Наследие Арна. Время Вандалов. Гл. II. Ч Вторая

 Пришла весна и по освободившемуся ото льда озеру Вёттерн в замок Арнес пожаловал Эрик сын Эрика. На Торгильса сына Эскиля, хозяина Арнеса, возложили великую миссию — отвечать за безопасность юного конунга до тех пор, пока они не вернутся с победой. Арнес был укреплен  значительно сильнее Нёса на Визингсё и его не пугало даже суперсовременное оружие, за которое так горячо ратовал лагман Эскиль. Арнес, как Имсеборг, Форсвик и Бьёльбо были щитом Западного и Восточного Гёталанда от любых вражеских нашествий. Каждый день эскадроны Фолькунгов выезжали  из этих крепостей, выискивая  малейшие признаки присутствия грабителей из северных земель.

    Более месяца рыцарь Бенгт и Биргер разрабатывали в Бьёльбо стратегию грядущей войны, и очень скоро пришли к единому решению, что в смутные времена нельзя оставить свою родину без защиты. Оба полагали, что  одержат легкую победу над  смутьянами из Уппланда с половиной кавалерии Фолькунгов. Поскольку они появятся на Севере не как мародерствующее воинство, они надеялись, что местное население поддержит их, сплотившись вокруг королевского герба. Совершенно очевидно, что жители  Сьёрмланда и Нерке до смерти измотаны приставами и вандалами Кнута сына Хольмгейра.
 
   Однако у милосердия имелся один, но четкий предел — люди, живущие к скверу от лесов. Всю зиму в Форсвике шили и красили не только новые знамена для войска. На двух листках пергамента нарисовали  гербы, найденные у убитых вандалов. Каждый, носивший хоть намек подобного знаков, должен быть казнен безоговорочно.

   Фолькунги отправились на север двумя вооруженными отрядами, каждый из которых получил свиток пергамента с нарисованными гербами.  Бенгт сын Элины и его заместитель рыцарь Сигурд возглавили первый отряд. Они собрались в Имсеборге, чтобы пересечь Тиведен и дойти до Эребру, а оттуда направиться на север от Йельмарена до Арбуги и, наконец, до Стренгнеса.

   Отряд под командованием Биргера и его заместителя рыцаря Эмунда сына Йона, сделает первую остановку в Нючёпинге, продолжит путь на север до Сьёдертеле, а затем на запад до Стренгнеса.  Армии Биргера и рыцаря Бенгта соединятся в Стренгнесе в начале августа накануне праздника Святого Лаврентия. Только тогда настанет время пополнить силы пехотинцами и лучниками, у которых летом не будет иной работы, кроме как совершать  длительные военные переходы.

   После того, как два отряда пройдут  Нерке и Сьёверленд, каждая из этих провинций будет зачищена от приставов и злодеев  Кнута сына Хольмгейра. Великая война приближалась медленно, но верно.

   Под веселое щебетание птиц, миновав мирные пастбища и зеленые нивы,  два войска медленно двинулись на север. Энтузиазм юного Грегерса, гордо скакавшего рядом с отцом во главе эскадронов Форсвика, угас очень быстро. На долгом пути из Линчёпинга в Нючёпинг им не попался ни один враг, а перед тем, как войти в Нючёпинг их отряд на два дня остановился  на ферме Херве Тролля, где они набирались сил, чистили оружие и доспехи. Война, казавшаяся началом долгого летнего приключения, превращалась в однообразную рутину.

    Однако у Биргера нашлись веские причины остановиться у Херве Тролля, принадлежащего к одной из самых влиятельных семейств Сьёрмленда, а теперь благодаря женитьбе на дочери рыцаря Бенгта, породнившегося с Фолькунгами. Что задумали его отец и этот Херве Тролль, Грегорс узнал много позже, а пребывание на ферме закончилось тем, что господин Херве присоединился к их армии  с десятью всадниками, но прежде внес щедрый вклад в припасы копченого и соленого мяса. Теперь трем знаменосцам предстояло скакать во главе их войска с тройным гербом: бегущем красным волком клана Ульв, отрубленной головой тролля и львом Фолькунгов.

    Только войдя в Нючёпинг  во главе своих знаменосцев,  Грегерс начал понимать, какой военный ход придумал его отец. Высыпавшим им навстречу горожанам ярл Биргер показал буллу с королевской печатью, освобождавшую город на два года от всяких налогов, если они согласятся объявить себя подданными конунга Эрика сына Эрика. Для жителей Нючёпинга, жестоко ограбленных приставами Кнута Длинного, это предложение показалось манной небесной. С того момента, как они торжественно скрепили королевскую буллу своими печатями, они получали законное право изгнать или даже убить любого, кто явится для сбора налогов от  Кнута Длинного.

  После двухдневного пира в Нючёпинге и пополнения запасов по пути на север, в Сьёдертеле, Биргер начал объяснять своему нетерпеливому сыну, как пройдет эта война. Все города, отдавшие себя под власть конунга Эрика, станут потеряны для Кнута сына Хольмгейра и в конце концов загнанный в угол противник получит  генеральное сражение с Фолькунгами. И пусть такое ведение войны кажется мелким и ничтожным,  для Кнута Длинного оно, в конечном итоге, обернется катастрофой.

   Далеко впереди их войска скакали шестнадцать форсвикеров в полном боевом облачении. Объясняя мирным путникам, что им не стоит бояться приближающейся армии конунга, они останавливались на каждой ферме и объявляли о том же. Кроме того, они расспрашивали о местонахождении приставов и разбойников Кнута Длинного, а крестьяне  с готовностью соглашались помочь им. Так и велась эта тихая война.

    Случалось, разведчики Фолькунгов натыкались на ничего не подозревающих приставов Кнута или, что еще лучше, на мародеров из Уппланда, и тогда  они  атаковали. 

   На подъезде к Сьёдертеле Грегерс увидел первые признаки тихой войны, которая предшествовала наступлению главного войска. В одной дубраве болтались на ветру пятнадцать трупов. Судя по ранам, их убили, прежде чем повесить в назидание остальным. По их одежде было понятно,  кто из них служил конунгу Кнуту Длинному, а кто происходил из семей Уппланда или Вестманланда.

  В Сьёдартале повторились переговоры Нючёпинга и второй по значимости город Севера без кровопролития предался конунгу Эрика сына Эрика.  Слух о великодушном возвращении на трон юного конунга быстро разнесся по Северу. Время от времени появлялись всадники, сообщая о приставах или грабителях, и Биргер немедленно отправлял один или два эскадрона, чтобы убить любого мздоимца. Медленно, но верно они очистили весь Сьёрмланд от людей конунга Кнута.

    Столь же медленно и почти мирно Бенгт сын Элины и рыцарь Сигурд пересекли Нерке и без труда заставили город Эребру присоединиться к юному конунгу. Жадность  Кнута Длинного и его приставов жестоко ударила по ним самим.

   В назначенное время два войска встретились близ Стренгнеса у замка пристава, который отряд Бенгта осаждал уже несколько дней. Защитники деревянного замка удрученно взирали на удвоившееся  вражеское войско, а  среди их многочисленных штандартов выделялись знамена всех городов и всех самых  знатных  кланов  Сьёрмланда и Нерке. Эта крепость —  единственное, что осталось у Кнута Длинного, но мужество ее защитников иссякало с каждым часом.

  Биргер и Бенгт сын Элины приказали  разбить палаточный лагерь в виду неприятеля, а сами не спеша  поделились друг с другом рассказами о прошедших летних месяцах. Они развлекали друг друга анекдотами о том, например, как группа приставов налетела на отряд совсем юных форсвикеров. Те оценили серьезность ситуации лишь когда один за другим замертво рухнули на землю. Или о крестьянах, прибежавших ночью, чтобы сообщить, как зло вырвалось на свободу и мародеры направляются на их фермы. За каждое незначительное вмешательство они приобретали сотню новых сторонников. Никто никогда не слыхивал о войне, в которой, подобно чуду, войско становилось все сильнее, а  побежденные подчинялись завоевателю с величайшей радостью. Оба задавались вопросом: осознавал ли Кнут сын Хольмгейра приближение смертельной опасности? Совершенно ясно, что он не мог получить сведений от людей, столкнувшихся с противником или, по крайней мере, видевших его издалека, поскольку форсвикеры всегда успевали догнать ускользающих всадников. Теперь, спустя три месяца, перед ними встала чуть более серьезная задача. До сих пор их потери были незначительны и  произошли не в бою, а в ходе неизбежных случайностей. У кого-то нечаянно выстрелил арбалет, кто-то упал с скачущей лошади и повис на стременах во время пьяной ссоры и тому подобные мелочи.

   Теперь им следовало решить, захватить ли крепость штурмом или путем переговоров. В пользу второго говорили два фактора. Если они не сожгут укрепление, то сумеют заполучить  солидный сундук с награбленным, который, наверняка, находился внутри. Если они дадут людям Кнута свободный проход, те скорее всего побегут к своему хозяину и доложат, что произошло в Сьёрмланде и Нерке. И им действительно повезет, если Кнут разозлится настолько, что не сможет мыслить здраво и добровольно поспешит навстречу собственной гибели.

   Имелись  и другие веские причины взять крепость штурмом и не выпустить живым ни одного защитника. До сих пор ни Биргер, ни рыцарь Бенгт не встречали вандалов с гербами на одежде и щитах, напавших на  Форсвик. А на клановом тинге Биргер поклялся отомстить.

  И теперь получив крепость путем переговоров, они должны будут наблюдать, как люди с гербами вандалов маршируют по пути к свободе. Это вызовет не только возмущение Фолькунгов, но и справедливые упреки в адрес Биргера,  не сдержавшего  слова.

 —Предательство иногда может быть во благо, — пожал плечами Бенгт. — Как только они начнут покидать крепость,  мы огласим наши условия: свободный проход не приемлем для вандалов и их родичей, заслуживающих кровной мести.

  В конце концов, не следует спешить, предложил рыцарь Бенгт. До финальной битвы с Кнутом сыном Холмгейра у них оставалось несколько месяцев. Кроме того, эта крепость совершенно очевидно строилась не для длительной осады, и никто не знал, насколько велики запасы провизии внутри, но в любом случае, когда еда и мужество защитников иссякнут, они сами запросят переговоров. А пока они томятся в крепости, Биргер отправится в Стренгнес и  попытается путем переговоров присоединить последний город Сьёрмланда, подвластный Кнуту.

   Когда Биргер два дня спустя вошел в Стренгнес, его встретило неожиданное зрелище. Вдоль главной улицы перед собором и портом выстроились горожане, размахивая  серебристо- синими флагами, восхваляя Бога и благословляя прибывшего завоевателя. Он сразу заподозрил ловушку, но все понял лишь заняв место рядом с управителем города и напуганным епископом. Более тридцати жителей Стренгнеса оказались бывшими пленниками Эзеля. Узнав, что к городу приближается армия, возглавляемая тем самым Биргером сыном Магнуса, они убедили всех, что к ним идет друг. Соглашение, заключенное им со  Стренгнесем удостоверяло, что отныне  весь Сьёрмланд и Нерке присоединялись  к юному конунгу Эрику.

   В течение двух недель осаждающие строили катапульты, готовясь к штурму. За это время защитники не предприняли ни одной попытки прорыва. Их жалкие стрелы не наносили серьезного урона всадникам, подъезжавшим достаточно близко , чтобы  оскорбительно бросить им вызов.

   Солнце палило нещадно и Биргер решил начать атаку, чтобы, по крайней мере, проверить волю защитников к сопротивлению. Августовские ночи стали темнее, а  люди в крепости, скорее всего, полагали, что враг намерен уморить их голодом, поэтому нападение стало бы для них как гром среди ясного неба.

 За час до рассвета небо осветилось, словно днем. На крепость со всех сторон посыпались огненные шары и горящие стрелы. Пожары вспыхнули в нескольких местах и только что пробудившиеся  защитники замка не успевали тушить их.

   В ожидании приказа о нападении несколько сотен человек стояли наготове со штурмовыми лестницами. Но приказа так и не последовало. Устроив на холме наблюдательный пункт, Биргер убеждал рыцарей Бенгта, Эмунда и недовольного угрюмого Сигурда, что если начать штурм сейчас, они, конечно возьмут крепость, но заплатят за это жизнями  сотни своих воинов. Крепость сгорит дотла, все защитники погибнут— либо в пылающем аду, либо выбежав наружу к ожидающим их всадникам. Пожар уничтожит золото и серебро, награбленное у жителей Сьёрмланда и Нерке. Но если дать врагу возможность спокойно потушить пожары, их командиры наверняка позаботятся о защите всех  сундуков с сокровищами.

— Огонь сделает всю работу за нас и мы победим, не потеряв ни одной жизни. Мы пошлем новые огненные залпы в тот момент, когда те внутри решат, что пожар потушен.

— Если мы сейчас начнем штурм, все будет кончено еще до обеда, и больше не будет нужды терять время, — проворчал  рыцарь Сигурд, отвернувшись от Биргера.

— Я тоже не вижу причин продлевать страдания ни одной из сторон, — согласился рыцарь Эмунд.

— А что, Бенгт, думаешь ты? — спросил Биргер.

— Надо сделать так, чтобы осажденные сдались безоговорочно,  и в то же время сохранили все золото и серебро, которыми, как они полагают, могут купить свои жизни, — ответил тот.

— В таком случае я отдаю приказ о втором огненном залпе.

    Час спустя полыхающая крепость получила вторую партию огня. Пожар занимался все сильнее, а пламя поднималось в небо снопами белых сверкающих искр.

   Миновала ночь, стало светать. День обещал быть теплым и погожим, без единой капли дождя.

   У ворот деревянной крепости ожидали два кавалерийских эскадрона и пятьсот пехотинцев с копьями и топорами. Однако большая часть армии удалилась на неспешный завтрак. Крепость продолжала полыхать, огонь казался упорным, как грех, хотя защитники неистово тушили его водой, мокрыми воловьими шкурами и всем, что оказалось под рукой. В одном месте образовалась огненная брешь, укротить которую было бы немыслимо, и сквозь нее уже могли бы проскочить два человека верхом на лошадях.

  Биргер и Бенгт удобно расположились в тени  палатки, наблюдая за представлением, попивая утреннее пиво и закусывая копченой ветчиной.

— Должно быть те, кто внутри, сейчас как в аду, — задумчиво пробормотал Биргер. — Теперь я представляю, что чувствовали мой брат Карл и наш родич Карл Глухой, когда приняли смерть мучеников.

— А что бы сделал ты, если бы командовал там? — спросил Бенгт сын Элины, не принимая во внимание слова об умерших родичах.

— Я бы потребовал переговоров.
               
                *   *   *

      Все пожары в крепости были потушены, но она продолжала тлеть и дымиться. В стенах зияли огромные зазоры и в лестницах для штурма больше не было нужды. Один из командиров  крепости вышел и потребовал у ярла Фолькунгов свободного прохода из замка.  Биргер тут же отправил вестника с сообщением, что примет переговорщика и честью Фолькунга обещает ему свободный выход.

    Через несколько минут перед ними предстал человек, с ног до головы покрытый сажей, одетый в обугленную и прорванную во многих местах синюю кольчугу с коронами Эриков. Биргер приказал подать ему пиво и с задумчивой улыбкой наблюдал, с какой жадностью  побежденный прижал кружку ко рту и как прохладная жидкость стекала на его шею и грудь, прежде чем он  с глубоким стоном опорожнил свой сосуд.

— Я Биргер сын Магнуса, ярл Фолькунгов и военачальник конунга Эрика сына Эрика, и я приветствую тебя, пристав. Назови свое имя! — произнес Биргер сурово.

— Я Стуре сын Сванте, пристав конунга Кнута в  Сьёрмланде и Нерке, — громко  ответил тот,  несмотря на безнадежность положения, пытавшийся казаться отважным.
— Кнут сын Хольмгейра больше не властен в этих городах. Так кто же ты тогда? — тихо спросил Биргер, окинув взглядом побежденного.

Вместо ответа, тот низко опустил голову.

— У тебя две возможности,  — продолжил Биргер. — Через полчаса ты и все твои люди выйдут из крепости. Все вы будете безоружны. Большинство из вас, хоть и не все, спасут свои жизни. Второй вариант — остаться и защищаться. Тогда даю тебе слово, что никто из вас не выйдет оттуда живым. Других условий быть не может, и теперь, как человек чести, ступай назад и передайте это послание своим родичам!

     Менее чем через полчаса после их  переговоров потрескавшиеся и обгоревшие ворота крепости отворились, и толпа покрытых сажей защитников вышла  с опущенными головами и без оружия. Их оставалось чуть больше ста пятидесяти.

   Многие из них совершили роковую ошибку. Те, кто был знатен остальных и имел собственный герб, надеялись на  лучшее обращение победителей — возможно, ожидали пива и пира тем вечером, — поэтому выходили, выставив напоказ свои доспехи и щиты. Их взяли под руки и отвели от большой группы, а они наивно полагали, что у них появился  повод для радости.
 
    Именно в этой крепости обнаружили мужчин, носивших герб нападавших на Форсвик, тот самый, который так тщательно изобразили на двух свитках пергамента искусные мастера поруганного поместья.
 
  Биргер приказал разделить пленных на две группы и связать тех из них, кто носил на себе кровожадные гербы. Оставив их под охраной пехотинцев, Биргер в сопровождении рыцаря Бенгта, двенадцати форсвикеров и Стуре сына Сванте отправился осмотреть обгоревшие развалины замка.

   Они оказались словно в преддверии ада, увидев разруху и почувствовав запах горящей плоти. Весь двор был усыпан телами мертвых, а рядом с рухнувшими стенами лежали черные скрюченные трупы, свернувшиеся в клубок, как младенцы. Переживший подобное должен был приветствовать палача как освободителя.

  Враг благоразумно сложил во дворе все оружие большой и аккуратной кучей, а пристав Стуре отвел победителей в закуток, обложенный мокрыми коровьими шкурами, исходящими паром. Там они нашли  все деньги — четыре сундука с золотыми и серебряными монетами стоимостью более ста марок. Эта баснословная сумма могла бы сторицей оплатить их поход, стоило им присвоить ее себе, как военный трофей.

  Провизии в крепости совсем не осталось, а два колодца были вычерпаны до дна.

   Биргер приказал отправить сокровища в королевский Нёс, большая часть которых вернется ограбленным жителям Сьёрмленда и Нерке. Сам же конунг Эрик получит неплохую компенсацию за налоги, от которых он отказался на целых  два года.

   Крепость очистили от всего ценного и теперь начиналась та  часть победы, о которой  Фолькунги давно мечтали, о которой говорили у  костров или в течение долгих, однообразных переходов  под проливным дождем.

   Принесли каменный блок и топор, который Биргер протянул Стуре, предлагая казнить родичей и тем сохранить себе жизнь.  Почти сорок мужчин должны были быть обезглавлены, и это очень тяжелая изнурительная работа заслуживала  кратких перерывов с кружкой пива.

    Услышав подобное предложение, Стуре побледнел, что не могла скрыть даже сажа на его лице, совершил крестное знамение, упал на колени,  помолился и поднявшись, подошел с опущенной головой к группе мужчин, приговоренных к обезглавливанию и позволил связать себе руки. Его мужественный поступок вызвал огромное уважение не только среди победителей, но и среди побежденных.

  Биргер обратился с те же предложением к заместителю пристава, также носившему на своих доспехах цвета Эриков. Тот не стал кочевряжиться, просто перекрестился, поплевал на руки и, подойдя к топору, схватил его обеими руками. Биргер приказал ему оставить пристава Стуре напоследок.

  Фолькунги приводили одного за другим связанных вандалов к их родичу-палачу и пока их головы скатывались в расползающуюся лужу крови рядом с местом казни, со стороны победителей раздавались ликующий рев и смех, а побежденные пленные сидели, опустив глаза.

    Теперь оставался лишь пристав Стуре, и когда его подвели по скользкой луже крови к замаранному кровью палачу, уставшему и одурманенному крепким пивом, Биргер поднял руку, крикнув, что Стуре прощен, так же, как палач и остальные пленники. Он добавил, что, во-первых, послание, предназначенное для Кнута Длинного, не требовало дополнительных пояснений, а во-вторых, палач остается под защитой Фолькунгов до тех пор, пока находиться в Сьёрмленде.

  Им никогда не приходилось видеть пристава, который так торопился убраться с глаз долой, и это стало новым поводом для смеха и шуток.

   Прежде чем отпустить побежденных, их подвергли еще одной пытке. Они получили приказ снять доспехи с обезглавленных родичей, отмыть их в ручье, сложить трупы в крепости и все это сжечь. Лишь после этого они могли уйти с письменным пропуском, который давал им свободный проход через Сьёрмланд на север в Вестманланд и Уппланд — этим же путем, сказал им Биргер на прощание, он сам придет к ним поздней осенью.

   На этом легкая и приятная часть  похода  закончилась, и, празднуя победу, триумфаторы три дня упивались в своем палаточном лагере. Нашлись и те, кто предпочел пировать в самом Стренгнесе. Там, как и в большинстве городов Меларена, любой человек в цветах  Фолькунгов, невзирая на то, насколько он пьян, чувствовал себя в безопасности, и ему достаточно было пробормотать несколько невнятных слов о том, что он человек Биргера сына Магнуса, чтобы его встретили с распростертыми объятьями.

  Грядущая война обещала стать кровавой. Войско готовилось к выступлению, и Биргер выступил с речью, строго напомнив, что дни спокойствия миновали. В Вестманланде и Уппланде начнется настоящая, жестокая сеча. Они направляются в самое сердце врага, и никому из них не будет покоя, пока не падет голова Кнута Длинного.