Витька-конферансье

У меня сосед по этажу есть, Витькой зовут. Он учится в параллельном классе, и мы с ним крепко сдружились. В школу вместе ходим, и после уроков друг друга на школьном дворе дожидаемся. На великах, на самокатах катаемся, друг к другу в гости без конца бегаем. В общем, весело время проводим.

Витька – человек общительный, любит всякое придумывать, никогда за словом в карман не полезет. А еще у него очень звонкий и пронзительный голос. Хотя петь Витька совершенно не умеет, зато обожает всё подряд, как он сам это называет, дек-ла-ри-ро-вать, а проще говоря, объявлять. В автобусе, например, я никогда рядом с ним не встаю – мне неловко перед другими пассажирами становится. Не успеет автобус от остановки отъехать, а Витькин голос уже на весь салон звенит: «Следующая остановка – Профессора Вавилова. При выходе из автобуса не забывайте свои вещи, кошек и детей!» И всё это у него так громко получается, что я уши ладонями закрываю, чтобы не оглохнуть.

Или вот, недавно в лифте был случай. Лифт в нашем подъезде большой. Народу, особенно по утрам, в него много набивается. И вот мы с Витькой в школу собрались, в лифт кое-как затиснулись и около двери пристроились. На одном из этажей лифт остановился, двери открылись, а там пусто, никого нет. И тут Витька так громко и официально заявляет: «Уважаемые пассажиры лифта! Нам всем необходимо подвинуться. Это невидимые люди по своим невидимым делам хотят на лифте доехать». А потом вежливо так здоровается: «Доброе утро, невидимые люди, заходите, пожалуйста, найдем для вас местечко». И начинает в сторону пятиться, как бы невидимкам место уступая, хотя в лифте пространства свободного, честно говоря, даже для нас с Витькой совсем мало. Окружающие на Витьку странно и подозрительно поглядывать начали, особенно те, которым он уже или на ногу наступил, или в бок локтем ткнул. Ну а я Витьку-то знаю, от него и не такого можно ожидать. Он же просто не может по-другому, фантазия у него такая богатая.

 В школе ему одноклассница Полина вдруг начала нравиться. И решил Витька от нее ответных чувств добиться. «У меня, – говорит он мне, – сверхспособности имеются, могу взглядом человеку внушить что угодно. Вот увидишь, Полинка в меня так влюбится, что еще сама за мной бегать будет». Ну и начал он на нее смотреть. Садится на уроках специально за Полиной и глазами затылок ее сверлит. День сверлил взглядом, второй, а она даже не обернулась ни разу. Как не замечала Витьку до сеанса внушения, так и продолжила не замечать – не сработала Витькина телепатия. На третий день Витька не выдержал и за косичку ее дернул. Полина тут же на Витьку учителю пожаловалась. Поругали Витьку так сильно, что у него сразу вся любовь куда-то улетучилась.

А на уроке географии он что учудил! Сижу я, никого не трогаю, никому не мешаю, вдруг учитель меня к доске вызывает: «Ну-ка, – говорит, – Костя Савушкин, будь любезен, покажи нам на карте, где находится Антарктида – родина пингвинов». И тут Витька вдруг громко со своего места объявляет: «К доске для ответа на вопрос о местонахождении Антарктиды вызывается известный путешественник и первооткрыватель пингвинов Костя Савушкин! Встречайте его громкими аплодисментами!» Весь класс захохотал и захлопал. Я не обиделся и с торжественным видом направился к доске, тем более что я Антарктиду на любой карте с закрытыми глазами найду, а пингвинов, особенно королевских, я действительно обожаю и очень люблю на них в зоопарке смотреть. А вот учительнице по географии, а по совместительству и нашей классной руководительнице, этот Витькин номер совсем не понравился. На следующем родительском собрании она Витькиным родителям сказала, что в нем очень много словесной и всякой иной энергии образовалось, и всё это необходимо куда-то выплеснуть, потому как это, конечно, хорошо, что Витька такой деятельный, но учебному процессу такая его чрезмерная активность очень уж мешает.

И решили родители отдать активного и говорливого Витьку на курсы конферанса: пусть, мол, свою болтливость и неуёмность характера там проявляет. А я понять не могу, что это за конферанс такой и почему там болтливость и неуёмность только приветствуются.

Сходил Витька на первое занятие и мне всё объяснил: «Слушай, Костик, быть конферансье – дело нехитрое. Выходишь во время концерта на сцену весь такой красивый и нарядный, и все зрители только на тебя и смотрят. А тебе и делать-то ничего не надо: ни петь, ни плясать – знай только номера объявляй. А призы за победы в конкурсах и певцам, и танцорам, и ведущим одинаковые дают. В воскресенье приходи в местный Дворец культуры, я буду в конкурсе участвовать. Победа, считай, у меня уже в кармане. Мне и нужно-то всего один номер объявить, и я даже знаю чей. Петь будет, представь себе, наша одноклассница Вика Чеботарева. Оказывается, она уже три года пением занимается. А название её песни запомнить вообще проще простого – «Журчат ручьи». Я, значит, просто выйду на сцену и скажу в микрофон, что так, мол, и так, сейчас для вас споёт Виктория Чеботарёва, встречайте её с песней «Журчат ручьи». И всего делов. А потом мне кубок победителя вручат. И, кстати, знаешь, что мой преподаватель по конферансу придумала? Чтобы я взял с собой на сцену воздушный шарик и, перед объявлением номера Вики, спустился в зрительный зал, задал кому-нибудь из зрителей пару вопросов и шарик ему за это подарил. Классная идея, правда? Это, знаешь, как называется? Им-про-ви-за-ция».

Я, разумеется, согласился, что идея классная. А как наступило воскресенье, в нетерпении побежал во Дворец культуры смотреть, как Витька будет им-про-ви-зи-ро-вать и победу в карман складывать. Прихожу в зал, а там народу так много, что и мест-то свободных почти нет. Жюри сидят за отдельными столиками: все такие взрослые и важные. На столиках перед ними светильники настольные стоят, какие-то бумаги разложены, а ещё вода в бутылках и орешки в блюдцах приготовлены – ну, это, наверное, чтобы они от жажды и голода не мучились. А я, побегав туда-сюда по залу, присмотрел себе свободное местечко на самом последнем ряду. Добравшись до него, я уселся и начал вертеть головой, разглядывая зрительный зал.

Я никогда не был раньше во Дворце культуры, знал только, что это старое, ещё советское, но недавно отремонтированное здание серо-жёлтого цвета с фасадом, украшенным рядом белоснежных колонн. Дворец носил имя Ленина, и оказалось, что весь его большой и вместительный зал расписан огромными картинами о жизни советских людей. Все изображения были обрамлены красивой лепниной, в узорах которой без труда можно было разглядеть советские звёзды. Со всех сторон на меня со счастливой улыбкой смотрели пионеры и учителя, солдаты и моряки, рабочие и крестьяне. А особенно долго я разглядывал самое большое, круглой формы, изображение в центре высоченного потолка, на котором на фоне звёздного неба был нарисован космонавт в ярко-красном скафандре и шлеме с надписью СССР, поднимающийся по трапу на борт космической ракеты. По периметру этой картины огромными буквами было написано: «Покорим космос!». А ещё на потолке висели большие люстры с красивыми хрустальными плафонами, освещавшие зал мягким и рассеянным светом.

Саму же сцену увидеть не было возможности, потому что её закрывал тяжелыми складками темно-бордовый занавес, и поэтому, утомившись изучать картины, я принялся разглядывать зрителей. Среди них были и взрослые, и дети, многих я даже узнал – они были из нашей школы или жили неподалеку. Вид у всех был оживленный и слегка волнительный. Наверное, они тоже пришли за кого-то поболеть. А в предпоследнем ряду я увидел несколько девчонок из нашего класса – подружек Вики Чеботаревой. Среди них была и Полина – бывшая Витькина любовь. «Вот они сейчас удивятся, когда увидят Витьку на сцене», – подумал я и мечтательно улыбнулся, представив их восхищение от блистательного Витькиного выступления. – «А Полинка-то вообще будет рыдать и волосы на голове рвать от досады, что на Витькину внимания не обращала и учителю на него пожаловалась». Мне уже даже стало немного жалко Полинку, но тут ход моих мыслей прервал занавес, который вдруг пришел в движение и, разъехавшись в стороны, открыл взору зрителей ярко-освещенную светом софитов сцену, на которую легкой походкой выпорхнул из-за кулис незнакомый нарядный дяденька в костюме с бабочкой и с микрофоном в руках.

Дяденька в бабочке всех поприветствовал, представил жюри – мы похлопали каждому из них, а потом объявил о начале конкурса. И на сцену начали выходить разные ведущие и объявлять номера: кто про танцевальный номер расскажет, кто певцов спеть пригласит. Зрители всем без исключения хлопали и всех без исключения поддерживали. А жюри за каждый выход и ведущим, и всем другим артистам оценки в своих листочках выставляли. А я смотрю на этих ведущих и думаю: «Ой, Витька так запросто сможет, сейчас он вам всем себя покажет. Это вы его еще в лифте не видели и в автобусе не слышали! Он же просто лучший из лучших!» Витька, конечно, меня не подвел, действительно себя во всей красе показал, но не совсем так, как я ожидал.

Наконец ведущий за сценой объявил: «На сцену приглашается Виктор Погремухин – участник конкурса по конферансу, номер 9». И выходит мой Витька. Ну, как выходит: я увидел, как из-за кулис показалось Витькино лицо, но через мгновение исчезло. И что-то мне в Витькином лице за эту долю секунды, что я успел увидеть, показалось странным и непривычным: выражение его лица было какое-то смущенное и растерянное – а я таким Витьку еще никогда не видел. Потом Витька снова появился возле кулис, теперь уже целиком, и мне удалось увидеть, что он в белой нарядной рубашке и черных брюках, с микрофоном в одной руке и с синим воздушным шариком на ленточке в другой. Но Витька опять никуда не вышел, он потоптался на месте, а потом как будто даже хотел со сцены уйти, но кто-то там за кулисами его не пустил, развернул в сторону сцены и даже как будто подтолкнул в спину. И Витька неуверенно и даже, как мне показалось, обреченно, стараясь не смотреть в зрительный зал, пошагал к центру сцены. А как добрался, взял и зачем-то подпрыгнул на месте, и только потом поднял голову и посмотрел на зрителей. Я не понял, если честно, зачем он подпрыгнул: может, задумка такая, а может, чтобы самому себе сказать, что, мол, прибыл на место, стыковка со сценой произошла, начинай объявлять. Но Витька не начал объявлять. Он постоял так немного, потом еще немного. Взгляд его был устремлен вверх к потолку зала, мне даже показалось, что Витька, как и я, заинтересовался картиной с улетающим космонавтом. Я подумал, что он сейчас ее рассмотрит, прочитает надпись и начнет покорять, но не космос, а нас: и зрителей, и жюри. Но все же пауза как-то уж слишком затянулась, и в какой-то момент из-за кулис раздался отчетливый женский голос: «Ну, говори уже!» И это подействовало: Витька вздрогнул и заговорил. Правда, не своим голосом, а чьим-то чужим, робким и совершенно невнятным. «Всмздрвстте, я Виктр Погрмухин, – бормотал в микрофон Витька, – Учасник конфрнса номрдевть. Я учсь в школевпятмклассе, и очень люблю выстпать и объявлть номра. Мои родители, папаимама, и руквдитель по конфрнсу Никитинаннастепанна очень поддрживают меня». Голос Витьки очень дрожал. Микрофон он держал где-то в районе живота, говорил при этом быстро и неразборчиво, проглатывая буквы и целые слоги, как будто торопился как можно скорее проговорить слова. Было видно, что зрители в зале пытаются прислушаться к тому, что бормочет Витька. Даже мне, человеку, знавшему Витьку как облупленного, было непросто понять его речь. Я услышал, как на соседнем ряду фыркнула от смеха Полинка, а потом и другие девчонки. Витька к этому моменту уже снова замолчал, и тогда зрители решили его поддержать аплодисментами, а кто-то с задних рядов даже крикнул: «Давай, Виктор Погремухин, жги!». Немного помолчав, Витька, видимо набравшись сил и воздуха, снова затараторил: «Я рад всхвидть вэтом зале. Сегдня у насзамечтельный концерт и очень профессальное жюри». Слова, особенно длинные, давались Витьке с трудом: он говорил их, запинаясь, прерывисто и по частям. Затем Витька спросил у зала: «Нрвится ли вм нашконцрт?» Зрители уже научились хоть как-то понимать Витьку, и ему в ответ утвердительно закричали и захлопали. А Витька такой говорит: «Давайте, мыпоинтресуемся впечтлниями о сегодншнем концерте у кого-нибудь из зритлей». И пошел в зрительный зал. Спустившись по ступенькам, Витька, не раздумывая, направился к высокому седому мужчине с красивой окладистой бородой, который сидел к нему ближе всех. Подойдя к нему, Витька спросил: «Как вамнаше предствление?» Мужчина начал что-то отвечать, но было ничего не слышно, потому что Витька ему вместо микрофона для ответа протянул воздушный шарик. Так и пришлось мужчине в воздушный шарик отвечать. А Витька у него опять спрашивает, при этом сам-то он в микрофон говорит: «Какое хоршее дело высегодня сделали?». И снова ответа не было слышно, зато было видно, как шарик, раскачиваясь, стукается о нос и лоб пытающемуся отвечать дяде. А потом Витька подарил дяде микрофон и зашагал обратно на сцену с шариком в руках. И только добравшись до места, он понял, что произошло. Витька посмотрел на шарик в руке, потом на дядю с микрофоном и замер. И вот стоит Витька, не двигается, на шарик смотрит и молчит. Зал тоже притих, всем стало интересно, что же дальше будет. Жюри тоже головы подняли и на Витьку смотрят.

Витька стоял неподвижно. Его лицо не выражало никаких эмоций, и вся его фигура была подобна каменной статуе древнегреческого героя в нашем парке: такая же застывшая и окаменевшая. Правда, в какой-то момент рука его дернулась и выпустила ленточку с таким злополучным для Витьки шариком.

Шарик, надо отметить, не сразу поверил в свою полную и абсолютную свободу. Повисев в нерешительности мгновение около Витьки, он неспешно начал подниматься. Затем незримый воздушный поток подхватил его и направил в сторону зрительного зала. Пролетев над первыми тремя рядами, шарик снова замер и, поразмыслив немного, направился к столикам жюри. Все: и зрители, и жюри, и сам Витька – молча провожали шарик взглядом. В зале стояла гробовая тишина. Шарик же, долетев до жюри, видимо, посчитал свою миссию выполненной, потому что в этот момент он стремительно начал набирать высоту, устремившись прямиком вверх все к тому же космонавту. И, наверное, у него бы получилось достичь своей цели, если бы не люстра, которая одним из своих плафонов преградила путь шарику. Шарик, зацепившись за плафон, замер на месте, а Витька все продолжал стоять стоял в оцепенении, теперь уже и без микрофона, и без шарика.

Но тут случилось чудо. Тот самый дядя, которому Витька подарил микрофон, поднялся со своего места и запел необыкновенно красивым голосом: «Шарики воздушные, ветерку послушные, улетают шарики в сказочную даль». Оказалось, что он был солистом местной филармонии, и все захлопали такому прекрасному исполнению. А потом этот дядя поднялся на сцену, подошел к Вите и сказал: «Огромное спасибо, Виктор, за возможность спеть! А теперь разрешите вернуть вам микрофон». И отдал Витьке микрофон, и все опять зааплодировали: и зрители, и даже жюри. Я вздохнул с облегчением и тоже захлопал, радуясь и ликуя, что все так все удачно разрешилось.

Но, увы, моя радость была преждевременной, потому что Витька начал, еще сильнее запинаясь, объявлять номер: «На сцену приглшается спесней, – тут Витька, помолчав, выпалил: – «Урчат жучьи»». Зал не выдержал и залился хохотом. Из зала стали доноситься крики и вопросы: «Что за «жучьи» такие? Зачем они «урчат»?» Витя начал медленно отступать назад. Казалось, что он готов был провалиться под землю или убежать куда угодно, лишь бы не быть на сцене здесь и сейчас. Но ему еще надо было объявить артиста. И Витька, выдохнув, сказал: «Для вас сейчас споет Вика…» И снова пауза. Все замерли в ожидании, что же Витька еще такого отчебучит, даже смеяться перестали. А Витька, вероятно, забыл свои слова окончательно и бесповоротно. Из-за кулис все тот же женский голос уже почти кричал ему: «Чеботарева, Чеботарева!» Витька как будто бы прислушался, но, видимо, не разобрал до конца, что ему подсказывают. И он объявил: «Для вас споет Вика… Хоботарева!». Не знаю, слышал ли Витька, каким оглушительным хохотом взорвался зал, потому что он моментально исчез в кулисах.

Закончился конкурс. Шарик так и провисел весь концерт под люстрой. А потом жюри награждали победителей и лауреатов кубками и грамотами. Витьке, разумеется, никакого приза не дали. Я вышел на улицу и присел на скамейку возле входа. Артисты и зрители выходили радостные и полные впечатлений: все поздравляли друг друга, обнимались и фотографировались. А Витьки все не было. Прошло еще много времени, когда он, наконец, самым последним вышел из здания Дома Культуры. Витька подошел ко мне и молча сел рядом. Мы так и сидели и молчали, и я очень переживал за него и не знал, какими словами я могу поддержать своего друга.

Но тут Витька заговорил сам. Он говорил задумчиво и совсем по-взрослому, и такого Витьку я тоже никогда раньше не слышал: «Слушай, Костик, я прекрасно понимаю, что все, что происходило на сцене, – это ужасно, неловко и стыдно. Наверное, завтра в школе и во дворе на меня будут показывать пальцем, и смеяться надо мной. Но это все неважно. А знаешь, что важно? Как только я выглянул из-за кулис и увидел полный зал, я почувствовал такой силы волнение и мандраж, что весь текст моментально вылетел у меня из головы. Но то чувство, то ощущение, когда ты стоишь на сцене, и все зрители смотрят только на тебя, – это незабываемо, и я хочу испытать все это еще раз. Только все будет не так, как сегодня, потому что теперь я сначала обязательно научусь быть настоящим и хорошим конферансье».