Marco preto. Пролог в 3-х эпизодах. Эпизод 2
«Сначала - начало. Мир прежний - стена. Тупик беспросветный. Но дай имена иные вещам, что давят как ложь, и с ними ты первую стену пройдешь. ….
24 августа 2002 года. Суббота. На часах-табло цифры: 8-00. Квартал имени Третьего Интернационала. Комнатенка с диваном. В окне - близкие купы лип, шевелящиеся на ветру, словно орда зеленых личинок. Рот бормочет слова заклинания про жилище.
День как день.
И день не как день.
Он – кудель.
Ниточку тяни-потяни
Ни жемчуга, ни клубочка,
Ни милой дарить, ни дорогу искать -
Крылья вязать…
Двенадцать заклинаний уже найдено и сказано. Осталось два, про дом и причастие.
Кому?
Дому-хижине, крову родному…
Что ж свяжешь?
А вот – был теремом, стал западней.
Дом – лебедь первый.
Встаю, иду на кухню, не раскрывая глаз. Высовываюсь в окно до пояса, качаюсь на руках. Чтобы видеть пейзаж под окном, глаза открывать не нужно. Внизу огороды, окруженные кустами малины и шиповника. На узких наделах крыжовник, смородина, парники под пленкой. Под окнами самодельные лавочки. Деревня и деревня. И не скажешь, что неподалеку проспект.
В лицо дышит августовский сквозняк. Ноздри щекочет огородная свежесть.
Открываю глаза.
Над макушками яблонь по небесному молоку ползет мутный желток. Еще вчера мы с дедом – я держал его под локоть – спустились на лавку. Сидели, как встарь, у палисадника с розам, говорили о важном, провожали закат, и казалось, солнце утром посмотрит на ту же историю.
Вышло не так…
***
Что сказать. Обряд пошел не по плану. И можно спать дальше. Отвернуться лицом к стене и лежать явления тетки. Она откроет дверь и в коридоре споткнется о пакеты с тряпками, которыми я убирал комнату деда. Вход в его комнату завешан стеганными одеялами – она откинет их, зайдет в комнату и там найдет своего отца. Он будет другим. Глаза его теперь смотрят в потолок с бессмысленной остекленелостью. Но он не умер. Если нажать на его веки, они словно на вялых мембранах, тут же полезут вверх. И глазные яблоки шевельнутся, хотя и без искорки. Поразившись, что папа из еще вчера отгонявший ее костылем, стал словно овощ, тетка вломится ко мне с криками ярости: «Что ты с ним сделал?!», а потом сядет за телефон собирать похоронный консилиум, обвиняя «сыноплемянника» во всех смертных грехах. А сам «сыноплемянник», с лицом, по которому бегемот потоптался, выйдет из комнаты, на ходу надевая джинсы и сожалея, что не свалил на стоянку. А в худшем сценарии тетка не успокоится, этот коротконогий бочонок с барсучьими щеками будет носиться по квартире, потом наставит на меня палец, и в губном шевелении я различу: «Это ты. Это ты довел его до безумия! Это ты своей беседой его убил! Зачем ты взял его сочинения?! Ты ему их читал?! Что ты наделал?! Зачем ты его беспокоил?!» «Заче-е-ем?!» - закричит она в полный голос и кинется на меня со скрюченными пальцами. Я отведу от горла мягкие руки, стисну зубы, чтобы не заорать… И умеряя злость, сквозь зубы вымолвлю: «это еще вопрос еще, кто его довел. Мы беседовали как нормальные люди, он у меня был нормальным, а ты ему дала понять что он болен, что он слабее ребенка! Что он безумен! Ты унизила его, а у меня он был человеком! Он даже написал …» - и тут я заткнусь. Потому что здесь убийственная улика. То есть, его записка. Умная, дельная, офигительная. Для меня – более сильная, чем все его записи в сиреневой папке с белыми тесемками. И я могу это сказать не лукавя, ведь я их читал до утра, до шестых петухов, как Хома Брут в церкви над гробом ведьмы. Надеялся, что разбужу его разум.
Я открою дверь, обернусь: тетка останется сидеть в коридоре, неподвижно глядя на треугольный край висящего в проеме вишневого одеяла. Я же подхвачу пакеты с вонючим тряпьем и пойду на помойку. А оттуда на стоянку. И закончу начатое. Хотя, для чего? Жизнь они не изменят.
Слезаю с окна, иду в душ. Стою под струйками воды, и еле неслышно шевелю губами, обозначая слова: «Пример» «портал» «проверка»…
- Пе.. Пе…
И снова «пример»… «портал»… проверка. «Пыкаю», словно отбрасываю губами кончик прилипшей нити.
…
После душа решаю довалятся. Брякаюсь на постель, томительно соображаю, что от недосыпа кирпич в голове на целый день. Потом думаю, что круто я начал! Одна тухлятина! С другой стороны, житие настолько тоскливо, что с любого зачина влетишь на чернуху. Оно, конечно, по сказкам так и положено. Там Ваньку сначала имеют в разных позициях, но потом он выходит в цари. Только жизнь моя вовсе не сказка. Скажем – царство. Тут ведь как положено, как они начинаются? «В некотором царстве, в некотором государстве». Так вот, у меня нет его, «некоторого», ни тридевятого, ни тридесятого. Умыкнули однажды. Потом, для меня невозможен счастливый финал. То есть, с дерьмом все путем. А вот когда пора получать ништяки, я даю деру, что спринтер на стометровке. Потому что трудности для меня самоцель. Зачем мне корона? Я не хочу становиться царем. Теперь цель намного скромней – я хочу стать олигархом. Спросите – это же как? Да путем колдовства, как у нас еще в олигархи выходят…
Встаю, забираю пакет, и уже на выходе вспоминаю про бегунок, «дорожную карту» обряда. Забираю со стола в гостиной лист а4 и, напялив кроссовки, выхожу в коридор. В спину автоматной очередью бьет телефонная трель – не оборачиваюсь, ничего хорошего там мне точно не скажут.
Где я ошибся? В чем?
Уже у стоянки вдруг вспоминаю, что не убрал в папку бумаги! Дедовы записи точно расскажут тетке, что я с ним делал! О, боже! Ну, теперь точно предъявят! Ладно. Чему быть, того не миновать.
.
Свидетельство о публикации №225073001708