Нескладуха

Сегодня эта история кажется мне фантастичной. Да ну, не может быть! Но, тогда я в неё поверил. Время было такое, когда продавалось оружие эшелонами и военные генералы, вдруг, находили «бабушкино состояние» и за месяц строили себе дворцы. Когда разваливалась «несокрушимая и легендарная», как, собственно и государство. Когда пропадало имущество полков и бригад. Когда исчезали эшелоны с имуществом. Просто не приходили на станцию назначения. То было время, когда страна из системы жёсткой «Социалистической законности» падала в хаос «перестройки, гласности и плюрализма» Но, обо всём по порядку.

В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году я уволился из армии. Хоть и не по своей воле, но кивать на кого то не хочу. Сам виноват. Переживал ужасно. Хотелось выть и кидаться на стенку. Если бы не знакомая девушка… Да ладно, разговор не о том. За годы притупилась боль утери. Я был хоть и не в армии, но при погонах. Об армии вспоминалось всё реже, но только в каком то розовом тоне. Как там всё было прекрасно, какие хорошие командиры, порядок, дисциплина.
Пять лет спустя в отпуск съездил к родителям в Воронеж. Обратно летел самолётом из Москвы. Долгие томительные часы ожидания. В зале ожидания ко мне подсел какой то мужик:

- Разрешите присесть?
- Да, конечно.

Я слегка подвинулся. Немного напрягло «Разрешите…» Повеяло чем то родным. Обычно так говорят сухопутные военные, вбитым годами в сознание обращением. Флотские говорят «Прошу разрешения…». Я пригляделся.
- Скажите, а Вы случайно, в Сары-Шагане не служили?
- Да было дело, собеседник посмотрел на меня внимательно, на Первой площадке.
- А я на «Юпитере».
- Ну, здорово коллега!

Вечер сразу перестал быть муторным и тягомотным. Мы стали вспоминать наших общих знакомых. Собеседник прослужил на полигоне на два года больше меня. От него то я и узнал, что наша партия уволенных была всего лишь «первой ласточкой» в процессе развала полигона. Начиная с восемьдесят девятого года увольнения офицеров стали регулярными. А их интенсивность и массовость всё нарастала. Увольняли всех без разбора. Вне зависимости от должностей и званий. Молодые лейтенанты воспринимали это всё филосовски «Да, и х…. с ним»! Тяжело с кряхтением уходили те, у кого уже была выслуга. Очень тяжело было тем, кому до пенсии оставалось служить год, полгода, а то и несколько месяцев. Рвали по живому. Без сантиментов. К концу девяносто первого офицеров почти не осталось. Старшими машин ездили подполковники и полковники. Были и такие, у кого друзья служили в «Большой России». Если успевал списаться, созвониться и из части приходил запрос, офицера с облегчением и «благословлением» отпускали. В их число попал и мой собеседник. Но, как говорится, от судьбы не уйдёшь. Не успел он перевестись в новую часть, как пришёл приказ о её расформировании. Начался делёж техники. Примерно такой же как и на полигоне. Распродавалось всё: КУНГи, краны, сборные домики. Но, самое ценное – автомобили. Продавалось всё по остаточной стоимости. А по тому ещё более желанное. Тем более, что ощутимо начала расти инфляция. Нужно было куда то вкладывать деньги. Например, УАЗы ушли в первую очередь. Только своим и по очень, очень приемлемым ценам. Следом грузовики: ЗиЛы, ГАЗы, Уралы, уже дороже. А всё прочее распродавали кому попало. Разумеется, никто не продавал ракеты, окислитель, горючку для ракет, релейные станции. Почему то не нашлось покупателя. Ракеты комплекса С-75 хоть и были морально устаревшими, но к концу двадцатого века какую-никакую военную тайну ещё представляли. Всё это имущество нужно было сдать по описи в технический дивизион. Ну, вот, дивизион расформировали. Имущество сдали. Вплоть до ракет со спецБЧ. То есть ракеты с ядерной боеголовкой. Если чего и не хватало, компенсировали водкой или спиртом. Всё равно на уничтожение. Но, почему то, пришёл приказ сдавать раздельно. Вначале ракеты, а потом и саму боевую часть. На каждый дивизион полагалось три такие специальные ракеты. Когда начали сдавать, вдруг выяснилось, что спецБЧ не три, а четыре. Командир логично рассудил, лучше больше, чем меньше. За это не поругают. А вот если наоборот… Даже страшно подумать. И никаким спиртом тут уже не откупишься.

На следующее утро поехали в техдивизион сдавать спецБЧ. Лихо подкатили на раздолбаном ЗиЛ -157. Развернулись, откинули задний борт. Сдали задним ходом ближе к ангару. Командир стартовой батареи (нёс персональную ответственность, даже не командир дивизиона) с Актом наперевес шагнул в полумрак пакгауза. Вскоре вышел оттуда с толстым прапором. Кладовщик в расстёгнутом ватнике был весьма упитан с красными натруженными глазами и сильнейшим сивушным перегаром. Он мельком глянул в кузов, потом раскрыл свой гроссбух и сипло проговорил:

- Э, вы чё мне тут привезли?
Командир растерялся:
- Так, согласно приказа, спецБЧ, четыре штуки.
- А на хрена мне четыре?
- То есть как это? У нас было четыре, мы четыре и привезли.
- Так, капитан, смотри сюда!
Прапор в раздражении сунул раскрытый журнал под нос командиру:
- Номер части твой? Твой. Дивизион твой? Твой. Сколько штук стоит? Три. Стало быть, и возьму три.
- А куда же четвёртую?
Прапора прорвало:
- Да мне пох…! Хоть к себе в квартиру вместо вазы. Я её к себе на дачу не повезу. Она мне там вообще на х… не нужна.

Потом в полном молчании сгружали три БЧ в ангар. Сверили номера, вычеркнули из акта лишнее. Прапор поставил подпись в акте. Дыхнул сивухой на печать и шлёпнул оттиск на свою подпись. После этого демонстративно повернулся и ушёл куда то вглубь ангара. Командир батареи и взводный понуро побрели к машине. Не закрывая борта выехали за шлагбаум. Потом проехав некоторое расстояние переглянулись.

- Стой! – скомандовал комбат водителю.
Оба офицера залезли в кузов, поднатужившись уронили беспризорную БЧ на пол. Потом кряхтя перекантовали её к краю. БЧ гулко ухнула о землю и скатившись в кювет, затаилась в чахлых кустиках.

Через несколько секунд ЗилЛ удирал от дурного дивизиона. А в кювете осталась лежать спецБЧ от ракеты 5В29.