Правое дело

ВЛАДИСЛАВ БОКОВ

"ПРАВОЕ ДЕЛО"

***
Утро. Оно ничем не отличалось от тысяч других начал дня, если бы не одно происшествие, заставшее меня врасплох.

Прямо посредине центрального перекрёстка вышагивала Правда неественного размера.

- Что за чертовщина! - возмутился я, принявшись наблюдать, интенсивно потирая глаза.

Правда неспешно прохаживалась в огромной шляпе, отвешивая поклон и махая ручкой простым гражданам, спешащим в разгар час-пика по своим делам. Каждый поклон самодовольный дивы производил на публику эффект параноидальной шизофрении.

Правда становилась всё больше. Более того, она становилась ужасающей.

Матери и дети обходили её стороной, а мужчины бросались куда-то вспять с пешеходных переходов, завидя Госпожу на дороге. Она мчалась в гнедой упряже, не останавливаясь,давая хлыстом по крепким задам лошадей для большей прыти.

- Я не позволю уйти ей в массы! Не дам пересечь перекресток, ускользнуть из виду.

Я ринулся прямо по перекрёстку, утаптывая ногами тех, кто уже пострадал от Правды.

Завидев меня, нахалка рванула мимо магазина советских безделушек, затем, закружилась на виниловых пластинках местной барахолки.

Вооружившись тапочкой, я принялся разбирать весь попадавшийся мне хлам: велосипед, гарнитур, старые виниловые пластинки. Они не представляли для меня никакой ценности и с легкой подачи руки летели в разные стороны комнаты в надежде, настигнуть беглянку.

Я крошил всё на своём пути: разбил старый комод, зеркало, несколько пластинок, а, главное, смял раму у ведосипеда, привезенного когда-то прадедом из Берлина.

"Ничего", - думал я, - "Ведь моё дело правое!"

Прошло что-то около часа. Правда не желала быть настигнутрй, с лёгкостью удирая из-под моей разъярённой тапки.

Правда рванула в тёмный переулок. Она петляла, пытаясь ускользнуть.

- От меня не уйдёшь! - крикнул я устрашающе.

Она кинулся ничком на землю. Ничего не оставалось, я взял в руку свой бамшмак и, для пущей убедительности, надел его на ладонь и принялся молотить как ненавистного утром таракана.

Я сел на неё сверху, принялся стучать руками.

- Так её! Бей сильнее! Кто мы такие, чтобы распоряжаться своей правдой! - заметил проходящий сосед Долматов.

Я знал его давно. Его рассказы о лучшей жизни всегда наводили на меня подозрение.

Когда я вспомнил "цветущие зелёные луга свободы", только сильнее разозлился. Когда он ушёл, я принялся бить сильнее. Долматов вернулся.

- Сосед, есть двадцать рублей? Мне занять до пятницы.

"И всегда это была одна ставка!" - возмущался я. Сколько алкашей у меня просили в жолг в нашем районе, и всегда это были "Двадцать рублей!". Никогда нк отдавали.
 
- Вы бы, - отвечаю, - Сергей, хоть что-нибудь оригинальнное придумали! Всё "Двадцать" и "лвадцать". Хоть бы раз спросили" Двадцать пять!"
Долматов задумался.

- Это я не подуиал. Хорошо сказал, сосед. Давай уж тогда сразу тридцать! Чтоб два раза не просить!

Я оторвался от лежащей на лопатках Правды и зашарил рукой по карманам. Протянул, навскидку, рублей тридцать пять.

- Вот, держи! Но, разумеется, с отдачей!

- О чем разговор, Быков! Отвечаю!

Последняя фраза мне выбора не оставляла. Тем более, я знал, Долматов человек со странностями, но справедливый. Долматов удалился, я снова принялся за Правду.

- Лежи, - кричу, - и не рыпайся! А то хана!

Правда визжала на земле, уворачиваясь от моих методичных и почти незаметных на теле ударов. Эффект от них, скорее, был глубинный. На философическом уровне.
Далее проследовал Кротский.

- Чего тебе?!

- Не хорошо, - говорит, - когда Правду бьют по спине. Надо с головы начинать и постепенно спускаться!

- Не мешай, - кричу - Без тебя знаю, как с ней расправляться!

Кротский отвернулся. Затем вновь повернулся. Заговорил:
"Только пепел знает,
что значит сгореть до тла,
Но я тоже скажу..."

- А вот этого, отвечаю не надо. А то и ты сейчас у меня получишь!

Кротский обиделся.

- Дай хотя бы "Двадцать рублей"
 
- На что, - говорю - на водку?

- За стих!

- Дак какой же это стих. Что-то там про пепел невнятное.

- Ты не дослушал. Вот дослушаешь, тогда будет не "Двадцать", а, скажем, "Пятьдесят/"

- Ишь чего выдумал! - вспылил я, окончательно оторвавшись от Правды.

- Я ведь еврей... И даже не наполовину.

- Вот, когда будешь наполовину - будет тебе "Двадцать /" А сейчас ступай отсюда! Не мешай мне Правду бить. А то она уже наполовину поднялась! Давай, давай!
Кротский ушёл, оставив меня наедине с моим потрёпанным башмаком и лежащей на полу Правдой.

- А Комсомольской бить лучше! - заметил проходящий мимо Кайнович - Там красок больше! Да и вообще она тяжелее! Каждую неделю ведь тираж.

- А ты откуда знаешь? - вспылил я. - Ты вообще уехал!

- А я регулярно выписываю, чтобы новости последние знать. Правда ведь, она одна!

- Да, - говорю, - и сейчас она на земле под моим башмаком распласталась. А ну, давай отсюда! Что же такое! Не дают публично (нельзя на людях) с правдой разобраться!

Так и норовит каждый с советом подойти, как лучше от неё избавляться!

- А ну, поднимайся, - говорю я Правде, - пойдём в тихий уголок, где нас точно не найдут.

Я поднял Правду с Земли, свернул вчетверо и положил в карман.

- Домой идём. За кухонный стол. Дальше его ты точно не уйдешь!

Я пришёл под утро. Встретила жена. Правда нежно спала в кармане.
 
- Ну что, Быков, опять ходил во сне? - поинтересовадась она.

- Всё правду искал?!

- Не поверишь, Надя, наконец нашёл. Я хлопнул ладонью по левому карману, в котором мерно лежала правда. На этот раз Правда не издала не звука, покорно утонув в недрах моего заштопанного кармана.
(#вбок'25)
_________
© Владислав Боков,
"Правое дело".