Дорога домой

На самом юге Низовских земель, там, где Волга с Окой встречается, а тинная речная волна бьет об извилистый берег, уходящий к небу изумрудными кручами, мирно спящими в легкой синеватой дымке ранней летней зари, встают такие утесы, откуда вся заволжская сторона лежит как на пятерне. Здесь и золотая песчаная отмель, и зеленые луга и крестьянские избы, крытые у кого победнее соломой, у кого побогаче тесом, и златые маковки церковок, а вдали, на самом горизонте, встает во всей своей красе резными пиками елей да сосен темный Заволжский бор....
Дятловы горы.... Так называют в народе эти кручи, с коих открывался просторы и этот вид.... Еще с далеких княжеских седин по их уступам сбегают резные кремлёвские стены, подымаются бойницы со ржавыми пушками, торчащими из амбразур, а рядом два посада: верхний с его садами да избами и нижний, где на пару верст в ширь и даль раскинулись шумные торговые ряды.
Здесь на верхнем посаде, в узком переулке, примыкавшем к улице Большой, стояла в середине 17 века, добротная изба шерстобита Васьки Алтынова, в кой он жил с супружницей своей, тремя детьми, да двумя учениками: Ивашкой и Денисом, коим едва минуло пятнадцать лет. Дениса, еще семилетком привезли родители из далекого села и оставили на поруки Алтынову обучаться ремеслу. А Ивашку приметил сам Алтынов, когда тот чумазый беспризорник, лет пяти, на Макарьевской ярмарке воровал у торговок горох, отмыл его, накормил, привез на верхний посад да оставил у себя.
Всем был хорош тот Васька шерстобит: и силен и справен, а как он шапки да валенки делал, не чета другим! От того то в его товарах щеголял и верхний и нижний посад. Спорилась торговля, богатела лавка на нижнем посаде, а сам он думал о второй мастерской. И давно уж перерос из разряда худых горожан в разряд лучших, вот только над богатством своим всё кружил да чах, и каждой монете вёл придирчиво учёт. От того то, его ученикам жилось на посаде туго: трудились до седьмого пота, ели  впроголодь, а на просьбы Ивашки да Дениса провести их в мастера Васька-шерстобит раздавал тумаки, да так щедро, что до следующей зари еле ноги волочили, продолжая, меж тем, свой тяжкий труд. Словом, держал Алтынов своих подмастерьев хуже крепостных...
А тут ещё моровое поветрие случилось, будь оно не ладно, кои потомки назовут чумой. Люди гибли как мухи, пустели деревни, закрывались лавки, а из города купцы спасая жизни, потянулись на тучных обозах кто куда. Наконец дошло до того, что на всем торговом ряду, где стояла лавка Алтынова, открытой осталась только она. Все соседи давно уехали, а иные и того плоше, уже оставили белый свет и глядели теперь задумчиво на древний город откуда-то с небес. О закрытии лавки Алтынов, и слышать не желал: «Закроем лавку, не будет денег, так что марш работать бездельники» крикнул он утром на парней, а сам закрылся у себя на верхнем посаде в домашней мастерской.
Что было делать ребятам, спустились в нижний торговый ряд, открыли лавку и пошел обычный дневной торг Надобно сказать, что народу было мало, брали самое худое, да ещё торговались за каждый грош, и все заходившие как на подбор еле ноги волочат, поди разбери, кто здоровый кто больной.
Долго ли коротко, солнце закатилось, в небо высыпали звёзды, пришла пора запирать до зари торговую лавку и идти к Алтынову за скромным ужином и к ночному сну, Ивашка повесил на двери лавки тяжёлый замок, посмотрел на Дениса, поглядел на звёзды и сказал: «Слушай Денис так нельзя. Васька Алтынов лавку не закроет, станем работать до последу, пока и за нами не придет моровое поветрие, а там поминай как звали...». «А что поделать?,- пожал плечами Денис, - на все воля Божья, и куда мы от Алтынова? Он наш мастер».... «А вот куда , - ответил Ивашка». «Видишь над нами звёзды, разлились по небу точно молоком. Называют их в народе дорога диких гусей. Помню бабка, когда я жил на деревне говорила про них так. Давно это было, ещё до наших дедов да отцов. Тогда на земле круглый год царило лето, зрела рожь, а в садах поспевали фрукты да ягоды всякие с рождества до рождества. Но однажды разверзся небесный чертог и пошел по белому свету холод с трескучим морозом, сизой вьюгой, колючим ветром, да таким неприглядным бураном, что закрыл он собой на седмицы целый небосвод.
Тогда-то стали собираться дикие гуси в дорогу, в особую страну, туда, где не бывает снега и льда, люди да звери живут как братья, нет богатых и бедных, калек да больных, и всем кто бы ни был, хватает всего. Первыми в пурге полетели самые сильные – гусиные вожаки, стали они выщипывать пух из своих хвостов да разбрасывать его тропинкой по ветру, чтобы отставшие не свернули с пути. Ветер поднял пушинки в такую высь, до самой небесной сферы, там, где звёзды и месяц крепятся. Примёрз гусиный пух к студёным небесам, покрылся инеем и засиял  как ночные светила, поди, теперь, отличи его от старых звёзд».
Денис послушал Ивашку, скорчил серьезную мину, а потом как засмеётся во весь рот. «Ну ты и выдумал, какая бабка, какая деревня и дорога гусей! Что ты помнить можешь! Тебя пятилетком на базаре нашли».
«А бабку помню, - и дорогу помню, - обиделся Ивашка, - и страна эта есть, а иначе куда по небу плывут облака? доплывает они до камня, там цепляются за горы и несутся обернувшись реками вниз ...Там-то и лежит Беловодье, тот волшебный край , где каждый обретает счастье, где живут по чести люди, да все свободны и равны».
«А  давай убежим, - продолжил Ивашка,- Алтынов во век стать мастерами нам не даст, а сложить свою голову от лютой язвы стоя за прилавком или валяя шапки в верхнем посаде - горькая судьба». На том и сговорились. За ужином Ивашка был с хозяином непривычно вежлив и мил, а Денис не скупясь подливал Алтынову и его супружнице ячменной браги, так, что старый мастер быстро захмелел, а потом ушёл в опочивальню и забился мертвецким сном. В это время его ученики собрали свои худые пожитки, взяли хлеба с солью, спустились в нижний посад, переплыли на лодке Волгу и пустились бегом в заливные луга, где стеною- великаном вставал дремучий заволжский лес.
Под пологом сосен было темно да сыро, пахло прелыми травами, душистой живицей и поздней земляникой, что ещё встречалась огоньками по угорам да кочкам в лесной тени. Ветер дышал прохладой какого-то болота, принося с собою тучу комаров, а с соседнего поля тянуло пашней и над всем этим дивом нависало небо, с его мириадами тусклых звёзд.
Парни бежали без оглядки,  вдруг Алтынов проснётся раньше сроку, заметит, что их нет, подымет шум. И тогда начнётся сыск по всем деревням и ближним сёлам. А поймают, - будет плохо, вот и осталось ребятам мчаться, что было сил,  не разбирая дороги исцарапав ноги в кровь,  уходя в неизведанное, в непроглядную сизую тьму.
Наконец, добежав до широкой цветущей поляны, где звенел лесной родник Денис и Ивашка упали наземь, из последних сил прильнувши к холодной воде. Вдруг Ивашка насторожился, поднял голову и показал Денису на дальние древа, за которыми, на соседней поляне мигал костёр. «Давай посмотрим, кто там, - тихо сказал он другу, - коли охотники напросимся к ним в артель, так и проходим всё лето. А как ударит осень, сыск на спад пойдёт, двинем мы своей дорогой, туда, куда по небу гонит ветер стадо облаков.
Сказано – сделано. Притаились ребята за елью. Видит Денис, что, что- то не то. У костра сидело человек пятнадцать, на одном кираса, на втором лохмотья, третий чистит мушкет, у четвертого сабля  блестит серебром, а пятый, так вообще в монашеской рясе, но из под неё, в прорехах, глядит кольчуга и мерцает в всполохах огня.
 «Ивашка, уходим, это лихие люди» - хотел сказать Денис да не успел, сверху на него навалилось что-то грузное, рот зажала мясистая рука, а вторая схватила за волосы, грубо выгнув назад струной. «Ба, - да у нас лазутчики, - послышался откуда то сзади хриплый бас, ну чего ж вы гости дорогие к лесу жмётесь, пожалуйте к костру, там как расположился атаман». С этими словами бывших подмастерьев выволокли на поляну и скрутив по рукам да ногам поставили наземь перед рыжим косматым мужиком. «Кто такие, купцы, с посада будете? – процедил он хриплым голосом, - говорите правду, ложь я чую за версту, и если что мы вас живо на пол локтя укротим». С этими словами атаман неприятно ухмыльнулся и провел рукой себе по бороде, там, где за рыжими космами да высоким стоячим воротником у него скрывалось горло, и висел на шее, памяткой о прошлой жизни православный крест…
Что было делать ребятам? Денис вздохнул, посмотрел на атамана и сказал ему всё как есть, ничего не тая. «Беглые значит, - усмехнулся рыжий мужик, ну так это ничего, все мы беглые. Кто от мастера, кто от помещика, а Гаврила, - тут он кивнул на поджарого молодца в кольчуге и чёрной рясе, так вообще подался в лес из-за монастырских стен». «А как шерстобита вашего звали?» – продолжил допрос атаман. «Да Алтынов Васька», - подал голос Ивашка, коему только что разжали рот. «Алтынов значит, - прорычал атаман, знаю я этого мастера, редкая скотина, тот ещё старый пёс». «Вон, к примеру Прошка восемь лет как от него сбежал, а всё не может поверить, что живёт теперь на «вольном    дыму»».
«Прошка…, - удивился Денис, и впервые посмотрел на того детину, что скрутил его на краю поляны по рукам и ногам, - ты ли это! На торгу говорили, что ты бежать хотел да в Волге утоп». Перед взором Дениса предстал заросший, грязный и какой-то нескладный мужик, в купеческом кафтане и с шрамом на пол лица, но глаза были такие же синие, как в и то лето, когда он семилетком, впервые попал в дом Алтынова и к нему приставили Прохора, старшего ученика поучать ремеслу.
«Не утоп я, - ответил Прохор, ослабив хватку, - переплыл через Волгу, сбросил одежду в волны, чтобы считали погибшим, а сам в леса ушёл. Долго скитался по буреломам, пока, наконец, не набрёл на ребят Егорыча – тут он кивнул на атамана, - и, с тех пор здесь живу».
«Что  нам делать с Вами, - вздохнул атаман, - и убить вроде грех, свои вы из простых, и с собой взять трудно. Ну какие вы разбойники, кожа да кости, и на чём только души стоят… Сёма! – крикнул он другому усачу, суетившемуся с ржавым черпаком у походного котла – налей-ка этим двум побольше каши, выдай двойную порцию хлеба да по чарке вина. Завтра сделай также, да смотри, корми их хорошенько, будут они теперь у нас поучаться другому ремеслу».
Так оно и пошло, стали Денис да Ивашка жить в лесу у лихих людей. Наставлять их поставили Прошку, а он их не столько приобщал к разбойному делу, сколько отваживал. Пойдут корабль купечий брать, Прошка парней кашеварить оставит, выйдут на дорогу грабить возки,  он их за грибами пошлёт, ворвутся в усадьбу какого помещика, эти двое на стрёме стоят. И всё бы ничего, да с добычи доставались им сущие гроши.
Вот и стал Ивашка ругаться на Прошку, дескать учить не хочет, на дело не пускает, а сам всё лучшее себе берёт. Услышал это Прошка да смолчал, а как ушли разбойники на дело и оставили его с похлёбкой да парнями одних, сказал так. «Зря Вы на меня ругаетесь, не из жадности я вас от разбоя берегу. Эта дорога пропащая и ведёт прямиком на эшафот, если свои же в пылу разгула раньше убьют. Бежать Вам надо ребята. Егорыч не мастер, вольную не даст. Я бы и сам ушёл в деревню, да не ловок и не смел, и душа моя уже почернела от грехов. А вы ещё чисты. Завтра Егорыч с ребятами пойдут на купечью лавку, добудут много доброго вина, быстро захмелеют и заснут вповалку, кто, где сидит. Тогда то вам нужно улепётывать, бежать отсюда в чащи куда глаза глядят».
«Да куда мы Прошка убежим», - пожал плечами Ивашка.  «Егорыч эти чащи лучше волка знает. Догонит на утро, со своими ребятами, поймает и всему придёт конец».
 «Егорыч не знает леса, - хитро улыбнулся Прошка. «Видел его коня? Этот конь колдовской. Знает он дороги и пути, по полям летит быстрее ветра, а ещё невзгоды чует за версту. Уведи коня, и ребята Егорыча во век вас не найдут. А  сам атаман останется без фарта, распадётся его шайка, и быть может, и с меня спадет разбойное ярмо…»
 Так оно и вышло, вернулись лихие люди с богатой добычей, Егорыч закатил широкий пир, где вино лилось рекой. Денису да Ивашке тоже наливали чарку за чаркой, а они для вида пригубят, да выльют незаметно в соседние кусты. Вскоре душегубы захмелели и забылись крепким сном, кто где был.
Ивашка с Денисом тихо встали с насиженных мест, подошли к коновязи. Денис протянул лошадине сахар, конь поглядел недоверчиво на парня, но гостинец взял. Ивашка в это время отвязал скакуна и приладил, как то было нужно, атаманово седло. «Ну, быстрее запрыгивай, - шикнул он товарищу, долго спать они не станут, нам уже пора». «Езжайте, покуда конь идёт, не стреножьте раньше времени и не смейте глядеть назад» - протянул пьяным голосом Порошка, повернулся на левый бок, и опять забылся пьяным сном, а с его лежанки на версты кругом полетел мерный храп.
Конь осторожно вышел на дорогу, точно примеряя двойную ношу, повел чернявым ухом, и сам, без команды пустился в шальную рысь По бокам летели города и деревни, лес и поле, луга и покосы, обращаясь в сплошное темное пятно. «Да конь ли это, - подумал Денис, - быстр как ветер, дорогу знает, такого не то что, Егорычу, самому наверное черту не догнать, коли покажет своё рыло из пекла на белый свет».
Над лесами, меж тем, забрезжила заря, разгорелся день, а конь не думал отдыхать, все бежал да бежал. «Понукни его, хоть поспим, сил моих больше нет», - простонал Ивашка. «Акстись, - ответил ему Денис, - Прошка сказал должно скакать покуда конь идёт». «Так он же в синьку был, вот и молол,  что придётся»- Ответил Ивашка. «А если нет, - сказал Денис , лучше поберечься, да и конь наверное устал, ну не может он весь день провести на скаку». Вот только конь его совсем не слушал, всё бежал да бежал.
«Ивашка, а, что у тебя там такое за пазухой торчит, - спросил Денис потирая ушибленную спину от груди  Ивашки, коий сидел позади в седле. «Это брат такое дело»,  - улыбнулся тот и достал холщовую шапку туго набитую монетами всех родов и мастей. «Это ж краденное, - отстранился Денис. «Ну и краденное, что с того? Разве нам впервой,- усмехнулся Ивашка. «Егорыч купечью лавку обчистил, а я обчистил Егорыча, все по чести… На! Держи! Твоя доля! Пригодится наперед». С этими словами Ивашка сунул Денису большую горсть монет. Не хотел тот поначалу брать, а потом подумал, да чем чёрт не шутит, вдруг пригодится и на пользу пойдет. С этими мыслями он забрал монеты и спрятал по ближе к телу во внутренний карман.
День сменился вечером и уже на закате конь остановился на какой-то поляне да тряхнул своей головой, дескать, слезайте нахлебники, на сегодня все, привал. Парни слезли, осмотрелись и стали обходить по периметру новое место, не веря своим глазам.
 Вокруг подымался лес, но совсем не такой как на Волге... Сосны и пихты стояли здесь стеной, закрывая грузными лапами низкий небосвод, так, что лучи заходящего солнца оставались где- то на макушках, а внизу царил извечный полумрак. Полог леса укрыли седые мхи, будто бы отстроченные листьями брусники, а ещё, тут и там загорались позолотой нежные купавки, точно на Кунавинском болоте, тёмной ночью бегущие огни.
«Ты куда нас завёз дружище, что это за край» - спросил Ивашка подойдя к коню. Но конь на это лишь фыркнул, сердито мотнул головой и подставил Ивашке свой тощий зад с гнедым хвостом. «Ты бы лучше спросил его не придёт ли сюда Егорыч, поди знай, на что он способен, раз такого коня добыть сумел, хитрый как чёрт» - ответил ему Денис и посмотрел наверх, на макушку пихты, ещё подсвеченную последними всполохами догоравшего дня.
Мало-помалу, стали ребята собираться ко сну, развели костёр да поставили ужин, еще не зная, как далеко унёс их дивный конь от родной земли.
Ночь заночевали, настолько утро, вышло солнце, обратив весь лес в ленивый полумрак. Ребята проснулись, собрали поклажу, забросали костровище землей, оседлали коня, и хотели ехать дальше, да только конь стоит как вкопанный  и ни туда ни сюда, спокойно жуёт траву. Как Денис его не уговаривал, как Ивашка не стращал, а всё было без толку: конь и не думал возвращаться в бег. А казалось ни с того, ни с сего вспомнил простую лошадиную жизнь, в коей были лишь поляны, цветы да сочные луга. «Тьфу ты нелюдь, - выдавил Ивашка- привёз нас значит, непонятно зачем, не пойми куда». «Бери Денис поклажу, будем снова костер разводить, а там посмотрим, когда его величье напасётся и изволит продолжить путь»
 День уже подходил к концу, когда, к Денису возившемуся у костра, подошёл строптивый конь и мотнув головой, показал себе на спину, куда крепилось атаманово седло, дескать, не мешкайте, собирайтесь, в дорогу уже пора.
Когда ребята пустились в путь, в чертог дремучего леса уже сошли ночные тени, стало темно и зябко, а в вершинах пихт и сосен высыпали бледные звёзды, раскрасив темное небо таинственной дорогой диких гусей. Вдруг, позади парней послышались какие-то звуки, будто бы погоня идёт за ними след в след. Денис похолодел, верно Егорыч до них добрался: «Быстрее милый, быстрее», -  начал он шептать коню, а тот вообще остановился и опять как днём,  ни туда не сюда. Денис спустился из седла, давай тянуть за стремя, а конь стоит как вкопанный. «Да что ты с ним нянчиться, - крикнул Ивашка, сидя в седле, - эту строптивую клячу надо вот так». С этими словами он ударил, что было сил, обеими ногами коня в бока. Что тут началось! Конь подпрыгнул, изогнулся и так лягнул Ивашку, так что тот улетел с дороги в густой черничный куст. Конь скакнул за ним, и туда же побежал Денис, выручать невезучего друга. Конь атаманов взбесился, кабы совсем не затоптал.
Только ушли они с дороги как повеяло холодом, подул колючий ветер будто бы  зимой, а следом на дорогу вышло нечто выше ели, без тела, головы и ног, чёрное как смоль, идёт – переваливается, только ветки трещат да шишки падают. Денис и Ивашка не дышали и даже конь прильнул к земле. В лесу меж тем замолкли птицы, исчезли звери, и даже деревья перестали вести свой вечный спор. Наконец, пришелец, кем бы он ни был, скрылся за холмом… И лес, казалось, ожил, снова запели птицы , зашумели деревья, а по чащам едва различимо стала разливаться поступь здешних обитателей, - лесных зверей.
«Что это было?», - спросил Ивашка, потирая ушибленную спину и выдирая колючки отовсюду откуда мог. «А мне как знать, - сказал Денис, даже звери его боятся, и птицы не поют. Хороший достался нам конь, прозорливый. Правду глаголил Порошка, верно, скакун колдовской.
 Снова поскакали они по дороге, снова полетели мимо них леса, чащобы, редкие деревни вперемешку с лугами, полями да покосами. Наконец, добрались они до какой-то кондовой избы в густой тайге, за окном которой, в столь поздний час, ещё играл да искрился живой светец. Конь ударил копытом по крыльцу и опять ни туда и ни сюда, стоит у ограды - ждёт.
Тут открылась дверь, вышел белёсый старичок и не глядя на гостей тепло приласкал коня. «Вот и ты ко мне вернулся» - сказал он, наконец. «А вы чего застыли,- обратился он к парням, - распрягайте скорее Гнедого и пожалуйте в избу, ужин давно на столе».
Когда ребята вступили в дом, Денис изумился ещё сильней. Стол ломился от яств, а посуды было ровно на троих. «Как он узнал, что нас будет двое и откуда ему известен атаманов конь» - подумал парень, а спросил почему то о другом.  «Вы кто?».
«Я Ефим, - ответил старичок, запивая хлебным квасом пирог с брусникой, - живу в лесу, зверям да птицам помогаю. Гости в наши дебри забредают нечасто, но сегодня это вы». «А что это за край», - спросил Ивашка. «Это Пера Маа» -ответил старик,- «дальняя земля»». «А где здесь  Беловодье" - продолжил Ивашка – далеко ли до него идти?». «Это кому как,- загадочно улыбнулся Ефим  кто-то всю жизнь туда идёт, да так и не достигнет, а кто-то путь находит быстро. Ключи к Беловодью ищи не на пыльной дороге, а внутри себя». «Это как», - не понял Денис. «А так - подмигнул Ефим, достигнешь его чертога, тогда и поймёшь, а сейчас  отдыхайте, утром распутица случиться, вот и оставайтесь пока у меня».
Время было позднее, стали отходить ко сну, а Ивашка тут и спрашивает: «А откуда Гнедой вам известен, это ведь Егорыча скакун». «Не Егорыча, а мой» - отрезал Ефим. «Егорыч увел его отсюда много лет назад, когда таким же путником гостил у нас в глуши. Вот только отчего Гнедой за ним пошел, ума не приложу. Хитрый это конь, да прозорливый. Верно, изначально так было суждено. И больше Ефим ничего не сказал, ушел на свою лежанку отвернулся к стене и вскоре с его стороны полетел могучий храп, на всю избу.
Кабы то ни было, а Ефим оказался прав, утром подул холодный ветер, ударил дождь, а дорогу сложенную глиной развезло: не проехать ни пройти. И только тут Денис приметил, что за время в лесах у Егорыча лето пошло на склон.  «Поди и Ильин день уже давно пролетел» - рассуждал он сам с собой, а дальше что: туманы грязь, дожди да холода»....
Мало - по маслу в лесном краю повеяло веселой да вьюжной зимой. Ветер, дувший с севера, чаще приносил снежинки, жухлая трава по утрам обряжалась инеем, а холодными ночами слюдяное окошко в избе Ефима теперь еженощно покрывал морозный узор. Наконец, однажды утром Денис проснулся от звенящей тишины. Перестал дуть ветер, не стонали сосны, не ломались ветки, он вышел из избы и увидел это: грузными хлопьями на промерзшую землю падал чистый белый снег. «Вот и Покров…, зима пришла - зевнул Ефим, тоже покинув чертоги дома,- Богородица над миром расстелила Омофор - теперь спокойно будет, печь топить пора». С этими словами он направился к поленнице, чтобы набрать побольше дров.
Только погода устоялась, Ивашка опять в дорогу собрался, дескать, идти пора пока не замело. Сколько не просил Его Ефим обождать до весны, сколько не рассказывал страхов, притаившихся в здешнем лесу, а все одно. Наконец он устал. «Ну что ж, раз так, проводим вас с Гнедым до ямского тракта, а дальше уж сами ступайте, ваша судьба». Так они и поступили. Запряг Ефим Гнедого в сани, вывез ребят на тракт, ласково простился с каждым, развернулся и поехал назад в свой тёплый и уютный дом в глухом лесу.
До самой ночи брели Денис с Ивашкой по пустому тракту, так и не встретив на своем пути ни одной человечьей души. Когда стемнело, небо закрыли седые тучи, подул ураганный ветер, подняв настоящий буран. «Ивашка! Надо переждать, хоть под ёлку заберёмся, а то, по такой погоде, не ровен час,  пропадём» - гаркнул Денис, перекрикивая ветер.  «Давай,- ответил Ивашка, - но смотри впереди огонек, пойдём, постучимся, авось разрешат остаться, хотя бы до зари». Сказано сделано. Свернули парни с тракта и, по колено в снегу пошли на свет.
Наконец перед ними во всей своей красе предстал кабак, с ярким светом, гомоном людей да веселой музыкой, что лилась за дверь изнутри. «Вот так повезло....- протянул Ивашка,- пойдём Денис, за звонкую монету нам здесь точно нальют горячей похлебки, а еще поднесут по чарке медовухи или вовсе дорогого вина». «Подожди-ка друг», - сказал Денис. «Странно все это: кабак не на тракте,  в глухом лесу, следов у порога нет, а мы и вовсе по колено в сугробе стоим». «Да что ты беспокоишься, пургой замело. И куда нам деваться, под ёлку лесть как волк я не хочу». На том и кончен разговор.
В кабаке, меж тем,  было жарко. Печь топили так, что с любого пришедшего тут же сходило семь потов. А людей в избе, собралось в этот вечер видимо-невидимо: здесь и ямщики, и купцы, и служивые, и крестьяне, а в углу так и вовсе дремал захмелевший стрелец. «Как сюда их занесло – подумал Денис, - глушь, чащоба да метель стеной, а входа ни саней ни лошадёнки.
Только скрипнула дверь, тут же откуда не возьмись, подлетел кабатчик и предложил ребятам похлёбки, варёного мяса да по чарке своего особого вина.  Ударили по рукам, и Денис с Ивашкой сели на трапезу за общий стол.
В одно мгновенье Денис осушил тарелку с супом, съел холодное мясо да выпил чарку кабацкого вина. Тут же ,стало ему так весело и легко, как никогда за все пятнадцать лет. Сам он, не зная за чем, соскочил с опостылевшей лавки, бросил шапку на пол и, толкая локтями других гостей, пустился какой-то дикий пляс.
Ивашку тем временем,  подозвали к себе  три купца игравшие в карты, темном углу. «Играть умеешь?»- спросил один из них. Парень на это согласно кивнул. «А есть на что?». Ивашка достал свою шапку доверху набитую крадеными монетами. «Тогда садись к нам честный господин,  - пробасил второй купец, - у нас сегодня большая игра да высокий куш».
По началу Ивашке везло, каждый раз он выходил он победителем, а купцы отчего-то доставали из карманов не монеты, а слитки золота и громады дорогих камней. Наконец на пятой партии остался в игре супротив него огромный чернявый купец. «Удваиваю ставку», - сказав он, оглядев свои карты и достав откуда-то с подола и вовсе огромный мешок, до краев набитый золотом. Вот только и Ивашка оказался не прост» «Ставлю все что имею и столько же сверху». «А потом сумеешь отдать?» - прищурил глаза купец. «А то, - всполошился парень, -  чтобы провалиться мне на этом месте если не отдам, да вот тебе и крест». С этими словами он перекрестился, точно повреждая свою правоту. Тут же кругом что-то затрещало, заскрипело, картинка поплыла, а парни оказались на том же самом месте, где мгновение назад стоял кабак, в глубоком снегу.
«Вот те да..., - протянул ошарашенный Денис - верно нечистая сила потешалась, ладно хоть ноги живыми унесли». «И не просто унесли, а богатыми стали, - улыбнулся Ивашка потрясая свой мешок с камнями да золотом, гляди чего набанковал». Он открыл мешок, заглянули ребята туда, а там вместо золота мостились черные угли. «Вот  богатство, целый капитал!  Посмеялся Денис , - его и печь топить не хватит… Пойдём отсюда скорее , покуда всё не вернулось вспять».
С этими словами он зашагал по сугробам к тракту. Ивашка посмотрел на него со стороны и говорит. «Ты бы хоть остригся, совсем себя запустил, вон какой косматый стал, волосы до пояса идут». Денис оглянулся на друга, и сказал в ответ: «А сам то не лучше, лохматый, борода до пят висит, и грязный какой -то, точно в баню полвека не ходил». Тут они удивленно осмотрелись и еще быстрее побежали от проклятого места. «Чертовщина какая то - процедил Ивашка, - не понятно что стряслось. Пошли по тракту выйдем к людям, а там хоть деревня, хоть село, просидим до весны».
Так они и сделали, зашли в большое торговое село, помылись в бане, остригли свои грязные лохмы, да остались в одной избёнке на постой. От хозяина избы  узнали, что с того момента, как бежали  они от мастера Алтынова прошло 12 лет... «Вот тебе и кабак... - пробурчал Денис,- я тебе говорил, что не стоит туда идти, что следов у входа нет, а ты все " замело да замело».
Как и было условлено, в селе обосновались парни до  весны. Денис напросился в кучеры к богатому купцу, а Ивашка повадился ходить в деревенский кабак при почтовой станции, где играл с проезжими в карты  и всегда оставался при деньгах. Был за ним какой –то особый фарт. С кем не сядет за игорный стол – наперёд  везло.
Мало-помалу в этот край пришла весна, дороги просохли, зацвели цветы, а ночи постепенно стали таять, уступая время ясному погожему дню. Стал Денис собираться в дорогу, а Ивашка возьми да заупрямься: «Никуда я отсюда пойду, здесь с проезжими фарт, а кабатчик, добрый человек, и нальёт и приголубит, чем не жизнь для такого как я? Ты Денис, один ступай, а как дойдёшь да Беловодья, отправь мне голубку, а я уж не мешкая тут как тут, к тебе приду». На том они и простились.
Долго блуждал Денис по пыльной дороге, пока, наконец, на закате одного из дней не вышел к широкой да буйной реке, окаймленной в низкие песчаные берега, заросшие местами камышом.  Неспокойны были воды, волны ходили ходуном, а на них барашки - точно снег на горах принакрыл голубой простор.
Посидев на бревне да откушав хлеба с солью, Денис подошел к высокой тополиной роще, где росли такие гиганты, что обнять их не хватит лап у самого медведя, не то что у простого деревенского мужика. «Смилуйся добрый человек, помоги, а то погибну», кто-то прохрипел в выси.
 Парень поднял глаза и едва не упал от увиденного. Прямо над ним, высоко над землёй, на суку, подвешенный за шиворот, болтал ногами настоящий водяной. Сам он, вроде человек-человеком, а прозрачный, точно из воды, на пальцах перепонки да порты по колено мокрые, будто только –только хозяин синих волн вышел на сушу,  оставив свой тёмный чертог. 
«Так вот чего река бунтует» - подумал про себя Денис. А вслух меж тем спросил: «Как же тебя угораздило сюда залезть, где сухо и ветрено, а реке с её водой не подойти». «Да я и не лез, - вздохнул водяной, бились мы с лешим за камский берег, и вот как видишь, его взяла. Повесил он меня на сук, а сам сказал «повиси и подумай», а я пока чащобы обойду. И вот три дня уж где-то ходит, а мне без воды нельзя. Сними меня отсюда добрый человек да брось в реку, а то останусь до заката, и всё - не жилец».
Что было делать Денису? Сжалился. Залез на тополь, снял водяного, а тут уж совсем невесомый стал, легче пуха , колышется на ветру. Отнес его парень на берег кинул в воду так далеко как смог.  Тут же река успокоилась, затихла, а водяной, напившись, поднял тучи брызг. «Ну спасибо земной человек, что выручил, век не забуду твою доброту. Коли беда сойдёт  тебе на голову, иди к воде да кликни меня, а я не мешкая на выручку приду». С этими словами водяной еще раз выпрыгнул из Камы, махнув на прощанье, не то хвостом не то рукой и скрылся в глубине.
Ночевать Денис ушел подальше от реки и впервые в жизни сделал себе для сна навес из веток высоко над землей. «А то, не приведи Господь,  приползёт  ещё какая химера из Камы ночью, да застигнет  врасплох»,
Целое лето скитался он по лугам, лесам да пыльными дорогами, пока наконец на исходе августа не добрался до шумного купечего города с деревянным кремлем, зажатого в излучине двух рек. До самого вечера Денис бродил по тамошней ярмарке, а когда день пошел на спад, стал искать избу где дадут постой. Тут и приметили его два служивых за обходом городских дворов.
«Ты чьих  будешь, - мил человек?», - спросил один.  «На купца не похож, а одет как бродяга, хоть и одежда твоя чиста». «Да что ты с ним нянчишься,- рыкнул второй, - у него на лице написано, беглый, вяжи его Федот, и давай в каталажку, на утро в солдаты сдадим». Денис и опомниться не успел, как эти двое свалили его с ног, связали да запихнули в гнилую избу, служившую, должно быть, городской тюрьмой.
Внутри было пусто и сыро: лавка да стены,  худая печка,  на окошке светец, а у входа бочка с гнилой водой. «Вода... Вот оно!»  хитро улыбнулся  Денис. Тут же подбежал он к этой бочке и крикнул туда чтобы было сил: «Камский водяной помоги». Что тут началось! Бочка зашипела, затрещала, и, откуда не возьмись, вылазит из неё тот самый камский водяной, руку протянул Денису, глянул на него и говорит.
«Здравствуй добрый человек. Вот и пришел я исполнить свой долг. Что за беда у тебя стряслась? Денис вздохнул, сел на лавку  и открыл водяному всё.
«Вот что мы сделаем,- сказал водяной, - завтра как придут служивые, полезай под лавку, забейся в тёмный угол, да сиди там тихо как мышь. А я обернусь тобой и за тебя служить пойду. Уведут меня, избу откроют, а ты не мешкай, беги из города со всех ног. Прячься в ржаных полях, там и друга своего найдёшь. Уходите отсюда на юг без возврата. Сказал он так и замолк.
Долго ли коротко, настало утро, по двору зашагали служивые, смотрит Денис на водяного и дивится: видит сам себя. «Ну, чего застыл, скорей под лавку, а я этих господ на себя беру» - только и успел пришикнуть водяной, как в замке повернулся ключ.
«Так..., а вот и наш беглый, - сказал один из вошедших людей, собирайся живо, царю пора служить, отправим тебя с обозом куда надо». «Я готов - ответил водяной и сам пошел за служивыми. Только вывели его на белый свет, как стало с этим новобранцем что то не то. Зашипел он, затрещал, пошел какой-то рябью и в миг обратился речной корягой посреди тюремного двора… Потому что нельзя нечистым делать людям добро. И случилось это перед местным воеводой, а тот от изумленья лишь рот открыть успел да глаза наставить по рублю.
«Об этом ни слова, - рявкнул он, - не было ни какого беглого, а вы служивые – он обратился к детинам, скрутившим Дениса, - напились вчера в кабаке да по пьяни посадили в каталажку сами себя». «Слушаем» - ответили эти двое. «Теперь расходитесь, - приказал воевода, да пришлите сюда попа, чтобы освятил он и двор, и ограду, и саму избу». На том и успокоились
Пока суд да дело, Денис незаметно выскочил из-под лавки и быстрее из купечего города, туда где за сенью горластого посада начинался простор полей. Долго ли коротко зашел Денис в ржаное поле. Колос поднялся высоко, так что скрыл его до ушей. Парень продолжал бежать, покуда не  запнулся о какую-то кочку да не растянулся по земле во весь рост. «Что ж ты за сволочь, - взревела кочка – где твои глаза». И тут из колосьев показался Ивашка: чумазый, сердитый да нагой.
«Ивашка как ты тут?»- изумился Денис. «А я и сам не знаю, подивился тот. «Играл, значит, в карты, промотал что было, уснул в канаве, а тут вдруг поле и на меня летишь ты. Чертовщина какая-то выходит. А ты-то как, что у тебя?». Денис рассказал ему про всё что было. «Ну чудеса, ну даешь! Только и сказал Ивашка да пошёл вместе с другом в край покосов и полей. В первой же деревне справили ему рубаху и лапти да добрые порты, Ивашка совсем повеселел и теперь без умолку рассказывал Денису о своих картёжных партиях: с кем он играл, когда да какой  поднял  в тот вечер куш.
Так и блуждали они от деревни к деревне, пока наконец, в селеньи Ковалево не стали постоем у богатого крестьянина Степана Кузьмича и не напросились к нему на летние работы: по началу сено на лугах косить, а позднее жать хлеба. Быстро пролетело лето, за ним нагрянула осень, а за осенью, как водится, пришла в этот край старуха зима. Только улеглась распутица, стал Ивашка вновь манить Дениса в дальний путь, а тот впервые за много дней, отказался наотрез. 
Оказалось, полюбилась ему Маланья, младшая Степанова дочь, да и он пришёлся ей по сердцу. Отец дал добро, да и свадьбу уже назначили на ближайший мясоед. «А знаешь, прав был Ефим,- сказал Ивашке Денис, можно всю жизнь искать Беловодье, но так и не найти вход в его чертог, а ключ к нему всегда с тобой, где-то глубоко внутри», - тут он показал на сердце. Много мы с тобой прошли дорог, много повидали селений, и лишь теперь, поживши в Ковалево я точно понял, что мое Беловодье – оно здесь».
Только отгремела свадьба, прошло три дня, и Ивашка снова пустился в путь… Проводить его на ямскую дорогу вышел и Денис с молодой женой и сам Степан Кузьмич. Глядя в след уходящему другу, с коим столько довелось пройти, Денис безустанно повторял молитву, а потом прослезился и перекрестил его путь: «Господи, дай и ему отыскать Беловодье в своей душе». Вскоре Ивашка исчез за поворотом, а Денис всё стоял у околицы деревни, ставшей ему настоящим домом, глядя ушедшему другу в след. С этого момента их пути навсегда разошлись.
Лето того года случилось жарким, Денис с которого за день сошло семь потов, усталый и голодный возвращался с сенокоса домой. На встречу ему из дома вышла Маланья, коя была тогда на сносях. «Денис, подымайся в и;збу, у нас там гость, и по виду прибыл он к нам из далёкой земли». «Ивашка вернулся» - подумал Денис, вбежал на крыльцо и открыл дверь… Но на лавке сидел не он. Там оказался какой-то детина в лохмотьях,  заросший и грязный с худой котомкой да длинной суковатой палкой, на кою, он, похоже опирался при ходьбе. Что-то знакомое было в этом странном человеке, но Денис не мог понять что,  пока, наконец, их гость услышав скрип двери не повернулся ко входу да не поднял на вошедшего свои небесно-синие глаза.  «Прошка, ты ли это!  - только и смог сказать Денис, - как же ты вырвался от Егорыча, сумел нас найти и добраться с Волги сюда?». «А так», - усмехнулся Прошка. «Без коня  у Егорыча фарт пропал, вот он и бесился. Под конец решил ограбить усадьбу  большого человека, ворвались мы туда под ночь. А там стрельцов то стрельцов, и других служивых – видимо не видимо, да всяк из них при сабле да ружье. Еле жив остался, чудом ноги унёс. Многих перебили, многих взяли в плен, а Егорыча Гаврила спас, вынес через чёрный ход с глубокой раной в боку.
Говорят, ушли они в тот самый монастырь, откуда Гаврила сбежал в леса много лет назад. Выходила братья Егорыча, а он переменился, принял постриг, и остался с ними на совсем, молится теперь и день, и ночь за всех людей.  А Вас найти мне Бог помог. Пошёл я как и ты по дороге дикий гусей, туда, куда плывут облака. Долго скитался по полям, болотам да лесам, покуда, наконец, в какой-то глуши не набрёл на избушку Ефима. Прожил у него целый год, а потом он научил, как тебя найти. Да.., ведь я не с пустыми руками, погляди какой гостинец Ефим передал».  С этими словами, Прошка залез в свою котомку и достал оттуда кузнечный молот.
«А на что мне кузнечный молот, - подивился Денис, - я и кузню не держу, и огненным металлом не владею, и вообще я шерстобит». «Вот и я подивился, - ответил Прошка, - а Ефим говорит,  «Бери не пожалеешь. Как у Дениса младший в годы войдёт, так всё и поймёшь. Чтобы было делать, взял подарок, и, как обещал, принёс тебе». Посмотрел Денис на молот, пожал в смятенье  плечами да отнёс его в сарай, где был у него припрятан всякий инструмент. Хороший хозяин в деревенском доме всему применение найдёт.
Не успел Денис оглянуться, а тут и дети пошли. Старшего назвали Иваном, ему по обычаю предстояло продолжить дело отца, а младшего Ануфрия, отдали в соседнюю деревню Курилово в обучение старому бездетному кузнецу. Тот хоть и был сердитый да ворчливый мужик, а при виде мальчика растаял. Принял парнишку, точно своего. На прощание, Денис подарил Ануфрию Ефимов молот, и рассказал, как бежал он в эти земли с Волги от жестокого Алтынова, и как в чащобе леса встретил прозорливого старца.
Минули годы, стали власти регистрировать здешних крестьян. Пришли служивые люди к Ивану, старшему сыну Дениса, жившему в ту пору в деревне Озерки. «Чьих ты будешь» - спросили его. «Я Шерстобитов». Так и записали в документах, его, жену и детей. А к Ануфрию пришли, он назвался «Денисов». Вот и стали два брата Иван Шерстобитов да Ануфрий Денисов, а от них наперёд фамилии пошли.
Унаследовал Ануфрий кузнецу в Курилово, а под старость,  передал дело старшему сыну, а тот – своему. Так и служили Денисовы кузнецами в уральском селе из колена в колено, из века в век, аж до 1962 года. А уж их потомки разъехались по всей стране…
Но до сих пор, раз году, 11 июня, когда случается престольный праздник в Куриловском храме Иоанна Устюжского,  возвращаются они в Ординские земли, на свою историческую Родину, туда, где своё Беловодье обрёл когда то их далёкий предок:  Денис Шерстобит.
Кощеев Д.А. 28.07.2025