Курносый из тупика

   На улице Турбинной, перпендикулярной нашей Октябрьской — бывшей Советской, а до того, скорее всего, Царской — дома были в основном кирпичные, солидные. Общих дворов там почти не водилось, но где были — так те напоминали скорее китайский двор-улей, чем уютный итальянский патио: шумно, тесно и в основном родня.

С нашей улицей у них отношения были, скажем так, напряжённые. Уличные войны шли по всем правилам жанра: палки, камни, стратегические крики и тактическое отступление с визгом. Мне, как и остальным, доставалось — иногда палкой, иногда булыжником.

Взрослые нас в этих войнах не поддерживали. Наоборот — дома к палке добавлялся пинок и мокрое полотенце в табло. Так сказать, воспитание в лучших советских традициях.

В самом конце Турбинной, в тупике, жила семья славянского происхождения с лицами монголоидного профиля и вечной курносостью. Мы их звали «сектантами» — почему, никто не знал. Возможно, за то, что жили как-то подозрительно скромно и изолированно, без бутылки водки и без базара.

Семья была многодетной. Некоторые дети отчётливо напоминали нам местного олигофрена Амирана, но в наши уличные войны они не лезли. Жили тихо. Ни тебе пьянок, ни скандалов. Только рожали — регулярно и без отрыва от кассы.

Информацию о них поставлял дядя Вася — наш сосед и ходячая энциклопедия отборного русского мата. Он делил с "сектантами" забор, а с нашей Любтей — мечты.  Дышал неровно в её сторону. Именно ей он и сливал эксклюзив: мол, все они там — родственники в полном смысле слова. Родные, двоюродные… И не сильно заморачивались, кто кому кто. Словом, генеалогия у них была закольцованная.

А вспомнила я о них не просто так. Однажды один из их детей — курносый мальчишка по имени Петька — постучал в калитку и попросил у меня почитать «Два капитана» Каверина. Я книги чужим не давала: в совке книга значилась — товаром дефицитным, вроде хорошей твёрдокопчёной колбасы. Но вмешалась Любтя и пришлось изобразить щедрость.

Петька вернул книгу быстро в достойном виде. Потом приходил ещё. Брал книги под расписку и срок, пил с нами чай, вёл беседы. Учился он в девятой школе на Лоткинской горе, как и вся их братия. Сколько их там было — не сосчитать. Много.

Я тогда активно занималась спортом, и на задушевные разговоры времени у меня было мало. А вот у него — хоть отбавляй. Любил поболтать. Дядя Вася так и говорил:
— Этот Петька — великий ****обол. ****ит не по делу, но с выражением.

Ближе к седьмому классу наши разговоры участились. Он был не дурак, начитанный, язык подвешен. Как-то признался, что влюбился в еврейскую одноклассницу. А ему, мол, сказали, что у еврейских девочек одна беда — с возрастом становятся жирными и вредными. Я расхохоталась. Не знаю почему, но это показалось мне безумно весёлым. Сказала ему тогда, что, мол, может, так и есть, лучше не зацикливаться на его Линке.

Прошли годы. И что вы думаете? Женился он на этой самой девчонке. Уехали в Америку в 72. А в 1993 году пересеклись мы в Нью-Йорке.
— Ну что, — говорю, — жирная и вредная?
Он рассмеялся.
— Неа. Стройная. Характер — терпимый. У нас восемь детей.

Вот так-то. Курносый из тупика — да в люди вышел. И Линка — не вширь пошла, а в жизнь. Бывает ведь: не все с возрастом обрастают жопами и животами, и не все пилят, как электропила от субботы до субботы. Есть, конечно... Но есть и исключения. Как  и он — Петька.