Между Востоком и Западом Глава 16 Сила и слава Под

Глава 16
Сила и слава Подземелья

1.

Бог на троне был мрачнее грозового неба. В очередной раз он пытался захватить власть и выйти из подземного забвения, и в очередной раз проигрывал. Он слабел с каждым днем: сначала гибель части бессмертных воинов в стране Тысячи островов, потом бегство пленника и потеря целой армии на пограничном рубеже, затем разгром храмов Ди-ю, и вот, наконец, крушение последних надежд у стен неприступной аллеманской столицы. Он не хотел отступать, но был вынужден скомандовать отступление, потому что без помощи войска Фэн-хэна его демоны полегли бы на подступах к Шварцхерцу все до единого солдата, и тогда некому было бы даже охранять его дворцовые покои, а ведь кто знает, что еще задумали эти проклятые небожители.
Яма помрачнел еще больше. Сейчас в его распоряжении оставалась лишь жалкая кучка мертвецов си и демонов юй, да несколько десятков бессмертных; остальные подвластные обитатели ада охраняли миллионы томящихся в двенадцати кругах его владений умерших. Призови их к себе, и не миновать восстания уже в его стране. А все из-за этого ничтожного предателя! Погубить такое дело! Утонул в собственной страсти, погнался за жалкой девчонкой гуй. Эх, люди, люди! Вы тщитесь покорять целые миры, и не в состоянии справиться с собственными страстями. Вечно вам кажется, что вы в двух шагах от заоблачных вершин счастья, а на самом деле демоны тщеславия, жадности и гордыни только и ждут, чтобы, поставив подножку, сбросить вас в грязную лужу разочарования.
– То же ожидает и тебя, червяк! – мстительно сжал губы Яма. – Надеюсь, наше расставание будет недолгим. А ведь Западу твоя грязная душонка вовсе ни к чему, ее выплюнут на родные просторы Востока, а здесь уже моя вотчина, и здесь-то мы поквитаемся сполна. Я прикажу протащить тебя по всем кругам ада, а сам буду долго любоваться твоими страданиями, Фэн-хэн. Ты дорого заплатишь и за предательство, и за пренебрежение ко мне! Только бы не помешали обитатели Киноварной горы. Этим изнеженным существам вполне по силам, навалившись скопом, сковать меня по рукам и ногам и развоплотить твою душу, не оставив от нее и следа. Правда, самим им соваться под землю, к счастью, не дано, зато всегда остается Чжень и подвластные ему духи стихий, а благодаря тебе, ничтожество, сегодня я слишком слаб, чтобы достойно противостоять старшему сыну богов. Но ничего, пока я свободен, я надеюсь.
Так размышлял повелитель ада, а между тем остатки его воинства снова ступили на просторы Подземелья, отмеряя километры обратной дороги.

* * *

Штурм прекратился также внезапно, как и начался. Люди и гномы готовились к смерти, ибо недели непрерывных атак все-таки повредили неприступные стены: громадные камни баллист полностью снесли одну из главных башен и пробили две глубоких бреши; обрушившиеся куски кладки практически засыпали ров в этих местах, сделав подступы к городу доступными даже для огненных колесниц они. Оставалось приложить ничтожно малые усилия, и бойня перекинется на улицы и площади Шварцхерца. Конечно, существовало серьезное опасение, что в этом случае врагу придется завоевывать каждый переулок, каждый дом, каждый камень мостовой, и, в конце концов, в награду ему достанется мертвый город, однако другой неприятелю был и не нужен.
– Ты не бросишь нас? – голос Вайнерта звучал устало и практически безжизненно. Теперь уже единственный правитель Шварцхерца был трижды ранен, потерял много крови и сил, но упрямо не хотел скрываться за спинами полусотни своих бойцов, шестисот гномов и изрядно поредевшего ополчения. Он вернул уважение своих подданных, только вот останутся ли они таковыми, и останется ли в живых он сам?
– Не нужно глупых вопросов, – Фастфут устал не меньше, но ранен не был, а потому держался чуть лучше своего венценосного собрата. – Я не затем пришел сюда, чтобы бежать в самую трудную минуту.
– Но и не затем, чтобы умереть за людей? – в глазах Вайнерта мелькнул огонек привычной подозрительности.
– Что же, ты прав, – спокойно ответил король рудокопов. – Я привел сюда своих гномов не для того, чтобы спасти Шварцхерц, не для того, чтобы отстоять Аллеманию, и уж вовсе не для того, чтобы защитить твою драгоценную задницу. Мы пришли сражаться за весь западный мир, за тот уклад жизни, который веками строили наши с тобой предки, и мы не уйдем до тех пор, пока последний вражеский солдат не падет в бою или не покинет пределы наших земель. Мне жаль, если ты до сих пор этого не понял, и тем более жаль, если, в случае победы, мы начнем возрождать отношения между Наземьем и Подземельем с банальной подозрительности.
– В случае победы, – эхом повторил Вайнерт и прибавил после некоторого раздумья. – Прости.
Этот разговор состоялся поздней ночью, а уже с первыми лучами рассвета оба заняли привычные места на потерявших много зубцов стенах аллеманской столицы. У каждой из едва заделанных брешей сурово хмурили брови по две сотни гномов и тысяче ополченцев, еще двести гномов во главе с королем заняли позиции у бойниц; у практически разбитых ворот застыли пятьдесят солдат Вайнерта и оставшиеся несколько сотен вооруженных серебристыми мечами подземных рудокопов горожан.
На этот раз клинки окрасились кровью в полной тишине. Обе стороны прекрасно понимали, что этот штурм последний. Ударную силу двух колонн, атаковавших проемы в стене, составляли плюющиеся черепахи юй, следом за которыми накатывались волны оживших мертвецов си. У ворот же плотная группа упырей раскачивала мощный, обитый металлом таран, готовя плацдарм для огненных колесниц они. «Бум! Бум! Бум!» – мерные толчки тарана то и дело врывались в звон железа и хриплые стоны умирающих воинов.
– Один, два, три, четыре, – считал про себя Фастфут, направляя выстрелы лучников в наиболее опасные места сражения. Воздушной атаки защитники Шварцхерца могли больше не опасаться: летучие отряды гуй и гулей были выбиты ими до последнего солдата в предыдущих штурмах. На двенадцатом ударе таран замолчал навсегда. Ворота города пали. Искрящиеся колесницы скелетов, сопровождаемые толпой мертвецов си, хлынули под арку ворот.
– Опускай решетку! – скомандовал Вайнерт, готовя своих людей к смерти. Они еще рассчитывали сдержать наступление. В довольно узком коридоре пятьдесят воинов, упершихся спинами в металл решетки, могли надеяться выстоять не один час. Однако команда запоздала, или опоздало ее исполнение, и колесницы они буквально вынесли жалкую горстку красно-белых мундиров, швырнув их на оторопевшую толпу ополченцев. Мгновение, и площадь у ворот превратилась в бурлящее море хаоса, в котором демоны явно одерживали верх.
– Луки за спины! Мечи и топоры к бою! – выкрик Фастфута отстал от короля рудокопов ровно на три огромных прыжка, что потребовались гному для того, чтобы врезаться в самую гущу боя. Топор и меч разили без устали. Трещали, рассыпаясь искрами, кости скелетов, разлеталось сотнями зловонных зеленых брызг содержимое тел упырей си. Практически неуязвимые для обычного железа, они не могли устоять против серебристого металла страны Мрака, из которого были выкованы клинки рудокопов. Король был неудержим, но впервые за дни осады он потерял свою невозмутимость и выдержку: являя пример отваги, он слишком далеко оторвался от своих верных гномов. Он не оборачивался, но если бы случайно повернул прикрытую шлемом голову, то тотчас обнаружил бы за своей спиной не привычные забранные железом бородатые гномьи лица, а утыканные клыками пасти си и вечно скалящиеся щербатые провалы ртов они. Фастфут попал в западню.
Взмах топора – хруст перемалываемых костей, удар меча – чавкающие звуки раздираемой плоти. Король разил направо и налево, отмахиваясь и вперед и назад. Лязг булавы по шлему показался ему разрывающим уши скрежетом когтей неведомой гигантской птицы. Добротная ковка гномов выдержала натиск палицы, мгновенно потерявшей в столкновении несколько своих смертоносных зубов. Однако Фастфут вдруг замер на месте, движения рук короля замедлились, перед глазами оглушенного воина поплыли яркие огненные круги. Второй удар сорвал шлем, отбросив его словно жестянку далеко в сторону. Огненно-рыжие с проседью волосы гнома вспыхнули и погасли залитые кровью: обоюдоострый клинок си опустился на незащищенный затылок короля.

* * *

– Где враг? – губы слушались его с трудом, но это были первые слова Фастфута, которые он произнес, придя в сознание на закате дня того последнего штурма.
Кроваво-красное солнце медленно уползало за окружавшие Шварцхерц скалы. Хриплая тишина вползала в ноздри вонью мертвых тел и сладковатым запахом горелой плоти.
– Где противник? – повторил свой вопрос король. – Мы выстояли?
– Противник отступил, – Вайнерт выглядел удрученным. – Внезапно. В самый разгар битвы, когда казалось, что до нашего разгрома остаются считанные минуты, они прекратили сражаться и повернули назад. Через час на поле перед Шварцхерцем остались одни вражьи трупы; живые сгинули в переходах Подземелья. Наши потери огромны. Во всей столице вряд ли удастся насчитать более тысячи мужчин, включая стариков и малых детей. Моих солдат осталось только четверо, твоих гномов сто тринадцать.
– Что со мной?
– Ты дрался как лев. Только благодаря твоему отчаянному броску удалось задержать прорыв демонов в город, и мы простояли еще шесть часов, ровно до того момента, как они повернули вспять.
– Что со мной?!
– Мы откопали тебя в груде поверженных тобой врагов. Их были десятки. Ты еле дышал, но был жив. Лекарь занимался тобой с первой минуты.
– Что со мной?!!
Вайнерт вздохнул и отвел глаза в сторону. Лицо самого правителя пересекал свежий еще кровоточащий рубец от выпада сабли, справа налево, прямо через заплывший багровой синевой глаз.
– Удар меча пришелся на затылок и шею. Лекарь сказал, что задеты жизненные центры. Дело плохо. Ты не можешь больше шевелить ни рукой, ни ногой, только говорить и дышать.
На лице Фастфута густо выступили бисеринки пота. Вайнерт помолчал и, словно перебарывая что-то в себе, добавил полушепотом:
– Лекарь говорит, что ты проживешь еще два-три дня, не больше. Он говорит, что человеческое искусство здесь бессильно, что тут нужен волшебник. Может быть Эллея?
– Если бы Эллея была жива, – прохрипел король. – Она уже давно сражалась бы вместе с нами.
– Значит, надежды нет? – голос правителя Аллемании дрогнул. Мешаясь с кровью, по раненой щеке его медленно скатилась одна-единственная слеза.
– Надежды, друг мой, – голос и дыхание Фастфута были прерывисты. – Согревают душу сомневающемуся и неуверенному; тому, кто, совершая глупые поступки, вечно уповает на милость и переменчивость воли богов. Кто тверд в устоях, чья вера крепка словно гранит, тот знает, что жизненный путь его предначертан свыше еще при рождении, а потому твердо ступает по нему, лишь соразмеряя каждый свой шаг с биением честного и доброго сердца. Несколько недель назад я сошел со своего пути: я отказал другу. Я опомнился слишком поздно для того, чтобы придти ему на помощь. И тогда я повел свою армию к Шварцхерцу. Не для того, чтобы искупить вину, для того, чтобы не потерять уважения к себе.
– Ты спас Шварцхерц, спас Аллеманию, спас мой народ, – с нажимом произнес Вайнерт. – Ты искупил свой проступок сполна.
– Нет, повелитель, – брови короля гномов дрогнули. – Предательство не искупается, оно смывается кровью. И даже после этого в сердце остается незаживающая рана. Кара моя заслуженна, и умру я спокойно. А сейчас мне хочется только одного: отдать последнее свое дыхание на родной земле и, может быть, перед смертью увидеть мою дорогую Лиз. Я очень надеюсь на это.
Фастфут помолчал, переводя дыхание, а потом неожиданно громко и твердо произнес:
– Командуй рудокопам подъем! Мы отправляемся в обратный путь. Расставаясь, прошу тебя, устрой достойные похороны павшим гномам. За чертой города. И отметь это место. Мои люди вернутся, чтобы воздвигнуть там обелиск. Память о павших героях не должна кануть в вечность. И еще. После коронации, а она, я уверен, состоится совсем скоро, стань королем достойным Аллемании и ее народа. Прощай!
Вместо ответа рука Вайнерта лишь крепко сжала безжизненную ладонь Фастфута.

2.

Выполняя приказ хозяина о скорейшем прибытии домой, они решили сократить обратную дорогу. Теперь им не от кого было скрываться, а потому можно было смело пройтись напрямую по владениям подземных рудокопов, нежели делать огромный крюк, обходя их стороной вдоль границ страны Мрака. Первыми их увидели кобольды. Столкновение получилось кровопролитным, но коротким. Кирки и лопаты довольно слабое противодействие мечам и копьям. Золотодобытчиков перебили в считанные минуты, однако старшему кобольду удалось отправить гонца к королеве.
Страшная весть не застала Элизабет врасплох. В глубине души она была готова к подобному развитию событий, да и вспыхнувшее синим светом охранное колечко на безымянном пальце правой руки, разрушая любые сомнения, свидетельствовало о том же: враг у ворот. И хотя регулярная армия ушла под стены Шварцхерца вместе с Фастфутом, гномам было не привыкать сражаться, а потому уже через пару часов у главных ворот дворца толпилось полуторотысячное ополчение, к которому присоединились около шестисот дворцовых стражников.
Лабиринты кобольдов выходили на обширную подземную равнину, равнину унылую, обрамленную грядой высоких валунов. Королева и ее министры еще поспорили, прежде чем выбрать ее, как место грядущего сражения. Лиз считала, что нападать стоит в переходах гномьих пещер. Да, несомненно, это означало драться практически в собственном доме, зато подобная тактика явно мешала врагу использовать в узких переходах преимущество военного строя. Но совет настоял на своем: со времен нападения ледяного великана Фроста гномы никогда больше не допускали противника в святая святых, к порогу собственного жилища! Не бывать этому и теперь!
– Это плохой знак, ваше величество, это может подорвать веру вашего народа в свои силы и стать первым признаком грядущего поражения, – вежливо, но твердо высказал общую мысль первый министр королевского двора.
 И приказ был отдан. И камни на краю равнины скрыли три отряда гномов. Центр из шестисот обученных искусству сражения дворцовых воинов возглавила сама Элизабет. Вряд ли гномы допустили бы участие королевы в битве, однако, легкая, то и дело мелькавшая вдоль строя изящная женская фигурка в серебристых сверкающих доспехах одним только своим видом поднимала дух каждого бойца до недоступных пониманию высот мужества. Правый и левый фланги возглавили первый министр и военный советник Фастфута. Чуть сзади основных сил находился запасной отряд в триста с небольшим ополченцев. Командование им досталось старшему сыну королевской четы, девятнадцатилетнему юноше с такими же, как у отца, огненно-рыжими волосами.
Враг проплутал в горных штреках несколько часов.
Первыми из черных провалов показались огненные колесницы они. Скелеты выкатывались на равнину, выстраиваясь полукругом и озираясь вокруг. Армия Ямы была готова к любым неожиданностям. Искрящиеся колесницы прикрывали появление и построение в боевой порядок остальных солдат подземного бога до тех пор, пока все войско демонов не заняло свои привычные места. А затем армада в пять тысяч бойцов медленно покатилась по равнине.
– Выйти из-за камней! – разнесся над головами приказ Элизабет. – Построится в три ряда! Последним упереться спинами в камни, и ни шагу назад! За нами наши дома, а там старики, женщины и дети!
 Тактику боя они определили с самого начала, а потому королеве лишь оставалось отдавать команды. Ее звонкий голос летел над шлемами рудокопов словно трубный глас военного горна, будя в сердцах мужество и отвагу.
Малочисленность не давала гномам создать глубокий строй, но и три ряда воинов могли продержаться достаточно долго. Но вот могли ли они победить почти трижды превосходящего, обученного убивать противника? Элизабет гнала сомнения прочь, но липкие мысли, не желая уступать, буквально вязли в ее голове. И все же королева верила в успех. Почему? Да потому что армия Ямы отступала. Значит, Шварцхерц выстоял. Значит, ее Фастфут жив. Значит, он преследует беглецов, и значит, скоро он будет здесь. Она просто не могла думать по-другому.
Тем временем первый ряд гномов опустился на колено, прикрывшись щитами и выставив далеко вперед длинные копья. Воины второго эшелона готовили к бою короткие мечи и топоры. Они примут на себя первый удар, а возникшие после него бреши закроют солдаты третьей линии.
Обе армии сближались в полном молчании. Лишь пугливо бряцало оружие, потрескивали искры огненных колесниц, хрустели суставы скелетов, и гулко отдавалась в ушах мерная поступь живых мертвецов. Когда до столкновения оставалось чуть больше ста метров, противник перешел на ускоряющийся бег. Лавина накрыла тонкую нить обороны с головой. Воины личной охраны подняли Элизабет на скрещенных копьях, чтобы картина боя была видна ей во всех подробностях. И королева увидела это! Практически каждое копье первого ряда нашло свою жертву, и почти каждый щит выдержал первый удар. А затем в дело вступили острия мечей и топоров. Звон металла и хриплое дыхание дерущихся, и ни одного выкрика, ни одного стона, ни одной ноты боли. Шеренги смешались, и уже трудно было понять, какая из них была первой, какая второй, а какая третьей. И все же гномы держали строй, не пуская врага за линию камней.
Она видела, как распадались рассеченные на части тела демонов си, как взрывались, потеряв своих хозяев, огненные колесницы они, как трескались плотные панцири черепах юй. Она видела это и гордилась своими героями. Но точно также Элизабет видела, как сминались под булавами скелетов добротные гномовские шлемы и латы, как падали пронзенные десятками клинков могучие тела милых ее сердцу бородачей, как текли багровые ручьи их крови. Она видела это, и душа ее полнилась печалью. Однако наплывавшие на нее чувства не помешали королеве бросить в бой половину резерва, когда наметился прорыв врага между центром и левым флангом обороны. И полторы сотни гномов зацементировали брешь. А затем остатки резерва закрыли точно такую же дыру на краю правого фланга. Но это было все, что она имела, а противник продолжал давить с неослабевающим напором.
– Ваше величество, бегите! – прошептал ей на ухо командир личной охраны в тот момент, когда первые живые мертвецы буквально просочились сквозь укрупняющееся решето оборонительных порядков. – Мы прикроем вас.
Гневом и болью опалил его взгляд королевы. А потом забрало шлема опустилось вниз, а в руке ее сверкнул обнажаемый клинок, и глухой голос прочеканил каждое ее слово:
– Правитель должен быть достоин своего народа! Если народ гибнет, то и правитель должен погибнуть вместе с ним! Гоните предательские мысли прочь! Я здесь для того, чтобы или победить, или умереть рядом с вами!
Набегавшего упыря гномы буквально разнесли на кусочки, но за ним появился второй, потом третий, а после прорвались первые колесницы они. И вот уже клинок Элизабет погрузился в чье-то мертвое сердце, исторгнув из него фонтан зловонной зелени, и вот уже ей самой пришлось отразить первый выпад и ощутить скрежет сабли по ее серебристым доспехам. Два десятка воинов держались до последнего вздоха, прикрывая свою королеву; вскоре их осталось только четверо, и тогда меткий удар палицы снес шлем с головы Элизабет. Вспыхнули в вихре боя ее золотистые волосы, вспыхнул в ее голове фейерверк огненных искр. Во рту в одно мгновение стало сухо, а к горлу подкатился густой ком нарастающей тошноты. Королева опустилась на колени с одной лишь мыслью:
– Мы так и не увиделись с тобой, мой любимый, мой верный король.

3.

– Ну и пусть, – скрипел зубами Эг. – Пусть вы меня бросили все до единого! Все равно я доберусь до него! Чего бы это мне ни стоило! Я отомщу!
После того, как он остался один там, в приграничных скалах, слуга Эллеи проглотил не одну злую слезу, не один раз до боли впечатал кулак в каменистую почву, не один раз издал хриплый вой бессильной ярости. Он встал через час, медленно надел оставленные рядом серебристые доспехи страны Мрака, протянутые ему заботливой лапой лизарга, и тронулся в путь. Ему повезло: он нашел небольшой ручей с вполне пригодной для питья, не замутненной трупными испарениями водой; и он подстрелил пару подбиравшихся к полю битвы подземельных крыс, которых тут же разделал и поджарил во вспыхивавших огоньках догорающих колесниц огненных скелетов. Теперь он был уверен, что дойдет, непременно дойдет до дворца Ямы, и что никто и ничто не сможет помешать его встрече с коварным богом адских глубин.
Он шел по уже знакомой дороге. Несколько недель назад его несли сюда блудные души, а потом, при возвращении на запад Подземелья, помогали поспевать за неутомимыми шестирукими крылья летучих собак. В одиночку же дорога заняла почти трое суток. Он не смыкал глаз, лишь слегка придремывая на коротких привалах. Однако на него никто не нападал, и обостренные чувства его не ощущали никакой опасности. В смятенной душе Эга мелькнула крохотная искорка радости.
– Силы твои, Яма, не беспредельны! – с удовлетворением подумал человек. – Хотя ты и бог.
Черный провал ворот встретил его знакомым мрачным оскалом. Снова потянулись красно-бело-черные повороты дворцового лабиринта, но теперь застывшие черепашьи статуи уже не вводили его в заблуждение. Серебристый клинок легко проникал в казавшуюся каменной плоть, заставляя глаза стражников вспыхивать и гаснуть в предсмертной агонии. На этот раз он был вдвойне осторожен. Прежде чем ступить в кажущийся пустым каждый новый коридор, слуга Эллеи направлял туда одну из огненных стрел Ямы. И часто с удовлетворением он видел, как корчились в языках пламени тела сливавшихся с узорами стен живых мертвецов си. Он мстил, мстил сполна своим бывшим мучителям, мстил и упивался местью. Упыри сумели застать его врасплох только один раз, когда внезапно вынырнули из тайного перехода прямо за его спиной. Но что такое жалкий десяток солдат для разъяренного мстителя. Эг искромсал их в несколько минут, не получив практически ни единой царапины. Вырвавшиеся из тайников его души злоба и ненависть наслаждались видом отсеченных голов и конечностей, которые, как и прежде, силились возвратиться на место, но не могли противостоять волшебному металлу страны Мрака.
Знакомый зал, знакомый трон, знакомая фигура. И только два жалких демона, вооруженных весами и парочкой игральных костей.
Двое долго смотрели друг на друга сквозь прищур глаз.
– Ты вернулся, чтобы согласиться с мои предложением? – в голосе Ямы не слышалось даже намека на иронию.
– Я пришел, чтобы убить тебя! – отчетливо выговаривая слова, твердо произнес Эг.
– И как же ты рассчитываешь это сделать? – и опять никакой язвительности, скорее некоторое удивление.
– Вот этим! – слуга Эллеи медленно положил огненную стрелу на тетиву лука и столь же неторопливо натянул ее, приготовившись к выстрелу.
– Тогда должен разочаровать тебя, – бог на троне издал несколько булькающих звуков, должных обозначать нарождающийся в его утробе смех. – Во-первых, можешь опустить лук: собственное оружие не причинит мне ни малейшего вреда. А, во-вторых, как и все боги, я – бессмертен. Изобрети ты хоть сотню способов, самое большее, на что ты вправе рассчитывать, это причинить мне боль; но убить – никогда!
И все же Эг выстрелил. Шквал огня долетел только до подножья трона, заставив демонов взвизгнуть от страха и неожиданности, и ретироваться за спину хозяина. А потом пламя скользнуло к земле, уйдя в нее без следа.
– Повторим? – на этот раз Яма откровенно смеялся.
Не отбрасывая лук, Эг выхватил из ножен свой меч и двинулся к трону. Он был просто охвачен безумием, безумием ненависти.
– Стой, стой, стой! Мы так не договаривались!
Внезапно человек замер на месте. Выросшая перед ним стена воздуха оказалась непреодолима. Мало того, плотный столб невидимой преграды буквально выталкивал его прочь из тронного зала. Поворот, еще поворот, и Эг оказался прямо посередине большого перехода, пестрившего пересечением красных и белых квадратов. Преграда отступила; слуга Эллеи снова ринулся вперед.
Черные тени возникли из ничего. Очертания человеческих фигур в масках, алый огонь в прорезях для глаз, сверкающие клинки в затянутых в перчатки ладонях. Несколько десятков. И это уже было серьезно. Эг вскинул лук, выпуская струю огня. Фигуры вспыхнули как солома, сгорев без звука, и… тут же выросли вновь. Повторная стена пламени, вспышка, и снова неудача. Он выстрелил в третий раз, без всякой надежды, скорее от безысходности, и приготовился продать свою жизнь подороже, а потому не сразу понял, что произнес раздавшийся за его спиной веселый голос:
– Ну, с этими-то мы управимся быстро. Не впервой!
Появившееся ниоткуда существо напомнило ему большую бабочку с руками, ногами и очень разговорчивой головой.
– Не робей! Смотри, как это делается!
Черное пятно величиной с колесо от большой телеги втянуло грозного противника без остатка. В зале стало пусто и тихо.
– Ну, чего, знакомиться будем что ли? – протянул ладошку порхающий гном. – Тэнгу. Ученик варлока Ямато, друг Великого волшебника Одинокой башни Кукиша.
– Так это ты?! – удивленно выпалил Эг, вспоминая редкие рассказы своей хозяйки о путешествиях и проказах ее возлюбленного.
– Можно подумать, ты меня знаешь? – не менее удивленно произнес тэнгу.
– Лично нет, но по рассказам Эллеи знаю довольно хорошо.
– А ты ей кем приходишься?
– Слугой, – грустно произнес Эг и поправил. – Только приходился. Погибла волшебница, в схватке с Ямой погибла, меня спасая.
– Значит, дорог ты ей был, – глубокомысленно изрек гном. – А еще, значит, налицо полное совпадение наших с тобой интересов. Ты, наверняка, поквитаться пришел. Порезанные да горелые демоны там, в коридорах, твоих рук дело?
– Моих, – все так же грустно кивнул головой человек. – Лук, что у Ямы отобрать удалось, помог. А вот с ним самим не получилось.
– Получится! – уверенно махнул рукой тэнгу. – У меня к нему слово от небожителей есть. Убить не убьем, конечно, – бог все-таки, – а настроение подпортим изрядно.
– Не хочу настроение, хочу убить! – упрямо бросил Эг.
– Экий ты несговорчивый, – сокрушенно всплеснул ладонями гном. – Ладно, пошли, там разберемся.
Два поворота, и они снова оказались в тронном зале. При виде живого Эга брови Ямы медленно поползли вверх.
– Не ожидал?! – язвительно бросил слуга Эллеи, приближаясь к трону. – Теперь тебе конец!
Выбравшиеся к этому времени из-за спины хозяина демоны стремительно бросились в стороны. Яма выпрямился во весь свой огромный рост, готовый растоптать человека, как букашку.
– Стойте! – разнесся по залу звонкий голосок тэнгу. – Остановитесь! Перед тобой посланец Киноварной горы! Выслушай волю богов!
Хозяин ада замер на мгновение, отыскивая глазами источник звука:
– Муха! Жалкая муха! Да как ты смеешь присваивать себе роль посланца небожителей!
– Не такая уж и муха, – совершенно спокойно возразил тэнгу. – Если сумел расправиться с сотней твоих бессмертных, здесь и там, в своих владениях страны Тысячи островов. Не такая уж и муха, если сумел пройти через трое ворот на пути к Каменным палатам. Не такая уж и муха, если вместе с Чженем сумел разрушить Ди-ю и размазать по стенке тысячи тысяч твоих жрецов. Боги доверили мне разговор с тобой, но если ты против, то вслед за мной явится «удар грома», и разговор примет совсем другой оборот.
– Говори, – Яма медленно опустился на трон, вцепившись ладонями в подлокотники. – И убери этого бешеного петуха, который так и норовит поцарапать меня своей булавкой.
Тэнгу не стал тратить время на увещевание; он просто скомандовал «замри!», и Эг застыл прямо у самых ступней повелителя ада.
– За вынашиваемые тобой замыслы по низвержению власти небожителей, за причиненные тобой страдания…
– Короче! – рявкнул Яма.
– Великий совет мудрых богов, решая твою участь, взвешивал все «за» и «против»…
– Еще короче!!
– И, в конце концов, учитывая то, что ты все-таки состоишь с ними в определенном родстве…
– Суть, блоха, говори самую суть!!! – рев разгневанного бога был подобен рычанию сотен голодных тигров.
– Тысячу тысяч лет сидеть тебе, не сходя с трона и не открывая рта! – выпалил тэнгу. – И случится это тотчас после того, как я покину твой дворец! Понял?! Все понял?!!
Боги решают быстро. Щелчок пальцами мгновенно приковал гнома к ближайшей колонне тронного зала, лишив возможности любых движений, но, сохранив ему при этом возможность говорить и исторгать из себя всяческие проклятия.
– Если все, что ты сказал, правда, то это означает только одно: ты отсюда никуда не выйдешь! И больше понимать тут нечего! – пророкотал хозяин ада.
– Глупец! – вскричал тэнгу. – Через день, другой сюда явится Чжень, и тогда тебе не сдобровать!
– День-другой! – расхохотался Яма. – Да уже через пару минут я оставлю от тебя и твоего нетерпеливого спутника лишь горстку пепла. Повеление богов исполнится. Ты ведь не покинешь моего дворца, а, следовательно, и я не останусь бессловесной, прикованной к одному месту тварью. Понял?! Все понял?!!
Яма вытянул вперед руки, одну в направлении гнома, другую в сторону Эга. И тотчас же оба почувствовали нарастающий внутри каждого из них жар. Тела их жгло так, что кожа и слизистые начали трескаться, истекая пузырившейся кровью. Но в отличие от разъяренного тем, что так легко угодил в ловушку, орущего от негодования тэнгу, Эг был вынужден молчать. Боль и ненависть исторгал один лишь его сверкающий взгляд.
– Стой! – снова прозвучало под сводами зала. – Смотри на меня!
Яма вздрогнул и поднял глаза в поисках новой опасности. Прямо на него глядели немигающие зрачки убивающего взглядом: посланец Гауды успел как нельзя кстати. Освобожденный от волшебных оков хранитель Тысячи островов рухнул к подножью колонны, едва успев расправить крылья и не разбиться в лепешку. Он оторопело смотрел на распростершую руки статую Ямы, пока опустивший веки лизарг не крикнул ему:
– Освободи Эга!
Они ринулись к человеку. Они пытались спасти его, однако раскалившаяся от жара тела кольчуга, расплавив одежду, практически приросла к коже несчастного, съедая его плоть до самых костей. Вызванные тэнгу потоки воды пришли на помощь слишком поздно. Слуга Эллеи был мертв, но умирал он с улыбкой: он воочию увидел отмщение и смерть врага.
– Это я убил его! – сокрушенно вздохнул гном.
– С тем же правом вину могу принять на себя и я, – спокойно ответил генерал Гауды, – конечно, ему было жаль человека, но эмоции добра лизаргам не положены (он итак превзошел себя там, в приграничных скалах), – и добавил, – Ведь надеть доспехи посоветовал ему именно я. Боги судят по-своему, и весьма часто не так, как хотелось бы людям, и демонам,… и волшебникам.
– Нужно забрать его с собой, – предложил тэнгу.
– Да, мы похороним его у стен дворца, того места, где погибла его госпожа, волшебница Эллея. И пускай их души воссоединятся в другом мире.
Когда копали могилу, гном спросил:
– Ты убил Яму?
– Вряд ли, ведь боги бессмертны. Но я превратил его в камень ровно настолько, насколько нам было нужно, чтобы покинуть пределы дворца. Дальше вступило в силу принесенное тобой проклятие. И поверь, я не хочу возвращаться, чтобы убедиться в том, стоит ли он окаменевший или с розовой кожей. Мне на это глубоко наплевать. Свое он получил сполна и по заслугам.
Отдав последние почести Эгу, они расстались. Одного ждала Гауда, другого горячо любимая им страна Тысячи островов. Возложенную на них миссию они выполнили с честью.

4.

Огромный мертвец вскинул лапу с мечом, готовясь опустить ее на беззащитную королеву. Элизабет взглянула в лицо смерти, однако неизбежный конец превратился вдруг в вихрь, не только выдернувший из лапы врага занесенный клинок, но и отбросивший противника далеко назад, прямо на острия продолжавших сражаться у каменистой гряды гномов. Вихрь раздвоился, и теперь уже два потока воздуха подхватывали прорвавших линию обороны демонов и швыряли их далеко за пределы оборонительного строя рудокопов. Блудные души! Не в силах нанести врагу ощутимый урон, они все же сдержали его натиск, позволив подданным королевы хотя бы перевести дух. Они примчались вовремя!
– В строй! В строй! Защитим ее величество! – первый министр был ранен, ранен тяжело и не один раз, однако сохранил трезвость ума и силу духа. Послушные приказу остатки войска выстроились незамкнутым четырехугольником, закрывшим Элизабет с трех сторон; с четвертой стороны, за ее спиной, по-прежнему оставалась гряда камней, последний рубеж их обороны, несданный врагу рубеж! Угрюмые, истекающие кровью, но с яростной решимостью во взоре, – как же она любили их в эту минуту, всех и каждого по отдельности!
– Матушка, вы ранены! – левое плечо ее старшего сына бессильно висело вдоль туловища, из-под рассеченных доспехов на руку и щит вытекала тоненькая струйка крови.
– Пустяки! Шлем защитил голову, это всего лишь ссадина от удара, – ей так хотелось придти на помощь сыну, но лицо ее вдруг позеленело, покрывшись крупными каплями пота, и королева отвернулась назад, опустившись на вытянутые вперед руки. Голову ее пронзила острая боль, а потом, принося облегчение, пришла рвота. В ушах Элизабет шумело, пот и блестящая пелена перед глазами мешали ей видеть, а потому часть дальнейших событий просто выпала из поля ее зрения.
А посмотреть было на что! Из горных штреков, за спинами демонов Ямы, быстро растекаясь по равнине, выливалась армия шестируких. Они не строились в боевые порядки, они сразу вступали в бой, плечом к плечу, яростно и беспощадно. И воинство подземного бога дрогнуло. Не существовало больше единого плана битвы, каждый сражался сам за себя. Тех же, кто пытался обратиться в бегство, настигали крылатые псы Гауды. Взмывая в воздух, они швыряли хрупкие тела юй и они на камни, а почти неуязвимых живых мертвецов на серебристые клинки шестируких. И тогда гномы пошли вперед, шеренга за шеренгой. Клещи сомкнулись, перемалывая то, что еще оставалось в распоряжении Ямы, его последнюю надежду в возможном противостоянии с обитателями Киноварной горы.

* * *

Спустя час все было кончено. Армия повелителя ада перестала существовать. В рядах победителей не было братания, как, впрочем, не существовало и взаимной подозрительности. Они искали своих мертвых, аккуратно вынося тела за пределы поля сражения, чтобы воздать им почести по законам своей страны, и копали общую могилу для тысяч отбросов, оставшихся от вражеского войска.
Крылатый пес почтительно опустился у ног королевы гномов.
– У меня две новости, ваше величество.
Плотная повязка на лбу принесла ей некоторое облегчение, и все же Элизабет приходилось довольно туго. Ее по-прежнему тошнило, хотя и не рвало больше, зато голова ее то и дело кружилась, заставляя то проваливаться в невидимые ямы, то вновь выбираться на поверхность жизни.
– Говори!
– Здесь повелительница страны Мрака, Гауда, она хочет беседовать с тобой.
– Хорошо. Передай ее величеству нашу благодарность за своевременную помощь, принесшую всем нам победу в этой войне. Я с радостью встречусь с ней.
– Вторая новость худшая.
– Говори! – прошептала Элизабет с замиранием сердца: внутренне она была готова ко всему.
– Через полчаса на эту равнину ступят остатки возвращающегося из-под Шварцхерца отряда гномов. Они несут короля Фастфута.
– Король умер?!
– Пока нет, но он ранен, и рана его смертельна.

* * *

Гномы не любят плакать. Может быть, потому что в подземных пещерах мало воды, и ее нужно беречь, а слезы – это лишь ненужные траты драгоценной влаги. А может быть, виной тому суровое воспитание, которое они получают с самого детства. Но гномы не плачут. За двадцать лет замужества у Элизабет не было причин для того, чтобы проливать слезы, а вот сейчас причина нашлась, однако слезы не шли из глаз королевы рудокопов, – подданные видели, что глаза ее величества сухи, – зато рыдало ее сердце, и боль запеклась в ее взоре.
Их оставили вдвоем. В минуты смерти у двух любящих сердец всегда найдется, что сказать друг другу. В последний раз ее пальцы касались дорогих черт немного скуластого лица Фастфута, в последний раз гладили они его седеющие, пока еще шелковистые волосы, в последний раз они могли облегчить его страдания.
– Прости, – шептали сухие губы умирающего. – Прости за то, что любил тебя больше жизни, и не сумел сохранить для тебя эту свою жизнь. Прости, что причиняю тебе боль. Прости, что оставляю тебя в одиночестве.
– Прости, – отвечала Лиз любимому. – Прости, что не смогла закрыть тебя собою от смертельной раны. Прости за то, что не умею излечить тебя, хотя бы и ценой своей жизни. Прости за то, что в одиночестве уходишь ты, а я пока что остаюсь.
– Спасибо, – закрыв глаза, вымолвил король. – Спасибо за двадцать лет счастья. Спасибо за то, что понимала меня, как никто другой. Спасибо за то, что подарила королевству гномов будущих королей.
– Спасибо, – прикрыв дорогие сердцу губы своими губами, вдыхала в них королева. – Спасибо за то, что подарил мне двадцать лет безмерной любви. Спасибо за те руки, что обнимали и ласкали меня долгими подземельными ночами. Спасибо за то, что ты был мне мужем и что был нашим детям настоящим отцом.
– Помни, – голос Фастфута звучал все тише и тише. – Помни, ты остаешься единственной правительницей моего народа. Будь мудрой и справедливой, воспитай наших детей так, чтобы они стали достойной заменой тебе и мне. Помни, что ни в земном царстве, ни в царстве загробном у меня не было и не будет женщины, кроме тебя одной. Помни, что рано или поздно мы снова будем вместе.
– Помни, – кровоточило ее сердце. – Помни, ты оставил о себе память, достойнее которой еще долго не будет ни в душах твоего народа, ни на страницах его летописей. Помни, что любовь моя будет отсчитывать каждую секунду до грядущей встречи с тобой. Помни, что наши сердца и души воссоединяться вновь, и это будет уже совсем скоро.
Последних слов король не услышал. Его веки дрогнули, и сердце остановилось. Лиз застонала, опускаясь к подножию супружеского ложа. Чтобы облегчить дыхание, чтобы выпустить на волю плачущее сердце, Женщине хотелось разорвать сдавивший грудь лиф платья. Но Королева поднялась с колен, оправила складки платья, выпрямила спину и, высоко подняв голову, гордо вышла в тронную залу.
– Король умер, да здравствует королева! – прорезали тишину негромкие слова первого министра. Никто не издал ни одного звука, но все, кто был там опустились на колено, давая молчаливую клятву верности, разрушить которую отныне могла одна только смерть.

* * *

По давнему обычаю тела павших воинов приняла Огненная река. Их опускали вместе, гномов и шестируких. И рудокопы, и демоны страны Мрака стояли рядом, как стояли рядом их повелительницы, Элизабет и Гауда. Забальзамированное тело Фастфута погребли глубоко под землей, в усыпальнице королей. А потом на тризне лились вино и эль, и громко вспоминали деяния и подвиги каждого.
– Облегчи страдания их душ, – попросила Лиз Гауду.
– Боги не отдают нам героев. Они забирают их на небо. Но если по случайности кто-то и попадет в мои чертоги, то обещаю, их примут с почестями.
И еще сказала Гауда:
– Довольно крови, довольно павших, довольно войн. Дороги Добра и Зла не схожи, как не схожи и они сами, но воздержимся хотя бы по возможности, хотя бы на время (если не получится навсегда) от убийств, как бы благородно мы их ни называли. Пусть у нас будут герои мира, а не войны. По крайней мере, обещаю тебе, что пока страна Мрака подчиняется моим приказам, наши государства не скрестят свои мечи!
– Обещаю и я! – торжественно произнесла королева гномов.
Перед тем же, как скрыться в переходах своего лабиринта, Гауда послала прощение обитательницам Даркнесса. Крылатый пес, опустившись перед входом в замок, выкрикнул так, чтобы его было слышно:
– Повелительница Гауда извещает вас, что отныне вы свободны, и всякая охота за вами прекращена! Восславьте же ее величество, королеву Гауду!
Сама же демонесса пробурчала возвратившемуся лизаргу после того, как выслушала его доклад о последних часах Эга и практически вечном пленении Ямы:
– Ты плохо на меня влияешь, мой генерал. Кажется, мы оба явно переборщили с добрыми делами. Еще немного и нашу страну назовут не страной Мрака, а страной Света. А это, поверь мне, непорядок.