском воеводстве в 1727 году. Но написанная им книга на многие десятилетия стала большим подспорьем в жизни курских краеведов.
Описывая построенный (или же строящийся) по генеральному плану Курск, С.И. Ларионов отмечает его составляющие части и общее число улиц – 182. Из них он отмечает лучшие – Херсонскую (бывшую Белгородскую) и Московскую. Переходя к описанию населению города, его профессиональному, социальному и этническому составу, Сергей Иванович пишет, что «господ присутствующих членов, приказных, офицерских и нижних чинов служителей при двадцати разных местах наместничества находится 355, да особо при должностях и с приказными 307, воинской команды с гарнизонным батальоном 922. Итого всех службою и должностями обязанных 1584 человека. Сверх того квартирует Севский пехотный полк.  Купцов – 1883, мещан – 2230, священно- и церковнослужителей и монахов – 181, разных иностранных – 22, цыган – 49, однодворцев – 222, разных крестьян – 84, малороссиян – 249, ямщиков – 1086 человек». А всего разного звания горожан – 6006 душ.  [48].
Если сравним данные о Курсе С.И. Ларионова с данными И.Ф. Башилова то обнаружим существенную разноголосицу. А ведь между обоими «Описаниями» разница во времени ничтожна – всего лишь год, а то и менее. Правда, этот год вместил в себя новый закон императрицы о городах, новое реформирование, новые подходы. Появление же у С.И. Ларионова лиц по профессиональной принадлежности, а не по социальной – 1086 ямщиков, в которые н, возможно, включил однодворцев, вносят сомнения в объективности его исследований и фиксации их результатов.
Данных о дворянах, проживающих в городе, Ларионов не приводит, хотя количество их городских деревянных домов называет (58). Однако ниже, когда речь ведет о Курской округе, к дворянству возвращается и указывает, что их всего 358 человек, из которых в селениях живут только 279. Остальные же либо находятся на службе (губернской и уездной), либо живут в иных местах. А у Башилова четко сказано, что в Курске проживает 320 дворян, в том числе 136 лиц мужского пола. Снова явная нестыковка как в цифровых выражениях, так и в объектах исследования [49].
И опять наблюдаем разницу в количестве представителей социальных групп: купцов и мещан больше у Башилова, а священнослужителей – у Ларионова. А уж про однодворцев и говорить не приходится: по данным Башилова, их 2383 человека, а по данным Ларионова – 222. Куда-то за год пропало 2160 человек. Парадокс, да и только! К тому же у Ларионова показано количество ямщиков, а у Башилова эти данные вообще отсутствуют; возможно, ямщики включены в число однодворцев… Хотя Ямская слобода еще не входила в черту города, как об этом пишет сам С.И. Ларионов.
Ведя речь о ремесленной деятельности курян, И.Ф. Башилов лишь обозначает виды такой деятельности, не называя конкретных цифр, а у С.И. Ларионова цифровые данные имеются. Согласно его данным, в Курске в 1786 году было 11 казенных каменных (кирпичных) строений и 56 частных каменных зданий. И он впервые называет цифру всех имеющихся зданий в городе – 2111. А также поясняет, что начато строительством множество новых зданий, в том числе 10 купеческих каменных домов. Освещая наличие промышленных производств, С.И. Ларионов пишет, что в городе всего 36 заводов, из которых 6 кирпичных и 1 воскобойный принадлежат однодворцам. Кстати, факт принадлежности воскобойного завода однодворцам упоминается и в «топографическом описании 1784 года [50].
Ведя речь о Курской округе, С.И. Ларионов сообщает, что в ней государственных, дворянских и однодворческих сел 38, сельц 22, слободок 4, деревень 126, хуторов 8, а всего  198. И что в этих селениях проживает 28144 души (мужских) по 4-й ревизии (1782 год). Приведя такие данные, Сергей Иванович население Курского округа на сословные составляющие не делит, лишь количество дворян называет – 358 человек, но проживают в селениях только 279. Остальные – либо в Курске, либо в столице. А еще он бегло указывает, что некоторые церкви в селах построены однодворцами [51].
Также обстоятельно и подробно прокурор Верхней расправы С.И. Ларионов описывает уездные центры и уезды Курского наместничества. И опять не один раз упоминает однодворцев, но не всегда представляет данные об их численности. Впрочем, из его повествования видно, что в городе Белгороде проживало 536 однодворцев мужского пола, а всего населения 3463 человека; в городе Богатый – 394 однодворца из 513 жителей, в Короче – 383 из 3835; в Обояни – 957 из 2109; в Новом Осколе – 1251 из 1387, в Старом Осколе – 21182 из 2529; в Путивле – 1888 из 3996; в Рыльске – 557 из 2232; в Судже – 53 из 2839; в Тиме – 786 из 935; в Фатеже – 334 из 394; в Щиграх – 1298 из 1412 душ мужского пола. В городах Льгове и Дмитриеве однодворцев не числилось [52].
Относительно сельских уездов или округ можно сказать следующее: в тех уездах, где селения были разной принадлежности, четко шло определение «государевы, дворянские и однодворческие». Например, о Белгородской округе сказано: «в округе сей находится селений государевых, дворянских и однодворческих  вообще 33, селец 2, слобод 23, деревень 53, хуторов 20; итого 131. В оных всех мужского пола по 4 ревизии 26615 душ». В тех же округах (уездах), где преобладало население из однодворцев, упоминаний про «государевы, дворянские и однодворческие» селения нет. Примером этому могут быть Новооскольская, Старооскольская, Тимская, Фатежская и Щигровская. Про Новооскольскую округу сказано: «Селений всех в округе сей: сел 17, селец 12, слободок 6, деревень 16, хуторов 14; итого 73. В оных всех мужского пола по 4 ревизии 23331 душа» [53]. 
В соответствии с исследованиями С.И. Ларионова, в первой половине 80-х годов XVIII века во многих уездных городах Курского наместничества на первый план по численности выходили однодворцы. Надо полагать, что подобное пропорциональное соотношение наблюдалось и в уездах.
Что же касается вопросов образования в однодворческом социуме Курского края, то, как отмечают курские краеведы и историки, в середине 80-х годов XVIII века в Курске, кроме Благородного училища и духовного училища при Знаменском монастыре, других школ не существовало. Об их учреждении только шли разговоры. Однако уже в это время в городе грамотой владели более 48 % купцов и 26 % мещан и однодворцев. Впрочем, не стоит забывать, что после последних реформ 1785 года началось строительство малых народных училищ в уездных городах. Во второй половине 80-х годов в Курске было учреждено Георгиевское малое училище, а другое – в курской пригородной слободе Ямской [54].
В период самодержавного правления Екатерины II об однодворцах вспоминали не только власти, как отмечалось выше, но это сословие, многие десятилетия находившееся между дворянами и крестьянами, вызвало интерес и у писателей того времени. В своем знаменитом труде «Путешествие из Петербурга в Москву», опубликованном в 1790 году, в главе «Зайцево» Александр Николаевич Радищев (1749–1802) описывает встречу со своим знакомым Крестьянкиным, прежде военным человеком, а на момент встречи уже председателя уголовной палаты, подавшего в отставку, который сетует на старых дворян за их черствость и предубежденность. Во время судебного разбирательств Крестьянкин оправдал крепостных крестьян, убивших помещика и его сыновей-насильников. Этого его коллеги по судебной палате никак не могли взять в толк и стали надсмехаться над Крестьянкиным и третировать его, напоминая о его однодворческом происхождении. «Председателю нашему, – вещали они, – сродно защищать убийство крестьян. Спросите, какого он происхождения? Если не ошибаемся, он сам в молодости своей изволил ходить за сохою. Всегда новостатейные сии дворянчики странные имеют понятия о природном над крестьянами дворянском праве. Если бы от него зависело, он бы, думаем, всех нас поверстал в однодворцы, дабы тем уравнять с нами свое происхождение». Такими-то словами мнили сотоварищи мои оскорбить меня и ненавистным сделать всему обществу» [55].
Писатель подчеркнул, что дворяне екатерининского времени после получения огромных юридических прав для своего сословия считали оскорбительным для себя крестьянское либо однодворческое происхождение своего товарища. Среди дворян укоренилось мнению, что однодворческое происхождение понижает их социальный статус, делает их «низкого происхождения», и к людям из этой среды они относятся с недоверием и пренебрежением» [56].
Сам же автор проявляет к герою главы Крестьянкину явную симпатию, так как не только сочувствует ему, но и наделят его такими эпитетами: «Душу он имел очень чувствительную и сердце человеколюбивое».
Другой русский писатель второй половины XVIII века, родоначальник бытового романа и реалистической школы в отечественной литературе, мелкопоместный дворянин  Василий Трофимович Нарежный (1780–1825) в романе «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», изданном в 1814 году, изображает быт однодворцев, который мало в чем изменился по сравнению с петровскими временами. Мало того, он показывает, что однодворцами могли стать и обедневшие князья. Вспоминая свою молодость, герой романа говорит: «Из таковых князей был почтенный родитель мой, князь Симон Гаврилович Чистяков. При кончине своей он сказал мне: «Оставляю тебя, любезный сын, не совсем бессчастным: у тебя довольно поля есть, небольшой сенокос, огород, садик и, сверх того, крестьяне – Иван и мать его Марья. Будь трудолюбив, работай, не стыдясь пустого титула, и бог умножит твое имущество». Далее, описывая роман с хорошенькой дочкой соседа, княжной Феклушей, герой повествует: «Однажды, встретив ее, согбенную под коромыслом, сказал я с сожалением: «Ах, княжна! тебе, конечно, тяжело?» – «Что ж делать», – отвечала она, закрасневшись. Я взял ведры и донес до дому. «Спасибо, князь», – сказала княжна. Я потрепал ее по плечу, она пожала мою руку, мы посмотрели друг на друга, и она произнесла: «Завтра рано на заре буду я полоть капусту», – и остановилась. «Я пособлю тебе», – вскричал я, обнял ее и поцеловал» [57].
Стоит заметить, что 3 части романа, хотя и вышли, но по распоряжению властей были изъяты из магазинов и уничтожены. Причиной этому произволу властей послужили критика в романе масонства, первые проблески антисемитского настроя, а также неприкрытый ничем показ хищнической сути чиновничества, скудоумие интересов высшего сословия, бесхарактерность представителей образованного общества.
Если же оставить в покое лирическое отступление и возвратиться к предкам авторов этого повествования и жителям деревни Нижняя Жигаевка, то стоит отметить очередную, пятую по счету, ревизскую перепись податного населения России 1795 года. Из ревизской сказки 1795 года следует, что Пахомовы Михаил и Фекла Азаровичи выбыли из Жигаева в слободу Городькову Новопавловского уезда Воронежского наместничества, а Пахомов Матвей Петрович с 1787 года в рекрутах.  (Весьма интересный факт: ведь ему, если все верно внесено в перепись, во время призыва в рекруты исполнилось только 16 лет.) Появились изменения и в административно-территориальном обозначении деревни. Она стала не деревней Усожского стана, как было в 1782 году, а деревней Дмитриевской округи. (См. ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 139, л.д. 238, 242, 243, 244; дело № 216, л.д. 198, 207, 208). Ревизскую же сказку в 1795 году по деревне Жигаевке готовил «однодворец выборной с общего согласия» Ефим Власов. По итогам подушной переписи однодворцев в Жигаевке проживало 152 души мужского пола и 147 душ женского [58].
А в статье о Жигаеве в Рувики есть сообщение о том, что во второй половине XVIII века частью села владел князь Д.Ю. Трубецкой, после смерти которого, в 1792 году владения в Жигаеве перешли к его сыну И.Д. Трубецком. За принадлежавшей князьям Трубецким частью села Жигаево на последующие времена закрепилось название Трубецкая.
Кроме того, в этой статье сообщается в том, что по данным 5-й ревизии землями в села владели помещики: Агафья Фёдоровна Ломанина, Александра Савична Левшина, дипломат В.В. Мусин-Пушкин-Брюс, журналист и издатель Н.И. Новиков, Яков Афанасьевич Рыжков, Петр Алексеевич Рыжков, камергер И.Д. Трубецкой, Николай Логвинович Шербачев, Иван Иванович Андреев, Иван Иванович Афанасьев, Иван Ефимович Афанасьев, Дмитрий Иванович Афанасьев, Василий Иванович Афанасьев, Александра Петровна Буговская, Анна Акинфеевна Беседина, Иван Семенов Износков [59].
В списках владельцев землей есть как родовитые – князь И.Д. Трубецкой, В.В. Мусин-Пушкин-Брюс и Н.И. Новиков, – так и потомки служилых людей «по отечеству» – Я.А. Рыжков, П.А. Рыжков, А.А. Беседина,  И.С. Износков. Есть и новые имена – А.Ф. Ломанина, А.С. Левшина и другие. Все они владели землями, скорее всего, скупленными у прежних владельцев-однодворцев. Но это – допустимое предположение, а не точный социально-хозяйственный диагноз.
А профессор А.А. Клёсов, ведя речь о деревне Клесово, находящейся недалеко от седа Жигаево, и своих предках, проживающих в Клёсово, сообщил с акцентуацией на рекрутчину: «5-я ревизия, 1795 год. Завершается правление Екатерины Великой. Царица умрет 6 ноября следующего, 1796 года, а уже 10 ноября император Павел I, только взойдя на трон, отменит рекрутский набор. Но за 13 лет, с 4-й ревизии, в рекруты из деревни Клёсовой забирали, причем значительно в более молодые годы, чем раньше: Петр Клёсов (1782, в 16 лет), Ефим Клёсов (1790, в 18 лет). По итогам переписи в деревне 53 однодворца и 51 однодворка (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 216, лл. 1-7) [60].
Доцент же Курского государственного педагогического института Ф.И. Лаппо, продолжая исследовать приток сельского населения в город Курск, сообщает, что «во время пятой ревизии (1795 г.) в пригородных слободках находилось 216 крестьян, официально числившихся в уездах. И здесь преобладали однодворцы и экономические крестьяне, но встречались также помещичьи крестьяне, преимущественно Курского, Фатежского и Щигровского уездов». В этом с Лаппо в определенной мере согласен его коллега по пединституту доцент и доктор исторических наук Павел Васильевич Иванов, сообщавший о миграции однодворцев из сельской местности в города, о чем упоминалось во «Введении»  [61].
Если сравнивать результаты 3-й, 4-й и 5-1 ревизий только по городу Курску, в том числе и по исследованиям Ф.И. Лаппо, то видно, что миграционные процессы, перемещение однодворцев по губернии и Курскому наместничеству продолжалось беспрерывно.
Стоит заметить, что Ф.И. Лаппо один из немногих курских исследователей однодворческого сословия, который обратил внимание на население пригородных слобод и уверенно заявлял, что основную часть этого населения составляли однодворцы как коренные, поселившиеся здесь в XVI–XVII веках в качестве служилых людей, так и вновь прибывшие однодворцы из уездов. «Однодворцы располагались в пяти городских слободах, – сообщает он после изучения архивных документов, найденных им в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА) Государственном архиве Курской области (ГАКО), – Солдатской, Рассыльной, Подьяческой, Городовой и Черкасской». Далее он пишет, что перечисленные им свободы «были сравнительно малолюдны: по 2-й ревизии (747 г.) в них было около 400 душ мужского пола, по 5-й ревизии (1795 г.) – 538 душ». Что же касается земельных владений этим слободским населением, то, по данным Ф.И. Лаппо, «только Рассыльная слобода в конце XVIII века располагала небольшим количеством пахотной земли». Занимались же жители этих слобод, по данным Ф.И. Лаппо, делами, далекими от дел сельских жителей, то есть делами городских жителей – какими-нибудь ремеслами, торговлей. А в начале XIX века все население этих слобод было причислено к сословию мещан [62].
О житье-бытье однодворцев городских слобод, живших бедно, не имеющих ни земли, ни скота, ни прочего имущества, а потому вынужденных искать заработки на стороне, даже в других городах за пределами Курской губернии, чтобы заплатить подушные деньги, Ф.И. Лаппо на примере Городовой слободы сообщает следующее: «У однодворцев Городовой слободы Якова Катыхина и его брата Константина «пожитку: изб разного лесу – 2, амбаров – 2, двор огорожен плетнем, ворота без крышки; скота и хлеба ничего не имеется». Еще хуже обстоят бытовые дела у Павла Волкова, который ничего не имеет и живет в чужом доме. Стоит заметить, что этот Волков, возможно, обедневший потомок кого-либо из детей боярских Волковых, неоднократно упоминаемых а писцовой книге Рыльского уезда 1628-1629 годов и в Рыльской десятне 1632 года [63].
Относительно наиболее известных курских пригородных слобод – Казацкой, Пушкарной, Стрелецкой и Ямской – Ф.И. Лаппо пишет так: «Однодворцы, населявшие первые три из них, были земледельцами, помещенными на казенной земле, однако занимались они не только хлебопашеством, но и городским промыслом». И далее, опираясь на архивные документы ЦГАДА и ГАКО, дает информацию о некоторых аспектах быта однодворцах этих слобод. Например, о Казацкой слободе сообщает следующее: «Однодворцы состоят на положенном казенном окладе, промышляют хлебопашеством. Но отменно зажиточных нет, ибо они, проживая вблизи города, к земледелию не прилежны. Землю свою некоторые из них отдают взаймы соседствующим разных селений жителям, а сами упражняются в рукоделиях, как гребенщики, портные, сапожные, кузнецы, плотники, решетники и пушнари. Некоторые служат в полицейских десятниках или же нанимается к купцам в работники, кто-то находится у питейных откупщиков в служителях. А несколько ниже педагог и ученый приводит пример зажиточного однодворца Казацкой слободы – А.И. Проскурина, у которого были изба, 2 клети, 4 лошади, 15 овец, 15 свиней, «хлеба в гусек разного 10 одоньев», то есть 12-15 копен необмолоченной ржи, пшеницы, ячменя и прочих зерновых культур [64].
О Стрелецкой слободе Ф.И. Лаппо сообщает следующее: «Жители Стрелецкой слободы имели в 1784 году 6000 десятин удобной земли на 613 душ, то есть около 10 десятин на душу». О Пушкарной сказано, что она «не так была обеспечена землей, как Стрелецкая, но и здесь на 192 души мужского пола приходилось в 1784 году 940 десятин удобной земли». О побочных занятиях жителей  слобод историк сообщает, что многие занимались ремеслами, имевшими место в городе, что жители Стрелецкой слободы практиковали выращивание овощей как для личных нужд, так и для продаже во время ярмарок. Жители Пушкарной слободы имели тесные отношения с населением Михайловской слободы Дмитриевского уезда [65].
Что же касается Ямской слободы, то она по исследованиям Ф.И. Лаппо, «была населена особой группой государственных крестьян, которые не платили, в отличие от остальных слобожан, подушную подать, но отбывали тяжелую натуральную повинность, обслуживая государственные почтовые станции – ямы». В 1784 году их было 1068 душ мужского пола, и им принадлежало 1406 десятин земли, главным образом – сенокосных угодий [66].
В 1796 году не стало императрицы Екатерины II, и у руля государства оказался ее сын Павел Петрович, который уже в следующем году провел очередную губернскую реформу в России. И теперь вместо Курского наместничества появилось Курская губерния. Но в ней в связи с укрупнением уездов было уже не 15, а 10 уездов. Не стало Дмитриевского. Льговского, Богатенского, Тимского и Новооскольского. Село Жигаево (объединенное) вошло в состав Рыльского уезда. Новшеством стало введение волостей – фискально-полицейских учреждений, подчинявшихся уездным начальникам.
Итак, при императоре Павле I количество уездов с Курской губернии сократилось, но однодворцы остались. Мало того, но как сообщается в статье «Четвертное крестьянство», Павлом Петровичем «для улучшения их положения экспедиция государственного хозяйства предлагала удовлетворить малоземельные однодворческие селения за счет многоземельных, отрезав у последних излишек наследственных земель сверх 15 десятин на душу; но Высочайше утвержденным 21 июня 1798 г. сенатским докладом предписывалось земель однодворцев, принадлежавших их предкам по дачам или приобретенных по прежним узаконениям покупкой, не трогать, а малоземельные селения удовлетворять прирезкой из казенных угодий до 15 десятин на душу [67].
Этим же постановлением Сена предписывалось «спорные дела, между однодворцами и другими казенными крестьянами велено уничтожить, оставив тяжущихся при том владении, какое имел до генерального межевания или до начатой тяжбы, так как тех и других предположено удовольствовать 15-десятинной пропорцией; уничтожить повелено и дела, заведенные помещиками с однодворцами и другими крестьянами по покупкам земель и менам, ввиду того, что эти сделки запрещены инструкцией 1766 года» [68].
А другим именным указом от 16 августа 1798 г. однодворцам, «имеющим поместья, "которых предки из давних лет в отбывательство от военной службы в звание сие вступили", повелено "оставаться навсегда в сем состоянии"». Кроме того, сохранение за селениями, "в коих по писцовым книгам и разным крепостям сверх 15 десятин на душу есть излишество", этих излишних земель предписывается и Высочайше утвержденным 17 декабря 1800 г. докладом сената. [69].
Мало того, по данным Юрия Туркула, при Павле I появилась ещё одна категория однодворцев – отставные солдаты Императорской Гвардии Российской империи. Как сообщает Ю. Туркул, «император Павел I своим указом от 23 декабря 1800 года пожаловал отставным нижним чинам Гвардии права однодворцев. И определил отвести им землю в Саратовской губернии, из расчета 15 десятин на душу (учитывались лица только мужского пола). На обзаведение хозяйством, этой категории однодворцев было выдано по 100 рублей на каждого» [70].
Но как это осуществилось на деле, трудно сказать. Ибо в России во все времена «гладко на бумаге, да мешают вновь овраги». К этому стоит добавить, что однодворцы Курского края, будучи юридически свободными людьми, могли по собственному желанию переезжать из одного населенного пункта в другой, из сел – в города. Это видно как по исследованиям доцента Курского пединститута П.В. Иванова, так и по некоторым предкам профессора А.А. Клесова. Это видно и.по предкам авторов данного очерка, которые из Жигаева переселились в Курск, где со временем становились мещанами, и в селения Воронежской губернии, где продолжали заниматься сельским хозяйством и, возможно, сапожничеством.
На этом, пожалуй, стоит поставить точку в рассказе о курских однодворцах XVIII века.


ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Советский Энциклопедический Словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1988. – С. 918; Ожегов С.И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. – 22-е изд., стер. – М.: Рус. Яз., 1990. – С. 444; Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х томах. Т. 2 (И–О). – М.: Русский язык, 1970. – С. 653; Беловинский Л.В. Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь русского народа. XVIII – начало XX в. – М.: Эксмо, 2007. – С.434; Российская история Современная иллюстрированная энциклопедия – (М.: «РОМСАН», 2008. – С.401; Большая российская энциклопедия. – М., 2004-2017.
2. Ключевский В.О. Сочинения. В 9 т. Т. 2. Курс русской истории. – М.: Мысль, 1987. – 224-226.
3. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. – М.: АСТ, АСТРЕЛЬ, 2006. – С. 495.
4. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья; Соловьев Я.А, Об однодворцах  // Отечественные Записки, 1850, т. LXIX. Отд. 2. – С. 81-100.
5. Сухорев А.Г. Однодворцы // Интернет-статья; Соловьев Я.А, Об однодворцах  // Отечественные Записки, 1850, т. LXIX. Отд. 2. – С. 81-100.
6. Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет; Туркул Ю. Ландмилицейские полки в Российской империи // Интернет-статья; Беловинский Л.В. Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь русского народа. XVIII – начало XX в. – М.: Эксмо, 2007. – С.343.
7. Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет Туркул Ю. Ландмилицейские полки в Российской империи // Интернет-статья; Хрестоматия по истории России / авторы-составители А.С. Орлов, В.А. Георгиев и др. – М., 2008. – С. 169.
8. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
9. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.
10. Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет; Туркул Ю. Ландмилицейские полки в Российской империи // Интернет-статья.
11. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. – 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.
12. Там же./
13. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья; Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. – 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.
14. Хрестоматия по истории государства и права России. Учебное пособие. Составитель Ю.П. Титов. – М.: ТК Велби. Изд-во «Проспект», 2007. – С. 141-144; Хрестоматия по истории России / авторы-составители А.С. Орлов, В.А. Георгиев и др. – М., 2008. – С. 169.
15. Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
16. Гиновский А.П. (архимандрит Амвросий). История о граде Курске, о явлении чудотворной Знамения Пресвятой Богородицы иконы, нарицаемой Курская. – Курск, 1792.
17. Шпилев А.Г. Курские разбойники // Институт «Открытое Общество», Ассоциация музейных работников регионов России, Курский гос. областной музей археологии. – Курск, 2000. – 16 с.; Шпилев А.Г. Курские воропаны // Курский край в истории Отечества.– Курск, 2004. – С. 31-33.
18. Четвертные крестьяне.  Интернет-статья.
19. Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
20. История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 485; Четвертные крестьяне.  Интернет-статья; О восстановлении в дворянском звании курских однодворцев // Интернет-статья.
21. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
22. История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 485-490; Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 60-61;  Иванов П.В., Наш край в середине и во второй половине XVIII в. // История Курской области. Учебное пособие. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 34-35;  Четвертные крестьяне.  Интернет-статья.
23. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.
24. Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
25. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 45.
26. Там же.
27. История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 551-561; Русский Биографический словарь Брокгауза и Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 273; Брикнер А.Г. Иллюстрированная история Петра I и Екатерины II. – М.: Эксмо, 2007. – С. 613- 620; Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 158-167; Пахомов Н.Д. Голиков Иван Иванович. Певец деяний Петра I // У истоков. – Курск, 2016. – С. 81-108; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 224-227.
28. История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 551-561; Русский Биографический словарь Брокгауза и Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 273; Большая Курская энциклопедия в 3-х томах и 9 книгах. Т. 1. Кн. 1. – Курск, 2004. – С. 183-184; Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 158-160.; Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 42, 61; П.В. Иванов Наш край в середине и во второй половине XVIII в. // История Курской области. Учебное пособие. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 35; Брикнер А.Г. Иллюстрированная история Петра I и Екатерины II. – М.: Эксмо, 2007. – 602-636: Пахомов Н.Д. Голиков Иван Иванович. Певец деяний Петра I // У истоков. – Курск, 2016. – С. 81-108; Пахомов Н.Д. Деяний Петровых сказитель. – Курск, 2013. – С. 287-288; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 225-227; Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
29. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 61; Брикнер А.Г. Иллюстрированная история Петра I и Екатерины II. – М.: Эксмо, 2007. – 602-636; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 225-227; Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
30. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья; РГАДА, ф. 342, оп. 1, д. 10а, лл. 373-377; РГАДА, ф. 342, оп. 1, д. 109, ч. Х, лл. 479-482.
31. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 225-227; Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
32. Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет; Туркул Ю. Ландмилицейские полки в Российской империи // Интернет-статья; Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет; Четвертные крестьяне.  // Интернет-статья; Ландмилиция // Интернет-статья: Рувики; Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
33. История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 596-601; Брикнер А.Г. Иллюстрированная история Петра I и Екатерины II. – М.: Эксмо, 2007. – С. 651; Хрестоматия по истории России. Учебное пособие / авторы-составители А.С. Орлов, В.А. Георгиев и др. – М., 2008. – С. 217-219; Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
34. Марков Е.Л. Разбойница Орлиха. Исторический роман. // Русское обозрение, 1891; отдельной книгой – СПб., 1895; Лаппо Ф.И. Выступление однодворцев села Стаканово в 1776 году // Ученые записки КГПУ. Выпуск 39. – М., 1950.
35. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Степанов В.Б. Первый наместник императрицы в Курске // Наместники и губернаторы Курского края 1779-1917 гг. – Курск, 2005. – С. 12; Бугров Ю.А. Пахомова А.Н. Власть и дело: исторические очерки об эволюции власти в Курском крае XI–XXI вв. – Курск–Москва, 2012. – С. 63-73; Шпилев А.Г. Первые правители Курской губернии – П.А. Румянцев-Задунайский и П.С. Свистунов // Страницы истории Курского края. В 2 томах. Т. 2. – Курск, 2019. – С. 5-10; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 3. – Курск, 2015. – С. 137; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 237-287;  Курское наместничество. Википедия.
36. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Степанов В.Б. Первый наместник императрицы в Курске // Наместники и губернаторы Курского края 1779-1917 гг. – Курск, 2005. – С. 12.
37. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Курское наместничество // Интернет: Рувики.
38. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 46.
39. Свод законов Российской империи. – Т. IX. – 1876. – Ст. 561; Беловинский Л.В. Разночинцы // Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь русского народа. XVIII — начало XIX в. / под ред. Н. Ерёминой. – М.: Эксмо, 2007. – С. 561; Виртшафтер, Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. – М.: Логос, 2002. — 272 с.
40. Четвертные крестьяне.  Интернет-статья; Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет.
41  Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Курское наместничество // Интернет: Рувики.
42. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 35 (360 с.).
43. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья; ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 139, лл. 228-232.
44. Благовещенский Н.А. Четвертное право. – М., 1899. – 546 c.; Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья; ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 139, лл. 228-232.
45. Башилов И.Ф. Топографическое описание Курского наместничества // Из истории Курского края – Воронеж: Центрально-Черноземное книжно издательство, 1965. – С. 143-150; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 266-270.
46. Башилов И.Ф. Топографическое описание Курского наместничества // Из истории Курского края – Воронеж: Центрально-Черноземное книжно издательство, 1965. – С. 143-150; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 266-270.
47. Башилов И.Ф. Топографическое описание Курского наместничества // Из истории Курского края – Воронеж: Центрально-Черноземное книжно издательство, 1965. – С. 143-150; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 266-270.
48. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 41-69; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 270-274..
49. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 41-69;  Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 270-274.
50. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Из истории Курского края – Воронеж: Центрально-Черноземное книжно издательство, 1965. – С. 143-150; Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 41-69;  Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 270-274.
51. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 270-274.
52. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 270-274.
53. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 270-274.
54. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 66-69;  Амоскин А.С. Белянский Ю.В., Некрасов В.А. Очерки по истории народного образования Курского края. – Курск: ООО «Учитель». 2004. – С. 9. 20; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 274.
55. Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. – М.: Правда, 1978. – С. 52-66, (208 с.).
56. Попов М.А. Публичный образ  русского однодворца в Российской империи на примере художественной литературы. Интернет-статья.
57. Нарежный В. Т. Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова. – СПб., 1814; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефроа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 585; Однодворцы // Интернет: Рувики.
58. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 35.
59. Жигаево. Интернет-статья// Рувики; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 35.
60. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья: ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 216, лл. 1-7.
61. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 46; Иванов П.В. Наш край в середине и во второй половине XVIII в. // История Курской области. Учебное пособие для учащихся 7–10 классов. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 34-35; Иванов П.В. XVIII век: кризис крепостного строя / Лето и осень русского феодализма // История и современность Курского края. Региональное учебное пособие. – Курск, 1998. – С. 117-119.
62. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 47-48
63. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 48; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства.  – М., 1913.
64. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 48.
65. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 48-49
66. Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений. (Вторая половина XVIII века) // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1975. – С. 49
67. Четвертные крестьяне.  Интернет-статья.
68. Там же.
69. Там же.
70. Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет; Туркул Ю. Ландмилицейские полки в Российской империи // Интернет-статья.





Курские однодворцы до начала 60-х годов XIX века

Новый XIX век фактически начался с очередного дворцового переворота. В ночь с 11 на 12  марта 1801 года заговорщики граф Пален, братья Платон и Николай Зубовы, генерал Беннегсен, ворвавшись ночью в Михайловский замок, где находился император Павел I, и попытались уговорить его отречься от престола в пользу сына Александра. Но Павел Петрович наотрез отказался от отречения. В начавшейся драке и свалке он был убит заговорщиками [1].
В начале XIX века, при императоре Александре I, в Курской губернии вновь, как и при Екатерине II, стало 15 уездов, а однодворцы в 1804, 1809 и в 1816 годах получили новые законодательные акты, укрепляющие их юридическое положение. Юрий Туркул о данных фактах в интернет статье «Однодворцы в Российской империи» сообщает следующее: «Однодворцы из дворян имели право на восстановление дворянства согласно указу Александра I от 18 декабря 1804 года. Они имели право владеть крепостными, но отпускать на волю своих крепостных долгое время не имели права и только в 1809 году они его получили. И, по-видимому, постепенно начали отпускать, ибо число однодворческих крестьян постоянно сокращалось, Но как при этом решался земельный вопрос, трудно сказать. Возможно, в каждом конкретном случае, по своему: кто-то уходил с земельным наделом, а кто-то и без земли и был вынужден либо арендовать ее к однодворца-хозяина, либо идти к нему же в батраки, либо искать счастье в одном из городов губернии. В 1816 году император Александр I установил правила восстановления дворянства для однодворцев из бывших дворян. Для этого однодворец, претендующий на дворянское звание, утерянное его предками, был обязан прослужить в армии 6 лет до первого обер-офицерского чина и после этого дворянство восстанавливалось» [2].
Профессор Анатолий Алексеевич Клёсов, отслеживая развитие однодворческого сословия в разные временные периоды, на этот раз в своей статье акцентирует внимание на правительственных реформах в области землевладения однодворцами на примере его предков Клесовых и их участии в Отечественной войне 1812 года.
«При Павле начнется переход от четвертного права к душевому, – информирует он читателя с непременным и привычным для него экскурсом в историю данного вопроса. –  Это болезненная часть истории однодворцев. Она связана с переделом земель. Дело в том, что выданные 100-200 лет назад дворянам и детям боярским поместья, в то время довольно обширные, а также относительно небольшие угодья для испомещения служилых людей более низких категорий заселялись и дробились неравномерно, что вполне естественно. Возник сильный разнобой в размере наделов на однодворческую душу. При императоре Павле было решено переходить от четвертного, наследственного принципа, к подушному, и перераспределить землю по 15 десятин (10 четвертей в поле, а в дву потому ж) на человека, точнее, на «ревизскую душу», или 60 десятин на двор. Но оказалось, что столько земли просто нет. Тогда было решено там, где земля есть, выдать по 15 десятин, а где ее столько нет – по 8 десятин (5-1/3 четвертей) на ревизскую душу. Естественно, малоземельные при переходе на душевой передел ликовали, а многоземельные были этим крайне напряжены» [3].
Описав картину причин и последствий, он делает неутешительный вывод: «Павел I процарствовал всего пять лет, но его подушная реформа растянулась почти на целый век, доводя местами до физических столкновений между малоземельными и многоземельными крестьянами. Тем более однодворцы многих малоземельных, хотя и вольных крестьян, считали значительно более низкими по статусу. Среди них было много пришлых – «на наследницу-однодворку», пришедших на купленные земли, и прочих разночинцев и кулаков» [4].
Стоит отметить, что А.А. Клёсов одним из первых исследователей не только разъясняет причины и обстоятельства перехода от четвертного права, существовавшего с времен царя Ивана Грозного, к душевому, но и упоминает о появлении сельских кулаков в конце царствования Павла I и в начале царствования Александра I. И, естественно, он не проходит мимо шестой переписи податного населения 1811 года. «В 6-й ревизии в 1811 году, число жителей в деревне Клёсовой уменьшилось – с 53 мужчин до 47, на 20 дворах (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 343, лл. 407-409),, – сообщает он с опорой на документы Государственного архива Курской области. – Два семейства, видимо, вспомнив военное прошлое предков, отбыли в 1810 году на строительство военных верфей в Херсон, одна семья отбыла в город Курск «на мещанство». Двоих все-таки забрали в рекруты – Лариона Клёсова (1806, в 20 лет) и Сафона Клёсова (1808, в 24 года). Возможно, ушли сами. Отечественную войну 1812 года они встретили уже, наверное, с немалым военным опытом, отслужив по нескольку лет. Кстати, двое Клёсовых, Лев Борисович и Александр Борисович, оба гвардии пятидесятные ротные начальники были отмечены за заслуги в Смоленском ополчении в войне 1812 года [5].
Что же касается Н. Жигаева и его населения, то с 1802 года деревня официально именуется Нижней Жигаевой Жигаевской волости Дмитриевского-на-Свапе уезда Курской губернии. Так же она называется и по переписям 1816 и 1834 годов. А прямой предок авторов этой работы Евдоким Фадеевич Пахомов (1789–1831) около 1813 года  женился на однодворке Ефросинье Трофимовне, 1795 года рождения. От этого брака у них родился сын Петр, который в 1835 году выбыл в курские мещане. Другой их сын Яков родился в 1817 году, остался в деревне и стал в очередном поколении Пахомовых прямым предком авторов данного повествования. Интерес в вопросах социально-бытовой жизни курских однодворцев их переходе в другие сословия, и миграции по губерниям России представляют ближайшие родственники  Евдокима Фадеевича Пахомова. Так Иван Фадеевич (1791–?) был женат на мещанке Александре Афанасьевне (1800–?), и в 1829 году выбыл из Жигаева в Курск, где в 1831 году по решению Казенной палаты был приписан в курское мещанство. То же самое случилось и в жизни Никиты Фадеевича (1781–1850). Яков Фадеевич  (1786–?) проходил воинскую службу и, возможно, участвовал в сражениях с войсками Наполеона. Представители другой ветви рода Пахомовых – Федот Фролович. Павел Фролович, Анна Фроловна. Емельян Фролович и Иван Фролович в 1780 году покинули Жигаево и отбыли в слободку Мамонову Новопавловской округи Воронежского наместничества [6].
Эти данные в сочетании с данными А.А. Клёсова, приведенными выше, как нельзя лучше говорят как о личной свободе курских однодворцев, так и росте малоземелья, заставляющего однодворцев покидать родной край и искать себе место под солнцем в других регионах Российской империи. И, как сообщают исследователи миграционных процессов в однодворческой среде, они постоянно усиливались с 1830-х годов.
Малоземелье крестьян и значительной части однодворцев в Курском черноземном крае возникла из-за того, что помещики привилегированного дворянства, пользуясь своими правами и законами, написанными под них, скупили у бывших служилых людей и их потомков однодворцев значительную часть их прежних владений, оставив им небольшие участки. В результате, малоземелье стало бичом богатейшего края, заставляя людей конфликтовать друг с другом, участвовать в тяжбах и судах, а также, как говорилось выше, покидать родной край. И здесь в самый раз обратиться к свидетельствам классиков отечественной литературы Н.А. Полевому и И.С. Тургеневу, писавшим об курских однодворцах первой половины XIX века.
Земляк курян, писатель, переводчик и издатель, близкий знакомый А.С. Пушкина, Николай Алексеевич Полевой (1796–1846) в повести «Рассказы русского солдата» (1833/34), основанной на материалах курской действительности 1817-1818 годов, об однодворцах устами своего лирического героя высказался так: «Вы знаете, что у нас в Курской губернии есть много дворян больших помещиков, а еще больше мелких. Есть целые деревни, и большие деревни, где все жители дворяне, и у них, у сотни человек, десять крестьян, и эти крестьяне служат всем поочередно. Наконец, есть еще у нас что-то такое, не дворяне, не крестьяне, а так, сам крестьянин и сам барин, и называется однодворец. Говорят, будто это остатки каких-то прежних дворян, потому что у многих однодворцев есть свои крестьяне. Я называл себя однодворцем, как мы все себя называли, а впрочем, право, мы не ведали, что это такое значит, так как мелкое дворянство, жившее вокруг нас, знало о себе одно, что с них рекрутчины не бывает. Впрочем, эти высевки дворян жили в таких же хатах, как и мы; так же одевались, так же пахали, сеяли, косили, жали, как все мы; ели по-нашему и пили по-нашему. Одна только бывала беда с ними связываться, что, подравшись на весельи, мы просто мирились на другой день, а дворяне наши непременно подавали просьбу в бесчестьи. Кроме того, все у нас было общее, и согласное, и одинаковое; ссорились и дрались мы на межах одинаково, потому что и наши и дворянские поля были пестрее рябой рожи и перерезаны в такие мелкие ремешки и клинушки, что разобрать их не удалось бы самому домовому дедушке, не только земскому суду. После каждой просьбы между нами начинался, однакож, суд, делался судебный осмотр; оканчивалось тем, что выигравший тяжбу должен был продать свой участок для оплаты расходов по суду; на продаже напивался весь мир крещеный, подымалась на весельи новая ссора, за ней драка, и – дело оканчивалось новою тяжбою.
Так жили мы, и дворяне и однодворцы, под одним небом божьим, жили изо дня в день, и весело, не думая о завтрашнем дне; и житье наше так нам всем нравилось, что, поверите ли, – многие из наших дворян, прослужив много лет в военной службе, возвращались поручиками, даже капитанами на родину, надевали старые свои зипуны и принимались снова за плуг и соху. Вот было житье: подыми, встряхни, перевороти и вывороти – ничего не выпадет, ни из души, ни из головы, ни из кармана, кроме гроша на вино да краюшки хлеба на сегодняшний день! И чего ж вам больше? Был ли у нас в оный год неурожай, есть нечего – мы занимали у других; отдавали, когда потом хлеб родился, а ведь у бога не положено, чтобы неурожай был всякий год? Итак, барыш и убыток, веселье и горе, сытое брюхо и голодное ездили у нас на одних санях» [7].
К этому остается добавить, что Н.А. Полевой с родителями купеческого сословия и братьями жил в Курске в период с 1812/13 года по 1820 год. Естественно, он описал в повести все, что видел сам, чему был свидетель. Поэтому представленный отрывок не только образец художественного слова, но и документ большого исторического значения, зафиксировавший курское бытие первых двух десятилетий XIX века.
Из сказанного Н.А. Полевым следует, что в курских селениях земельные участки однодворцев чередовались с земельными участками мелкопоместных дворян, что большинство курских мелкопоместных дворян жило в таких же бедных, отапливаемых по-черному хатах, как и у однодворцев, что эти дворяне, сняв военный мундир или праздничный кафтан, становились за соху и сами вспахивали свое поле, что крепостных крестьян у них, как и у однодворцев, было мало. А отличие заключалось в том, что однодворцы после ссор мирились, а дворяне судились. На это, кстати, обращает внимание и автор статьи «Публичный образ  русского однодворца в Российской империи на примере художественной литературы» М.П. Попов [8].
Не менее важным является и то, как Н.А. Полевой относится к своему герою, поведавшему о таких отношениях между курскими однодворцами и мелкопоместными дворянами-помещиками. «Это был отставной солдат, седой, безногий старик на деревяшке; – явно с сочувствием и уважением рисует он образ курского однодворца, прошедшего военную службу, и уделяет внимание не только его внешности, но и одежде, и прочим атрибутам. – Изношенная ленточка с Георгиевским крестом, добрый, веселый вид его, ласковый привет всех проходивших мимо него, что показывало, как уважала его целая деревня…» И несколько ниже: «Я узнал от своего собеседника, что он родом из Курской губернии, из однодворцев, был отдан в военную службу, долго служил, потерял ногу в Финляндии, воротился на родину, оставил ее, бродил в разных сторонах и, наконец, поселился в Становой, где исправляет должность волостного писаря…» [9],
Не трудно заметить, что сочувственное отношение автора к герою произведения не мешает ему и проинформировать читателя о солдатской службе однодворцев, об их грамотности, об административно-территориальном делении уезда на волости и о волостном управлении, где имелась должность писаря. А еще здесь раскрытие понятия «отставной солдат» и название села с характерным признаком центра административно-территориального управления, оставшегося от прежних времен – стана. Кстати, село Становое имелось в Фатежском уезде Курской губернии.
.Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883), часто навещавший сельцо Семеновское Щигровского уезда Курской губернии, в котором проживал его родной брат Николай Сергеевич, и любивший поохотиться в тех местах, написал несколько рассказов на материалах Курского края. Среди них, по мнению курских краеведов и литературоведов, «Касьян с Красивой Мечи», «Контора», «Мой сосед Радилов» и другие. Не исключено, что и рассказ «Однодворец Овсянников», вошедший в сборник «Записки охотника», основан на реалиях Курского края, пограничного с Орловской губернией, хотя нельзя исключать и родной писателю Орловщины. И если выше об однодворцах повествовалось в общих чертах, то И.С. Тургенев во всех красках описывает нам своего героя – однодворца Овсянникова, человека уважаемого в своей среде, но претерпевшего много несправедливости от богатого соседа-помещика.
Чтобы не быть голословным, несколько строк из начала рассказа, чтобы почувствовать и образ незаурядного представителя этого сословия, и время, и, конечно же, красоту литературного слога писателя: «Представьте себе, любезные читатели, человека полного, высокого, лет семидесяти, с лицом, напоминающим несколько лицо Крылова, с ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсяников. Носил он просторный синий сюртук с длинными рукавами, застегнутый доверху, шелковый лиловый платок на шее, ярко вычищенные сапоги с кистями и вообще с виду походил на зажиточного купца. Руки у него были прекрасные, мягкие и белые, он часто в течение разговора брался за пуговицы своего сюртука. Овсяников своею важностью и неподвижностью, смышленостью и ленью, своим прямодушием и упорством напоминал мне русских бояр допетровских времен… Ферязь бы к нему пристала. Это был один из последних людей старого века. Все соседи его чрезвычайно уважали и почитали за честь знаться с ним. Его братья, однодворцы, только что не молились на него, шапки перед ним издали ломали, гордились им. Говоря вообще, у нас до сих пор однодворца трудно отличить от мужика: хозяйство у него едва ли не хуже мужицкого, телята не выходят из гречихи, лошади чуть живы, упряжь веревочная. Овсяников был исключением из общего правила, хоть и не слыл за богача. Жил он один с своей женой в уютном, опрятном домике, прислугу держал небольшую, одевал людей своих по-русски и называл работниками. Они же у него и землю пахали. Он и себя не выдавал за дворянина, не прикидывался помещиком, никогда, как говорится, «не забывался», не по первому приглашению садился и при входе нового гостя непременно поднимался с места, но с таким достоинством, с такой величавой приветливостью, что гость невольно ему кланялся пониже. Овсяников придерживался старинных обычаев не из суеверия (душа в нем была довольно свободная), а по привычке. Он, например, не любил рессорных экипажей, потому что не находил их покойными, и разъезжал либо в беговых дрожках, либо в небольшой красивой тележке с кожаной подушкой, и сам правил своим добрым гнедым рысаком. (Он держал одних гнедых лошадей.) Кучер, молодой краснощекий парень, остриженный в скобку, в синеватом армяке и низкой бараньей шапке, подпоясанный ремнем, почтительно сидел с ним рядом. Овсяников всегда спал после обеда, ходил в баню по субботам, читал одни духовные книги (причем с важностью надевал на нос круглые серебряные очки), вставал и ложился рано. Бороду, однако же, он брил и волосы носил по-немецки. Гостей он принимал весьма ласково и радушно, но не кланялся им в пояс, не суетился, не потчевал их всяким сушеньем и соленьем. «Жена! – говорил он медленно, не вставая с места и слегка повернув к ней голову. – Принеси господам чего-нибудь полакомиться». Он почитал за грех продавать хлеб – Божий дар, и в 40-м году, во время всеобщего голода и страшной дороговизны, роздал окрестным помещикам и мужикам весь свой запас; они ему на следующий год с благодарностью взнесли свой долг натурой. К Овсяникову часто прибегали соседи с просьбой рассудить, помирить их и почти всегда покорялись его приговору, слушались его совета. Многие, по его милости, окончательно размежевались… Но после двух или трех сшибок с помещицами он объявил, что отказывается от всякого посредничества между особами женского пола. Терпеть он не мог поспешности, тревожной торопливости, бабьей болтовни и «суеты». Раз как-то у него дом загорелся. Работник впопыхах вбежал к нему с криком: «Пожар! пожар!» – «Ну, чего же ты кричишь? – спокойно сказал Овсяников. – Подай мне шапку и костыль…» Он сам любил выезжать лошадей. Однажды рьяный битюк помчал его под гору к оврагу. «Ну, полно, полно, жеребенок малолетний, – убьешься», – добродушно замечал ему Овсяников и через мгновение полетел в овраг вместе с беговыми дрожками, мальчиком, сидевшим сзади, и лошадью. К счастью, на дне оврага грудами лежал песок. Никто не ушибся, один битюк вывихнул себе ногу. «Ну вот, видишь, – продолжал спокойным голосом Овсяников, поднимаясь с земли, – я тебе говорил». И жену он сыскал по себе. Татьяна Ильинична Овсяникова была женщина высокого росту, важная и молчаливая, вечно повязанная коричневым шелковым платком. От нее веяло холодом, хотя не только никто не жаловался на ее строгость, но, напротив, многие бедняки называли ее матушкой и благодетельницей. Правильные черты лица, большие темные глаза, тонкие губы и теперь еще свидетельствовали о некогда знаменитой ее красоте. Детей у Овсяникова не было» [10].
Что и говорить, образ однодворца и его супруги-однодворки подан писателем блестяще, с присущей ему поэзией в прозе, но с холодной отрешенностью и с позиции превосходства своего дворянского сословия. Особенно зримо и остро это просматривается в выводе автора, что Овсянников был исключением в среде однодворцев, хотя отечественное литературоведение и отечественная критика его считают писателем-демократом. Кстати, это произведение было написано И.С. Тургеневым в середине 40-х годов XIX века. Но кроме яркого образа героя произведения – однодворца Овсянникова, – здесь же, со слов Овсянникова, показано и отношение богатых помещиков к однодворцам – пренебрежительное и агрессивное. А М.П. Попов в статье «Публичный образ  русского однодворца в Российской империи на примере художественной литературы» подмечает еще и противопоставление однодворца мужику, представителю крестьянского сословия. И он же сообщает о том, что однодворцы упоминаются И.С. Тургеневым и в рассказе «Чертопханов и Недоплюскин», где один из героев – Тихон Иванович Недоплюскин – был потомком однодворца, «сорокалетней службой добившегося дворянства» [11].
Приведенные примеры изображения однодворцев в литературе ясно указывают на то, что это многочисленное сословие Центральной и Центрально-Черноземной России интересовало писателей того времени (правда, немногих, но весьма известных) и заставляло их обращаться к данной теме. В том числе с показом межсословных отношений и перехода однодворцев в дворянство.
В начале этой главы упоминалось о законодательных актах императора Александра I, позволявших однодворцам переходить в дворянское сословие. В этом плане представляет интерес статья «О восстановлении в дворянском звании курских однодворцев». В ней приводится пример, как в 1818 году однодворцы села Чуйково Курского уезда братья-однодворцы  Лукьян, Митрофан и Александр Дмитриевы дети Алябьевы, обратившись в Курское дворянское депутатское собрание, с просьбой выдать им свидетельство о принадлежности к дворянскому сословию для вступления в воинскую службу. И в следующем 1819 году  им были выданы билеты на службу: Александру – № 4678, Митрофану – № 4679 и Лукьяну – № 4681. А председатель Курского историко-родословного общества Е.С. Карпук вместе со своими коллегами составил более 300 родословных курян, из которых 125 приходилось на потомков однодворцев. Среди них имелись и такие, где родные братья находились в разных сословия: один в дворянском, другой в однодворческом, а кто-то перешел в купцы, кто-то – в мещане, кто-то – в священники. Среди потомков однодворцев были Беседины, Букреевы, Булгаковы, Волобуевы, Извековы, Шеховцовы, ранее упоминаемые в писцовых книгах Курского края и в его десятнях. Такова эволюция сословий бывших служилых людей [12]. 
Не менее интересные цифровые данные об однодворцах Российской империи приводит Ю. Туркул в своей статье по губерниям. Согласно его исследованиям, «так сложилось, что исторически однодворцев проживало больше всего; в Курской (около 268 тыс. человек), Тамбовской (около 238 тыс. человек), Орловской (около 149 тыс. человек), Воронежской (около 180 тыс. человек), Оренбургской около (67 тыс. человек), Пензенской (около 55 тыс. человек), Саратовской (около 35 тыс. человек) губерниях по переписи 1835 года». И он же приводит динамику роста количества однодворцев. В соответствии с  переписью населения 1672 года в России числилось свыше 42 тыс. однодворцев, по переписи 1761-65 годов 527 тыс. душ, а по переписи 1833-1835 годов 1283 тыс. душ. И поясняет, что «в этих переписях указывались только мужчины, независимо от возраста». И в этом с ним вполне согласен еще один исследователь однодворческого сословия и рода своих предков А.Г. Сухорев. В статье «Однодворцы» (отрывке из книги «Дороги жизни») он приводит слова сенатора Я.А. Солвьева: «Рассматривая настоящее расселение однодворцев, можно видеть, что главная часть их находится в восьми губерниях: Курской, Воронежской, Тамбовской, Орловской, Пензенской, Рязанской, Харьковской и Тульской… Числится однодворцев в поименованных губерниях 1 053 026 душ; в остальных – 206 566; всего 1 259 592 души… Из документов однодворцев видно, что происходят они от прежних служилых людей разных чинов, именно: детей боярских, казаков, стрельцов, рейтаров, драгунов, солдат, копейщиков, пушкарей, затинщиков, воротников;, засечных сторожей; сверх того встречаются чины кузнецов, плотников, каменщиков и некоторые другие»  [13].
Ведя речь о малоземелье у курских однодворцев, об их отношениях к другим сословиям, о продолжении миграции однодворцев, начатой, как минимум, в XVII веке, мы оказались в середине 30-х годов XIX века, перескочив через пару ревизий, проходивших в Курском крае. Теперь постараемся вернуться к ним и на конкретных примерах дать некоторые пояснения. Как сообщает А.А. Клёсов, 7-я ревизия в Курской губернии проходила в 1816 году. По ее данным видно, что из деревни Клесова продолжают брать однодворцев в рекруты. Службу в армии проходили Алексей Клёсов (1813, в 27 лет), Петр Клёсов (1813, в 27 лет), Яков Клёсов (1813, в 37 лет). По итогам переписи в деревне 49 однодворцев и 46 однодворок (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 487, лл. 199-201). 8-я ревизия податного населения края прошла в1834 году. Согласно исследованиям А.А. Клёсова, «в середине между двумя ревизиями один двор из деревни переселился в Оренбургскую губернию, двоих забрали в рекруты». В деревне по ревизским сказкам 57 однодворцев и 59 однодворок. Но количество дворов резко понизилось – с двадцати в 1811 году до одиннадцати в 1834 (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 720, лл. 222-227). А однофамилец профессора Анатолия Клёсова и далекий потомок клесовских однодворцев Александр Клёсов на странице ОК.RU Интернета в статье «Страницы истории», сообщает, что в 1834 году в деревне Клёсово было 11 дворов однодворцев, в том числе 9 дворов Клёсовых, 1 двор Чунихиных и 1 двор Позняковых, в которых действительно проживало 57 душ мужского пола и 59 душ женского пола. Кроме того, Александр Клёсов дает информацию о том, что в это же время в соседней деревне Яковлево находилось 42 двора однодворцев – 38 дворов Яковлевых, 2 двора Смоляниновых,  1 двор Муратовых и 1 двор Малаховых. А жителей в Яковлеве было  183 человека мужского пола и 209 человек женского пола. Он же сообщает, что в однодворческой деревне Мармыжи все того же Дмитриевского уезда имелось  65 дворов однодворцев. Из них 24 двора принадлежали Никулиным, 20 воров – Самсоновым, 10 – Месеневым и по одному двору Митрофановым, Лукьянчиковым, Мухановым и Пыжовым. Всего же в Мармыжах проживало 313 душ мужского пола и 309 душ женского пола   [14].
Указание профессора А.А. Клёсова о переселении целого двора клёсовских однодворцев, а это, как минимум десять человек, в Оренбургскую губернию важно в рассмотрении вопроса миграции однодворцев не только на территории своей губернии или в губернии Центрально-Черноземной России, как это случалось в роду жигаеских однодворцев Пахомовых, ближайших родственников прямых предков авторов этой работы, но и в другие отдаленные регионы. На миграционные процессы в среде однодворцев косвенно указывают и одни и те же фамилии однодворцев, проживающих в разных населенных пунктах уезда и губернии. Надо полагать, что предки Лукьяниковых основали деревню  Лукьянчикову, а потом оказались и в Жигаеве, и в Мармыжах, и в других деревнях Уезда. То же можно сказать и о Яковлевых, некогда основавших деревню Яковлево, и о Рышковых, и о Волковых, и о Вожовых, и о Машкиных, «разбежавшихся» из основанных их предками селений по другим местам и весям. Но главное: эти фамилии перекликаются с фамилиями служилых людей десятен Курского края и списков писцовых книг, о чем нам поведал А.А. Танков в «Летописной истории курского дворянства».
И здесь, чтобы проследить, что происходило с однодворцами на территории Курской губернии в середине 30-х годов XIX столетия не в отдельной деревне, а в нескольких городах и уездах, обратимся к такому источнику, как «Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской 241 ;  верст», Этот документ был составлен в 1837 году чиновником Курской губернской канцелярии, коллежским регистратором Василием Николаевичем Левашевым  (1814–1875) по инициативе курского губернатора  Михаила Николаевича Муравьева (1796–1866). Из самого длинного названия документа следует, что обзору и исследованиям будут подлежать местности с населенными пунктами вдоль главной дороги, пролегающей от Орловской губернии до Харьковской. С захватом таких важных городов, как Фатеж, Курск, Обоянь и Белгород. И, конечно же, с рассмотрением в бытовом, хозяйственном и культурном плане населения этих городов, их уездов и селений в уездах. Опуская зафиксированные составителем «Путеводителя» подробности о почвенных особенностях, перейдем к сразу к городу Фатежу и его уезду, или, точнее, к той части, где говорится о составе населения. И тут выясняется, что дворян в городе 2, а в уезде – 460, обер-офицеров и разночинцев 60 и 60 в уезде, всего 120 человек, Это, так сказать, высшая каста населения. Дальше идут люди попроще, но все же привилегированные: духовенство с причтом – 19 и 627, всего 646 человек;  отставных солдат Лейб-гвардейских полков и их жен – 6 в городе и 196 в уезде, всего 202 человека. Купцов 1-й гильдии 12, второй гильдии нет, а третьей гильдии – 308. Всего 320 человек и находятся они в уездном центре Фатеже. Здесь же и 12 почетных граждан – новой социальной формации, введенной в 1832 году по указу императора Николая I в противовес разночинцам и выше их статусом. За ними следуют мещане, их в городе 1154 и 6 в уезде; всего 1160 человек. После мещан в таблице «народоисчисления» по статусу следуют однодворцы. Их 24 458 человек. За однодворцами проставлены войсковые обыватели, их в уезде 195 человек. (По данным Л.В. Беловинского, войсковые обыватели – это государственные крестьяне, потомки людей, служивших в пограничных полках ландмилиции, которые набирались из однодворцев и малороссийских казаков. Некоторые из войсковых обывателей пользовались правами однодворцев (в Орловской губернии), другие – правами казаков (Воронежская губерния). В 1830 годы численность войсковых обывателей в России достигала  400 тыс. человек. Позже слились в общий поток крестьянства. Курские и белгородские войсковые обыватели, согласно данным Рувики, пользовались правами казаков.) За войсковыми обывателями шли свободные хлебопашцы, их в Фатежском уезде числилось 235 человек. (Свободные или вольные хлебопашцы – потомки крепостных крестьян, имевших личные земельные владения и освобожденных от крепостной зависимости по указу императора Александра I от 20 февраля 1803 года.) После свободных хлебопашцев шли крестьяне: казенные – 7415 в уезде, помещичьи – 26 в городе и 15048 в уезде, всего 15074 человека; однодворческие – 705 человек в уезде. Цыган не значилось, а иностранцев указано 2 человека в городе. Всех сословий населения в Фатеже имелось 1601 человек, в Фатежском уезде – 49405, а всего – 5106 человек мужского пола. А если с женским полом, то численность населения Фатежского уезда  превышала 100 тыс. человек. Земли же в уезде значилось 235000 десятин и 20000 десятин под лесами [15].
Из истории Фатежа известно, что город был образован указом императрицы Екатерины II, которая и утвердила герб города. На щите в верхней части серебряного поля синяя полоса, пересекающая поле, с летящими куропатками – принадлежность к Курскому наместничеству и Курской губернии. В нижней части, косо разделенной на две части, в левой, на красном поле ружье – символ воинской принадлежности, а во второй, в зеленом поле золотая борона – знак трудовой деятельности. В совокупности это обозначает, что жители этого города «старинные воины, упражнявшиеся в свободное время в хлебопашестве». В статье о городе Фатеже (БКС) сказано, что село Фатеж, ставшее основой городу, образовалось еще в XVI веке. И здесь же приводятся слова сотрудника Курского областного краеведческого музея, известного краеведа В.И. Самсонова: «Жители Фатежа принадлежали к разряду однодворцев, а однодворцы – потомки военных служилых людей XVII века, а потому есть основание предположить, что Фатеж был в прошлом крепостью». Некоторые моменты статьи соответствуют описанию, имеющемуся в «Путеводителе». Кроме того, о Фатеже и его истории говорится и в книге авторского коллектива  – Ю.А. Бугрова, А.А. Бордуновой и Р.З. Симонян – «Города Курского края», изданной в 2010 году [16].
Еще в уезде упоминаются селения Поныри – казенное, Ольховатка с 1000 душ и «каменной станцией», Теплый Колодезь с 1280 душами, экономическое село Становое (упоминаемое в повести Н.А. Полевого «Рассказы русского солдата») с 500 душами, однодворческое село Хмелевое с 680 душами мужского населения. Дальше следует Курский уезд, к которому мы перейдем ниже, а пока обратим внимание на тот факт, что в Фатежском уезде самым многочисленным сословием являлись однодворцы – 24 458 мужских душ, а зависимых от них крестьян было всего 705 мужских душ. Таким образом, 1 однодворческий крестьянин приходился на 35 однодворцев. Дворян в уезде числилось 462 человека, а крепостных крестьян за ними – 15074 мужские души. В среднем на каждого фатежского дворянина приходилось по 32-33 крепостных. А с учетом того, что не все дворяне являлись помещиками и имели крепостных, то на долю тех, кто был настоящим помещиком, приходилось большее количество зависимых от них землепашцев. О принадлежности земельных владений в этом источнике сведений не дается, но и так понятно, что большая часть земель и лесов принадлежала помещикам. Важное значение представляет доминирование совокупного числа однодворцев, казенных крестьян, свободных хлебопашцев, войсковых обывателей над крепостными крестьянами уезда: 32303 против 15779. Больше чем в два раза. Заметим также, что в «Путеводителе» приводятся данные о ремеслах и численности ремесленников, но так как их сословная принадлежность не указана, то не станем их трогать, как и общие рассуждения составителя о промышленности Фатежского уезда, весьма незначительной [17].
Теперь обратим внимание на город Курск и Курский уезд. Кстати, первые сведения об уезде даются уже на страницах 48 и 49, в разделе «Грунт, количество земли и население уезда». Здесь сказано, что «почва земли вообще чернозем» и «уезд весьма плодороден», в нем 242850 десятин земли и 51215 десятин лесных угодий, а жителей «до 10000 обоего пола душ». Теперь от общих сведений перейдем к конкретике. Дворян в городе – 297, в уезде – 1642, всего – 1939 человек. Обер-офицеров и разночинцев – 1261 в городе и 199 в уезде, всего – 1460 человек. Духовенства с причтом, соответственно, 140 и 885, всего – 1025 человек. Монашествующих 32 и 36, всего 68 лиц. Отставных солдат и их жен: в городе – 189, в уезде – 393, всего 582 человека. Купцов 1-й гильдии 12 человек,, 2-й гильдии – 49, 3-й гильдии – 744; всего – 805 мужских душ в городе. Почетных граждан – 11 в губернском центре. Мещан в городе – 7597 мужских душ. Однодворцев: 113 – в городе и 24708 – в уезде; всего – 24821 мужская душа. Войсковых обывателей в уезде 285 мужских душ. Свободных хлебопашцев – 81 душа в уезде. Крестьян: казенных в городе – 757, в уезде – 8645, всего – 9402 мужских душ; помещичьих в городе – 718, в уезде – 17124, всего – 17842 мужские души; однодворческих в уезде – 933 мужские души. Цыган в уезде – 59, иностранцев в городе – 32 человека. Всех сословий в городе Курске без учета населения слобод Стрелецкой (2190 д.м.п.), Ямской (4613 д.м.п.),  Пушкарной (396 д.м.п.), Казацкой (2530 д.м.п.) и Рассыльной (200 д.м.п.)  - 1606 , в уезде – 3990, а всего – 5596 душ мужского пола [18].
Сразу заметим, что о городе Курске, времени его возникновения, его истории, процессе развития, хозяйственной, экономической, производственной социально-культурной и бытовой жизни, начиная с XVII века, написано десятки работ и книг. Часть из них упоминалась выше, когда шла речь о служилых людях Курского края, часть была написана в XIX веке такими авторами, как Е.А. Авдеева-Полевая, перу которой принадлежат «Воспоминания о Курске» (1842), и ее братом К.А. Полевым в книге воспоминаний о Н.А. Полевом, но большая часть все же увидела свет в ХХ веке. Это произведения уже упоминаемых нами Н.И. Златоверховникова, А.А. Танкова  «Путеводитель по городу Курску» и И.А. Купчинского «Курск и куряне» (1906). Это «Курские сборники» и сборники очерков о городе «Курск» (трижды переиздаваемые) и «Курская область», это работы курских ученых и краеведов послевоенного времени Ю.А. Липкинга, В.И. Самсонова, С.П. Щавелева, В.В. Коровина, В.В. Енукова, А.И. Раздорского, Б.Д. Беспарточного, А.В. Зорина, А.Г. Шпилева, В.В. Ракова, Ю.А. Бугрова и многих других. В конце XX века вышли книги «Курский край: история и современность» и «История и современность Курского края», краеведческий словарь-справочник «Курск». Начали выходить первые книги 20-томного научно-популярного издания «Курский край», в которых Курску, Курскому краю, их истории, культуре, хозяйственному, социальному, общественному развитию, известным курянам уделяется большое внимание. А в XXI веке любителей истории Курского края порадовали книги  «Курск. 980 лет», «Города Курского края», «Курск: вехи пути», «Очерки истории Курского края», «Курский край сквозь века», «Страницы истории Курского края» и другие. О Курске и Курской области в годы Великой Отечественной войны писали Н.А. Манжосов, В.В. Коровин и другие. Но об однодворцах Курского края с такими подробностями и деталями, как написано в «Путеводителе» В.Н. Левашова, у перечисленных авторов и в их работах сказано не было, хотя однодворцы время от времени упоминались. Упоминались однодворцы и в таких научных или краеведческих работах, как «Из истории населенных мест Курской губернии» Н.И, Долгова, «Однодворцы Извековы» Ю.А. Бугрова, «Формирование и развитие однодворческого сословия на территории Курского края» А.А. Колупаева и других. Есть упоминание об однодворцах в книге писателя Г.Н. Александрова «Железногорье», в котором он дает справку по каждому населенному пункту Железногорского (бывшего Михайловского) района, но кратко и без пояснений о представителях этого сословия. Поэтому наличие однодворцев в Курске и Курском уезде более полновесно и объективно можно сравнивать с данными, изложенными в трудах И.Ф. Башилова и С.И. Ларионова. За 50 лет численность однодворцев в Курске, относительно данным И.Ф. Башилова, сократилось с 2384 душ мужского пола до 113 душ, то есть на 2271 человека. Зато количество мещан увеличилось с 2303 до 7597 душ мужского пола – на 5294 человек. Что же касается дворян, то здесь картина следующая: 320 и 297 человек. За полвека сокращение незначительное – на 23 человека. Это наглядно показывает стремительный переход курских городских однодворцев в сословие мещан. Сравнить же численность сельских однодворцев Курского уезда, чтобы отобразить динамику роста или, наоборот, динамику сокращения, к сожалению, невозможно из-за отсутствия таких данных у И.Ф. Башилова. Если сравнения провести между данными, указанными С.И. Ларионовым в его «Описании Курского наместничества» и данными в «Путеводителе» В.Н. Левашева, то разница в численности городских однодворцев у Ларионова превышает всего лишь на 109 человек, зато численность мещан возросло с 2230 до 7597– на 5367 человек мужского пола. Реактивный рост мещанского сословия в очередной раз свидетельствует о массовом переходе в это сословие однодворцев. И, скорее всего по экономическим причинам – в связи с некоторым налоговым послаблением мещанам на данном периоде времени. Хотя нельзя исключать и перехода отдельных однодворцев в разночинцы или в купеческое и дворянское сословие [19].   
Оставляя за скобками описание составителем достопримечательностей Курска и Курского уезда – присутственных мест, школ, училищ, больниц, красивых каменных зданий, церквей, монастырей, садов, парков, рек и прочего – остановимся на моментах, связанных с однодворцами и в очередной раз отметим, что они доминируют над прочими сословиями. По пути от границы Фатежского уезда до Курска перечисляются деревни Посашково, Марьино и Шеховцово; в первой 164 жителя мужского пола, во второй – 71, в 3-й – 232. Но не сказано об их принадлежности к разным слоям населения  – государственным крестьянам, свободным землепашцам, экономическим крестьянам, помещичьим или же однодворцам. Затем называются помещичье село Курасово с 440 душами мужского пола, деревня Чаплыгина (635 душ), села Виногробль (200 душ), и Нижняя Медведица (800 душ мужского пола). После них на удалении 7 верст от дороги перечисляются селения Еськово (386 д.м.п.), названное так, по-видимому, от первых поселенцев детей боярских Еськовых, упоминаемых А.А. Танковым в своим фундаментальном труде, Жизлово (200 д.м.п.), Долгое (909 д.м.п.), Каменка (306 д.м.п.). В 10 верстах от дороги – Тазово (1406 д.м.п.), Жерновец (1365 д.м.п.), Жердево (258 д.м.п.) и Муравлево (200 д.м.п.). О них сказано, что «все они, как и вообще селения губернии, большей частью состоят из однодворцев и помещичьих крестьян, живущих чресполосно» [20].
По пути от Курска до границы Обоянского уезда перечисляются селения Рышково (388 д.м.п.), Любимовка (500 д.м.п.), Моква (300 д.м.п.), Ламоново (140 д.м.п.), Белевцово (68 д.м.п.), Аммосово (600 д.м.п.), Цветково (600 д.и.п.), Дворецкая поляна (68 д.м.п.), Покровское (400 д.м.п.)  а в примечании сказано, что дача Моква принадлежит многим помещикам, а село Цветково принадлежит помещику Аммосову. Следовательно, остальные селения либо казенные, либо однодворческие. Возможно, есть и смешанного владения. После них называются Воробжа (580 д.м.п.) и Молодоть (150 д.м.п.) [21].
Надо полагать, что здесь названы не все селения уезда, а только те, что непосредственно примыкают к главной дороге. Но в любом случае в Курском уезде свободных землепашцев – казенных (государственных) крестьян, вольных землепашцев, экономических крестьян и однодворцев – больше, чем помещичьих и однодворческих. В цифровом выражении это выглядит так: 33434 против 18057 душ мужского пола. И это без учета отставных солдат, также проживающих в сельской местности, владеющих небольшими участками земли и являющимися независимыми от помещиков.. 
Отметим также, что в данном случае селения Курского перечислены кратко, без географических и ландшафтных особенностей, представляющих общий интерес, но не относящихся к теме данной работы. Впрочем, возможно, не лишним будет сказать, что речки, протекающие вблизи этих населенных пунктов, изобиловали рыбой, и сюда во второй половине ХХ века любил ходить на рыбалку самый известный писатель Курского края, участник Великой Отечественной войны, кавалер орденов Ленина (дважды), Отечественной войны 1-й и 2-1 степени, Красной Звезды, Трудового Красного Знамени,(дважды», Герой Социалистического труда, Почетный гражданин Курска Евгений Иванович Носов (1925–2002) [22].
Обоянский уезд начинается перечислением однодворческих селений Вышний и Нижний Реутец. В Первом 1137 жителей мужского пола, во втором – 1600. Нижний Реутец в настоящее время знаменит тем, что здесь родился писатель, участник Великой Отечественной войны Константин Дмитриевич Воробьев (1919–1975). О земле сказано, что она состоит из чернозема, ее в уезде более 300 тыс. десятин, в том числе 40 тыс. десятин под лесами. Население Обоянского уезда определяется «около 120 тыс. обоего пола душ» [23].
К селениям Обоянского уезда вернемся чуть ниже, а пока перечислим вслед за составителем В.Н. Левашевым данные о сословном населении Обояни и уезда.
Дворян в городе 17, в уезде – 397, всего – 444 человека. Обер-офицеров и разночинцев, соответственно, 102 и 130, всего 232 человека. Духовенства с причтом – 33 и 739, всего – 772 человека. Монашествующих – 22 человека. Отставных солдат и их жен – 185 и 450, всего – 635 человек. Купцов 2-й гильдии – 1 человек, 3-й гильдии – 859 в городе и 150 в уезде, всего – 1010 лиц мужского пола. Почетных граждан нет. Мещан – 1339 в городе и 200 в уезде, всего – 1539 душ мужского пола. Однодворцев – 206 в городе и 33429 в уезде, всего – 33635 душ мужского пола. Войсковых обывателей в уезде – 1609 душ, Свободных хлебопашцев – 64 души, Крестьян казенных – 713 душ мужского пола в уезде, Крестьян взятых из уделов – 1409 душ. Крестьян помещичьих – 110 в городе и 14848 в уделе, всего 14958 душ мужского пола. Крестьян однодворческих – 101 душа мужского пола. Иностранцев – 3 человека. Всех вообще сословий в городе числится 2907 душ, в уезде – 54171, а всего – 57078 человек, в основном душ мужского пола [24].    
Если обратить внимание на однодворцев, то их количество в городе значительно уступает мещанам (соотношение 1339 против 206 человек), но в уезде все происходит наоборот: численность однодворцев доминирует над мещанами (33429 против 200). Заметим также, что однодворцев в Обоянском уезде значительно больше, чем в Фатежском и Курском уездах. А причина заключается в том, что во времена существования Белгородской засечной линии и Белгородского полка город Обоянь, в отличие от Фатежа и Курска, дольше входил в оборонительную систему, следовательно, здесь было больше служилых людей «по отечеству» и «по прибору» и больше их потомков, ставших однодворцами. А вот однодворческих крестьян здесь значительно меньше – служилым людям на пограничье с Диким Полем некогда было обзаводиться крестьянами.
Что же касается времени возникновения Обояни, то, как установили курские и местные краеведы и как сказано в Большой Курской энциклопедии, «2 июля 1638 года белгородский воевода Петр Можайский с челобитной от курчан,и белгородцев, от детей боярских и казаков, от стрельцов и всяких служилых людей обратился в Москву, в Разрядный приказ с просьбой о строительстве города между Курском и Белгородом, на расстоянии 60 верст от каждого, на старом Боянском городище на реке Бояни, впадающей в Псёл. (Само упоминание Боянского городища прямо указывает на то, что здесь существовало селение с доисторических времен, но пало во время монголо-татарского нашествия в 1238-1240 годах.)
Воевода Разрядного приказа доложил о челобитной царю, и тот 31 июля этого же года милостиво разрешил «на том Обоянском городище построить город и заселить его служилыми людьми из детей боярских, стрельцов, казаков, пушкарей и затинщиков, и землею, и пашнями их наделить, о чем отписать и чертеж составить. Сказано – сделано: город-крепость был построен в сжатые сроки. Уже 1 августа 1639 года в Обоянь прибыло 600 служилых людей с воеводой Иваном Колтовским. А в 1668 году в Обояни было 759 детей боярских, 77 казаков, 29 пушкарей и 9 стрельцов. Жили они в Обояни и в пригородных слободах Казацкой, Пушкарной и Стрелецкой. С них-то и пошли обоянские однодворцы. С 1779 года Обоянь стал уездным центром, а 8 января 1780 года императрицей Екатериной II был утвержден герб: в верхней части щита на серебряном поле голубая полоса м тремя летящими куропатками, в нижней части – в золотом поле зверек – хорек. Верхняя часть герба свидетельствовала о принадлежности города Курской губернии, нижняя – о множестве этого пушного зверька в уезде  [25].
Возвращаясь к населенным пунктам уезда, отметим, что после Нижнего Реутца составитель «Путеводителя» называет удельное село Медвенку, в котором находилось 302 двора и проживало 1409 душ мужского пола, хутор Миролюбов )100 д.м.п.), село Рождественское (1886 д.м.п.), Соломакино (511 д.м.п.), Высокое (около 1000 д.м.п.), хутор Танево (100 д.м.п.), Паньки (556 д.м.п.), Драчевка (470 д.м.п.), Знаменка (470 д.м.п.) Быканово (858 д.м.п.). Ближе к Обояни располагаются село Усланка (176 душ), хутор Андреевский (17 душ), хутор Нагорный, принадлежащий помещикам Нелидову и Ильинскому, в нем 200 душ, деревня Бывтино (439 душ), Перед городом находятся слободы Стрелецкая,(395 душ), Пушкарная (270 душ) и Казацкая (778 душ). О владельческой принадлежности этих селений, кроме хутора Нагорного, не обозначается, но, исходя из общей картины сословного описания уезда, можно предположить, что большинство населения в них – однодворцы. Особенно в трех пригородных слободах {26].
В данной части повествования упоминаются удельные крестьяне и удельное село Медвенка, что требует пояснений. Удельными землями, удельными крестьянами, удельными селами с 1797 года стали именоваться дворцовые, то есть принадлежащие лично царской семье земли, крестьяне и селения. Как сообщает Л.В. Беловинский в своем «Иллюстрированном историко-бытовом словаре русского народа», в 1797 году удельных крестьян было около460 тыс. душ мужского пола, а в 1863 году их стало 826 тыс. душ. (Царский дом неплохо заработал на крестьянской реформе 1861 года.) Земельные наделы удельных крестьян в среднем составляли около 4,5 десятины на душу. В 1842 году податной налог – оброк – удельных крестьян сравнялся с оброком государственных крестьян. Кстати, в 1928 году Медвенка станет райцентром одноименного района [27]. 
Но возвратимся к «Путеводителю» В.Н. Левашева и Обоянскому уезду. А здесь сообщается, что от Обояни до границы с Белгородским уездом находятся хутор Дачкова Яруга (45 душ), Афанасьевка (76 душ), «большое красивое однодворческое селение» Горяиново (100 душ), деревни Солотино (около 700 душ), Зорино ((458 душ), Спасское (320 душ), Павловка (2740 душ). Дальше называются  селение Сафоновка (127 душ), помещичьи деревни Кулешовка (360 душ) и Орловка (618). А также Шипы (400 душ), Лунино (350 душ) и Трубеж (688 душ). Затем от села Кочетовки (768 душ) до Яковлево на протяжении 24 верст следуют села Верховец (2167 душ) и Сырцы (788) [28].
Сюда же «показываются» селения Белгородского уезда Крапивное, (2318 душ) однодворческое село Быкановка (274 души), деревня Маячки (568 душ), деревня Погореловка (187 душ). Село Яковлевка (337 душ) на реке Ворскле, по мнению составителя «Путеводителя», обросло преданиями, как старое дерево мхом, одно интереснее другого. Здесь будто бы в 1171 году князь Игорь Святославич Северский разбил орды половецких ханов Кобяка и Кончака, а в 1399 году литовский князь  Витовт потерпел поражение от татарского хана Едигея. И, наконец, ознаменовалось совершеннейшим поражением Карла XII во время Полтавской битвы. На Ворскле, у ее истока, находится село Маяк (767 душ). Перед Белгородом перечисляются селения 10 станции. Недалеко от Быкановки находится село Шопино (900 душ), принадлежащее графу Шереметеву. От него видны хутора Иванов (11 дворов), Роскошный (200 душ), Ивачная Яруга (25 душ), Очкочное (178 душ), Недосекова (59 душ) м Ячнев Колодезь (79 душ). За ними следует село Болховец, которое прежде было городком, но потом разделилось на слободы Казацкую, Драгунскую, Стрелецкую и Пушкарную, включающие в себя около 700 дворов и 3500 жителей. Надо полагать, что подавляющее население в этих слободках было однодворческим [29].
Подробное перечисление сел Обоянского и Белгородского уезда (до города Белгорода) позволяет видеть, во-первых, более полную картину по заселению уездов, во-вторых, отмечать однодворческие селения и количество жителей в них, в-третьих, в названиях сел сама история служилых людей нашего края и испомещения. Многие селения названы по именам первых поселенцев – служилых людей – Яковлево, Быкановка, Афанасьевка, Павловка,, Аммосовка, Рышково. А Маяки, Маячное, Защитное, Становое, Стрелецкая, Казацкая, Пушкарная, Драгунская – не только несут в своих названиях признаки ратного прошлого, но и социально-сословное наполнение описываемых в «Путеводителе времен, а это данные за 1836 год.
Теперь наступил момент поговорить о городе Белгороде и Белгородском уезде. По данным В.Н. Левашева, это выглядит так: дворян в городе 26, в уезде – 351, всего – 377 человек. Обер-офицеров и разночинцев – 117 в городе и 41 в уезде, всего – 158. Духовенства с причтом – 57 в городе и 737 в уезде, всего 794 человека. Монашествующих – 48 человек, все в городе. Купцов 1-й гильдии – 1 человек, 2-й гильдии – 17, 3-й гильдии – 485. Всего – 502 человека.  Почетных граждан – 9. Мещан – 3115 душ мужского пола в городе. Однодворцев – 189 в городе и 22502 в уезде, всего – 22691 душа. Войсковых обывателей в уезде – 139 душ. Свободных хлебопашцев в уезде – 33 души. Крестьян казенных – в городе 1300, в уезде 3509, всего – 4809 душ мужского пола. Крестьян помещичьих – 179 в городе и 20704 в узде, всего – 20903 души мужского пола. Крестьян однодворческих в уезде – 47 душ. Цыган – 114 душ. Всех вообще сословий – 5556 в городе и 48300 – в уезде, всего же – 53856 душ [30].
Из истории Курского края известно, что город Белгород возник на «белых горах» на берегу реки Северский Донец, на Северском городище славян-северян. Как считают белгородские краеведы, с 965 года земли Белгородчины в верховьях Северского Донца находились в зоне действия Переяславского княжества. А Белгородская крепость, вошедшая в Белгородскую засечную черту, была основана в 1596 году, хотя иногда называется и 1593 год, как  дата основания города-крепости. В 1612 году Белгородская крепость была разграблена и сожжена польско-литовским войском. Восстановлена крепость с прежним названием на новом месте – на левом низком берегу Северского Донца. В первой половине XVII века Белгород, как Курск, Рыльск, Путивль, неоднократно подвергался нападениям татар, запорожских казаков и польско-литовских войск. Так, в июне 1633 года на русское порубежье напали 5000 человек запорожских казаков полковника Якова Острянина, находившегося на службе у Речи Посполитой. Казаки осадили Белгород. Противнику удалось захватить передовой острог, но при штурме города они понесли тяжёлые потери, после чего вынуждены были отступить. Защитниками города была совершена неожиданная для противника вылазка, в ходе которой они разрушили установленные под стенами крепости туры, щиты, переметы, лестницы и уничтожены 78 казаков, одного взяли в плен. После этого нападавшие бросились в бегство.
В 1646  году в связи со строительством оборонительных сооружений Белгородской засечной линии было принято решение о переносе крепости на правый берег Северского Донца, к устью реки Везелицы. В 1653 году строительство Белгородской засечной черты фактически было завершено, а с 1658 года, когда началось формирование Белгородского полка из служилых людей «по отечеству» и «по прибору», город стал центром засечной черты и дислокации полка. В книге А.А. Танкова «Историческая летопись курского дворянства» приводятся писцовая книга и десятня (1632 год) Белгородского уезда, о чем говорилось в первых главах данной работы. Согласно данным Белгородской десятни, в 1632 году 340 служилым людям – дворянам, боярским детям старым и новикам – роздано 2040 рублей государева жалованья.
18 декабря 1708 года указом Петра I Россия была разделена на восемь губерний. Город Белгород стал центром Белгородской провинции Киевской губернии. В 1727 году при образовании Белгородской губернии город стал губернским центром. В 1779 году после образования Курского наместничества, Белгородская губерния была упразднена, а город Белгород стал уездным центром Белгородского уезда Курской губернии. По данным С.И. Ларионова, в Белгороде присутствующих с приказными – 57 человек, при особых должностях находящихся – 40 человек, воинской команды 154 человека. Итого – 251 человек. Священнослужителей и монахов – 174 человека. Купцов – 654, мещан – 1256, иностранцев – 6, однодворцев – 536, крестьян – 109, малороссиян – 357, ямщиков – 245, цыган -125. Всего людей разного звания – 3465 человек [31].
Вот такие данные о населении города имелись на 1836 год.
Что же касается Белгородского уезда, то, как уже было сказано выше, С.И. Ларионов сообщил, что здесь проживало 97 дворян и 18 находилось за пределами уезда. Об остальном населении он сообщает одной строкой – «всех мужеска пола по 4 ревизии 26615 душ». Следовательно, провести какой-либо сравнительный анализ по сословиям в уезде невозможно. Остается уездный центр – город Белгород.
По городу Белгороду динамика роста однодворцев с 1786 по 1836 год выглядит следующим образом: 536 против 189.душ мужского пола. Наблюдается сокращение  городских однодворцев на 347 душ. Мещан было 1256 , стало 3115 душ. Рост на 1859 душ мужского пола. Вот такая наглядно-прикладная арифметика. Тенденция перехода однодворцев в сословие городских мещан продолжается.
Остается перечислить вслед за составителем «Путеводителя» селения, расположенные на главной дороге от Белгорода до границы с Харьковской губернией. Это 11 и 12 станции – 35 верст. Первым называется село Кошары (135 душ), следом идет однодворческая деревня Сапруновка (43 души), рядом с ними село Пески, Михайловское тож (18 дворов). Потом называется село Соломенное (100 душ). Оставляя за скобками курганы и истории, связанные с ними, упоминаем деревню Чаусовку (250 душ), в которой по преданиям стояла царская стража, обеоегавшая местность от разбойников атамана Кудеяра. После этого идут помещичья деревня Таврова (120 душ), от которой видны сельца Топлинка (198 душ) и Бородок )86 душ) и село Хлопово (285 душ) с каменной церковью, За ними следуют  деревня Недоступока (300 душ) и слобода Нелидовка (230 душ). Следом называются села Головино и Николаевское, в которых числится 406 душ. Здесь заканчивается путь 11 станции и начинается путь 12-й. К этой последней станции относятся села Черемошное (211 душ) и Толоконное (140 душ), деревни Толкачевка (332 души), Гриневка (100 душ), Варварская (100). Судя по круглым цифрам, подсчет приводился приблизительно, данные даны примерно [32].
Завершив работу по изучению данных «Путеводителя» о населении четырех курских уездов, в которых первенствуют, причем со значительным отрывом от других социальных слоев, однодворцы, потомки служилых людей, с полной уверенностью можно констатировать, что и во всем Курском крае данная тенденция имела место. Однодворческое население в Курской губернии доминировало и над казенными крестьянами, в которых царские власти всеми силами старались его ввести, и над помещичьими. А совокупность однодворцев, казенных крестьян и других вольных землепашцев – отставных солдат, свободных хлебопашцев и войсковых обывателей – вообще имеет значительный перевес над крепостным крестьянством. И этот перевес был бы еще значительней, если бы цари не дарили своим фаворитам и любимцам из числа высшей знати – графам Толстым, Шереметевым, князьям Трубецким и Барятинским и многим другим – казенных крестьян целыми поселениями.
Теперь остается привести данные «Путеводителя» о населении всей Курской губернии и высказывание составителя о характере курян. «В Курской губернии, – сообщает он с бесстрастностью исследователя, – считается до 1600000 обоего пола жителей, из числа коих почти полвина казенных поселян, а из них до 600 000 однодворцев. Из собранных местных сведений и рассмотренных актов в правительственных местах видно, что казенные поселяне как сами, так и права их на земли могут разделяться на три разряда: первые дачники первых служб – стрельцы, пушкари казаки, станичники, воротники, драгуны, солдаты и дети боярские, полковые, станичные, вожжи, ездоки (от поселения коих многие слободы и селения получили свое название) и в число их поступили некоторые старинные дворянские роды – мелкопоместные с их крестьянами. Им дана земля по тем актам для первоначального поселения и для исправления службы в поместье, и некоторым по грамотам пожалована за оказанную службу, в отчину, к тем и другим именам лиц. От сих дачников ведут свое поколение однодворцы, удержавшие прежние поместья предков во владении своих фамилий или семейств; от них же произошли многие нынешние дворяне, живущие большей частью в тех же селениях, владеют поместными землями своих предков чресполосно с однодворцами; сии же дворяне, как равно и других фамилий посторонние помещики приобрели покупками и другими крепостными сделками до состояния запретительных указов 1727 августа 14 и 1766 мая 25 у однодворцев земли в чресполосном их владении и заселили их своими крестьянами».
Все эти выводы составителя «Путеводителя» почти слово в слово согласуются с тем, что было отмечено в повести Н.А. Полевого «Рассказ русского солдата». Разница лишь в том, что Н.А. Полевой – писатель, а Виктор Николаевич Левашев – губернский чиновник. Однако возвратимся к цитированию столь важной информации, имеющей отношение к курским однодворцам. «Вторые, – продолжает составитель информировать читателя по вопросам образования сословия однодворцев , – крестьяне, поступившие к монастырям и церквям частями селений, с владением сим обществом частию земли или целым селением, у коих земля состояла в общем пользовании с другими помещиками и принадлежали духовным властям по жалованным и послушным грамотам, по выписям с писцовых и отдельных книг и по крепостям. Потом, в 1764 году поступили они с владеемою ими землею в ведомство Коллегии экономии, а по учреждению наместничеств в заведывание казенных палат с состоящею у них, как было и прежде, в общем владении с помещиками землею, на которую экономические крестьяне большей частию имеют упомянутые акты, а прочие селения отзываются, что монахи тех монастырей, за которыми они состояли, крепостей их на землю им не выдали».
О третьем разряде однодворцев В.Н. Левашев информирует так: «И третие, пришедшие из-за Днепра и других малороссийских мест, черкасские и слободские казаки, старшины, сотники, подпрапорщики, хорунжие, атаманы и есаулы, казаки, действительно служившие, пешие, огнеружейные, казачьи свойственники и подпомощники, из числа коих первые, как-то старшины, сотники, подпрапорные, хорунжие и прочие были чиновники и имел подданных малороссиян и потомков их, удержав право дворян, состоят ныне помещиками в общих дачах с войсковыми обывателями и происшедшими от казаков низших чинов. Занимали они земли по жалованным грамотам из Разряда на свободных дикопорожних степях близ бывшей границы России (ныне еще в натуре видно по земляному валу, идущему по Курской губернии от Хотмыжска через Белгород по Короченскому уезду чрез бывший городок Яблонов и до Нового Оскола на ногайской и крымской сторонах; но из числа войсковых обывателей некоторые грамот и выпмсей из книг по потере их поверенными и другим утратам не имеют, а другие, хотя и имеют грамоты и выписки из книг, но в них описаны только границы владения земли, урочища и число жителей; меры же земли не объяснено. Прочие имеют выписи с показанием количества четвертей земли. Войсковые обыватели владеют землями между собою и с помещиками по прежним занятиям их предками свободных земель» [33].
Конечно, длинно, но с расстановкой всех акцентов и важных социально-бытовых определений по своим местам. И, наконец, о характеристике жителей Курского края.
«В домашнем быту, – пишет В.Н. Левашев, – они трудолюбивы и ничем особенным не отличаются от поселян прочих северных уездов губернии; нрава же вообще довольно буйного, а в особенности однодворцы, составляющие значительную часть населения губернии; впрочем, несмотря на все преступления, которые в этой стране еще в недавнее время случались чаще, чем в какой либо губернии, привязанность к церкви, к родине и беспрекословное подчинение властям – суть отличительные черты народа и, кажется, они единственно сохранились только в нашем отечестве в первобытной своей силе. К сожалению, наклонность к ябеде омрачают нравственные достоинства среднего и низшего сословия губернии, но тому наиболее причиною древние разнородные права и преимущества, разновременно дарованные поселявшимся обывателям в сей полосе империи, столь долгое время служившей границею с Литвою и татарскими ордами. Беспрестанные опустошения края, нарушение прав собственности во времена смутные и неопределенность самих прав сих, как полагают, должно утвердили в стране сей дух беспокойствия и наклонности к тяжбам и ябеде» [34].
Возможно, современному жителю Курска и Курской области такая характеристика их предков не понравится. Но как говорится, что «написано пером, того не вырубить и топором». И опять это перекликается со сказанным героем повести Н.А. Полевого, словно Левашев успел прочесть «Рассказ русского солдата». 
В завершении исследования данных замечательного «Путеводителя» стоит сказать, что два экземпляра этого издания в золотом переплете были подарены наследнику престола Александру Николаевичу и Великой княгине Елене Павловне. После чего можно лишь сожалеть, что никогда не узнаем, прочли ли они подарок и какова их реакция на него, если такая имела место…
В 1840-е годы однодворцы не остались без внимания властей. Во-первых, в 1840 году им в законодательном порядке (так называемая Киселевская реформа –  названа по имени члена Государственного совета и члена секретного комитета по крестьянскому делу графа П.Д. Киселева) было запрещено иметь крепостных крестьян. Хотя крепостных крестьян у них, по сравнению с дворянами-помещиками, как видно на примере Курского края, значилось сравнительно мало. Примерно 11,5 тысяч однодворческих крестьян у более миллиона однодворцев. Это, кстати, хорошо видно на примерах материалов «Путеводителя» В.Н. Левашева ло Фатежскому, Курскому, Обоянскому и Белгородскому уделам, Во-вторых, в 1841 году, по случаю просьб некоторых однодворцев о принятии их в казну, государство приступило к постепенному выкупу их (не более 1 /10 части или 1000 душ в год), с уплатой по 100 руб. за душу; у однодворцев, несостоятельных к платежу недоимки, выкуп производился, невзирая на их несогласие. (До 1858 г. казной было приобретено 7886 душ, а в 1858 этом году Высочайше повелено выкупить всех остальных.) В-третьих, в 1842 году однодворцам разрешено ходатайствовать о ссылке крестьян за дурное поведение и дерзкие поступки в Сибирь на поселение. [35].
Применительно всего этого к Курскому краю во вступительной статье И. Вернера и В. Орлова к «Сборнику статистических сведений по Курской губернии» 1883 года приводятся два основания: «1) Государственные крестьяне Курского уезда, владеющие землей на четвертном праве, представляют собой потомков того служивого сословия, которое несло здесь сторожевую службу. Принимая во внимание, что значительная часть этих людей была боярскими детьми, – возможно предположение, что многие из бывших однодворцев происходили из дворян. Поступление в число однодворцев для избавления от обязательной службы многих коренных дворянских родов еще более оправдывает такое предположение. 2) Находящиеся в настоящее время в пользовании четвертных владельцев четвертные земли принадлежат им некогда на поместном праве, перешедшем позднее в вотчинное. Начиная с XVIII века, право собственности на эти земли подвергалось различным ограничениям и, наконец, с 1866 они признаются казенными [36].
О жизни курских однодворцев в 40-е и 50-е годы XIX столетия довольно подробно сказано в повести «Однодворцы» писателя Владислава Львовича Маркова (1831–1905), родившегося в имении Александровском Щигровского уезда. В 1882 году она вышла в журнале «Наблюдатель». В ней на курских материалах повествуется о нелегкой жизни и простом быте однодворческих семейств, их нравах и обычаях, их взаимоотношении между собой и с представителями других сословий. Есть в этой повести и упоминание о ходатайстве старосты села и его ближайшего окружения о высылке в Сибирь односельчан, замеченных в непотребных делах и воровстве. Про однодворцев говорится и в  повести В.Л. Маркова «Домашний учитель». Здесь повествуется о том, что однодворка Палагея Ивановна, обладательница красных щек, крепкого тела, сильного духа и приданого – 50 десятин, вышла замуж за «благородного человека», Ефима Грачова, беспоместного дворянина, коллежского регистратора и пьяницу. Сначала она терпеливо сносила его поведение, признавая за ним «благородство», но, разобравшись, могла и отругать, и «руку приложить». Сама же с помощью одного работника-мужчины и одной работницы вела довольно большое, но малоприбыльное хозяйство  [37]..
Выше не раз отмечалось, что начиная со времен Петра I и завершая периодом 50-х годов XIX века однодворцев России, в том числе и курских, царские власти не раз пытались сделать государственными крестьянами. Недаром в некоторых справочных и энциклопедических изданиях однодворцев причисляют к государственным крестьянам или же делают одной из составляющих частей этой категории крестьянства. Но всякий раз главы однодворческих семейств доставали из-за божниц или из киотов пожелтевшие от времени царские грамоты о своих правах на землю и добивались быть своим собственным сословием между дворянами и крестьянами на селе, между мещанами, купцами и дворянами в городах. Ибо не раз видели, что так называемых государевых крестьян, юридически не зависимых от какого-нибудь конкретного помещика, российский император мог в любой момент передать во владение очередного фаворита всем селом или даже округой. Так делал Петр I, так поступала Екатерина II. Вот и держались за свои старинные права и обычаи. Но к середине 50-х годов XIX века власти все-таки не мытьем так катаньем добились того, чтобы однодворцы назывались еще и государственными крестьянами. Примером этому могут быть как предки авторов данной работы, так и предки А.А. Клёсова из деревни Клесово, а еще предки исследователя А.Г. Сухорева, По данному факту А.Г. Сухорев пишет: «Окончательно упразднено оно было в 1860-х годах. В документах Государственного архива Тамбовской области мы видим, что однодворцами Сухоревы (мой дед и его предки) и Пузиковы (предки матери моего деда) именуются последний раз в документах 1845 (запись о рождении Андрея Сухорева) и 1846 (запись о рождении Дарии Пузиковой) годов. В документах с 1850 года они уже крестьяне (1850) или государственные крестьяне (1858)». И он же связывает это с исторической неизбежностью: «Надо сказать, что процесс превращения детей боярских в однодворцев, а однодворцев – в крестьян был вызван объективными экономическими и политическими причинами и развивался на протяжении полутора веков». Если же возвращаться к предкам авторов данной работы, то по переписи 1850 года (9-я ревизия) в Нижней Жигаевой Фокинской волости Дмитриевского уезда (по данным Нижнежигаевского сельского общества) наличествовало 42 двора, в которых проживало 190 души мужского пола и 191 душа женского пола «однодворцев государственных крестьян» [38].
Как видим, не только произошли некоторые изменения в названии деревни: прежняя Нижняя Жигаевка стала Нижней Жигаевой, но и значительные  изменения в официальном названии однодворцев.
По данным российской электронной энциклопедии Рувики в 1850 году по 9-й ревизии в селе Жигаево со всеми его официальными составляющими частями (Трубецкой, Верхним Жигаевом, Космодемьянским (Жигаевом), Нижним Жигаевом, а также неофициальными, местничковыми – Тепловкой, Лысовкой, Логачевкой, Соповкой, Хутором и прочими – практика помещичьего землевладения и владения крепостными крестьянами выглядела следующим образом: Азарий Беседин (14 душ), Николай Беседин (10 душ), Ольга Гриневич (5 душ), Анна Иваненкова (23 души), Варвара Иванина (36 душ), Марья Кругликова (154 души), Александра Лазаревич (18 душ), Мария Локтионова (12 душ). А вот прежних землевладельцев – Трубецких, Новиковых, Рыжковых, Афанасьевых, Щербачевых, Износковых и прочих – не стало. Конечно, они не испарились и дружной командой не отправились на тот свет, а, скорее всего, продали свои земельные участки новым владельцам, чтобы не заморачиваться чересполосицей. А из ближайших предков авторов этой работы жигаевский однодворец и государственный крестьянин Пахомов Семен Иванович (1835-?) с 1854 года находившийся в рекрутах. И, по-видимому, он принимал участие в обороне Севастополя во время Крымской войны 1853-1856 годов. Впрочем, точных данных о местах его воинской службы и участии в боевых действиях нет [39].
9-я ревизия 1850 года нашла отражение и в работе профессора А.А. Клёсова. «Похоже, что бурные события, происходящие в стране по переделу однодворческих земель – с четвертных на душевые – деревни Клёсовой не касаются, – сообщает он в своей статье. – Все идет по-прежнему. Двое уходят в рекруты – Алексей Клёсов (1837, в 23 года, вернулся в деревню через двадцать лет отставным солдатом) и Андрей Клёсов (1844, в 21 год). В деревне 13 дворов, на два двора больше, чем в предыдущую ревизию, но прибавление в людях более заметное – уже 71 однодворцев и 72 однодворок (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 850, лл. 641-647). Вторую ревизию подряд число женщин в деревне больше, чем мужчин, пусть и ненамного. По старым однодворческим приметам это означает трудности в хозяйстве, экономическое падение деревни» [40].
О причинах перехода от четвертного землевладения к подушному, от четвертных землепользователей, однодворцев, к государственным крестьянам автор интернет статьи «Четвертные крестьяне» отталкиваясь от работ исследователей второй половины XIX века – И.Н. Миклашевского «К истории хозяйственного быта Московского государства» (1894), К.А. Благовещенского «Четвертное право» (1899), Я. Соловьева «Об однодворцах» (1850), Ф.А. Щербины, «Четвертное землевладение Воронежской губернии» (1886), В.И. Вешнякова «О происхождении разных названий государственных крестьян» (1857), – сообщает: «Нужно полагать, что в конце 1830-х гг. ведомством государственных имуществ издан был циркуляр, разъяснявший, что четверные владельцы, по общественному приговору, могут разделять свои земли на ревизские души. Циркуляр этот значительно усилил партию однодворцев, стоявших за уравнение земли» [41].
И в этой же статье говорится, что «в 1851 году по формам владения землей однодворцы распределялись следующим образом: из 1190 тыс. ревизских душ 453 тыс. владели землей по четвертям, а 737 тыс. – по душам; из этих последних 204 тыс. были поселены в разное время на казенных землях, на основаниях, общих с государственными крестьянами, а 533 тыс. перешли к душевому владению от четвертного. Крестьяне, владевшие землей по четвертям, распределялись по губерниям так: Курская губерния 192613 ревизских душ имели в среднем по 13,75 десятин на душу; Орловская – 81354 душ по 13,90 десятин на душу,  Тамбовская – 59771 душ по 17,50 десятин,  Пензенская – 35210 душ по 13,1 десятин,  Воронежская – 27916 душ по 14,18 десятин,  Рязанская – 23392 душ по 14,75 десятин на одну душу» [42].
Кроме сказанного выше, автор статьи поясняет, что «раздел четвертных земель на души на законном основании, по приговору большинства домохозяев, мог иметь место лишь до 1850 г., когда было признано право однодворцев владеть поместными землями лично. Переход от четвертей на души продолжался, однако, и после того». Как утверждают исследователи вопросов развития однодворческого сословия в первой половине XIX века, государственные власти с одной стороны «напоминали» однодворцам, что они имеют право перейти в дворянство, а с другой – продолжали политику перевода их в разряд казенных крестьян, полностью зависимых от милости государя. И главным рычагом этой политики была земля. Однодворческие земли не теряли своего юридического характера и с переходом их владельцев, путем выслуги, в дворянское сословие. Высочайше утвержденным 24 мая 1852 г. мнением государственного совета однодворцам, дослужившимся до офицерских чинов, позволялось выделять их земли из чересполосного владения, с тем, чтобы земли, пожалованные в вотчину, купленные у посторонних лиц до времени запрещения межевой инструкцией или приобретенные у однодворцев, они уступали только однодворцам. С другой же стороны – по решения государственного совета, утвержденного 20 декабря 1854 года, законодательно признано, что поместные земли однодворцев не перестают быть собственностью казны или общества. Даже в том случае, когда поселенные на них однодворцы дослужились до офицерских чинов. Впрочем, для поощрения однодворцев к военной службе и к достижению офицерских званий им разрешалось оставлять в своем пользовании эти земли, чтобы следуемые с земель платежи вносились из сумм Министерства государственных имуществ [43].
Ведя речь о военной службе однодворцев и политике государства в данном направлении, нельзя забывать и о другой политике государства – организации миграции однодворцев в отдаленные регионы Российской империи. И, как отмечают исследователи этого вопроса, в том числе представители Курского края Н.М. Дружинин и Ф.И. Лаппо, наиболее остро это обозначилось в период «киселевских» переселения 1840-х годов. Продолжилась она и в 1850 годы. Одной из причин этому стала забота правительства усилить Западносибирские м Дальневосточные регионы и границы государства не только рабочей силой, но и лицами, способными к военной службе. А у однодворцев, потомков служилых людей XVII–XVIII веков, на генетическом уровне сохранилось стремление к военному делу, к защите Отечества. И они в любой момент могли выступить вместе с казаками для ведения локальных боевых действий до подхода воинских частей регулярной армии. Не менее важным было и то, что однодворцы вкупе с другими сословиями внесут свою этнокультуру земледелия, садоводства, растениеводства, общественного устройства, семейного быта в окраинные регионы страны. И здесь, по мнению М.К. Чуркина, опиравшегося на исследования и работы  В.И. Семевского, Г.Н. Шмелёва, Ф.А. Щербины, Н.А. Благовещенского, Г. Германова, Д.К. Зеленина и некоторых других, большие надежды возлагались на «мигрантов южнорусских (центрально-земледельческих) губерний – Воронежской, Орловской, Тамбовской, Курской, Тульской, Пензенской, Рязанской – местах наибольшей и доминирующей концентрации хозяйств однодворческого типа» [44].
К сожалению, статистических данных о миграции курских однодворцев в регионы Западной Сибири и другие области Российской империи в 40-е и 50-е годы XIX столетия, кроме общих упоминаний и рассуждений,  нет. Такие данные появятся только во второй половине и особенно в конце этого века, но там будут фигурировать не однодворцы, а жители сельских уездов Курской губернии.
В 1855 году во время Крымской войны, когда против России в союзе с Турцией выступили Франция, мечтавшая о реванше за 1812–1814 годы, Англия – извечный недруг России, провокатор и подстрекатель, и королевство Сардиния, от которого вскоре и следа не останется, для защиты Севастополя куряне отмобилизовали 17000 человек (по другим данным – 25000). Среди отмобилизованного ополчения значительную часть занимали курские однодворцы. Многие из них за личную отвагу и мужество были награждены медалями. Курскими краеведами установлено, что только за отражение штурма 27 августа 1855 года 798 курских ратников-ополченцев получили эти награды. К сожалению, немало было и тех курян, кто пал на поле сражения [45].
Принимали ли жигаевцы участие в этих знаковых событиях, ответить однозначно невозможно: документальных сведений этому нет (или еще не найдены). Будем считать, что принимали. Например, в 1855 году в обороне Севастополя участвовали жители дмитриевского уезда, создавшие ополченческую дружину № 54, которой командовал гвардии капитан Долженков. И не стоит исключать, что в этой дружине не могло быть жигаевцев. Интерес представляет и такой факт: в соседнем с Жигаевом селе Яндовище на деньги местного помещика, генерала Булгакова, в память о жертвах Крымской войны был построен Никитский храм, а рядом часовня и школа. (Храм просуществовал до 1990 года, школа – до 1996.) (О данном факте сообщается в книге «Конышевский район: история и современность») [46].
Если же вновь обратиться к Жигаеву и его жителям, то по переписи 1858 года в Нижней Жигаевой Фокинской волости Дмитриевского уезда (по данным Нижнежигаевского сельского общества) наличествовало 38 дворов, в которых проживало 173 души мужского пола и 186 душ женского пола «однодворцев государственных крестьян». (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 1112, л.д. 885, 898, 899; дело № 1018, л.д. 359, 360,641, 642, 740; дело № 1003, л.д. 799, 812, 812, 813; дело № 850, л.д. 655, 665,666, 667; дело № 791, л.д. 200, 897, 898, 9011, 902,906, 907 – переписи (ревизские сказки 1850,1858 годов.) (ГАКО, ф. 95, оп.11, дело № 13, л.д. 1, 334, 365 – перепись из 6-й книги Курского депутатского собрания о посадских, живущих в городе Курске, за 1852 год.) По данным же Рувики по 10-й ревизии 1858 года в Нижнем Жигаеве было 34 двора однодворцев: 12 дворов Пахомовых, 6 дворов Рышковых, 5 дворов Лукьянчиковых, 4 двора Лукьяниковых, 3 двора Черкасовых, 2 двора Манежиковых, по 1 двору Бесединых и Брежневых — всего 173 души мужского пола и 186 женского. В Вышнем Жигаеве в то время было 27 дворов однодворцев: 10 дворов Роговских, 9 дворов Тепловых, 3 двора Малыхиных, по 2 двора Худяковых и Чернышевых, 1 двор Солнцевых — всего 152 души мужского пола и 134 женского (ГАКО, фонд 184, опись 2, дело 1112) [47].
Чем вызвано разница в цифровых данных числа домов разных источников 10-й ревизии, а также небольшое сокращение количества домов и числа жителей между двумя переписями (9-й и 10-й ревизиями), трудно сказать. Возможно, были пожары и прошла эпидемия, возможно, некоторые жигаевцы вместе с семьями, домашним скарбом и хатами перебрались в иные части Жигаева или даже в иные места России – это тоже время от времени практиковалось… Но, как говорится, что имеем, то имеем…
Зато по данным Рувики видно, что в Жигаево в дореформенное время однодворцев представляли такие фамилии, как Алёхины, Беседины, Брежневы, Власовы, Зубовы, Костины, Логачёвы, Лукьянчиковы, Малыхины, Пахомовы, Подковальниковы, Роговские, Рыжковы, Твеленёвы, Тепловы, Худяковы, Черкасовы, Чуйковы, Щукины. Не трудно заметить, что большинство этих фамилий перекликаются с фамилиями служивых людей XVII века, указанных в писцовых книгах Курской, Рыльской и прочих округ и в десятнях Курского края, упоминаемых выше. А среди крепостных жителей Жигаева значились Амельченковы, Бизяевы, Гладких, Гололобовы, Зайцевы, Кариковы, Ковалёвы, Колозины, Кошелевы, Лазаревы, Новиковы, Сазоновы, Чуваевы, Шилины и некоторые другие. Всего же в селе Жигаево в пореформенное время проживало около 1800 человек. Простой арифметический подсчет показывает, что в крепостной зависимости (по 9-й ревизии) находилось не более 270 человек.  Следовательно, подавляющее число жигаевцев было людьми, свободными от крепостной зависимости [48].
Если вновь обратиться к исследованиям профессора А.А. Клёсова о своих предках в деревни Клесово, то увидим, что, по данным последней, 10-й ревизии 1858 года,  «четверых отдали в рекруты – Фрол Клёсов (1854, в 21 год), Казьма Клёсов (1854, в 30 лет), Финоген Клёсов (1854, в 20 лет) и Поладий Клёсов (1855 год, в 19 лет). В деревне 14 дворов, 71 однодворец и 73 однодворки» (ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 1112, лл. 626-639). А вывод его таков: «Как будто застыли однодворцы в своей неподвижности на 150 лет. На самом деле, такая неподвижность и была свойственна многоземельным однодворцам. Счастье однодворцев было именно в неподвижности. Это и был по своей сути патриархальный уклад жизни» [49].
Данное утверждение А.А. Клёсова не бесспорно. С одной стороны сельские однодворцы (по крайней мере, их костяк) живут и работают на одном месте. Но с другой – земельные наделы, некогда полученные их предками, постоянно дробятся потомками. Кто-то продает часть своей земли, а кто-то приобретает. В однодворческих селениях появляются «чужие люди», о чем не раз упоминал сам А.А. Клёсов, а некоторые однодворцы покидают ранее обжитые места и отправляются в Оренбургские и Омские края, ищут счастье в Таврической губернии и Бессарабии. Да и в своих коренных местах строят школы, чтобы новые поколения были грамотными и более приспособленные к жизни в новых условиях, когда капитализм с его денежно-товарными отношениями начинает наступать им на пятки. Пусть медленно, не очень заметно, но начинают размываться границы социальной замкнутости: то дворяне женятся на однодворках, то богатые однодворцы берут в жены дочерей бедных беспоместных дворян или разночинцев. После золотого века отечественной литературы в однодворческих дворах (семьях) все чаще и чаще появляются журналы и книги. Культурный уровень неуклонно идет вверх. И застрельщиками этому часто выступают женщины-однодворки. По Интернету ходят высказывания известного литературного критика XIX века В.П. Боткина в письме к И.С. Тургеневу об особой гармонии платья и природной красоте однодворок после посещения им вместе с А.А. Фетом деревни Ливенского уезда Орловской губернии: «Не могу не сказать о женщинах, или точнее – одеждах их. Говорят, что однодворческие женщины давно одеваются так, а именно: рубашки с высоким воротом, вроде мужской, с широкими, к концу суживающимися рукавами; юбка красная и широкая, обшитая черной или синей каймой, плотно охватывает стан. Грациознее и провакантнее этой одежды трудно выдумать, особенно на молодых девушках». Это ли не пример социального и культурного роста?» [50]
А вот следующие размышления А.А. Клесова о переходе от двухвекового четвертного права землепользования к подушевому и его негативное отношение к этому действию правительства процитировать стоит, ибо в них не только правда. Но и судь всей статьи: «Поэтому настоящие, многоземельные однодворческие деревни, в которых жили потомки дворян и детей боярских, обычно знали свои родословные, помнили не только, кто от какого деда происходит, но и знали, кто с кем и в какой степени состоит в родстве. Малоземельные, тем более «перешедшие на ревизские души», со многими пришлыми, припускными и присудившимися, такого знания не имели. Как писал Н.А. Благовещенский, «эти воспоминания с точностью хранятся лишь детьми боярскими, никогда не забывавшими про свою родовитость и прежнюю службу дедов своих, в сборных же селениях не бывает преданий». Собственно, это и принималось за «чванство своим происхождением» родовитых однодворцев теми, кто своих предков и не помнили. Для того чтобы завершить переход с четвертного права на душевое, правительство буквально выкручивало руки однодворцам. Н.А. Благовещенский приводит пример, как однодворцы в Орловской губернии не смогли представить «настоящих крепостей на землю» – да и кому, казалось, они нужны были через 200 лет после испомещения предков? Тогда сенат приказал разверстать землю по числу ревизских душ по 5-й ревизии, столетней давности. Все четвертные однодворцы «тотчас же перешли на души» [51].
Необходимо отметить, что 1858 год стал не только годом 10-й (последней) ревизии (переписи податного населения), но и важным фактором в подготовке крестьянской реформы. Так, 20 апреля 1858 года был издан рескрипт для Курской губернии об открытии в Курске под эгидой губернского предводителя дворянства специального комитета, в который должны были войти представители дворянства от всех уездов губернии, чтобы представить свои пожелания в вопросе отмены крепостного права. А 3 мая этого же года этот рескрипт был опубликован в «Курских губернских ведомостях». В соответствии с императорским рескриптом Курский губернский комитет по крестьянскому вопросу начал работу в ноябре 1858 года, о чем было сообщено в «Губернских ведомостях» и других газетах Курска. Но уже с первых заседаний комитетчики стали думать о собственной выгоде, а не о благе для крестьян. Историк Л.А. Медведская, исследовавшая данную проблему, сообщает, что предводитель курского губернского дворянства Н.А. Стремоухов «совсем откровенно заявил комитету, что его задача выработать такой проект отмены крепостного права, который бы ни в какой мере не ущемлял интересы дворян, не нарушал благосостояния землевладельцев» [52].
Не стоит думать, что в других губерниях Центральной России – Московской, Калужской, Владимирской, Тульской, Орловской, Рязанской, Смоленской, Черниговской, Тамбовской, Воронежской, Пензенской и прочих – дела обстояли лучше. Например, на Брянщине, входившей в то время в Черниговскую губернию, крепостных крестьян было значительно больше, чем в Курской, где потомки мелких служилых людей – однодворцы – составляли значительную часть сельского населения. Например, к середине XIX века государственных крестьян мужского и женского пола в Брянском уезде насчитывалось около 17,5 тысяч, против 61,5 тысяч помещичьих. В Карачевском и Севском уезде также помещичьих крестьян было заметно больше (22 и 16,5 тысяч государственных против 52 и 45 тысяч помещичьих), а в Трубчевском уезде вообще 8,5 тысяч государствен¬ных против 44 тысяч помещичьих [53].
Историки отмечают, что к рассматриваемому периоду времени в Европейской России, где в основном проживала значительная часть населения, занимавшаяся сельским хозяйством, и где больше всего сконцентрировались главные угодья – пашни, выпасы, – а также основная масса скота (80%), сильнее всего ощущалось крепостное право. Образовался своеобразный географический квадрат с гранями по линии Петербург – Вологда на севере, территориями Придонья на юге, рекой Волгой на востоке и государственной границей на западе. В этом обширном квадрате, богатом черноземом, проживало более половины всего населения России – около 70 млн. человек и насчитывалась подавляющая часть домашних животных от общей численности, составляющей 25 млн. лошадей, 31 млн. голов крупного рогатого скота, 12 млн. свиней и 63 млн. овец. Только большинство этого богатства находилось в руках помещиков, а крестьяне страдали от малоземелья или вообще от безземелья [54].
В итоге правительство взяло свое, душевой передел одержал верх, патриархальный быт нарушился, и однодворческая деревня стала разъезжаться. К тому же, как отмечалось выше, в официальных документах слово «однодворцы», как, кстати и слово «разночинцы», вышло из употребления. Не стало его и в статистических отчетах в Курской губернии, о чем недвусмысленно говорят данные такого издания, как «Памятная книжка Курской губернии на 1860 год». Здесь есть дворяне потомственные и личные, есть духовенство, купцы, мещане и сельские жители, в том числе государственные крестьяне всех сословий, помещичьи крестьяне и дворовые, но однодворцев нет. Власти умело скрыли их пол понятием «государственные крестьяне всех сословий». Совсем недавно, в 1837 году, в «Историческом и географическом путеводителе по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской 241 ;  верст» В.Н. Левашева они были, а в 1860 году их не стало. Дл наглядности приведем данные по Фатежу и Фатежскому уезду, с которых начинал повествование «Путеводитель». Итак, по данным «Памятной книжки», в 1859 году в Фатеже значилось 75 дворян мужского пола и 55 женского, а в уезде, соответственно, 323 и 340 человек. Заметен значительный рост числа дворян. проживающих в городе: 75 против прежних 2-х. Духовенства было 646 человек, стало 590 человек мужского пола и 559 женского. Купцов было 320, стало 301 человек мужского пола и 227 женского. Мещан ранее числилось 1160 душ мужского пола, стало 1679 человек мужского пола и 1744 женского, причем в уезде проживало только 23 человека мужского пола и 22 женского. По данным «Путеводителя» в 1836 году в Фатежском уезде было 235 свободных хлебопашцев и 7415 душ мужского пола казенных, то есть государственных крестьян, в 1859 году государственных крестьян стало 40847 человек мужского пола и 41821 женского. При этом только 58 человек мужского пола и 30 женского находились в уездного городе Фатеже. Рост многократный. Помещичьих крестьян было 26 в городе и 15048 в уезде, всего 15074 человека мужского пола; стало 11841 человек мужского пола и 11845 женского. По-видимому, сюда стоит добавить еще 2757 человек мужского пола дворовых крестьян и 2793 человека женского пола все тех же дворовых крестьян, находящихся в зависимости от помещиков и городских дворян. Но и в сумме число зависимых крестьян мужского пола – 14598 человек – уступает прежней численности – 15074. А прежние однодворцы в количестве 24 458 человек мужского пола пропали полностью, растворившись в мещанах и государственных крестьянах. Всего же в 1859 году в Фатеже числилось 2406 человек мужского пола и 2212 женского, а в фатежском уезде – 57874 человека мужского пола и 58105 человек женского [55].
Так как селения Жигаево (объединенное) и Клесово, находившиеся в Дмитриевском уезде, не раз фигурировали в данной работе, то не лишним будет привести данные «памятной книжки» по городу Дмитриеву и Дмитриевскому уезду. А здесь сословная картина выглядит следующим образом: потомственных дворян значится 47 (ч.м.п.) и 43 (ч.ж.п.) – в городе и 286 (ч.м.п.) и 331 (ч.ж.п.) – в уезде; личных дворян, соответственно,  54 и 63 – в городе и 37- и 28 – в уезде. Духовенства – 14 (ч.м.п.) и 26 (ч.ж.п.) в городе и 716 (ч.м.п.) и 817 (ч.ж.п._ в уезде. Купцов – 293 (ч.м.п.) и 142 (ч.ж.п.) в городе и 54 (ч.м.п.) и 32 (ч.ж.п.) в уезде. Мещан – 491 (ч.м.п.) и 562 (ч.ж.п.) в городе и 152 (ч.м.п.) и 140 (ч.ж.п.) в уезде. Надо отметить, что Дмитриевский уезд по количеству мещан в сельской местности значительно отличался от других уездов Курской губернии. Крестьян государственных в городе числилось 60 человек мужского и 59 женского пола, а в уезде их было, соответственно, 13314 и 13720 человек; всего 13374 человека мужского пола и 13779 человек женского пола. И государственные крестьяне по своей численности значительно уступали помещичьим, которых значилось 29663 человека мужского пола и 30050 человек женского пола. Причина этому в том, что многие селения уезда в разное время были подарены графу Шереметеву, князю Трубецкому и генералу Анненкову, богатому потомку служилых людей XVII века Анненковых. Кроме такого количества помещичьих крестьян, имелось немало и дворовых: 14 (ч.м.п.) и 17 (ч.ж.п.) в городе и 3908 (ч.м.п.) и 4242 (ч.ж.п.) в уезде..С другими представителями сословий, в том числе военнослужащих, иностранцев и цыган, всего в городе Дмитриеве значилось 1168 человек мужского пола и 1044 человека женского пола, а в уезде – 50006 человек мужского пола и 51189 человек женского [56].
И чтобы картина сословного состоянии Курской губернии на 1860 год была относительно полной, приведем некоторые данные по городу Курску, Курскому уезду и губернии.
Дворян потомственных в городе, соответственно 132 и 158 человек, в уезде – 835 и 875, в губернии – 5982 и 6390 человек. Дворян личных – в городе473 и 479, в уезде 39 и 45, в губернии 1916 и 1819 человек. Духовенства православного – 264 и 253 в городе, 735 и 691 в уезде и 9953 и 10649 человек в губернии. Монашествующих – 39 и 131 в городе, 75 (ч.м.п.) в уезде, 399 и 773 в губернии. Духовенства иных вероисповеданий – 8 и 8 в городе, 26 и 30 в губернии. Почетных граждан – 45 и 38 в городе,146 и 128 в губернии. Купцов – 544 и 552 в городе, 12 и 23 в уезде, 6148 и 5510 в губернии. Мещан и приписанных в мещанский оклад – 11631 и 12149 в городе, 35 и 39 в уезде, 35977 и 35849 человек в губернии. Государственных крестьян всех составляющих частей этого сословия – 873 и 1103 в городе, 41149 и 46065 в уезде, 435293 и 461379 в губернии. Помещичьих крестьян – 43 и 13 в городе, 13273 и 13462 в уезде, 318749 и 320275 в губернии. Дворовых крестьян – 310 и 239 в городе, 2273 и 2088 в уезде, 46502 и 49094 в губернии. Оставляем за скобками исследования военнослужащий всех категорий, а их с солдатскими детьми и кантонистами не менее 4-х категорий, иностранцев и прочих, итоговый подсчет выглядит следующим образом: всего жителей в Курске 18016 (ч.м.п.) и 16186 (ч.ж.п.), в Курском уезде – 60328 (ч.м.п.) и 64499 (ч.ж.п.) и в Курской губернии – 9-4156 человек мужского пола и 917627 человек женского пола [57].
Как видим, государственные чиновники, во все времена держащие нос по ветру, полностью удалили сословие однодворцев из статистических данных, молчком, без пояснений и разъяснений, вписав его в государственных крестьян губернии. Но сами однодворцы по-прежнему считали себя самостоятельным сословием, нашедшим двухвековую нишу между дворянами и казенными (государственными) крестьянами, не говоря уже о помещичьих крестьянах. Они по-прежнему считали себя однодворцами, имеющими право на восстановление дворянства, а потому продолжали бережно хранить древние свитки на право владения землей и малыми поместьями или однодворками.      
 

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Кулюгин  А.И. Правители России. Издание третье, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», ЗАЛ «Славянский дом книги», 2006. – С. 381.
2. Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет; Туркул Ю. Ландмилицейские полки в Российской империи // Интернет-статья.
3. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
4. Там же.
5. Там же.
6. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 42-44, – 360 с.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 222-224.
7. Полевой Н.А. Рассказы русского солдата // Избранные произведения и письма. – Л.: Художественная литература, 1986. – 146-147.
8 Попов М.А. Публичный образ  русского однодворца в Российской империи на примере художественной литературы. Интернет-статья.
9. Полевой Н.А. Рассказы русского солдата // Избранные произведения и письма. – Л.: Художественная литература, 1986. – 144-145.
10. Тургенев И.С. Однодворец Овсянников // Собрание сочинений в 6 томах. Том  первый. – М.: Русская книга, 1994. – С. 56-70.
11. Попов М.А. Публичный образ  русского однодворца в Российской империи на примере художественной литературы. Интернет-статья.
12. О восстановлении в дворянском звании курских однодворцев. Интернет-статья // ОК.РУ; официальный сайт Курского историко-родословного общества // Интернет.
13. Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет; Сухорев А.Г. Однодворцы / Дорога жизни // Интернет; Соловьев Я.А. Об однодворцах // Отечественные записки, 1859, № 69. – С. 81-100.
14. Клёсов  А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
15. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 39-46; Беловинский Л.В. Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь русского народа. XVIII – начало XX в. – М.: Эксмо, 2007. – С. 100, 105;  Интернет, Рувики.
16. Город Фатеж. Статья // Большая Курская энциклопедия. Том II. Общественная история. – Курск, 2010. – С. 96-97;
17. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 39-46.
18. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 46-54; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. –  330-339.
19. Башилов И.Ф. Топографическое описание Курского наместничества // Из истории Курского края – Воронеж: Центрально-Черноземное книжно издательство, 1965. – С. 143-150; Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 46-54; Лаппо Ф.И. Курск в период разложения крепостнических отношений // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 41-69; Бугров Ю.А., Бордунова А.А., Симонян Р.З Фатеж // Города Курского края. Курск, 2010. – 123 с.; Бугров Ю.А. Курский край. Однодворцы Извековы. – Курск, 2013. – 18 с.; Иванов П.В., Травина А.С. XVIII век:  кризис крепостного строя - // Курский край: история и современность. – Курск, 1995 – С. 59-70; Рянский Л.М. XIX век: развитие Курской губернии // Курский край: история и современность. – Курск, 1995 – С. 74-84; Александров Г.Н. Железногорье. – Орёл, 2000. – 232 с.; Долгов Н.И. Из истории населенных мест Курской губернии // События и люди в документах Курского архива. Выпуск XIII. Курск, 2015. – С. 123-129; Колупаев А.А. Формирование и развитие однодворческого сословия на территории Курского края // Известия Юго-западного государственного университета. Том 10. № 3 2020. – Курск: ЮЗГУ, 2020. – С. 138-152; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 266-274, 330-339.
20. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 51-53.
21. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 82-84.
22. Большая Курская энциклопедия. Т. 1. Кн. 2. Персоналии. – Курск, 2008. – С. 117; Пахомов Н.Д. Немеркнущий свет таланта. Очерки о писателе Е.И. Носове. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2020. – 368 с.
23. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 84-86..
24. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 88-89;. Бугров Ю.А., Бордунова А.А., Симонян Р.З Фатеж // Города Курского края. Курск, 2010. – 123 с.
25. Большая Курская энциклопедия. Том II. Общественная история. / Город Обоянь. Статья. – Курск, 2010. – С. 92-93;Бугров Ю.А., Бордунова А.А., Симонян Р.З.  Обоянь. // Города Курского края. – Курск, 2010. – С.55-59.
26. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 89-94.
27. Советский Энциклопедический Словарь (СЭС) – М., 1988. – С. 1378; Беловинский Л.В. Разночинцы // Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь русского народа. XVIII — начало XIX в. / под ред. Н. Ерёминой. – М.: Эксмо, 2007. – С. 697;
28. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 95-97.
29. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 98-100.
30. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 101-103.
31. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913; Ларионов С.И. Описание Курского наместничества. – М., 1786; БКЭ. Т.2. –Курск, 2010. – С. 99; Бугров Ю.А., Бордунова А.А., Симонян Р.З. Белгоро // Города Курского края. Курск, 2010. – С. 80-82; Малая энциклопедия городов. – Харьков, 2000. – С. 48.
32. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 111-114.
33. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 49-50.
34. Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 49.
35. Однодворцы. Статья // Рувики, Интернет; Четвертные крестьяне //  Интернет-статья; Сухорев А.Г. Однодворцы / Дорога жизни // Интернет.
36. Сборник статистических сведений по Курской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Выпуск 1. Издание Курского губернского земства. – М., 1883.
37. Марков В.Л. Однодворцы // Наблюдатель, 1882, № 1-6: Он же. Домашний учитель // Отечественные записки, 1863, № 3.
38. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 43-45, – 360 с.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 224-226; Сухорев А.Г. Однодворцы / Дорога жизни // Интернет.
39. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 43-45, – 360 с.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 224-226.
40. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
41. Четвертные крестьяне // Интернет-статья.
42. Там же.
43. Четвертные крестьяне // Интернет-статья; Чуркин М.К. Российские однодворцы в отечественной историографии второй половины XIX – начала ХХ века:  Социально-экономический статус, сословная идентичность, миграционная мобильность // Интернет-статья.
44. Чуркин М.К. Российские однодворцы в отечественной историографии второй половины XIX – начала ХХ века:  Социально-экономический статус, сословная идентичность, миграционная мобильность // Интернет-статья; Чуркин М.К. Однодворцы центральных и западных губерний России: факторы этнокультурной идентичности и миграционный потенциал (XIX – начало ХХ в.) // Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2016. № 3 (12). – С. 34–40; Чуркин М.К. Сословная и этнокультурная идентичность российских однодворцев в переселениях второй половины XIX – начала ХХ в. // Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2015. № 5 (9). – С. 52–57; Чернова И.В. История расселения локальных групп переселенцев-однодворцев в Муромцевском и Горьковском районах Омской области на страницах районных газет // Третьи Ядринцевские чтения : матер. III Всерос. науч.-практ. конф., посвящ. 300-летию Омска. Омск : Амфора, 2015. С. 414–416; Исаев А.А. Переселения в русском народном хозяйстве. – СПб., 1891. – 192 с.; Кауфман А.А. Переселение и колонизация. – СПб., 1905. – С. IX, 349, 81 с.: табл. (Библиотека «Общественной Пользы»). Ч. 1: Государство и переселения. 1861–1894. Ч. 2: Переселения, их причины и значение для народного хозяйства; Ермолов А.С. Наш земельный вопрос. – СПб., 1906. – 291 с.;  Соловьев Я. Об однодворцах // Отечественные записки. 1850. № 69. Отд. 2. – С. 81–100; Семевский В.И. Казённые крестьяне при Екатерине II // Русская старина. 1879. Т. 25. – С. 35–53; Шмелев Г.Н. Несколько замечаний об однодворцах – Харьков : Тип. Адольфа Дарре, 1901. – 41 с.; Щербина Ф.А. Четвертное землевладение в Воронежской губернии // Воронежский юбилейный сборник. – Воронеж, 1886. – С. 460–485; Благовещенский Н.А. Четвертное право. – М., 1899. – 546 c.; Германов Г. Постепенное распространение однодворческого населения в Воронежском крае // Западное географическое общество. 1857. № XII. – С. 222–227; Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. – М. ; Л., 1946. Т. I, II. – 632 с.; Александров В.А. К вопросу о происхождении государственных крестьян // Вопросы истории. 1950. № 10. – С. 90–96; Лаппо Ф.И. Наказы однодворцев как исторический источник // Исторические записки. 1950. Т. 35. – С. 232–264.
45. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 236-239; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 46; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 346-348; Досачев С.И. Бородачи на бастионах // Сайт Курск дореволюционный; Интернет.
46. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 46; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 346-348; Конышевский район: история и современность. – Курск 2013. – С. 28.
47. ГАКО, ф. 184, оп. 2, дело № 1112, л.д. 885, 898, 899; дело № 1018, л.д. 359, 360,641, 642, 740; дело № 1003, л.д. 799, 812, 812, 813; дело № 850, л.д. 655, 665,666, 667; дело № 791, л.д. 200, 897, 898, 9011, 902,906, 907 – переписи (ревизские сказки 1850,1858 годов; ГАКО, ф. 95, оп.11, дело № 13, л.д. 1, 334, 365 – перепись из 6-й книги Курского депутатского собрания о посадских, живущих в городе Курске, за 1852 год. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 45-46; Жигаево // Интернет: Рувики.
48. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 45-46; Жигаево // Интернет: Рувики.
49. Клёсов  А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
50. Однодворцы // Рувики: Интернет.
51. Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.
52. Курские губернские ведомости № 48 за 1858 г..; Медведская Л.А. Курск в первой половине XIX века // Курск. Очерки истории города. – Курск, 1957. –    С. 93, Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 184-186; Интернет.
53. История СССР. В 2 томах. Т. 1. – М.: Мысль, 1964. – С. 682-684; История России с древнейших времен до начала XXI века. Под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ, 2006. – С. 790-791; Крестьянство Брянщины. Интернет.
54. История СССР. В 2 томах. Т. 1. – М.: Мысль, 1964. – С. 682-684; История России с древнейших времен до начала XXI века. Под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ, 2006. – С. 790-791; Медведская Л.А. Курск в первой половине XIX века // Курск. Очерки истории города. – Курск, 1957. –    С. 93-95,
55. Памятная книжка Курской губернии на 1860 год.– Курск: Типография губернского правления, 1860. – С. 170-224; Левашев В.Н. Исторический и географический путеводитель по Курской губернии от Орловской границы до Харьковской на 241 ; верст» / Издание подготовлено А.И. Раздорским. – С.-Петербург, 2010. – С. 46-54.
56. Памятная книжка Курской губернии на 1860 год.– Курск: Типография губернского правления, 1860. – С. 170-224.
57. Памятная книжка Курской губернии на 1860 год.– Курск: Типография губернского правления, 1860. – С. 170-240.




Курские однодворцы после 1861 года,
или Закат однодворчества

В 1861 году, как известно, постыдное для России крепостное право было отменено. Все крестьяне в юридическом плане становились вольными людьми. Правда, довольно часто без участков земли, оставшейся у крупных землевладельцев-помещиков. Когда в феврале 1861 года был опубликован и обнародован Манифест об отмене крепостного права и крестьяне объявлялись лично свободными, в Курской губернии проживало около 1 млн. 863 тыс. человек (по другим данным – 1755154 человека). При этом крестьяне  в совокупности с однодворцами и прочими землепашцами составляли 90 процентов населения, а дворяне – только 0,9 процента. Остальные 9,1 % приходилось на купцов, мещан, духовенство, разночинцев и иностранцев. Но дворяне владели лучшими пахотными землями и делиться ими с «освобожденными» крестьянами не собирались. Для этого они учредили в губернии специальный комитет во главе с помещиком Щигровского уезда Н. Скарятиным. Комитет выработал такие условия, что курские крестьяне оказались с самыми нищенскими наделами не только черноземной полосы губерний, но и нечерноземной, и степной полос. Средний надел на каждую мужскую душу составил не более 2,2 десятины (десятина равна 1,093 гектара). Иногда надел был вообще мизерным – 0,7 десятины. А земли, «свыше нормы», требовалось либо выкупать у помещиков, либо брать в аренду на таких кабальных условиях, которых и при крепостном праве не было.
Кроме того, крестьяне  обязывались и за собственные земли, вплоть до их выкупа, отбывать повинности: отработать у помещика 40 мужских и 30 женских рабочих дней или заплатить оброк в сумме 9 рублей в год. Деньги по тем временам огромные. К тому же бывшие крепостники старались «всучить» крестьянам самые худшие земли и оставить их без пастбищ и сенокосных угодий. Исследователи этого процесса отмечают, что в Курской губернии помещиками широко практиковалось переселение крестьян «на песочек». Особенно этим злоупотребляли дворяне Льговского и Фатежского уездов. Известный пример этому, как помещица Е.А. Ржевская в селе Кудинцево Льговского уезда отобрала у крестьян самую лучшую землю. Впрочем, и в других уездах губернии было не лучше [1].
Такая несправедливость вызывала гневные выступления крестьян. В 1861 году отмечены крестьянские волнения в селах Кудинцево Шустовской волости, Густомой, Ивановском (владения князей Барятинских), Большие Угоны (владения графа Александра Николаевича Толстого), Фитиж (владения помещика А.С. Булгакова) и в слободке Дьяковке Льговского уезда. В этом же году походили крестьянские волнения в слободе Михайловской, вотчине графов Шереметевых, где крестьяне отказались платить повинности, и в имении генерала Анненкова Дмитриевского уезда. Губернскими властями сюда был направлен эскадрон гусарского полка. Под давлением Анненкова 14 крестьян было арестовано, а С. Минанчиков и Ф. Суворов, как главные бунтовщики, были преданы суду и осуждены к мерам тюремного наказания. Наиболее широкого размаха крестьянские волнения достигли в 1862 году, когда их надежды на обнародование «настоящего манифеста в течение трех лет» не сбылись. Но, как известно, сила солому ломит – и в 1863 году крестьянам, так и не дождавшись «настоящей воли», пришлось смириться с существующим порядком [2].
Те же, кто не захотел мириться с этим положением или же остался совсем без земельного надела, те двинулись в города, чтобы устроиться на фабрики и заводы и пополнить ряды наемных рабочих и горожан. Так было положено начало широким миграционным процессам внутри губернии. В дополнение к практикующемуся ранее отхожему промыслу.
Сведений о том, что курские однодворцы, все чаще и чаще в официальных документах именуемые государственными крестьянами, принимали участие в беспорядках, краеведами не добыто. Ведь худо-бедно, но землей они владели исстари, а потому встревать в споры с помещиками и конфликтовать с властями им было не с руки. Тем не менее, им приходилось жить в новых общественных и социальных условиях. Если прежде житейские вопросы решались круговой порукой и общим сходом только однодворческого населения деревни, села, слободы, то теперь приходилось учитывать и решения схода юридически освобожденных от помещичьей зависимости крестьян, получивших статус «свободных сельских обывателей», сельских старост, расширенных возможностей волостного правления. А освобожденные от крепостной зависимости крестьяне, в соответствии с законодательством, были разделены на следующие категории: временнообязанные, дарственники, собственники, полные собственники, Временнообязанными крестьянами назывались те, кто, получив от помещика землю по уставной грамоте, обязан был какое-то время отбывать барщину или же нести оброчную повинность. Дарственниками именовались те крестьяне, которые получили земельный надел в качестве дара. Собственниками именовались крестьяне, осуществившие выкуп земли или же заключившие сделку с помещиком о выкупе земли. При этом сроки перевода крестьян на выкуп не были определены Положение указа 19 февраля 1861 года и зависели от воли помещика. Полными собственниками именовались те, кто, получив участок земли, уже не зависел от воли помещика. Что же касается статуса «свободных сельских обывателей», то его освобожденные от крепостной зависимости крестьяне получали не сразу и не в полной мере. Приходилось ждать не менее двух лет  [3].
Оставим на время в покое сельских жителей – однодворцев и «свободных сельских обывателей» – и обратим внимание на губернский город Курск. А здесь количество дворов выросло до 2636. Только вот население, по сравнению с 1856 годом, почему-то к 1862 году сократилось до 34202 человек (18016 – мужчин и 16186 женщин), а к 1863 году, если верить интернет-данным, уменьшилось до 28565 человек. Возможно, причина скрывается не только в разных системах переписи и подсчета, когда включали пригородные слободки, в том числе Ямскую, или обходились без них, но и частично в эпидемиях холеры, имевших место в 1830–1831, 1847–1849, 1853 годах [4]
А еще в Курске в 1861 году, 6 декабря, на «пожертвования сословий, учреждений и частных лиц» была открыта женская школа, получившая название женского училища высшего разряда. Находилась она на углу Московской (Ленина) и Чикинской (Ватутина) улиц. При этом сословия, естественно, городские, не расшифровываются. Кроме того, в Курске в 1863 году, по сведениям Ю.А. Бугрова, появилось отделение революционной народовольческой организации «Земля и воля», а также вышел 1-й выпуск «Трудов Курского губернского статистического комитета», изданный в типографии губернского правления. В нем давались статистические сведения за 1861 год: наличное число жителей по сословиям, по вероисповеданиям, родившихся и  умерших, браков. А еще – сведения о количестве зданий, церквей и других богослужебных зданий, фабрик и заводов, ремесленников в городах, выданных торговых свидетельств. Еще в этом выпуске читателям предлагалась общая ведомость делопроизводству по всем присутственным местам, ведомость по обороту капиталов тюремных комитетов; сведения о богоугодных заведениях и о числе призреваемых в них лиц, о доходах и расходах городов Курской губернии за 1861 год, о ценах на разные роды хлеба, о хлебных и денежных запасах продовольствия государственных крестьян к 1 января 1862 года, о торговых оборотах на ярмарках, о состоянии разных денежных повинностей в губернии, о капиталах Приказа общественного призрения, о числе и роде преступлений, о казенных доходах по губернии. Помимо чистого официоза давались материалы о распределении помещичьих имений по волостям временнообязанных крестьян и улучшение управления в городе Курске. А также предлагались материалы краеведческой направленности: статьи князя Н.Н. Голицына о предстоящей реформе тюремной системы и акты Оскольского края, протоиерея М. Архангельского «Курская духовная семинария», этнолога А. Машнина «Обычаи и обряды простонародья в городе Обояни» и «Об особенностях обоянского простонародного говора». Особый интерес в этом плане представляли работы учителя и археолога-любителя А. Дмитрюкова «Городища и курганы в Суджанском и Рыльском уездах», Ф. Белкина и А. Машкина «Сказки, записанные в Тимском уезде», И. Меча «Чертов курган» и ряд других. А вот чего не было снова – так это упоминания о городских однодворцах. Были названы дворяне, представители духовенства, купцы, мещане, государственные крестьяне, помещичьи и дворовые крестьяне, военные, отставные солдаты нижних чинов, а однодворцев, как, кстати, и разночинцев, уже не было. Растворились городские однодворцы в купечестве и мещанстве, пополнили ряды ремесленного люда. Возможно, малая, мизерная часть их – из особо упрямых и настойчивых однодворцев, помнящих свои боярские корни – перешла в городское дворянство [5].
В период с 1863 по 1865 год в Курской губернии, в соответствии с указаниями и распоряжениями императора Александром II, проходили реформы, в том числе финансовая и высшего образования (1863), земская, судебная и военная (1864), цензурная реформа (1865) и другие. Естественно, они отразились на жизни всех слоев населения. И, как дружно отмечают историки, решили ряд давно наболевших социально-экономических проблем, расчистили дорогу для развития капитализма в России, расширили границы гражданского общества и правового государства, однако, как и предыдущие, доведены до конца не были. Каждая из этих реформ, как уже сказано выше, имела непосредственное отношение к населению Курской губернии, но ближе всего были все же земская и судебная, затрагивающие интересы сотен тысяч человек.
Именно потому, что земская реформа в большей степени касалась уездов и уездных центров, следовательно, сельского населения, вводя там властные элементы местного самоуправления, пару слов сказать о ней и ее управленческих структурах стоит. Губернские и уездные земские управы состояли из 6 человек, назначаемых земскими собраниями. Собрания созывались один раз в год, но в чрезвычайных ситуациях могли собираться и чаще. Управы работали на постоянной основе. Собрания давали распоряжения и контролировали их выполнение, а управы собственно занимались выполнением решений. Председателями губернских и уездных съездов были предводители дворянства. Их деятельность контролировалась губернатором и министром внутренних дел, имевшими право приостанавливать исполнение любого постановления земского собрания [6].
На селе все крестьяне-домохозяева сельского общества составлял сельских сход – низшее звено системы органов крестьянского самоуправления. Сельский сход избирал старосту и других должностных лиц Сельскому сходу подлежали вопросы о порядке своевременности отбывания различных повинностей, прием и исключение членов общества о пользовании землей и взыскании недоимок, об очередности рекрутирования на военную службу.
Сельские органы подчинялись волостному управлению, земской полиции и органам администрации. При этом несколько селений объединялись в волость, где создавался волостной сход во главе с волостным старшиной, волостное управление, состоящее из старшины, сельских старост, их помощников от сельских обществ  сборщиков податей. Это управление находилось в волостном селе. Здесь же находился и сословный крестьянский волостной суд. В компетенции волостного схода находились хозяйственный и финансовые вопросы, ведение сборов и повинностей. А в компетенцию сословного крестьянского суда входило право рассмотрения дел по имущественным спорам между крестьянами (до 100 руб.) и судить крестьян за мелкие преступления, совершенные в отношении крестьян же. В качестве наказания волостной суд мог приговорить виновное лицо к общественным работам на срок до 6 дней, аресту на 7 суток, штрафу до 3 рублей и телесным наказаниям до 20 ударов розгами. Сразу же заметим, что государственные крестьяне из бывших однодворцев телесному наказанию по-прежнему не подвергались, зато часто находились в руководстве сельского схода и волостного правления, как наиболее грамотные и уважаемые люди [7].
Для более оперативного управления уездом создавались станы, в которые входили несколько волостей. К слову сказать, в Дмитриевском уезде было 4 стана. Столько же было и в Льговском уезде. Например, село Жигаево, несмотря на значительное количество дворов и населения, относилось к Ваблинской волости (7959 чел.) 4-го стана Дмитриевского уезда. Сюда же относился и Узник, и ряд других населенных пунктов. А вот Заслонки и Мармыжи относились к Яндовищенской волости 2-го стана Дмитриевского уезда. На территории 2-го стана Льговского уезда были Конышевская (6509 чел.) и Шустовская (5006 чел.) волости. Имели место и другие волости, например, Старобелицкая (4364 чел.), Машкинская (4775 чел.), Беляевская (4989 чел.), которые входили в другие станы. И здесь, по-видимому, стоит напомнить, что волости как административно-территориальные единицы были образованы еще в конце XVIII века (1797 г.), а стан как административно-полицейская часть уезда, где безгранично царствовал становой пристав, действовал с 1837 года. И его не стоит путать с военно-территориальным станом XVI и XVII веков [8].
Согласно Положениям, для реализации крестьянской реформы и для контроля над органами сельского самоуправления в губернии были созданы специальные учреждения, ведавшие крестьянскими вопросами: мировые посредники, уездные мировые съезды из мировых посредников и губернские присутствия по крестьянским делам. Мировые посредники назначались из наиболее богатых помещиков данной местности. Они намечались уездным дворянским собранием, представлялись губернатором и утверждались Сенатом. В итоге органы сельского и волостного самоуправления обязывались беспрекословно исполнять все требования мировых посредников. Волостной старшина после избрания его волостным сходом в своей должности утверждался мировым посредником [9].
Новшеств было столько. что крестьяне, даже бывшие однодворцы, далекие от юридических тонкостей, весьма слабо понимали свои права и обязанности, особенно права. Уроженец Щигровского уезда Курской губернии Евгений Львович Марков, потомственный дворянин, педагог, писатель, а также общественный деятель и активный поборник земского самоуправления, председатель уездного правления, хорошо знавший «земскую кухню» изнутри, в романе «Черноземные поля, основанном на материалах Курского края, довольно язвительно отзывался о деятельности уездных земских правлений. «Даже сами волостные старшины, получавшие из земской управы окладные листы и доставлявшие в управу таблицы урожая, говоря по правде, знали о земских учреждениях не более того, что комитет (как они называли земскую управу) находился в городе Шишах, на базарной площади, в доме Силая Кузьмича  <…> В итоге выходило, что из всех петербургских затей приводилось в исполнение на широкой матушке Руси только то, что считал возможным привести в исполнение сельский староста, этот главнейший практический критериум всевозможных канцелярских теорий» [10].
О судебной реформе 1864 года мы уже коснулись, поэтому останавливаться на ней не станем, лишь отметим, что судебный устав 1864 года вводил единую систему судебных учреждений, исходя из формального равенства всех социальных групп перед законом. Судебные заседания проводились с участием заинтересованных сторон, были публичными, и отчёты о них публиковались в печати. Тяжущиеся стороны могли нанимать для защиты адвокатов, имевших юридическое образование и не состоявших на государственной службе. Однако, к большому сожалению, здесь все же сохранялись отпечатки крепостничества: для крестьян в обвинительных приговорах сохранялись телесные наказания. Нонсенс, конечно, но что имело место, то имело… По политическим процессам, даже при оправдательных судебных приговорах, применялись административные репрессии. Политические дела рассматривались без участия присяжных заседателей, а должностные преступления чиновников оставались неподсудными общим судебным инстанциям [11].
Естественно, в губернском городе Курске положительные плоды реформ были заметнее. В это время, как установили курские краеведы, был открыт Общественный клуба на улице Московской, в здании которого позже будет размещена учительская семинария, приобретен для Приказа общественного призрения большой двухэтажный каменный дом. После переоборудования и ремонта в этом доме разместились родильное и женское отделения, повивальная (акушерская) школа губернской больницы [12].
27 марта 1865 года в Курске и его пригородных слободах Казацкой, Пушкарной, Стрелецкой и Ямской по инициативе городских властей была проведена однодневная перепись населения. Выяснилось, что в самом городе без слобод проживает 20030 мужчин и 17291 женщина; всего 37321 человек. В Казацкой – соответственно, 2866 и 3033 (5899), в Пушкарной – 321 и 366 (687), в Стрелецкой – 2441 и 2302 (4743), в Ямской – 3473 и 3069 (6542). Всего же в Курске со слободками проживало 55192 человека, в том числе мужчин – 29131 и женщин – 26061. Из общего числа мужчин женатых числилось 6930 человек, а замужних женщин – 6059 человек. Такой диссонанс объясняется наличием в городе военных, семьи которых проживали отдельно от них. При этом нигде не упоминались однодворцы [13].
В 1868 году в Санкт-Петербурге была издана книга «Списку населенных мест Курской губернии» на основании данных 1862 года. В «Списке населенных мест…» Жигаево отмечено как главное название населенного пункта, а Козмодемьянское – второстепенное и взято в скобки. И относится Жигаево к Дмитриевскому уезду. Но стоит особняком от других – как село, расположенное на «транспортной дороге из г. Фатежа в г. Льгов». Здесь же указано, что это село до реформы 1861 года было и казенным и владельческим, что в нем 2 православные церкви (!), училище (!?), 179 дворов, 852 жителя мужского пола и 960 – женского. Всего 1812 человек. Из этого «Списка…» также следует, что населенные пункты современного Конышевского района в то время отходили как к Дмитриевскому уезду, так и к Льговскому. Но подавляющее большинство их все же относилось к Дмитриевскому. К этому уезду относились селения: по левому берегу Свапы (4-й стан) – Рогозня, Пески, Белые Берега, Верхнее Песочное (Архангельское), Нижнее Песочное. При этом фактически по каждому селению шла отметка, что до 1861 года в них проживали как государственные, так и владельческие крестьяне. Другой важной особенностью «Списка населенных мест…» было обязательное указание транспортного пути, к которому примыкали те или иные селения. Например, на дороге из Фатежа в Льгов (по разным ее сторонам) – кроме Жигаева, назывались Узник, Яндовище (Ендовище), Ендовище (Верх Липового колодезя), Богдановка, Рожня. Сюда же отходили Орлянка, Бирлова, Волково (Богдановка), Рыжково, Лукьянчиково, Каплеевка, Важево (Вожево), Михайловское (Городьково), Большая Городькова, Клесово (Малая Городькова), Яковлево, Звягинцево (Запрутье), Лебедова (Ершовка), Верхняя Вабля, Старая Вабля, Юрьевка. А еще на курском почтовом тракте были Мармыжи и Заслонки – на речке Жигаевке, Арбузово и Льговское Городище – на Свапе. Реки и речки также являлись важными географическими ориентирами. Так, к Льговскому уезду относились Ширково на речке Прутище; Сосонки; Толкачевка, Хрулевка, Шустово, Конышовка (Коныковка) и Плотава на речке Плотаве. Сюда же отходили Кудинцево (Рождественское) и Коробкино на Сейме. Кроме них – Захарково (Левшино) на речке Котлевке; Севенки на ручье Севенк. А еще к Льговскому уезду относились Кошара (Станиславка), Юрьевка, Черемошки. Частично эти селения были заселены государственными, в том числе однодворческими крестьянами, частично владельческими, но чаще всего население их официально значилось смешанным – государственным и владельческим [14].
Чтобы картина населения Дмитриевского и Льговского уездов была более полной, перечислим селения с их населением и дворами. Это даст представление о том, сколько человек проживало в каждом дворе. Итак,  Жигаево – 179 дворов и 1812 жителей, Ширково – 101 двор и 1069 жителей, Толкачовка – 81 двор и 909 жителей, Конышовка (Коныковка) – 100 дворов и 954 жителя, Кудинцево (Рождественское) – 88 дворов и 619 жителей, Коробкино – 23 двора и 241 житель, Шустово – 115 дворов и 1249 жителей, Плотава – 119 дворов и 1164 жителя, Захарково (Левшино) – 49 дворов и 587 жителей, Старая Белица – 80 дворов и 791 житель, Петровское (Макарово) – 116 дворов и 1012 жителей, Беляево – 89 дворов и 1010 жителей, Артаков Вандорец – 85 дворов и 906 жителей, Арбузово – 24 двора и 201 житель, Мармыжи – 33 двора и 446 жителей, Пересветова Белица (Успенское) – 76 дворов и 709 жителей, Машкина Белица – 74 двора и 733 жителя, Яндовище – 47 дворов и 362 жителя, Волково (Богдановка) – 52 двора и 361 житель, Михайловское (Городьково) – 40 дворов и 561 житель, Старая Вабля (Жекулинка) – 49 дворов и 499 жителей, Юрьевка на речке Вабле – 50 дворов и 443 жителя [15].
Из приведенного перечня сел видно, что село Жигаево (имеется в виду объединенное) было самым крупным населенным пунктом на обозначенной территории. А также то, что почти в каждом доме, точнее, дворе всех этих сел проживало не менее 10 человек.
На этом фоне, надо полагать, представляют интерес данные о народонаселении уездных городов Льгова и Дмитриева в данный исторический период. В Льгове было 325 дворов и 3131 житель, в Дмитриеве – 383 двора и 2212 жителей. Как видим, оба уездных города, особенно Дмитриев, не очень-то опережали село Жигаево по населению. Правда, при этом в Дмитриеве, в то время называвшемся Дмитриевом-на-Свапе, а также Дмитросвапском и Мирославлем, наряду с православной церковью имелись раскольничья (старообрядческая) и почтовая станция. Из культурно-просветительных учреждений – уездное и приходское народное училища. Из промышленных объектов – 4 заводика: 3 салотопенных и 1 крупчаный. Проводилось три ярмарки. В Льгове же, кроме православной церкви, были также уездное и приходское народные училища, почтовая станция. В городе также имелось 6 заводиков: 5 салотопенных и 1 мыловаренный. Проводилось 4 ярмарки и базары. Последние – два раза в неделю [16].
Что же касается губернского Курска, то в нем насчитывалось 2636 дворов и 34202 жителя. (Эти данные, по-видимому, без учета пригородных слободок – Стрелецкой, Ямской, Казацкой и Пушкарной). В Курском уезде числилось 19131 двор и 124272 человека, в Льговском – 9192 двора и 95390 человек, в Дмитриевском – 9561 двор и 97312 человек. Всего в Курской губернии было 188289 дворов и 1755154 жителя (859576 мужчин и 895578 женщин) [17].
С появлением в Курской губернии уездных и губернской земских управ, волостных крестьянских судов, посредников, судов высших инстанций курским однодворцам или уже государственным крестьянам пришлось снова приспосабливаться к сложившимся условиям бытия. Но нее успели они привыкнуть к этим требованиям, как последовал закон от 24 ноября 1866 года «О поземельном устройстве государственных крестьян». Этим законом сословие однодворцев было официально упразднено окончательно. И этим же документом все однодворцы причислялись к государственным крестьянам и лишались своих привилегий. Как восприняли этот факт бывшие однодворцы, пробовали ли протестовать, жаловались ли правительству, сведений нет. По-видимому, смирились [18].
В новых исторических, общественных и социально-бытовых условиях бывшие жигаевские однодворцы долгое время не растворялись в общей массе крестьянства, но и враждебности по отношению к новым односельчанам-крестьянам и помещикам, по-видимому, не проявляли. Будь что-то, выходящее за рамки закона, оно бы нашло отражение в документах того времени, хранящихся в архивах ГАКО. Но таких документов до настоящего времени не обнаружено. А если имели место конфликты из-за межевания, то они, в конце концов, решались мирно. Надо полагать, что и рост общей культуры всего населения села постоянно повышался, чему, естественно, способствовало наличие в селе училища, в котором не только учили грамоте и арифметической премудрости, но и навыкам трудового воспитания. 
Старшему автору этого рассказа о курских однодворцах в детстве не раз приходилось слышать от родителей, других родственников, а также от старожилов села, что жигаевцы дореволюционного времени могли вести автономный образ жизни и полностью обслуживать себя. Среди них были хорошие кузнецы, плотники, гончары, печники, шорники, швеи, сапожники, бондари, столяры-краснодеревщики, садоводы, пасечники, мастера по изготовлению саней (дровней) и телег. А ведь для всего этого нужны были хорошие знания и умелые руки. Кроме того, предки авторов этой работы – сельские сапожники – любили литературу и для этого выписывали из Санкт-Петербурга журналы, в том числе «Ниву». А еще они играли на музыкальных струнных инструментах – балалайке, виолончели, гитаре и контрабасе – и устраивали по праздникам небольшие концерты для односельчан. Что же касается их характеров, то на первый план выдвигалась независимость во взглядах, собственные мнения и суждения о семейных и общественных делах. Они не терпели хамства и обид, а потому могли постоять за себя и словом, и кулаками. Многие обладали недюжинными физическими способностями, силой, в связи с чем любили вольную борьбу, подвижные игры. Причем этим увлекались не только юноши, но и мужики в зрелом возрасте.
Исследователь А.Г. Сухорев, ведя речь о жизни и культуре однодворцев, в статье о них со ссылками на работы исследователей однодворчества конца XIX – начала XX века Н.А. Благовещенского, Г.Н. Шмелева, Д.К. Зеленина и других сообщает: «В широких кругах российского общества, как и в правительстве, об однодворцах знали мало. В одной из своих работ в 1900 году Н.А. Благовещенский пишет: «Обычно-правовые нормы, регулирующие однодворческую жизнь, не вошли ни в один том свода действующего законодательства: наши законы только вскользь упоминают об однодворцах как о самостоятельном некогда сословии. Можно сказать, что до последней африканской войны мы гораздо больше знали о жизни буров, нежели наши законы знают про однодворцев». Вопрос об однодворцах считался малоизученным и вызывал споры исследователей до революции – взять хотя бы полемику Г.Н. Шмелёва с Н.А. Благовещенским. Что-то о жизни однодворцев, происхождении их фамилий, названиях селений, нравах и др. можно узнать из книги Н.А. Благовещенского, например, за кого выходили замуж однодворки, кем были их зятья: «Крепостными они быть не могли, ибо не пойдёт свободная однодворка, да ещё наследница, в барские холопки. Большинство зятьёв было, конечно, из соседних однодворческих деревень: однодворцы и теперь гнушаются свататься между помещичьими крестьянами. Гораздо меньшая часть зятьёв пополнялась разночинцами, то есть лицами из духовного звания, городскими мещанами, вольными государственными крестьянами не однодворцами». Или: «Вообще даже и до сих пор за однодворцами северных уездов Курской губернии замечается страшное чванство своим происхождением и высокомерная родовая нетерпимость к низшим сословиям». Или читаем в другой работе: «Являясь прямыми потомками служилого, поместного сословия, нынешние однодворцы не могли не унаследовать от своих предков той доли изолированности, которая была некогда создана личным испомещением служилого человека. Боярский сын XVII века испомещался чаще всего отдельно; но затем, по мере увеличения населения, его потомство волей-неволей должно было сходиться с соседями, такими же потомками служилых людей. <…> Однодворческий мир… состоит только из домовладык; эти полновластные домовладыки у себя в доме являются неограниченными властелинами всей семьи и всех домочадцев, если семья эта сложная» [19].
В этом если не вся правда о внутреннем социально-бытовом и культурном мире однодворцев, то ее большая часть. Сказывались века обособленности однодворцев от окружающего их мира, часто враждебного и опасного. А Сухорев продолжает работу в данном направлении. «В своём этнографическом очерке, – констатирует он, – Д.К. Зеленин указывает, что название «однодворцы» сохранилось только в просторечье, потому что нет юридических отличий однодворцев от других крестьян. Главное экономическое отличие состоит в том, что однодворцы владеют землёй на особом, так называемом четвертном праве» [20].
И хотя четвертное право в 1840-х и 1850-х годах значительно пошатнулась из-за действий властей, решивших заменить его на душевое владение землей, многие однодворцы по-прежнему дорожили им.
К сказанному выше о внутреннем мире однодворцев. А.Г. Сухорев аргументировано подводит черту, завергающую их образ: «Благодаря единому дворянскому происхождению большей части однодворцев, одинаковым условиям жизни в «степи», на окраине государства, однородной военно-полевой службе с частыми кочеваниями и постоянным передвижением всё дальше и дальше в глубь степи, выработался единый этнографический тип однодворцев. У однодворцев свои, присущие только им среди соседних этнографических типов, особенности в говоре, одежде, устройстве жилищ. Дома они строили внутри дворов, наподобие крепости, так как в бытность военно-служилыми людьми жить им приходилось в постоянной опасности от врагов и зверей. Однодворцев отличала склонность к переселениям. Среди них не было староверов. «Наследственная дворянская гордость однодворцев – характерная черта, о которой согласно говорят почти все наблюдатели… Свадьбы у них всегда заключались между своими же; считалось бесчестьем взять жену от крестьян… Даже молодёжь однодворческая гуляла отдельно от крестьянской» [21].
Не все исследователи, возможно, согласятся с такими выводами А.Г. Сухорева, ибо однодворческая среда не была единой и монолитной как в социальном, так и в этническом составе. Поэтому и одежды у них, особенно у женщин, могли отличаться, и говор, и некоторые обряды быть отличными от других, но традиция заключения браков лишь с лицами своего сословия долгие годы оставалась неизменной. Хотя и здесь как отмечалось выше, уже были исключения, когда дворяне женились на однодворках.
Выше говорилось о том, что сословие однодворцев, в том числе курских, вызывало интерес у писателей А.И. Радищева, В.Т. Нарежного, Н.А. Полевого, И.С. Тургенева, Владислава и Евгения Марковых. Но, как следует из интернетовских статей, в том числе об однодворцах в Рувики и статьи М.А Попова «Публичный образ  русского однодворца в Российской империи на примере художественной литературы», интерес писателей к однодворческому сословию не пропал и во второй половине XIX века. Среди литературных произведений называются роман «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» В.Т. Нарежного, пьеса «Однодворец» П.Д. Боборыкина, «Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений записанные и собранные ее внуком Д. Благово» Д.Д. Благово, «Записки Степняка» и роман «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги» А.И. Эртеля, историческая повесть «Тайна поповского сына» Ф.Е. Зарин-Несвицкого, повесть «Записки мелкотравчатого» Е.Э. Дриянского, рассказ «На пути» А.Н. Будищева.
Кроме того, приводятся яркие высказывания об однодворцах Н.А. Тучкова, И.А. Благовещенского и ряда других известных в России людей. Например, один из авторов интернет-статьи приводит слова  сына Льва Толстого Сергея Львовича: «…Однодворцы никогда не знали помещиков-крепостников. Это и сказывалось на их более свободном и доверительном отношении и чувстве собственного достоинства. Они относились к дворянам не как к господам, а как к богатым хуторянам, здороваясь, они протягивали руки, приглашали их в гости, не стеснялись, не притворялись, не попрошайничали…». А в статье об однодворцах в Рувики одно за другим идут высказывания известных людей. Так, так российский общественный деятель Я.П. Тейтель в 1870 году об однодворцах и их женах писал: «…мужчины большею частию теряли свой дворянский облик, среди женщин же попадались лица, свидетельствовавшие о расе и дворянском происхождении…». Другой общественный деятель В.И. Ченопятов констатировал: «…в избах однодворцев вы зачастую наткнетесь на жалованную грамоту данную их предкам, которую они берегут как святыню, с презрением относясь к петровской бюрократии…». Л.М. Савелов об однодворцах сообщал: «…нередко в какой-нибудь избе однодворца вы найдёте древний свиток как доказательство того, что предки его теперешнего владельца были служилыми людьми и помещиками…». А Н.А. Ридингер в 1865 году выразился так: «Писцовые книги, купчие крепости и фамилии ясно показывают, что однодворцы были дворяне и владели землёю, но, обедневшие и не служившие, во времена Петра I потеряли права дворянства…». К тому же и общая культура однодворцев и однодворческих поселений, по сравнению с тем, что было в бытность курского землемера и архитектора И.Ф. Башилова в XVIII веке, во второй половине XIX века значительно повысилась. В Рувики читаем: «Мужчины однодворцы слыли домовитыми и аккуратными; двор строили укромно, в отличие от крепостных крестьян, любили высокие плетни и каменные заборы. Одевались чисто и «не без форса». По цвету их домотканых рубах можно было отличить, из какой они губернии. Однодворческие женщины, в отличие от крепостных соседок, хорошо готовили. Стол у них, хоть и был «небогатый», но разнообразный. Многие старинные кушанья можно попробовать именно в однодворческих семьях». Есть описание одежды однодворцев, особенно женщин, называются их украшения: бусы из янтаря, хрусталя, цветного стекла, цветные ленты, шнуры.  Грамотность однодворцев, несмотря на провинциальную глушь проживания, постоянно росло, и, как отмечалось выше, рос спрос на литературу как отечественную, так и западную, переводную. Поэтому сетования М.А. Попова, что  «сама однодворческая среда, к сожалению, не породила писателей, которые бы составили достойный художественный портрет представителя сословия, не совсем верны. Например, мать замечательного русского советского поэта и общественного деятеля Александра Трифоновича Твардовского (1910–1971) Мария Митрофановна (1888–1965) происходила из однодворческой семьи Плескачевских, да и его отец Трифон Гордеевич Твардовский, хоть и писался деревенским кузнецом, но в шутливой форме не раз заявлял соседям, что он тоже однодворец. Об этом говорится в Рувики  [22].
Но возвратимся к жителям Жигаева 70-х годов XIX века. А здесь, как установили краеведы на основании данных таких источников, как «Волости и важнейшие селения Европейской России» и «Курский сборник», в 1877 году в Вышнем Жигаеве было 94 двора, в Жигаеве (Козмодемьянском) – 29 дворов, в Нижнем Жигаеве – 91 двор. При этом в Верхнем Жигаево проживал 721 человек, в Жигаево (Козмодемьянском) – 203, в Нижнем Жигаево – 668. В селе ежегодно проводились 3 ярмарки. В конце XIX века (данные за 1890 год) в Жигаеве проживало уже 2562 человека (1231 – мужского пола и 1331 – женского)  [23].
С выходом закона 1866 года, казалось бы, фактически закончилась эпопея жигаевских, в частности, и курских в целом однодворцев, гордиться которыми у потомков есть все основания, и теперь все крестьяне стали единой массой. Однако это не так. По данным «Сборников статистических сведений по Курской губернии», изданных в период с 1883 по 1885 годы, в каждом уезде все крестьяне – вольные сельские обыватели – делились на шесть-семь разрядов. К первому разряду относились «государственные  четвертные», то есть бывшие однодворцы, Ко второму – «государственные душево-четвертные» – вновь однодворцы, в большей степени внявшие указаниями властей о разделе наследственных земель по душевому признаку. К третьему – «государственные душевые», то есть бывшие государственные крестьяне, безоговорочно принявшие кисилевскую реформу душевого деления земельных наделов. К четвертому – «собственники»». К пятому – крестьяне «на дарственных землях или «дарственники». К шестому – крестьяне, водворенные на собственные земли или «водворенцы». К седьмому – «безземельные» Самой многочисленной группой были «государственные четвертные», самой малочисленной – «безземельные». Только составители сборников не всегда безземельных крестьян обозначали в сводных таблицах.
В таблице по Щигровскому уезду весь спектр сельских землепользователей мужского пола в сравнении данных 10-1 ревизии (1858 год) с данными 1884 года выглядит следующим образом:
Государственные четвертные…………….21889 и  27701;
Государственные душево-четвертные……1359 и    2004;
Государственные душевые………………….6570 и 10267;
Собственники………………………………...16762 и 25139;
Дарственники……………………………………262 и     249;
Водворенцы……………………………………..192 и     292
Обо всех по уезду сказано так: в 1858 году было 47034 душ мужского пола, а в 1884 году стало 66209, а с учетом вновь вселившихся – 67637 человек мужского пола. О земельных наделах на душу говорится так: у крупных обществ – в среднем по 11,4 десятины, у мелких обществ – по 6 десятин [24].
По Фатежскому уезду подобная таблица с данными за 1883 год выглядит так: 
Государственные четвертные…………….23715 и  27730;
Государственные душево-четвертные……2300 и    2726;
Государственные душевые………………….8365 и . 9873;
Собственники………………………………... .7813 и 10054;
Дарственники………………………………… 1676 и   2046;
Водворенцы……………………………………..203 и     286;
Безземельники…………………………………...30 и       37.
Итого:…………………………………………..44102 и 52752 души мужского пола.
Наделы земли на один двор в Фатежском уезде по каждой категории крестьян  в среднем определены следующим образом: у четвертных – 12,1 дес., у душево-четвертных – 12 дес., у душевых – 12 дес., у собственников – 6, 1 дес., у дарственников – 1,8 дес., у водворенных на собственные земли – 7, 6 дес. [25].
Подобные таблицы есть и в «Сборниках статистических сведений по Курской губернии» л Белгородском, Старооскольскому, Короченскому, Путивльскому Рыльскому, Тимскому. Льговскому и другим уездам. Но оставим их в покое, а внимание обратим на Дмитриевский уезд, в котором, как отмечалось ранее находятся деревни Высшее и Нижние Жигаевы, село Жигаево – Покровское тож, Козьмодемьянское (Косьмодемьянское). И здесь аналогичная таблица данных о группах населения на 1883 год выглядит  следующим образом: 
Государственные четвертные……………..  1138 и   8234;
Государственные душево-четвертные……. 109 и      813;
Государственные душевые…………………2575 и .17077;
Собственники………………………………...10210 и 65406;
Дарственники………………………………… 1676 и   2046;
Водворенцы……………………………………..328 и   2358;
Полные собственники…………………………278 и   1932.
Безземельные крестьяне в таблице не показаны, зато есть новая категория – «полные собственники». А в качестве итога сказано, что по переписи 1883 года в Дмитриевском уезде 15026 крестьянских дворов с населением 50024 человек мужского пола, из которых 26227 человек в трудоспособном возрасте, и 48135 человек женского пола, из которых в трудоспособном возрасте 25467 человек. И что на один двор государственных четвертных крестьян приходится 7 душ обоего пола [26].
Сравнивая представленные таблицы, не трудно заметить, что в Дмитриевском уезде, в отличие от Щигровского и Фатежского уездов, на первом месте по численности стоят «собственники», доминируя над всеми другими группами крестьян, в том числе и над «государственными четвертными», куда, как правило, входили однодворцы.
Теперь перейдем к Жигаеву, которое входило в Ваблинскую волость и в котором жили предки авторов этого исследования – однодворцы. А оно по-прежнему не едино и состоит из разных частей, приютившихся по берегам речки Жигаевки. Да и эти части имеют свои подчасти из хуторков и разных Колодезей. Впрочем, обо всем по порядку.
В Верхней Жигаеве (Трубецкой тож) государственных крестьян, бывших крепостных помещика Беседина, дворов 3, в них людей мужского пола 12, в том числе работников 5; женского пола – 5, из которых в трудоспособном возрасте 3; всего жителей 17, а работников 8 человек.  Здесь же у государственных четвертных крестьян [надо полагать, бывших однодворцев. – Н.П.] – дворов 47, в них жителей мужского пола 180 (88 трудоспособного возраста) и 185 женского пола (74 трудоспособного возраста; всего – 365 человек. (В дальнейшем при обозначении трудоспособного населения воспользуемся скобками без словесного пояснения в них.)
В сельце Верхнее Жигаево (Трубецкая тож) у государственных крестьян, прежних крепостных помещицы Кругликовой, дворов 51, в них 205 (96) человек мужского пола и 207 (88) человек женского пола, всего – 412 человек.
В Нижней Жигаеве, куда вписаны хутора Кошелевка, Киначий Колодезь, Бутеж и Красота, государственных крестьян, водворенных на собственные земли 2 двора, в них 4 (2) мужского пола и 4 (2) женского; всего – 8 человек. Четвертных – 89 дворов, в которых 336 (156) мужского пола и 323 (150) женского пола, всего – 659 человек.
В селе Жигаеве (Покровское тож), состоящим из таких частей, как Белый Колодезь, Логачевка, где помещиками были Иванова, Лазаревич, Шишкина и Иваненко, в 1883 году имелось 10 дворов государственных крестьян, в них мужчин 40 (16), женщин 27 (15), всего – 67 человек. Затем 13 дворов бывших крепостных крестьян Ивановой и Лазаревич, в которых проживали 39 (23) человек мужского пола и 39 (22) женского пола, всего – 78 человек. У бывших крепостных крестьян Шишкиной и Иваненко, а ныне вольных сельских обывателей насчитано 6 дворов, в которых значилось 24 (12) человека мужского пола и 23 (15) женского, всего – 47 человек.
В селе Козьмодемьяновском (по левому берегу речки Жигаевки) крестьянских дворов четвертных крестьян – 54, в них жителей мужского пола 212 (95) и 192 (95) женского пола, всего – 404 человека [27].
Путем подсчета можно установить, что всего в Жигаеве в 1883 году находилось 365 дворов и числилось 2057 человек. На двор приходилось 5-6 человек. И наблюдается небольшое преобладание мужского пола над женским. Если эти данные сравнить с данными 1862 года, то обнаружим, что произошел кардинальный рост дворов: с 179 до 365 – на 186, или более чем в 2 раза. А население выросло с 1816 до 2057 человек – 240 человек.
Относительно земельных наделов цифровые данные совершенно разные. Так, в Верхней Жигаеве у бывших бесединских крестьян всего 29 десятин пахотной земли. У государственных четвертных – 388 десятин, в том числе367 – пахотной, 11– сенокосной и 10 – выгонной, то есть для пастбищ домашнего скота. В Нижней Жигаеве у бывших крепостных крестьян – 7 десятин; у государственных четвертных, то есть бывших однодворцев – всего 891 десятина, в том числе 742 десятины усадебной и пахотной земли, 77 дес. – под сенокосом, 72 дес. – выгонные, В Жигаеве (Покровском) на хуторах – всего 395 пахотной земли. В Козьмодемьянском – всего 1144 десятины, в том числе 983 дес. пахотной, 100 дес. сенокосной, 36 дес. выгонной и 25 дес. лесной. А по животноводству или, как написано в таблице, скотоводству, по Жигаевскому конгломерату дело обстояло следующим образом: 46 дворов имели 1 лошадь, 70 семейств имели 2 лошади, 42 двора имели в хозяйстве 3 лошади. В 8 домохозяйств не имели ни лошади, ни коровы. Промыслами занимались 28 жигаевцев. Отходничеством промышляли 9 человек. Другими делами, кроме земледелия, занимались 28 человек  [28].
Все сказанное выше, как нельзя лучше согласуется с выводами исследователей о том, что «распространение душевого владения на четвертные земли не прекратилось, однако, окончательно; живое стремление к тому в среде малоземельных домохозяев констатируется земской переписью крестьянского хозяйства (в 80-х гг.) в Курской и Рязанской губерниях». Как видим на примере жигаевцев первой половины 80-х годов XIX века, не всеми угодьями крестьяне пользуются однообразно и одинаково. По усадебным и пахотным землям, по сенокосным угодьям видна заметная разница. Даже выгоны, которые  обыкновенно находится в общинном пользовании, в данном случае у разных категорий населения Жигаева имеют свое разделение. Возможно, на этом сказывается протяженность селения на 10 верст вдоль берегов речки. Пасти скотину на один выгон не погонишь даже при единообразном населении, а тут слоеный пирог. То же самое относится к лугам и лесу [29].
Интересные данные представлены в таблице и в отношении селений Ваблинской волости, из которых следует, что деревни Вабля, Яковлево, Лукьянчиково, Берлово, Важово, Орлянка, Рышково были  полностью населены государственными четвертными крестьянами. При этом по Х ревизии (1858 год) в них, соответственно, проживало мужских душ – 12, 218, 108, 64, 102, 94 и 190, а в 1883 году, соответственно, 16, 296, 125, 116, 98,147, 287. мужских душ. В каждой деревне, за исключением Важова, наблюдается прирост населения, а из Яковлева даже выбыло 3 семьи в количестве 11 человек. Что же касается грамотности, то в Жигаеве (объединенном) в 1883 году число семей с грамотным членом семьи было 119, число семей, в которых кто-либо постигал грамоту (учился в школе, значилось 182.  При этом грамотных мальчишек было 119, а обучалось в 1883 году – 31 человек. О грамотных девочках сведений нет. В Вабле грамотных семей показано 3, а в которых имелись ученики – 2 семьи. В Яковлево грамотных мальчишек было 13, один учился, грамотных семей – 64. В Лукьянчикове грамотных мальчишек – 10, учеников – 1, грамотных семей– 29. В Берлово грамотных мальчиков – 6, учеников – 18 мальчишек, грамотных семей – 20, семей, в которых есть ученики – 13  В Важово грамотных мальчишек – 3, грамотных семей 28. В Орлянке грамотных мальчишек – 13, учеников в 1883 году – 7, грамотных семей – 29, семей, в которых есть учащиеся – 31. В Рышково грамотных мальчиков – 37, учеников 1883 года – 17 мальчишек, грамотных семей – 53, семей, в которых есть учащиеся – 59. Таковы выборочные данные по селениям Ваблинской волости [30].
Если возвратиться к прямым предкам авторов данной работы, то выяснятся, что им являлся Григорий Яковлевич Пахомов (1856-1921). 25 декабря 1876 года он, как сказано в одном из документов того периода, женился «на поселянке из села Радубежа Ольге Ивановне Кривошеевой, девице 17 лет православного исповедании». (ГАКО, ф. 217, оп. 3, дело № 27, л.д. 307, 308). Поручителями со стороны жениха были Василий Федорович Сопов и Никита Игнатович Рыжков, со стороны невесты – Николай Никитич Рыжков и Георгий Косьмич Пахомов. (Надо полагать, что Никита Игнатович и Николай Никитич Рыжковы были потомками одной из ветвей служивых людей Рыжковых, упоминаемых в Курской десятне за 1636 год. Представителями этого рода были основаны селения Рыжково (Рышково) как в Курском уезде, так и в других, в том числе и Дмитриевском, недалеко от села Жигаево.) [31].
26 декабря 1880 году у Григория Яковлевича и Ольги Ивановны родилась дочь Татьяна, 29 августа 1882 года – сын Александр, в 1884 году – сын Иван, затем сын Егор, в 1890 году – сын Григорий, через пару лет после него – дочь Евдокия, а 8 ноября 1899 года – сын Дмитрий.
Григорий Яковлевич был грамотным человеком и следил за тем, чтобы и дети его получили образование. Кроме обычных сельских крестьянских дел на поле, в огороде, в саду и хлеву, занимался сапожничеством на дому и обучал этому ремеслу всех сыновей. По документам о четвертных подворных владельцах по Дмитриевскому уезду за 1882 год (ГАКО, ф. 134 (Курская казенная палата), оп. 1, дело № 6133, л.д. 53) Григорий Яковлевич Пахомов владел без малого 9 гектарами земли и платил «оброчной подати» в сумме 906 рублей 42 копеек [32].
Вот такие интересные данные, причем весьма конкретные можно найти о жигаевцах конца XIX века.
Согласно статистическим данным, опубликованным курским чиновником, журналистом и краеведом того времени Титом Иоильевичем Вержбицким (1845-1899) в «Памятной книжке Курской губернии», а также в «Календаре и памятной книжке Курской губернии за 1890 год», в объединенном Жигаеве проживало 2562 человека. Мужчин – 1231, женщин – 1331. Годовой прирост составил 25 человек. Следовательно, у жигаевцев имелись все основания для такого бурного демографического развития села: и социально-бытовые, и экономические, и духовные, и культурные, и образовательные [33].
Не трудно заметить, что рост населения объединенного Жигаева значительный, с 2057 человек в 1883 году до 2562 человек в 1890 году – на 505 человек. О чем остается сожалеть, так это о том, что Вержбицким не указано количество дворов, имевшихся в селе Жигаево в данный период времени. Впрочем, из других источников следует, что крестьянских дворов тогда было около 300 или чуть более того.
О том, что происходило в Курской губернии в 80-е XIX века, довольно подробно сказано в статье «Четвертные крестьяне», к которой мы не раз обращались выше, и в «Сборнике статистических сведений по Курской губернии», изданном в Москве в 1883 году по заказу Курского губернского земства. По данным этих источников следует, что «наибольшее число однодворцев, сохранивших четвертное землевладение, находилось в Курской губернии: земская перепись начала 1880-х годов насчитала их 91600 дворов и 612 тыс. душ обоего пола. Экономическое их положение рисуется следующими данными. Надельную землю в количестве 1063 тыс. десятин удобной имеют 88430 домохозяев, или 96%; в среднем это составляет на двор 12 десятин, на работника мужского пола 7 десятин, на душу обоего пола 1,7 десятины. 8080 дворов имели, кроме того, 70 тыс. купчей земли. 22650 домохозяев (25%) арендуют 95 тыс. десятин вненадельной земли; 21 тыс. домохозяев арендуют 75 тыс. десятин земли надельной. Из числа надельных домохозяев 71350 (81%) обрабатывают землю собственным инвентарем, 10680 (12%) – наймом; 6400 дворов (7%) не обрабатывают свою землю, а сдают ее в аренду. 1 /5 часть домохозяев не имеют лошадей; 11738 (13%) не имеют ни лошадей, ни коров; остальным принадлежат 159 тыс. рабочих лошадей, в среднем 2,2 лошади на домохозяина; по 1 и по 2 лошади держат 34% домохозяев, по 3 лошади – 20% хозяев, а 12% имеют больше 3 рабочих лошадей. В селениях четвертных крестьян насчитывалось 111 тыс. коров, 130 тыс. молодняка, 625 тыс. голов мелкого скота. Четвертные крестьяне платили ежегодно 1014 тыс. руб. оброчной подати, 804 тыс. руб. государственного налога, 470 тыс. руб. земских и 464 тыс. руб. мирских сборов, всего 2752 тыс. руб., что составляло в среднем 31 руб. на двор, 2,6 руб. на десятину надельной и 2,4 руб. на десятину всей земли. Большая половина домохозяев, а именно 50 тыс., занимались, кроме земледелия на собственной или арендованной земле, промыслами: 32 тыс. мужчин – на местах, 38 тыс. – в отходе» [34].
При этом отмечается, что четвертные земли во всех уездах Курской губернии распределены между домохозяевами очень неравномерно. Наглядно это показано на примере составных частей Жигаева Ваблинской волости Дмитриевского уезда.
Стоит заметить, что 1861 год отметился не только крестьянской реформой и отменой крепостного права, но и началом массовой миграции сельского населения из центральных регионов России в периферийные, в том числе в Сибирь и Дальний Восток. При этом малонаселенные регионы Западной и Восточной Сибири, Алтая, Дальнего Востока для их наполнения не только военными подразделения и казаками, что практиковалось уже с XVII века, а и другими жителями, особенно крестьянами, как главной производящей силой, требовали принятия законодательных актов, регулирующих эти непростые вопросы. И такие акты начали появляться. Так, по данным автора статьи «Царская Россия на Дальнем Востоке» Е.В. Лелетина, уже в 1858 году Сибирский комитет, отвечавший за деятельность края, обратился к центральному правительству с проектом временных правил для переселения крестьян в Приамурье. Правда, с этим проектом ничего не вышло. Но после 1861 года переселение в Амурский округ Томской губернии все же началось, и в нем выделилось три периода: 1861–1880; 1881–1890; 1891–1901 годы. И хотя время нахождения в пути первых переселенцев из центральных губерний России – Воронежской, Курской, Тамбовской, Орловской, а также Архангельской, Астраханской, Пензенской, Полтавской, Самарской, Харьковской и прочих – составляло 2-3 года, только в период с 1891 по 1901 год в Амурский округ прибыло 15363 человека. По-видимому, большую роль в этом вопросе сыграла и финансовая помощь от государства – 600 рублей подъемных переселенческих денег каждому семейству [35].
Автор работы «Амурские сезоны» И.И. Щукин, ведя речь о появлении первых законодательных актов, регламентирующих переселение жителей Европейской России в Амурский округ, называет такой документ, как «Правила для переселения русских и иностранцев в Амурской и Приморской областях Восточной Сибири», изданный 26 марта 1861 года. Согласно этим «Правилам», в Амурском округе каждой переселенческой группе, состоящей не менее чем из 15 семейств, выделялся отдельный земельный участок с расчета 100 десятин на каждое семейство в 20-летнее бесплатное пользование. Оговаривались и другие возможности приобретения земли, но уже на платной основе [36].
А авторский коллектив крупной работы «Переселение крестьян Тамбовской губернии в Алтайский округ во второй половине XIX – начале XX вв.» обращают внимание не только на законодательную базу, направленную на активизацию переселенческих процессов, но и на поведение властей губернии, не спешивших с оформлением нужных документов добровольцам-переселенцам. И на роль сельских общин и сходов, дающих разрешении на выбытие своих земляков из общины. «Наиболее ценными документами, составлявшимися по требованиям земских начальников волостными правлениями, являлись сведения о семейном и экономическом положении крестьян, ходатайствующих о переселении, – констатируют они, опираясь на архивные документы того времени. – В специальной форме имелись графы о возрасте переселенцев, числе душ мужского и женского пола, числе десятин в хозяйстве и качестве земли, состоянии выкупной операции у бывших помещичьих крестьян, имуществе и его стоимости, наличии долгов, местных заработках, цене арендуемой земли, решении о возможности переселения». [37].
 Среди законодательных актов, осуществляющих регулирование миграционных процессов в Алтайский округ, историки называют законодательный акт от 30 июля 1865 г., «Закон об освоении земель, прилегающих к сибирской железной дороге» от 15 апреля 1896 г. и Закон от 29 июня 1899 г., а также Положение «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли и о причислении лиц означенных сословий, переселившихся в прежнее время» от 13 июля 1889 г. и «Особые правила» о заселении Алтайского округа от 9 марта 1897 г., содержащиеся в  трех томах «Полного собрания законов Российской империи» и сборника «Правил переселений на Алтай» [38].
Интересные данные о переселенцах из Курской губернии представлены в таком редком издании, как 1-й выпуск Курского сборника, вышедшем в 1901 году. В разделе «Сведения о переселенческом движении в Курской губернии за 1897 год» приводится таблица, из которой следует, что из губернии ушло 9743 человека (5274 мужчин и 4469 женщин). Из них в Черноморскую губернию переселились 5 человек, в Енисейскую – 901, Елисаветопольскую – 920, Самарскую – 28, Семипалатинскую – 36, Тобольскую – 126, Томскую – 8103, Уфимскую – 111, Южно-Уссурийскую – 12, Оренбургскую – 135, Акмолинскую – 66. Всем переселенцам на дорогу и первичное обустройство государством было выделено 440809 рублей. В примечании сказано, что количество переселенцев по сравнению с прошедшим годом увеличилось на 4,3 %, а денежная поддержка – на 23, 56 %. В этом же году в родные месте возвратились 297 человек (147 мужчин и 150 женщин) [39].
Больше всего мигрантов-переселенцев покинуло Тимский уезд – 1165 человек (соответственно 682 муж. и 463 жен.), следом идут Путивльский – 1113 (585 и 528), Старооскольский – 1046 (543 и 503), Новооскольский – 1042 (547 и 495), Курский – 1005 (532 и 473) уезды. Меньше переселенцев ушло из Дмитриевского – 80 и Белгородского – 232, Корочанского – 344, Фатежского – 348 и Рыльского – 384 уездов. А вернулось больше всего в Белгородский уезд – 120 человек (51 мужчина и 69 женщин) [40].
Необходимо отметить, что миграционный путь из Центральной России на ее окраины, несмотря на подробное изложение в законе всей линейки действий, на практике был тяжел. Писатель Е.С. Карпук, описывая «путешествие» своих предков-мигрантов из Курска к Минусинску в 1898 году, с горечью отмечал, что во время этого пути в группе суджанских переселенцев умерли как новорожденный ребенок, так и 55-летняя женщина [41].
Выше упоминалось о возвращении переселенцев в родные края. Причины для этого, естественно, были самые разные. Кого-то мучила ностальгия по оставленным местам и могилам предков, кого-то не устраивали новые земли и природные условия. А еще многие исследователи отмечали такой факт: переселенцы, прибывшие на новые места лет на пятнадцать ранее их последователей, считали себя уже старожилами и норовили вновь прибывших ущемить в их правах, заставляя брать в аренду уже разработанные земли, а не становиться хозяевами собственных угодий. Вновь возникало социальное неравенство, из-за которого приходилось бежать в центр России, как правило, туда, оттуда недавно ушли в поисках лучшей доли.
Рассматривая миграционные процессы, связанные с переселением больших людских масс из Центральной России в Сибирь и Дальний Восток, нельзя не упомянуть о роли Транссибирской железной дороги, значительно сократившей время нахождения переселенцев в пути. А еще по ней было перевезено сотни тысяч людей и миллионы пудов всевозможных грузов. Кроме того, Транссиб стал своеобразной «засечной чертой» конца XIX века, вдоль которой началось активное строительство городов, станций, сел и прочих населенных пунктов, как раньше это происходило при Белгородской засечной линии на южных окраинах Русского государства. Словно огромный тысячеверстный магнит, Транссиб притягивал к себе людские потоки, людские силы и рабочие руки. Причем здесь не просто селились люди разных социальных слоев, здесь начиналось развитие промышленности, сельского хозяйства, образования, культуры, медицинского обслуживания, духовности и много другого, чего раньше не имелось.
Как известно, в январе 1897 года состоялась Первая Всероссийская перепись населения. Согласно данным этой переписи,97 % населения составляли сельские жители крестьяне, 1,5 % – мещане, 0,5 % - духовенство и около 0,3 % – дворяне. Остальные 0,7 % - разночинцы и рабочие. 28 января она прошла и в Курской губернии. По итогам переписи в Курской губернии была составлена тетрадь результатов переписи под номером XX, опубликованная в 1904 году с предисловием директора Центрального статистического комитета России Н.А. Тройницкого. Наряду с другими интересными фактами в переписи отмечалось, что в губернии 15 уездов, 18 городов, из которых три были заштатные – Мирополье Суджанского уезда, Хотмыжск Грайворонского уезда и Богатый Обоянского уезда. Площадь губернии на момент переписи составляла 40 821,1 кв. верст, жителей обоего пола городского и сельского населения – 2371012 человек. При этом подавляющее большинство населения проживало в сельской местности, а в городах проживало только 221527 человек, или 9,34 % всего населения губернии. Кстати, в Дмитриевском уезде проживало 128287 человек (62878 мужчин и 65409 женщин, в Льговском  уезде – 131885 человек (65328 мужчин и 66557 женщин) [42].
Из переписи следовало, что большинство жителей Курской губернии, около 94 %, – коренное население, что подавляющее большинство населения (99,59 %) – представители «русской народности», (в том числе великорусов 77,29%, малорусов (украинцев) – 22,26 %, белорусов – 0,04 %). При этом, по данным Н.Д. Борщик, пять северных уездов губернии, смежных с Орловской губернией, – Дмитриевский, Фатежский, Щигровский, Курский и Тимский – почти на 100 % состояли из русского населения. В семи южных уездах – Путивльском, Рыльском, Суджанском, Грайворонском, Белгородском, Корочанском, Новооскольском, – смежных с Харьковской губернией, доля украинского населения составляла от 21,2 до 58,9%. Три центральных уезда – Льговский, Обоянский, Старооскольский – составляли переходную полосу между северными и южными уездами. Украинское население здесь составляло от 4,5 до 11,0%. Причина такому этническому разбросу – в способах первоначального заселения. Северные и центральные уезды в XVI–XVII веках заселялись служилыми людьми из Центральной России, а южные – беглецами из Речи Посполитой в XVI веке и малороссийскими казаками в XVII веке [43].
Завершим же эту главу тем, что процитируем строки интернет-статьи профессора А.А. Клёсова о его предках-однодворцах в конце XIX века: «Мои прямые предки после серии засух снялись всем большим семейством и в 1898 году уехали в Сибирь, в Томскую губернию, а потом в Черепаново Новосибирской области. Там они опять отстроились, и зажили крепким хозяйством» [44].
Таким образом, на примере двух конкретных родов курских однодворцев, вышедших из служилых людей «по отечеству» и «по прибору», показан эволюционный путь всего однодворчества Дмитриевского уезда, Курского края в целом и Центрального Черноземья на протяжении трех веков. Не был гладким и ровным этот путь, не по накатанной колее шел он, не по проторенной дроге. Хватало на нем и глубоких социальных рытвин и ухабин, болотистого, затхлого непонимания властей. А с другой стороны, у каких сословий Российского государства он был прост? Недаром же гениальному поэту XIX века Николаю Алексеевичу Некрасову (1821–1877) пришло на ум написать замечательную по содержанию, по социальному и эмоциональному наполнению поэму «Кому на Руси жить хорошо». Важно то, что каждое сословие на определенном историческом пути внесла свою лепту в развитие страны, в укрепление ее силы и мощи, в ее суверенитет. И в этой части однодворцы в полной мере исполнили свою историческую миссию.


ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 243-269; Горбацевич Р.А. Из Прошлого Курского края // Курская область. Экономико-географический очерк. – Воронеж: ЦЧКИ, 1966. – С. 204-206; Запорожская О.П. Курская губерния во второй половине XIX века // История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С.38-50; Она же. XIX век – пореформенный скачек // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 84-97; Она же. Пореформенный скачек // История и современность Курского края. – Курск, 1998. – С. 182-202; Райский Ю.Л., Якимова Л.В. Курский край в период империализма // История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 51-59; Лагутич М.С. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – С. 99-102; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества  и Курского края. В 5 книгах. Кн.третья. – Курск, 2015. – С. 211-213; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 266-274, 373-374; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 52-53;
2. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 243-269; Горбацевич Р.А. Из Прошлого Курского края // Курская область. Экономико-географический очерк. – Воронеж: ЦЧКИ, 1966. – С. 204-206; Запорожская О.П. Курская губерния во второй половине XIX века // История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С.38-50; Она же. XIX век – пореформенный скачек // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 84-97; Она же. Пореформенный скачек // История и современность Курского края. – Курск, 1998. – С. 182-202; Райский Ю.Л., Якимова Л.В. Курский край в период империализма // История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 51-59; Лагутич М.С. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – С. 99-102; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Социальные изменения в Центрально-Черноземном регионе и Курской губернии второй половины XIX – первой четверти ХХ века. – Курск, 2012. – С. 30-31; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества  и Курского края. В 5 книгах. Кн.третья. – Курск, 2015. – С. 211-213; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 266-274, 373-374; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 52-53; История государства и права России. Учебник / Под редакцией Ю.П. Титова. – М., 2003. – С. 192-199.
3. Титов Ю.П. Хрестоматия по истории государства и права. – М., 2007. – С. 221-237; История государства и права России. М., 2003. – С. 192-199. Из манифеста 19 февраля 1861 года «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей / Документы крестьянской реформы // Российское законодательство X–XX вв. – М., Т. 7. С. 27-39. /// Хрестоматия по истории России. – М., 2008. – С. 292-294;  Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости / Документы крестьянской реформы // Российское законодательство X–XX вв. – М., Т. 7. С. 35-48.
4. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 374-375.
5. Труды Курского губернского статистического комитета. Выпуск № 1. – Курск, 1863; Медведская Л.А. Курск сословный / Курск в первой половине XIX века // Курск. Очерки истории города. – Курск, 1957. – С. 93; Пахомова А.Н.Социально-политические преобразования на рубеже веков: причины и последствия. Монография. В 2-х частях. Ч. 2. Курск, 2006. – С. 215; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск, 2012. – С. 153; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 3. – Курск, 2015. –  С. 213; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 374-375.
6. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 377.
7. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 3. – Курск, 2015. –  С. 213; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 377; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 42-43, 54-58; История государства и права России. Учебник / В.М. Клеандрова, Р.С. Мулукаев и др.: Под редакцией Ю.П. Титова. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2003. – С. 195.
8. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 42-43, 54-58; История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 788-789.
9. История государства и права России. Учебник / В.М. Клеандрова, Р.С. Мулукаев и др.: Под редакцией Ю.П. Титова. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2003. – С. 195; История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 788-789.
10. Марков Е.Л. Черноземные поля. Роман. – СПб, 1877.
11. Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 377; История государства и права России. Учебник / В.М. Клеандрова, Р.С. Мулукаев и др.: Под редакцией Ю.П. Титова. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2003. – С. 201-205; История России. С древнейших времен до начала XXI века / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова. М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 788-789.
12. Курск – 980 лет. – Курск, 2012. – С. 26-27; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 377-378.
13. Курск – 980 лет. – Курск, 2012. – С. 26-27; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. вторая. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 377-378.
14. Список населенных мест Курской губернии по данным 1862 года – Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел. – С-Петербург, 1868.. – 168 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 56-57.
15. Список населенных мест Курской губернии по данным 1862 года – Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел. – С-Петербург, 1868.. – 168 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 56-57; ; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 3. – Курск, 2015. –  С. 213-222.
16. Список населенных мест Курской губернии по данным 1862 года – Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел. – С-Петербург, 1868.. – 168 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 56-57; ; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 3. – Курск, 2015. –  С. 213-222.
17. Список населенных мест Курской губернии по данным 1862 года – Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел. – С-Петербург, 1868.. – 168 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 56-57; ; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 3. – Курск, 2015. –  С. 213-222.
18/ Список населенных мест Курской губернии по данным 1862 года – Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел. – С-Петербург, 1868.. – 168 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 56-57.
19. Сухорев А.Г. Однодворцы / Дорога жизни // Интернет; Благовещенский Н.А. Своеобразный институт у однодворцев // Вестник Европы, 1900. Т. V. Кн. 10. – С. 675-692; Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет; Соловьев Я.А. Об однодворцах // Отечественные записки, 1859, № 69. – С. 81-100.
20. . Сухорев А.Г. Однодворцы / Дорога жизни // Интернет; Благовещенский Н.А. Своеобразный институт у однодворцев // Вестник Европы, 1900. Т. V. Кн. 10. – С. 675-692; Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет.
21. . Сухорев А.Г. Однодворцы / Дорога жизни // Интернет; Туркул Ю. Однодворцы в Российской империи // Проза.ру. Интернет.
22. Беловинский Л.В. Однодворцы // Иллюстрированный энциклопедический историко-бытовой словарь русского народа. XVIII – начало XX века. – М.: Эксмо, 2007. – С. 434; Боткин В. П. и Тургенев И. С. . Неизданная переписка. 1851–1869 – Academia. М.-Л.,1930; Попов М.А. Публичный образ русского однодворца в Российской империи на примере художественной литературы. Интернет-статья; Однодворцы // Интернет: Рувики.
23. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 46;
24. Сборник статистических сведений по Курской области. Выпуск VIII. Издание Курского губернского земства, 1885. – Ч. 1. С.III.
25. Сборник статистических сведений по Курской области. Выпуск V. Издание Курского губернского земства, 1884. – Ч. 1. С.III-VII.
26. Сборник статистических сведений по Курской области. Выпуск III. Издание Курского губернского земства, 1884. – Ч. 1. С.III-VII.
27. Сборник статистических сведений по Курской области. Выпуск III. Издание Курского губернского земства, 1884. – Ч. 2. С.152-160.
28. Там же.
29. Четвертные крестьяне. Интернет-статья; Сборник статистических сведений по Курской области. Выпуск III. Издание Курского губернского земства, 1884. – Ч. 2. С.152-160.
30. Сборник статистических сведений по Курской области. Выпуск III. Издание Курского губернского земства, 1884. – Ч. 2. С.158-159
31. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 553-554; ГАКО, ф. 217, оп. 3, дело № 27, л.д. 307, 308; Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 65-67.
32. ГАКО, ф. 134 (Курская казенная палата), оп. 1, дело № 6133, л.д. 53; Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 65-67.
33. Вержбицкий Т.И. Памятной книжке Курской губернии на 1892 год. – Курск, 1892; Календарь и памятная книжка Курской губернии за 1890 год, – Курск, 1890; .; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 67.
34. Четвертные крестьяне. Интернет-статья; Сборник статистических сведений по Курской области. Отдел хозяйственной статистики. Выпуск I. Издание Курского губернского земства, М., 1883.
35. Лелетин Е.В. Царская Россия на Дальнем Востоке. Интернет-статья на Проза.ru.
36. Щукин И.И. Амурские сезоны. Очерк истории Тамбовского района Амурской области. Образование Гиличенской волости. Интернет-статья.
37. Государственный архив Тамбовской области (далее ГАТО). Ф. 26. Оп. 4. Д. 727; Д. 1232; Д. 1619; Ф.41. Оп. 2. Д. 10; Оп. 3. Д. 9; Оп. 3; Владимиров В.Н., Канищев В.В., Лазарева О.В., Силина И.Г., Токарев Н.В. Переселение крестьян Тамбовской губернии в Алтайский во 2-й половине XIX – начале XX вв.  // Интернет-статья.
38. ПСЗ. Собр. 2. Т. XLI. Ст. 42353;  Там же. Собр. 2. Т. XLI. Ст. 42353; Собр. 3. Т. IX. Ст. 6198; Собр. 3. Т. XVI. Ст. 5643; Там же. Собр. 3. Т. XVI. Ст. 12777; Владимиров В.Н., Канищев В.В., Лазарева О.В., Силина И.Г., Токарев Н.В. Переселение крестьян Тамбовской губернии в Алтайский во 2-й половине XIX – начале XX вв.  // Интернет-статья.
39. Курский сборник. Вып. 1. – Курск, 1901. – С. 79.
40. Там же.
41. Карпук Е.С.. Сибирская сага. – Курск, 2012. – С. 30,31, 38,39.
42. Борщик Н.Д. Население Курской губернии по материалам Всероссийской переписи 1897 г. // Интернет-статья; Пахомов Н.Д,, Пахомова А.Н.  Некоторые сведения о земельных наделах в Дмитриевском и Льговском уездах // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. третья. – Курск, 2015. – С. 225-236; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 74-75.
43. Борщик Н.Д. Население Курской губернии по материалам Всероссийской переписи 1897 г. // Интернет-статья; Первая всеобщая перепись Российской империи 1897 г. – ХХ. Курская губерния / под редакцией Н.А. Тройницкого. – СПб, 1904; Пахомова А.Н. Социально-политические преобразования на рубеже веков: причины и последствия (на материалах ЦЧР). В 2 ч. – Курск, 2006. – С. 40; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Социальные изменения в Центрально-Черноземном регионе и Курской  губернии  второй половины XIX – первой четверти XX века. – Курск, 2012. – С. 27; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Первая Всероссийская перепись населения. Данные по Курску, Дмитриеву, Льгову и уездам // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. третья. – Курск, 2015. – С. 223-225; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 71-80.
44. Клёсов  А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья.



Заключение,
или Потомки курских однодворцев в ХХ веке

Как известно, ХХ век для России был «богат» на войны и революционные события. И, естественно, потомки курских однодворцев, или «князей в лаптях», как шутливо называли себя сами однодворцы, в этих событиях принимали активное участие. Во всех частях, составляющих единое Жигаево, в 1901 году, по данным краеведов, проживало 2670 человек, в том числе 1315 человек мужского пола и 1355 женского. По отношению к 1883 году прирост значительный – более 600 человек, а по отношению к 1890 году – поскромнее, всего 108 человек [1].
Оставляя события русско-японской войны 1904-1905 годов за скобками, перейдем к революционным вихрям 1905 – 1907 годов на территории Дмитриевского и Льговского уездов Курской губернии, где проживало немало потомков бывших однодворцев. Уже в конце января 1905 года, согласно исследованиям курского писателя и краеведа М.С. Лагутича, на станции Льгов железнодорожники получили листовки с обращением к ним и их коллегам по всей линии Московской железной дороги с требованиями к администрации дороги. Тихий провинциальный Льгов заволновался [2].
Начались волнения и в Дмитриевском уезде. Так, 6 февраля 1905 года крестьяне села Сального и деревни Холзовки Дмитриевского уезда получили листовки с призывом к восстанию и к расправе над помещиками. И в тот же день приступили к порубке леса, принадлежащего землевладельцу Попову. И вырубили 415 деревьев. 9 февраля примеру жителей Сального и Холзовки последовали крестьяне села Верхние Деревеньки Льговского уезда, вырубив в лесу, принадлежащему князю Барятинскому, около 300 дубовых и осиновых деревьев. Когда же туда прибыл становой пристав Искрицкий, то он был встречен откровенно враждебно. Крестьяне не позволяли проводить обыски в своих дворах. 14 февраля крестьяне села Сального разгромили хутор купца Черничина, 19 февраля – Дубовицкую экономию барона Мейендорфа. 22 февраля в Дмитриевский уезд были введены войска, и за беспорядки было арестовано 409 человек [3].
26 февраля крестьяне села Пены Льговского уезда, учинив сельский сход, потребовали от графини Клейнмихель продать им по низкой цене луг, а крестьяне сел Клишино, Малых и Больших Угонов стали «демонстративно» вырубать леса князя Барятинского. Местный урядник со стражниками и объездчиками попытался навести порядок, но крестьяне схватились за дубины и прогнали блюстителей порядка. При этом одному из стражников были причинены телесные повреждения. Для наведения порядка в Пены и Большие Угоны, а также и в Льгов были направлены воинские подразделения. 9 августа 1905 года крестьяне села Ширково Леонтий Петров, Устинов, Михаил Дмитриев и некоторые другие, прибыв в город Льгов и сговорившись с местными недовольными из числа рабочих, остановили работы на двух стройках [4].
С началом полевых работ крестьянские волнения в Льговском и Дмитриевском уездах пошли на спад. Но власти с тревогой ожидали приближение осени. И недаром. Домой стали возвращаться отходники и солдаты, поучаствовавшие в военных действиях с Японией. Они, будоража умы, делились впечатлениями об увиденном ими в других местах Российской империи, читали привезенные революционные прокламации. Все чаще и чаще речи заходили о погромах помещичьих имений. И с наступлением осени крестьянские волнения в Льговском уезде вспыхнули с новой силой. Как сообщает М.С. Лагутич, 11 ноября в деревне Лукашевка крестьянами разгромлена экономия помещика Яроша, а 14 ноября – хутор Муравьева. В эти же дни подверглись разграблению усадьбы князя Гагарина и помещика Сабашникова. В других селениях узда начались поджоги помещичьих имений и мельниц, растаскивания запасов муки и зерна, угоны скота, похищение сельскохозяйственного инвентаря [5].
Видя, что местные полицейские и воинские подразделения не справляются с все разрастающимся крестьянским волнением в губернии, 18 ноября правительство прислало в Курск дополнительные войска под началом генерала Ф.В. Дубасова. Но когда Дубасов на совещании у губернатора Николая Николаевича Гордеева (1850-1906) заявил, что «сожжет все бунтующие селения вместе с селянами», то Гордеев обратился к правительству с просьбой о его замене и своей отставке. В начале декабря Дубасов был отозван в столицу, а вместо него прислали генерала Пантелеева, который 7 декабря уже был с войсками в Льгове. Но волнения в уезде продолжались. 10 декабря, по данным М.С. Лагутича, бастовали железнодорожники станций Льгова, Артаково и Лукашевка. Мало того, лукашевцы отправили телеграмму, в которой призывали дать отпор «наглому произволу самодержавия и царских опричников» и встать «на защиту пролетариата». Железнодорожное сообщение, в том числе и на участке Льгов – Дмитриев, было  приостановлено. Из телеграммы правителя канцелярии губернатора министру внутренних дел от 25 декабря 1905 года видно, что «крестьяне с. Каменка Льговского уезда захватили земли владельцев и бьют скот» [6].
Курский губернатор просит прислать кавалерию и арестовать старосту Терентия Чурилова, агитаторов Калистрата Муркина, Федора и Демьяна Соколовых, Родиона и Никиту Соболевых. Но это был уже не губернатор Н.Н. Гордеев, который с 10 декабря находился в отставке, а Виктор Михайлович Борзенко (1862–1932). Большие волнения крестьян происходили в селе Старая Белица, где главными зачинщиками беспорядков слыли крестьяне Иван Скоморохов, Григорий Алексеев, Игнат Михайлов и Ефим Богданов. (Фамилии Алексеев, Михайлов и Богданов явно однодворческие.) Но когда туда 23 декабря 1905 года прибыл отряд казаков и пристав 4-го стана Дмитриевского уезда, чтобы произвести арест «этих смутьянов, то крестьяне 1-го Старобелицкого общества прогнали казаков, разогнали волостных судей, выгнали из волости старшину и писаря, а затем разобрали рожь из хлебозапасного магазина да и магазин этот решили продать» [7].
8 января 1906 года против крестьян сел Банищи и Фитиж Льговского уезда, возглавляемых банищанским старостой Павлом Зудовым и братьями Фрундиными, Яковом да Тимофеем, выступили войска, на вооружении которых была артиллерия и пулеметы. Противиться такой силе крестьяне (их отряд был в количестве 700 человек), разорившие имение помещика Стремоухова (ущерб составил 50000 рублей), не могли, но своих главарей Фрундиных не выдали,  и тем удалось скрыться. 11 июня 1906 года вышло распоряжение директора корпуса жандармов губернатору о принятии мер к подавлению крестьянского движения в Льговском уезде, в котором говорится: «Получены сведения, что весь Льговский уезд объят беспорядками. Толпы буянов врываются в экономии, снимают силою и угрозами рабочих, даже личную прислугу, запрещают давать корм скоту. Бежавшие из Льговской тюрьмы аграрные агитаторы усиливают брожение…». А далее дается поручение губернатору немедленно принять все меры к подавлению «безобразий» с помощью войск. Но и войска, наводнившие уезд, не в силах справиться с крестьянскими выступлениями. Не успеют они подавить волнения в одном селении, как уже «полыхнуло» в другом. Значительные волнения крестьян отмечались в селах Яцено и Захарково, в Ширково и Дремово-Черемошки. При этом в деревне Дремово-Черемошки революционной деятельностью занимался и возглавлял крестьянское движение учитель Овчинников Д.В. А представитель старинного курского дворянского рода Николай Владимирович Ширков (1862-1907), будучи депутатом 1-й Государственной Думы, в 1905 году после роспуска Думы подписал Выборгское воззвание, в котором призывал крестьян до созыва народного представительства всячески противодействовать власти. За это был осужден и исключен из курского дворянства. Обо всем этом довольно подробно и красочно изложено в книге М.С. Лагутича «Провинциальная хроника» и книге «Конышевский район: история и современность», составителем которой является директор Конышевского районного краеведческого музея С.Н. Челенков [8].
В революционных событиях 1905–1907 годов отличился Щигровский уезд, в котором под руководством депутатов Государственной думы Михаила Александровича Меркулова (1875–1937) – уроженца села Стаканово, депутата Государственной думы I созыва (1906), и Ильи Емельяновича Пьяных (1865–1929) – уроженца деревни Васютино, депутат Государственной думы II созыва (1906), а также нескольких представителей интеллигенции и священнослужителей уезда, была установлена Щигровская крестьянская республика. Наиболее яркой фигурой независимой крестьянской республики со своими законами, собственным судом и правоохранительными органами был И.Е. Пьяных, выходец из зажиточных крестьян, член эсеровской организации с 1903 года, деятель Всероссийского крестьянского Союза, которого называли «президентом республики». Политкомиссаром и идейным вдохновителем считался московского сельхозинститута Вадим Леонидович Болычевцев, сын генерала, один из друзей которого, Иван Иванович Голощапов назывался «щитом и мечом» республики. А рупором Щигровской крестьянской республики был М.А. Меркулов, ранее служивший в Курском губернском земстве помощником агронома по Щигровскому уезду, затем член редаколлегии газет «Известия крестьянских депутатов», «Трудовая Росси» и «Голос». Эти руководители Щигровской крестьянской республики дело повели так, что изгнали из уезда все силовые структуры и какое-то время удерживали власть в своих руках. Но итогом стал арест и суд..По нашумевшему делу проходило около 200 человек. 4 июня 1909 года 96 участников процесса предстали перед Киевским военно-окружным судом, заседавшим в Курске. 22 июля 1909 года. Суд осудил 68 обвиняемых, причём 9 человек были приговорены к смертной казни через повешение, в том числе два бывших депутата Государственной думы: М.А. Меркулов и И.Е. Пьяных. Позже смертный приговор в отношении И.Е. Пьяных и М.А. Меркулова был смягчен. Его заменили на пожизненные каторжные работы. Оба каторжанина были освобождены в дни Февральской революции 1917 года [9].
После 1906 года революционное движение в стране пошло на спад. Угасло оно и в Курской губернии. К тому же с началом Первой мировой войны в России был введен закон, запрещающий забастовки и стачки и объявляющий военное положение.
В советское время в СССР (в России) Первая мировая война, в которой участвовали 38 государств с населением более 1,5 миллиарда человек, была более известна как империалистическая. Она длилась 4 года, 3 месяца и 10 дней (с 1.08.1914 по 11.11.1918). Ее итогом стали 10 млн. убитых, 20 млн. раненых (в том числе 3,5 млн. калек) и распад Австро-Венгерской, Германской, Османской и Российской империй. Российская империя, поставившая в начале войны под ружье в действующую армию около 2,5 млн. человек, согласно статистическим данным Главного штаба, только на 1 марта 1917 года  понесла потери – ранеными, убитыми и пропавшими без вести – около 6 млн. солдат и свыше 63 тыс. офицеров. Кроме того, в России, как известно, произошли Февральская и Октябрьская революции. Октябрьская социалистическая революция отменила прежние сословия, в том числе дворянство и купечество, отделила церковь и духовенство от государства, отменила титулы и почетные звания, объявив всех гражданами и товарищами, а вскоре перешла в братоубийственную Гражданскую войну [10].
В советской прессе и исторической литературе Первая мировая война по идеологическим соображениям освещалась мало. И то, как правило, в негативном свете. О героизме русских солдат и офицеров говорилось скупо. Если и назывались имена героев той войны, то, в основном, тех, кто перешел на сторону революции и Советской власти. Например, полный Георгиевский кавалер Семен Михайлович Буденный (1883-1973), герой Гражданской войны, Маршал Советского Союза и трижды Герой Советского Союза. Или легендарный начдив Василий Иванович Чапаев (1887-1919) – также полный Георгиевский кавалер. Остальные были преданы многолетнему забвению. Даже в семьях (по разным причинам) было не принято говорить о дедах и прадедах, участвовавших в войне.
Если вы полистаете учебные пособия по истории Курского края, то данных о мобилизационных мероприятиях того времени, данных о потерях курян в годы Первой мировой войны вряд ли найдете. До последнего времени не имелось таких данных и в работах курских ученых. Оно и понятно: в советское время тема этой войны если не была запретной, то и «спросом» не пользовалась. Тем не менее в Курской губернии и широкая мобилизация проводилась, и куряне, в том числе и жигаевцы, потомки однодворцев, героически сражались на фронтах. И здесь пора вновь обратиться к предкам авторов этого повествования.
Согласно исследованиям Е.С. Карпука, у представителя 8-го колена рода жигаевских Пахомовых – Григорий Яковлевич Пахомов и его упруги Ольг Ивановны – была многодетная семья: пять сыновей и две дочери. Среди сыновей Григория Яковлевича и Ольги Ивановны был Иван Григорьевич Пахомов, 1884 года рождения  – один из малоизвестных героев Первой мировой войны, полный Георгиевский кавалер. Судьба его не только героическая, но и, к сожалению, трагическая [11].
Как сказано выше, Иван Григорьевич родился в 1884 году в селе Жигаево Дмитриевского уезда Курской губернии (ныне – Конышевский район Курской области). После окончания Жигаевской школы (училища), он еще учился в второклассной земской школе села Рышково (Рыжково). (Последнее обстоятельство следует из справки, выданной из УФСБ РФ по Курской области 21.03.2014 г.). В 1907 году Иван Григорьевич (в возрасте 23 лет) из села Жигаево был призван на действительную воинскую службу и направлен в 20-й пехотный Галицкий полк, расквартированный в городе Житомире (Западная Украина). В 1908 году командованием полка, увидевшим в нем воинскую сметливость, усердие и прилежание, он откомандировывается в учебную команду для получения унтер-офицерского звания. После окончания данного учебного заведения младших командиров, Иван Григорьевич оставлен в нем же для дальнейшего прохождения воинской службы в должности старшего унтер-офицера. (Если перевести эту должность на современное воинское звание, то оно соответствует должности старшего сержанта или старшины в роте.) В 1910 году Иван Григорьевич был демобилизован в запас, но уже в следующем году поступил на сверхсрочную воинскую службу. Служил в должности старшего унтер-офицера 15 роты 123 Козловского пехотного полка, расквартированного в городе Харькове. Кстати, того самого полка, солдаты которого в мае 1906 года отказались стрелять в революционных курян. В 1912 году во время очередного отпуска женился в Жигаево на односельчанке Варваре Алексеевне Худяковой (1890–1963), подарившей ему несколько сыновей и дочь [12].
Со вступлением России в Первую мировую войну на стороне стран Антанты, с самых ее первых дней, в рядах 15 роты 123 Козловского полка Иван Григорьевич в должности фельдфебеля (помощника командира роты по хозяйственным вопросам и внутреннему распорядку) отправился на австро-венгерский фронт. Наступали в сторону города Львова, входившего в то время в состав Австро-Венгерской империи [13].
Сейчас трудно сказать, как воевал Иван Григорьевич, но документально зафиксировано, что 10 октября 1914 года он был тяжело ранен и отправлен в военный госпиталь, располагавшийся в местечке Жабакрич недалеко от города Каменец-Подольский (Западная Украина). Пролечившись в госпитале полтора месяца, он по определению военно-медицинской комиссии был  «уволен в отпуск на 6 месяцев». Надо полагать – до практического выздоровления. Полученный отпуск проводил в селе Жигаево, в меру сил и физических возможностей помогая отцу и младшему брату Дмитрию сапожничать. Естественно, не забывал и о жене и детях. Из Жигаева несколько раз выезжал в город Дмитриев для прохождения медицинской комиссии при военном ведомстве Дмитриевского уезда. Но по состоянию здоровья дважды получал отсрочку от продолжения воинской службы. Однако в ноябре 1915 года от врачей и воинского начальства уезда добился направления в действующую армию. И вновь возвратился в 15 роту 123 Козловского пехотного полка, где в должности ротного фельдфебеля воевал до марта 1916 года [14].
Семейные предания указывают на то, что и до ранения, и после ранения Иван Григорьевич не только честно выполнял свой воинский долг, но был мужественным и храбрым воином. Он не раз награждался командованием за умелые действия во время боевых операций, в том числе и Георгиевскими крестами – высшей солдатской наградой в царской армии. Впрочем, вот как о наградах сказано в книге Дмитрия Александровича Акулова «Георгиевские кавалеры Курской губернии»: «Пахомов Иван Григорьевич. В действительной военной службе с 1907 г. в 20 пех. Галицком полку. В 1910 г демобилизован в запас. В 1911 г. поступил на сверхсрочную службу в 123 пех. Козловский полк ст. унтер-офицером 15 роты. С началом войны в должности фельдфебеля. 10 окт. 1914 г. тяжело ранен (Ист. № 894, стр. 14341). Награжден: ГК 4-й ст., 3-й ст., 2-й ст. и 1-й ст. № 16586  за то, что 20.06.1916 г. в бою у ф. Березовка за выбытием из строя ротного командира и всех офицеров роты принял командованием ротой на себя, восстановил должный порядок и, руководя ротой, продолжал начатое наступление, чем способствовал достижению успеха. При этом был тяжело контужен, но остался в строю. В 1916 г. откомандирован в Тифлисскую школу прапорщиков. После окончания заболел и лечился в 20-м сводном эвакуационном госпитале в Москве [15].
Что это была за болезнь, трудно сказать. Возможно, открылись раны, полученные в боях с австро-германцами и их союзниками; возможно, «подхватил» гулявшие по стране холеру или сыпной тиф… Но болел долго. После длительного курса лечения прапорщик Иван Григорьевич был направлен из Москвы в Курск, в команду выздоравливающих. В ней находился до января 1918 года. Впрочем, о дальнейшем жизненном пути Ивана Григорьевича речь пойдет ниже…
Надо отметить, что в Первой мировой войне участвовали и другие жигаевцы, в том числе и потомки бывших однодворцев. Просто долгие годы на тему этой войны по идеологическим соображениям старались не говорить, хотя в свое время она называлась и Великой, и Отечественной. И только в последнее время спохватились, начали вспоминать, но многое оказалось утерянным. Как всегда, что имеем – не храним, потерявши – плачем… Однако если взяться миром, то мало-помалу можно многое восстановить, и если не полную историю этой забытой войны воскресить, то отдельные факты и события вынуть из реки забвения. Например, житель города Железногорска Дмитрий Александрович Акулов в 2020 году издал 1-й том книги «Георгиевские кавалеры Курской губернии», в которой сотни курян, удостоенных Георгиевских крестов за храбрость и мужество. Среди них, кроме И.Г. Пахомова, названы еще три жигаевца. Это Пахомов Егор Борисович, унтер-офицер 12-й роты 310 перхотного Шецкого полка; Гладких Степан Михайлович и Лукьянчиков Иван Иванович, рядовой 69 пехотного Рязанского генерал-фельдмаршала князя Александра Голицына полка [17].
Пахомов Егор Борисович награжден ГК 4-й ст., 3-й ст. № 91814 от 05.10.1915 г. за особые выдающиеся подвиги в боях с австро-германцами 19.07.1915 г. (Стр. 301). Гладких Семен Михайлович из В. Жигаева награжден Георгиевскими крестами 4-й ст. и 3 ст. № 138791 за отличие в бою 28.07.1916 г. у высоты 363. (Стр. 102). Лукьянчиков Иван Иванович из Н. Жигаева награжден Георгиевскими крестами  4-й ст. № 491177 от 07.11.1915 г. и 3-й ст. № 89029 от 07.11.1915 г. (Стр. 241) [18].
Судя по фамилиям, трое – И.Г. Пахомов, Е.Б. Пахомов и И.И. Лукьянчиков – потомки однодворцев, а четвертый – С.М. Гладких – потомок бывших крепостных крестьян. Но время и война уравняли всех. Какова дальнейшая судьба Георгиевских кавалеров Егора Борисовича Пахомова, Семена Михайловича Гладких и Ивана Ивановича Лукьянчикова, автору очерка неизвестно, но о жизни и судьбе Ивана Григорьевича Пахомова (1884–1937) сказать стоит. 
Как было сказано выше, прапорщик И.Г. Пахомов в Курске в команде выздоравливающих находился до января 1918 года. Здесь он встретил известия о Февральской революции и Временном правительстве в столице, отменившем не только самодержавие, но и многие институты прежней власти, в том числе систему сословных ограничений. Здесь он узнал, об Октябрьской социалистической революции в Петрограде, одним из своих первых декретов ликвидировавших чины и сословия, в том числе дворянское и купеческое, титулы и звания, права и привилегии чиновников. Здесь же вместе с  другими выздоравливающими приветствовал введение нового правописания и стал свидетелем борьбы за власть между эсерами и большевиками с 27 октября по 21 ноября 1917 года. А если принимать во внимание его активную жизненную позицию, то, возможно, участвовал в работе объединенного заседания Курского городского Совета и губернского Совета крестьянских депутатов 26 ноября (9 декабря) 1917 года, шумно проходившего в здании кинотеатра «Гигант». Естественно, переживал о развале фронта и о сепаратном сговоре Центральной рады в Киеве с немцами. А немцы с помощью своего ставленника гетмана Павла Петровича Скоропадского (1873–1945), генерал-лейтенанта Русской императорской армии, вдруг оказавшегося ярым националистом и щирым украинцем, захватили не только Киев, Крым и территорию Правобережной Украины, но и Левобережную Украину, и некоторые уезды Курской губернии [19].
3 марта 1918 года был заключен Брестский мир. И Курская губерния стала пограничной областью с Украиной, где хозяйничали немцы и их ставленник гетман П.П. Скоропадский. Скоропадский с помощью немецких штыков захотел включить в свою «самостийну державу» и Курскую губернию. Курянам пришлось защищаться. (Как видим, гены предательства в так называемой элите украинского народа имели место и в XVII, и в XVIII, и в XX веках, живы они и в XXI веке.) [20.]
18 марта в губернии была объявлена всеобщая мобилизация. В Курске и Льгове происходит формирование красногвардейских отрядов, чтобы дать отпор врагу. Позже они станут первыми воинскими частями Красной Армии. Перед отрядами стоит задача дать отпор немцам. Но так как между Германией и Советской Россией вроде бы заключен мир, то отряды получают названия партизанских. Плохо обученные и слабо вооруженные отряды, тем не менее, разбили кадровую немецкую дивизию под Льговом, одержали победу под Суджей. При этом под Льговом в качестве военного трофея отрядов стали два бронепоезда. Они отбили у немцев Рыльск и несколько дней удерживали его в своих руках. Провели успешные воинские операции под Кореневом и у станции Касторное [21].
К этому Иван Григорьевич Пахомов, подлечившийся и однозначно принявший сторону Советов, снял с шинели офицерские погоны и «поступил на службу в Комиссариат путей сообщения при Курском Губсовете на должность счетовода». Последнее видно из его показаний следователю НКВД в августе 1937 года [22].
4 мая 1918 года, после трудных переговоров в Коренево Рыльского уезда, было объявлено перемирие с немцами. Оно постоянно нарушалось, но угроза осады Льгова и Курска все же отпала. Можно было заняться внутренним устроением жизни, в том числе и формированием добровольческих отрядов Красной Армии. И в середине мая 1918 года бывший прапорщик и полный Георгиевский кавалер Иван Григорьевич Пахомов – командир первой роты Курского Революционного Советского полка. Вскоре этот полк, созданный Лебедевым М.И., станет стержневой основой формировавшейся в Курске пехотной бригады под командованием Азарха Исаака Ханановича (1896-10.08.1918). А в июле 1918 года Первый Курский Революционный Советский полк направляется в Поволжье на подавление контрреволюционного чехословацкого мятежа [23].
Как свидетельствуют архивные документы УФСБ РФ по Курской области, Иван Григорьевич Пахомов участвовал в боевых действиях против белогвардейцев и мятежных чехословаков под Ново-Уральском, Орском, в Тургайской области. Неоднократно был ранен. Однако, подлечившись в военных госпиталях, вновь возвращался в свой полк и продолжал участвовать в сражениях. После очередного ранения в начале февраля 1919 года он был эвакуирован в госпиталь города Самары. По выздоровлении – направлен в штаб Южного фронта, располагавшийся в городе Харькове [24].
Из семейных преданий известно, что Иван Григорьевич Пахомов служил в кавалерийских соединениях В.М. Примакова и Первой конной армии С.М. Буденного. Участвовал в сражениях с деникинцами. От должности командира роты дослужился до командира полка. А одно время даже исполнял обязанности командира дивизии. И если командование царской армии наградило его Георгиевскими крестами, то командование Красной Армии – боевым оружием: саблей, золотыми часами и, возможно, орденом.
Впрочем, все это – семейные предания, в которых за долгие годы и при передаче из поколения в поколение может быть что-то преувеличено и приукрашено, а что-то и совсем забыто. Но справка-выписка из архивно-следственного дела УФСБ РФ по Курской области, пусть и лаконичной форме, частично подтверждает семейные предания. Из нее, со ссылкой на протокол допроса Ивана Григорьевича, следует, что он в составе Красной Армии принимал участие в боевых действиях против войск Деникина под Синельниково и селом Успенским, под Курском и Рыльском. По-видимому, в это время он, пусть и кратко, но навещал супругу в Жигаеве, так как в 1920 году Варвара Алексеевна родила ему сына Валентина (1920-1996). Как говорится, война – войной, а любовь по расписанию… [25]
Из справки УФСБ РФ по Курской области видно, что Иван Григорьевич «в 1921 году уволился из рядов РККА в должности прапорщика, имея в качестве наград Георгиевские кресты всех четырех степеней». И ни слова, ни полслова о его командирских должностях в Красной Армии и его наградах от командования Красной Армией и Советской власти. Хотя бы о золотых часах и именном оружии – сабле, изъятых во время ареста. Канули в небытие. Случается… [26]
Но возвратимся к Курскому краю. После освобождения от белых войск Дмитриева, Льгова, Курска и Рыльска (20 ноября 1919 г.) и восстановления Советской власти, мирная жизнь в этих уездах стала налаживаться. Однако трудности были непомерные. Первая мировая война, немецкая оккупация и Гражданская война не только истощили все людские резервы, но и уничтожили зародившуюся было промышленность в губернии, и полностью обескровили сельское хозяйство. Политика «военного коммунизма» и продразверстка оставляли села Курской губернии без зерна. И уже не призрак голода, а настоящий голод появился в одном из житных регионов России. К нему добавилась эпидемии холеры, сыпного и возвратного тифа. В научных и околонаучных изданиях сообщается, что в ходе Первой мировой войны в России погибло около 2 млн. человек, еще 2 млн. погибло в ходе братоубийственной Гражданской войны. А от эпидемий тифа, холеры, других болезней, от голода и холода в этот период еще умерло около 7 млн. человек. Впрочем, имеются и иные данные. Так, в «Истории России» под общей редакцией А.Н. Сахарова говорится, что людские потери только в Гражданскую войну составили от 4 до 10 млн. человек, что численность мужского населения страны уменьшилось на треть, а более 4 млн. человек стали инвалидами. А курские исследователи Ю.А. Бугров и М.С. Лагутич в «Курской книге памяти РККА», со ссылкой на «Именной список потерь на фронтах в личном составе Рабоче-крестьянской Красной Армии за время Гражданской войны», пишут о 49 тыс. погибших. И отмечают, что курян в этом траурном списке 557 человек. Однако они же называют и иные цифры: 940 тыс. человек – безвозвратные потери Красной Армии и 13 млн. – общие потери России в Гражданской войне [27].
Истину в этом запутанном и щекотливом вопросе найти трудно. В любом случае людские потери Курской губернии были ниже общероссийских, но и они были огромны. И они больно ударили по всему населению. Был и остается вопрос: почему полураздетая, полуголодная Красная Армия одержала победу над Белой гвардией, поддерживаемой десятками самых сильных в военном, политическом и экономическом плане стран, хорошо вооруженной и сытой? А потому, что народ, в том числе и большинство крестьян, не желал возвращения старого режима. И лозунг бойцов Красной Армии, с которым они шли в бой: «За землю, за волю и лучшую долю!» – был куда понятней и доходчивее глобально-расплывчатых белогвардейских: «За Русь святую!» или «За Бога, царя и Отечество!».
В советское время в традициях сложившейся идеологии говорилось, что костяк Красной Армии составляли рабочие-пролетарии. Как передовой и продвинутый класс в борьбе за свои права. Но так ли это? Ничуть не бывало! Хребтом Красной Армии было русское крестьянство! Это оно самоотверженно и самозабвенно боролось за землю и волю, за лучшую долю, обещанную большевиками.
Анализ «Именного списка» погибших красноармейцев показывает, что более 95% павших бойцов – это крестьяне, жители сел и деревень России. И только около 5% – это жители городов, следовательно, рабочие и интеллигенция. Не надо забывать и о том, что почти половина высших офицеров царской армии (46%), в том числе и представителей Генштаба оказались военспецами в Красной Армии. (Всего 639 человек, из которых 252 генерала). Численность же младшего офицерского состава царской армии, имевшего боевой опыт Первой мировой войны, находившегося в рядах Красной Армии в два раза превышал численность их собратьев, находившихся в рядах Белой гвардии [28].
Вот такая, друзья, арифметика! Этот факт не любили вспоминать ни правители в стране Советов, ни белые эмигранты за рубежом. Всем он был острой костью в горле. Но что было, то было…
К сожалению, в то время статистических данных о людских потерях в Курской губернии и, тем более, в ее отдельных уездах и населенных пунктах не публиковалось. Возможно, и не велось. Особенно в период Гражданской войны, когда царила всеобщая неразбериха и хаос. Когда то красные, отступая, сжигали архивы, то белые, убегая, делали то же самое. А статистическая служба после революционных событий 1917 года фактически вообще отсутствовала. Мер по восстановлению таких данных по «горячим» следам, практически не предпринималось. А в последующие периоды сделать это уже мешала идеологическая подоплека.
В настоящее время силами отдельных энтузиастов, конечно, принимаются попытки проявить эти темные пятна, пролить свет на историю края этого непростого периода, но сделать удается совсем мало. Однако таким неистовым краеведам как Ю.А. Бугров и М.С. Лагутич все же кое-что удалось откопать под слоем вековой давности. Лагутич в своей книге «Провинциальная хроника…» опубликовал список погибших красноармейцев льговчан – 27 человек. Им же установлено около сотни льговчан, ушедших с отступающими полками белых. А вот многие ли из них взяли оружие, неизвестно.
Более полный список погибших красноармейцев курян приводится Бугровым и Лагутичем в уже упоминаемой работе «Курской книги памяти РККА». В нем фамилии и имена 652 красноармейцев. Из этого числа 5 красноармейцев были из сел и деревень современного Конышевского района – А.Я. Акилин из Кошары, З.А. Шоповалов из Вабли, Г.В. Калкутин из Плотавы, В.И. Тетерик из Песков, И.С. Аболмасов из Орлянки. Надо полагать, этот список неполный, так как имеются «пробелы» указания сел при Дмитриевском и Льговском уездах, откуда были красноармейцы. Есть и отсутствие названий самих уездов [29].
Ведя речь об участии курского крестьянства в Красной Армии, мы обращались не только к документам и краеведческой литературе, но и к семейным преданиям авторов этой работы. В семье нашего прадеда и прапрадеда Пахомова Григория Яковлевича, жившего в селе Жигаево Дмитриевского уезда, было, как уже отмечалось выше, 5 сыновей. Из них двое – Пахомов Иван Григорьевич (1884-1937) и Пахомов Григорий Григорьевич (ок.1890-1975) приняли Советскую власть и служили в Красной Армии. Их старший брат Александр Григорьевич (1882-1961) хоть и был офицером императорской армии и воевал в Первую мировую войну, в Гражданской войне не участвовал, а мирно жил в Жигаево со своей семьей, ведя крестьянский образ жизни. Не участвовал в Гражданской войне и их брат Егор Григорьевич, живший отдельной семьей и занимавшийся крестьянским трудом. И родной дед и прадед авторов этой работы, Пахомов Дмитрий Григорьевич (1899-1960), самый младший среди сыновей Григория Яковлевича, участия в Гражданской войне не принимал ни на чьей стороне. Крестьянствовал и сапожничал в Жигаеве. И пока его старшие братья носились или брели по дорогам и полям Гражданской войны, он оставался опорой состарившимся родителям [30].
Из семейных преданий также известно, что многие жигаевцы в те непростые годы также служили бойцами Красной Армии. Некоторые даже в рядах Первой конной армии С.М. Буденного (1883-1973). К сожалению, фамилии их не запомнились.
В июне 1928 года образуется Центрально-Черноземная область (ЦЧО), основой которой стали Курская и Воронежская губернии, а также некоторые территории Орловской, Тамбовской и Рязанской губерний. Это был огромный административно-территориальный монстр из 11 округов с центром в Воронеже. На территории бывшей Курской губернии образуются только три округа – Курский, Белгородский и Льговский с центрами, соответственно, в Курске, Белгороде и Льгове. Эти округа в свою очередь были разделены на районы – новые административно-территориальные единицы. Они меньше бывших уездов, но больше волостных образований. Сами волости, как некогда до них станы, приказали долго жить и стали достоянием истории. На территории Льговского округа ЦЧО 11 районов, в том числе и Конышевский. Датой рождения Конышевского района, как и некоторых других, является 30 июля 1928 года. Постановлением ВЦИК СССР от 30 июля 1928 года на территории Льговского округа, кроме Конышевского района, были образованы также Больше-Солдатский, Глушковский, Дмитриевский, Иванинский, Кореневский, Льговский, Михайловский, Рыльский, Суджанский, Хомутовский районы. Соседями конышевцев стали дмитриевцы, льговчане, хомутовцы, иванинцы и фатежане. Территория Конышевского района, куда вошли село Жигаево и деревня Клесово, – 1312 квадратных километров (версты с переходом на основную европейскую систему мер упразднены). Население – около 63 тыс. человек. Плотность населения – 48 человек на квадратный километр. Население в этническом плане – русское (более 98,5%) и украинцы (около 1,5%). На территории района находятся 175 населенных пунктов, в которых, по переписи 1925 года, имелось 11520 дворов [30].
С момента образования района стали функционировать 42 сельсовета: Артаково-Вандарецкий, Бело-Бережанский, Беляевский, Болыше-Городьковский, Ваблинский, Верхне-Соковнинский, Васильевский, Глазовский, Грядский, Дремово-Черемошанский, Жигаевский, Захарковский, Кашарский, Коробкинский, Кусаково-Белицкий, Краснослабодский, Конышевский, Котлевский, Каплеевский, Малахово-Вандарецкий, Мармыжанский, Машкинский, Макарово-Петровский, Наумовский, Нижне-Песоченский, Пересветово-Белецкий, Платавский, Панкеевский, Рыжковский, Старобелицкий, Севенский, Семеновский, Сныткинский, Толкачевский, Узниковский, Черниченский, Шустовский, Ширковский, Юрьевский, Яценский, Яндовшценский, Яковлевский [31].
На работников сельсоветов возлагались обязанности по проведению политической линии партии и советского правительства в жизнь на местах. Они также отвечали за порядок, экономический рост и развитие культуры на селе. В селениях района имеется 63 школы, в том числе одна – семилетка и одна – школа сельской молодежи. Райбольницы еще нет, но небольшие сельские больницы располагаются в селах Захарково и Матвеевка. Есть и противотуберкулезный медпункт.
Шоссейных дорог в районе не было. Сообщение между населенными пунктами осуществлялось по грунтовым дорогам и двум шляхам, которые назывались Екатерининскими. Один такой шлях пролегал между Фатежем и Льговом через Жигаево и Конышевку, второй – между Дмитриевом и Льговом через Матвеевку. Транспорт – гужевой или же использование возможностей железной дороги. Промышленность, как таковая, практически отсутствовала. Но на территории района действовали водяные и ветряные мельницы (в селе Яцено ветряная мельница сохранялась до середины 70-х годов ХХ века), а также кустарные производства – кожевенное, швейное, обувное и мукомольное. Всего таких объектов 705, и на них трудится 958 человек. Немало было кустарей: плотников, кузнецов, шорников, сапожников, бондарей, ткачей, печников, специалистов по изготовлению прях и ткацких станов [32].
При определении райцентра большую роль сыграло наличие железнодорожных путей и станции на них. По этим параметрам лучше всего подходила станция Конышевка. Ведь еще до революции она пыталась конкурировать с уездными центрами Льговом и Дмитриевом по погрузке зерна и других товаров. Да и село с одноименным названием было всего в двух верстах. Райцентр начали строить практически с нуля, с чистого листа. Не было ни то что электричества, но и добротного водного источника. За водой приходилось ходить в село Конышевка. Но проходит год-другой, и на станции уже имеется почтовое отделение, появились телефон, телеграф и радио. Построено здание райисполкома. В планах на ближайшую перспективу – строительство двухэтажного здания райкома партии и райкома комсомола. Но пока они ютятся в одноэтажном здании, где также располагаются райсовет, районный земельный отдел и отдел торговли, райвоенкомат, отдел милиции и районный Дом культуры. Население райцентра Конышевка пока небольшое – человек сто-сто двадцать. В основном – совслужащие, партийные работники, работники торговли, учителя школы крестьянской молодежи да персонал железнодорожной станции. А также члены их семей [33].
С 1929 года в Конышевском районе началась коллективизация сельского хозяйства. Говоря о колхозном строительстве в Конышевском районе, С.Н. Челенков в книге «История Конышевского района…» пишет: «С осени 1929 года коллективизация в Конышевском районе приняла массовый характер. Один колхоз был создан в селе Конышевка – имени Сталина, второй – в деревне Сосонки – имени Второй пятилетки, третий – в селе Толкачевка – имени Тельмана, четвертый – на хуторе Тросница – «Зеленая роща», пятый – в деревне Прилепы – имени XV-го партсъезда. В 1930 году они были объединены в один колхоз «Коммунар». Первым председателем колхоза (объединенного) был уроженец села Конышевка Игнатов Родион Васильевич» [34].
История колхозного строительства в Конышевском районе показывает, что на первоначальном этапе колхозы создавались почти в каждом населенном пункте, кроме разве что малых хуторов. Так, в селе Жигаево, в котором было более 450 дворов, было создано, по-видимому, три колхоза: имени Куйбышева – в Верхнем Жигаеве, «Красный колос» – в Среднем Жигаеве и имени Кирова – в Нижнем Жигаеве. По семейному преданию, дед и прадед авторов этой работы, Дмитрий Григорьевич Пахомов, которому к тому времени было уже тридцать лет и он был женат и имел сына Григория и дочь Марию, довольно спокойно принял решение о создании колхоза. Он передал в колхоз единственную лошадь, имевшуюся в семейном хозяйстве, и телегу с санями. Так как корова была одна, то она передаче в колхоз не подлежала [35].
Если Октябрьская революция лишила помещиков земли, то появление колхозов и совхозов полностью решило земельный вопрос в крестьянской среде, где некогда видную роль играли однодворцы. Все сельские жители (за малым исключением) стали колхозниками без частных земельных наделов, перешедших к колхозам и совхозам. А у селян остались лишь огороды – не более 50 соток (полгектара).
В справке УФСБ также сообщается о том, что после демобилизации Иван Григорьевич жил в селе Жигаево и работал в колхозе «Красный колос», являясь членом промышленной артели «Наш труд», был «женат и имел пятеро детей: сын Владимир, сын Дмитрий, сын Валентин, сын Александр, дочь Анастасия» (даты рождения не указаны). Последние данные соответствуют истине. К этому лишь стоит добавить, что последний сын Ивана Григорьевича и Варвары Алексеевны Александр родился в 1926 году [36].
Из вышеуказанной справки-выписки также следует, что Иван Григорьевич Пахомов был «арестован 5 августа 1937 года сотрудниками УНКВД по Курской области. Постановлением Тройки при УНКВД от 20 августа 1937 года осужден по статье 58-10 ч.1 УК РСФСР за антисоветскую агитацию и пропаганду и приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 28 августа 1937 года. Сведений о месте приведения приговора в исполнение и захоронении в деле не имеется. Реабилитирован посмертно 12 сентября 1988 года по Постановлению президиума Курского областного суда». И было Ивану Григорьевичу на момент ареста и расстрела около 53 лет. Возраст императора Петра Великого… [37]
Поясним, что вся его «антисоветская пропаганда и агитация заключалась в том, что вечером 4 августа после рюмки спиртного он с соседями читал газету в которой была статья И.В. Сталина, и неосторожно обронил фразу, что некоторые вопросы надо было бы решать по-иному. Этого одному из соседей оказалось достаточным для доноса в «компетентные органы». Дело усугубилось еще тем, что во время задержания «злостный антисоветчик» Иван Григорьевич сорвал со стены именное оружие – саблю и оказал тем самым вооруженное сопротивление сотрудникам НКВД. Мол, кого вы, молокососы, пришли арестовывать, меня, красного командира, героя Гражданской войны? «Молокососы» сначала обезоружили Ивана Григорьевича, затем жестоко избили и завершили дело состряпаньем расстрельной статьи. Такие были тогда времена, такие были нравы, такие люди. И не дай Господь их повторения когда-либо.
Имя Пахомова Ивана Григорьевича внесено в 1-й том Книги памяти жертв политических репрессий Курской области. (Всего таких томов четыре). Правда, там датой его ареста указано 6 августа, а не 5, как в справке УФСБ РФ по Курской области. В остальном все сходится. Пусть и с трагическим опозданием, но справедливость восторжествовала. Имя Ивана Григорьевича извлечено из государственного забытья – семья никогда не забывала – и представлено в чистом и светлом образе [38].
Заканчивая сюжет о герое Первой мировой и Гражданской войн, хочу обратить внимание читателей на тот факт, что супруга, дети и другие родственники Ивана Григорьевича после его ареста и расстрела репрессиям, как «враги народа», к счастью, не подверглись. Выжили в смертельной круговерти конца тридцатых годов и честно трудились на благо семей и Отечества. А когда над Родиной черной тучей нависла фашистская агрессия, забыв кровную обиду, дружно встали на ее защиту. Все сыновья И.Г. Пахомова прошли через огненные смерчи Великой Отечественной войны и вернулись домой с орденами и медалями. Уцелел в сражениях Великой Отечественной войны и отец профессора А.А. Клесова – Клёсов Алексей Иванович, 1923 года рождения. В 1941 году он закончил военное летное училище и с первых дней войны находился на фронте. Войну завершил в войсках военного сообщения взятием Кёнигсберга в апреле 1945-го [39],
Что же касается участия других потомков жигаевских однодворцев в Великой Отечественной войне, то за Отечество сражались многие представители родов Алёхиных, Брежневых, Власовых, Зубовых, Костиных, Логачёвых, Лукьянчиковых, Малыхиных, Пахомовых, Подковальниковых, Роговских, Рыжковых, Твеленёвых, Тепловых, Худяковых, Черкасовых, Чуйковых и Щукиных. И к родным очагам с фронтов не возвратились: Алёхиных – 6 человек, Брежневых – 2, Власовых – 6,  Зубовых – 8, Костиных – 7, Логачевых – 9, Лукьянчиковых – 9, Малыхиных – 5, Пахомовых – 40, Роговских – 16, Рыжковых – 4, Твеленевых – 6, Тепловых – 19, Худяковых – 4, Черкасовых – 7, Чуйковых – 2, Щукиных – 3.
Всего же жигаевцев – потомков однодворцев, каченных крестьян и бывших крепостных – не вернулось домой 244 человека [40].
Вечная память защитникам Отечества всех времен и поколений!


ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Курский сборник. Выпуск !. / Составитель Н. Златоверховников. – Курск, 1901. – 396 с.; ;Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80.
2. Лагутич М. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2014. – С. 131-138; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 28-33.
3. Дугинов В.И. Из истории северо-запада Курской области (Посвапье, Дмитриев на Свапе) – Дмитриев, 2009. – 130 с.; Шаталов А.В. Дмитриев – город древний и молодой. – Курск, 2009. – 302 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 28-33.
4. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965.; Горбацевич Р.А. Из Прошлого Курского края // Курская область. Экономико-географический очерк. – Воронеж: ЦЧКИ, 1966. – С. 209-211; Райский Ю.Л. Курск при капитализме. // Курск. Очерки города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 159-169; Флоринский А.Л. Век ХХ: канун великих революций. // Курский край: история и современность. – Курск,1995. – С. 98-108; Лагутич М. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2014. – С. 131-138; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 21-33.
5. Лагутич М. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2014. – С. 131-138; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 28-33.
6. Лагутич М. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2014. – С. 131-138; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 28-33; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 21-33.
7. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965.; Горбацевич Р.А. Из Прошлого Курского края // Курская область. Экономико-географический очерк. – Воронеж: ЦЧКИ, 1966. – С. 209-211; Райский Ю.Л. Курск при капитализме. // Курск. Очерки города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 159-169; Флоринский А.Л. Век ХХ: канун великих революций. // Курский край: история и современность. – Курск,1995. – С. 98-108; Лагутич М. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2014. – С. 131-138; Конышевский край в период первой русской революции 1905-1907 годов // Конышевский район: история и современность. Составитель Челенков С.Н. – Курск, 2013. – С. 31-36;  Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 28-33; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 21-33.
8. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965.; Горбацевич Р.А. Из Прошлого Курского края // Курская область. Экономико-географический очерк. – Воронеж: ЦЧКИ, 1966. – С. 209-211; Райский Ю.Л. Курск при капитализме. // Курск. Очерки города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 159-169; Флоринский А.Л. Век ХХ: канун великих революций. // Курский край: история и современность. – Курск,1995. – С. 98-108; Лагутич М. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2014. – С. 131-138; Дугинов В.И. Из истории северо-запада Курской области (Посвапье, Дмитриев на Свапе) – Дмитриев, 2009. – 130 с.; Шаталов А.В. Дмитриев – город древний и молодой. – Курск, 2009. – 302 с.; Конышевский край в период первой русской революции 1905-1907 годов // Конышевский район: история и современность. Составитель Челенков С.Н. – Курск, 2013. – С. 31-36;  Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 28-33; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 80; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 21-33.
9. Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Щигровская крестьянская республика // Социальные изменения в Центрально-Черноземном регионе и Курской губернии второй половины XIX – первой четверти XX века. Монография. – Курск, 2012. – С. 69-76; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 33.
10. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 282; Сын георгиевского кавалера // Дмитриевский вестник, 05.11.2008; Пахомов Н.Д. По следам одной судьбы // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 229-240; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 58-64; Коровин В.В. Куряне на Юго-западном фронте (участие частей 44-й пехотной дивизии в военной кампании 1914 г.) // Курский исторический сборник. Выпуск № 14. – Курск, 2014; Капинос С.В. Служить Отечеству – героическая история семейных традиций // Курский исторический сборник. Выпуск № 14. – Курск, 2014; Владимирова И. Куряне в Первой мировой войне // Друг для друга, 29.07.2014; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 85-89, 154, 166-168; Зайцев В.В. Брусиловский прорыв – выдающееся достижение военного искусста русской армии в Первой мировой войне. К 100-летию начала Первой мировой Войны // Ветеран, № 3.. – Курск, 2014. – С. 9-12; .Курская губерния в годы Первой мировой войны. Сборник документов и материалов. (Гл. ред. В. Богданов). – Курск, 2018. – С. 5-53; Курск – 980 лет. – Курск, 2012. – С. 98; Пахомов Н.Д,, Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81; Интернет.
6. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Сын георгиевского кавалера // Дмитриевский вестник, 05.11.2008; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; .Пахомов Н.Д. По следам одной судьбы // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 229-240; Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; Пахомов Н.Д,, Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81; Интернет; Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 301. – [495 с.].
7. Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 102, 241, 301. – [495 с.]; Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
8. Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 1. – Курск, 1996. – 352 с.; Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 102, 241, 301. – [495 с.]; Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
9. Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 57-85; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; Пахомов Н.Д,, Пахомова А.Н.  «…Идет война народная, священная война» // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 16-236;.Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 174-230; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 220-266; Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья;
10. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 174-230; Книга памяти Курской области. Т. 3. Курск, 1994. – 544 с.; Книга памяти Курской области. Т. 10. Курск, 1996. – 180 с.; Книга памяти Курской области. Т. 11. Курск, 1997. – 174 с.; Книга памяти Курской области. Т. 12. Курск. 2000. – 180 с.; Книга памяти Курской области. Т. 15 Ч.2.. Курск, 2008. – С. 236-252.
11. Карпук Е. Поколенная роспись рода Пахомовых, потомков Ивана Пахомова, урожденного около 1650 года. Рукопись. – Курск, 2020. - 6 с.; Карпук Е. Выписки из архивных документов Государственного архива Курской области по результатам генеалогических исследований рода Пахомовых. Рукопись. – Курск, 2020. – 18 с.; Сын георгиевского кавалера // Дмитриевский вестник, 05.11.2008; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; .Пахомов Н.Д. По следам одной судьбы // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 229-240; Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; Пахомов Н.Д,, Пахомова А.Н.  Революционные выступления на территории Дмитриевского и Льговского уездов // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81; Интернет; Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 301. – [495 с.].
12. Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
13. Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
14. Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
15. Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 102, 241, 301. – [495 с.].
16. Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
17. Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 102, 241, 301. – [495 с.]; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64.
18. Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 102, 241, 301. – [495 с.]; Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
19. История России. С древнейших времен до начала XXI в. / А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова М.А. Рахматуллин и др.; под редакцией А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель, Транзиткнига, 2006. – С. 968-969, 988-989; Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 75-81.
20. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 282; Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918-1920). – Воронеж, 1967. – С. 51-52, 61-62, 66-67, 69-70, 74, 76-79; Френкель И.И. Трудящиеся Курска в годы революции и социалистического строительства // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1968. – С. 186-193; Постников Н.А. Курский край в годы интервенции и гражданской войны // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 117-128; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 95; Пахомов Н.Д. По следам одной судьбы // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 229-240; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 87-90; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 110-124.
21. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 282; Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918-1920). – Воронеж, 1967. – С. 51-52, 61-62, 66-67, 69-70, 74, 76-79; Френкель И.И. Трудящиеся Курска в годы революции и социалистического строительства // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1968. – С. 186-193; Постников Н.А. Курский край в годы интервенции и гражданской войны // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 117-128; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 95; Пахомов Н.Д. По следам одной судьбы // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 229-240; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 87-90; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 110-124.
22. Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 58-64.
23. Из истории Курского края. – Воронеж, 1965. – С. 282; Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918-1920). – Воронеж, 1967. – С. 51-52, 61-62, 66-67, 69-70, 74, 76-79; Френкель И.И. Трудящиеся Курска в годы революции и социалистического строительства // Курск. Очерки истории города. – Воронеж, 1968. – С. 186-193; Постников Н.А. Курский край в годы интервенции и гражданской войны // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 117-128; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск – Москва, 2012. – С. 95; Пахомов Н.Д. По следам одной судьбы // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 229-240; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 87-90; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 110-124.
24. Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 110-132; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 90-124.
25. Там же.
26. Там же.
27. История России с древнейших времен до начала XXI в. / А.Н. Сахаров Л.Е. Морозова, М.А. Рахматуллин и др.; под ред. А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – 1010-1014; Раков В.В. Годы социальных потрясений. И встал брат на брата / Курская губерния в период Гражданской войны // История и современность Курского края. – Курск, 1998. – С. 276-289; Бугров Ю.А., Лагутич М.С. Курская книга памяти РККА. Гражданская война 1917–1922 гг. – Курск, 2013. – 52 с.; . Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 128-132.
28. Бугров Ю.А., Лагутич М.С. Курская книга памяти РККА. Гражданская война 1917–1922 гг. – Курск, 2013. – 52 с.; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 87-90; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 128-132.
29. История России с древнейших времен до начала XXI в. / А.Н. Сахаров Л.Е. Морозова, М.А. Рахматуллин и др.; под ред. А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2006. – С. 1015; Бугров Ю.А., Лагутич М.С. Курская книга памяти РККА. Гражданская война 1917–1922 гг. – Курск, 2013. – 52 с.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины.. История рода в очерках, фотографиях и документах. Издание третье, исправленное и дополненное. – Курск, 2021. – С. 31-80;  Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 87-90; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 128-132.
30. История Конышевского района Курской области (1928-2008 гг.) – Курск, 2008. –  С.8-15; Конышевский район: история и современность. – Курск, 2013. – С. 44-47; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 139-142.
31. Там же.
32. Там же.
33. Там же.
34. История Конышевского района Курской области (1928-2008 гг.) – Курск, 2008. –  С.8-15; Конышевский район: история и современность. – Курск, 2013. – С. 47-53; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 143-155.
35. . Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. История рода в очерках, фотографиях и документах. Издание третье, исправленное и дополненное. – Курск, 2021. – С. 31-80;  Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 143-155.
36. Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. История рода в очерках, фотографиях и документах. Издание третье, исправленное и дополненное. – Курск, 2021. – С. 31-80;  Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 87-90; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 128-132.
37. Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 110-132; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 90-124.
38. Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 1. – Курск, 1996. – 352 с.; Акулов Д.А. Георгиевские кавалеры Курской губернии: – Курск, 2020. С. 102, 241, 301. – [495 с.]; Справка УФСБ РФ по Курской области от 21.03.2014 г.; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 51-68; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; .Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 110-132; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 190-191.
39. Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. / Издание третье, исправленное. – Курск, 2021. – С. 57-85; Пахомов Н.Д. Воинские судьбы // Толока № 65. Наследники Победы. – Курск: Издательский дом «Славянка», 2015. – С. 229-233; Пахомов Н.Д,, Пахомова А.Н.  «…Идет война народная, священная война» // Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. четвертая. – Курск, 2015. – С. 16-236;.Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 174-230; Пахомов Н.Д., Пенькова А.Н. Курск: вехи пути. Эволюция власти и общества за тысячу лет. Сборник очерков по истории Курского края в 3-х книгах. Кн. третья. – Курск: КРОО «Союз курских литераторов», 2021. – С. 220-266; Клёсов А.А. Дети боярские, или История одного русского рода. // Интернет-статья;
40. Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Жигаево и жигаевцы. – Курск, 2023. – С. 174-230; Пахомов Н.Д. Пахомовы-Курчанины. История рода в очерках, фотографиях и документах. Издание третье, исправленное и дополненное. – Курск, 2021. – С. 31-80;  Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 87-90; Книга памяти Курской области. Т. 3. Курск, 1994. – 544 с.; Книга памяти Курской области. Т. 10. Курск, 1996. – 180 с.; Книга памяти Курской области. Т. 11. Курск, 1997. – 174 с.; Книга памяти Курской области. Т. 12. Курск. 2000. – 180 с.; Книга памяти Курской области. Т. 15 Ч.2.. – Курск, 2008. – С. 236-252.