Эротическая комедия в одном окне

Утро. 7:30. На термометре +38, а к полудню обещают снова +45. Но я — женщина с великой мечтой и слегка расплавленными мыслями. Мне вдруг, как гром среди ясного пекла, захотелось блинов. Не просто блинов, а таких, чтобы с хрустящими краями, с ароматом корицы, и чтобы сверху ягоды, как в глянцевой рекламе. А жизнь, конечно, не реклама. Реальность: Азия, июль, квартира на первом этаже. Кухня размером чуть больше кладовки, в которой можно спрятать только надежду на прохладу. На кухне нет ни кондиционера, ни вентилятора, а вытяжка работает исключительно для моральной поддержки.

Я замесила тесто. С душой. С таким количеством муки, что можно было бы накормить взвод голодных туристов и ещё пару случайных прохожих. Но я уверена: блинов много не бывает. Особенно, когда ты голодна и слегка безумна от жары. Начала печь. Открыла окно, оставив закрытой лишь тонкую занавеску. Ветра нет. Воздух стоит, как обиженный ребёнок, который отказался двигаться из принципа. Жарю на газе, сковорода накаляется, а я потею. После третьего блина понимаю: либо я сниму платье, либо оно само испарится. Сняла. Осталась в чём мать родила… ну, почти. Только в трусиках — последний компромисс между приличием и перегревом. Почувствовала себя ведьмой, жарящей заклинания на чугунной сковороде. Виноградная лоза на окне казалась надёжной защитой от любопытных глаз. Я была уверена, что меня никто не видит.

И тут шипение. Не из сковороды, а с улицы. Соседская пара проходит мимо окна. Тамара шипит на мужа, а я думаю: «Ну, наверное, опять её Валера забыл купить укроп».
— Ты смотрел?! — резкий голос Тамары, почти шёпотом, но так, что слышно даже сквозь виноград.
— На что? — он тянет паузу, делая вид, что не понимает, но голос виноватый, как у кота возле разбитой вазы.
— Ни на что, а на кого, Валера. Ты шёл и глазел!
— Я не глазел, я просто… ну, случайно…
— Случайно?! У тебя шея повернулась на девяносто градусов!
— Я просто подумал, что там…

Но я так и не услышала, о чём подумал сосед. Электронный замок пикнул, дверь щёлкнула и семейная драма растворилась в бетонной коробке. Я вернулась к блинам. Один уже подрумянился, как щёки соседки Тамары, когда Валера смотрит не туда. А через пару минут мимо окна проходит молодой парень. Присвистывает. Громко. С восторгом, будто увидел афишу с долгожданной премьерой. Я замираю с лопаткой в руке и блином на сковороде. Понимаю: меня видно. Меня видно полностью! Как на сцене без занавеса. Только я не актриса, а обнажённая женщина и с тестом на запястье. Соседская пара, парень и даже виноград — все стали свидетелями моей блино-жарящей нирваны. А лучи палящего солнца, пробиваясь сквозь занавеску, отражают всё чётко, с отсутствием милосердия. Я в панике натягиваю платье, которое теперь липнет ко мне, как налоговая к зарплате. Допекаю блины, иду в душ, где вода — единственное, что не смотрит косо.

После душа, свежая, почти реабилитированная перед собой и Вселенной, я возвращаюсь на кухню. На столе блины, сметана и клубника. Всё как надо. И тут вижу: сосед Валера выходит из дома, оглядывается на моё окно. Оглядывается, надеясь на продолжение шоу. Я решаю: пора спасать репутацию. Беру тарелку с блинами — мирный жест. Иду к ревнивой Тамаре, желая уладить тихий конфликт, угостить блинами и вместе посмеяться.

Тамара открывает дверь с выражением лица, словно я ночная бабочка, случайно залетевшая в храм семейных ценностей.
— Привет, — говорю. — Я принесла блины. Мир, дружба, клубника.
— Ага, — отвечает она, глядя на тарелку с подозрением. — Валера сказал, что ты… ну… жарила.
— Да, жарила. И блины, и себя в прямом и переносном смысле. А платье сняла, чтобы не зажариться окончательно.
— А бельё?
— Бельё? Тамара, ну, ты же сама знаешь, что в такой зной это пытка на лямках.
— Ну, Валера, конечно, впечатлился.
— Тамара, честно, я не собиралась устраивать шоу. Думала, что меня не видно.
— Знаешь, — говорит она, беря блин, — если бы я выглядела так в трусиках, я бы тоже открывала окно пошире.
— Это комплимент? — с надеждой улыбаюсь я.
— Это зависть, замаскированная под дружелюбие. Не привыкай.

Мы проходим на кухню Тамары. Смеёмся, болтаем, блины исчезают с тарелки быстро и с аппетитом. Не прошло и полчаса, как возвращается Валера, заходит на кухню, моет руки. Он не знает, куда смотреть: на меня, на стол или на Тамару, которая уже успела обрести дзен с начинкой и сметаной. Делает вид, что ищет сахар, но берёт соль.
— Валера, — говорю я, — хочешь блин?
— Я… я просто хочу выпить чай.
— Возьми блин, — говорит Тамара, пряча смешок. — Сравни, чьи блины лучше: мои или её… жареные аргументы.

Мы с Тамарой хихикаем, по-женски и с иронией. Даже чайник, кажется, слегка закипает от неловкости. Валера берёт блин с видом человека, который готов к любым последствиям. Пробует кусочек, задумчиво жуёт, потом говорит:
— Знаете… у тебя, Тамара, блины, как стабильность, надёжные и проверенные. А у тебя, как вдохновение, неожиданные и воздушные. Если бы они встретились на одной сковородке, получился бы идеальный союз.
— Это ты сейчас блинам или нам двоим комплимент сделал? — спрашивает Тамара, прищурившись.
— Всем сразу, — отвечает он, с надеждой на мир и ещё один блин. — Я за гармонию. И за добавку.

Мы хором смеёмся. А закипевший чайник вздыхает с облегчением.