Глава 7 Трэш-сказки за Одессу КВН и другие капитал

Ребятам о зверятах, КВН и другие капиталистические преступления

Седьмой класс для Яши Фишмана был как шторм на Чёрном море — то волна накроет, то молния сверкнёт, а ты всё равно плывёшь, потому что деваться некуда. После исчезновения Иры Суслятиной жизнь стала тише, но не легче. Дворовые пацаны, вдохновлённые слухами о его джиу-джитсу, смотрели на Яшу с уважением, но в школе он по-прежнему оставался "ботаником с тетрадкой". Правда, теперь этот "ботаник" был почти комсомольцем и... почти журналистом. А главное, он снова оказался без копейки в кармане, что для одессита было хуже пытки.

Три рубля за правду

Яша стоял перед дверью редакции газеты «Знамя коммунизма», сжимая в потных ладонях папку с потрёпанными листками. Внутри — его «шедевры»: три рассказа о пионерах-героях, написанных в лучших традициях советской пропаганды, и одна заметка про ежика, который перешел дорогу в неположенном месте и чуть не попал под трактор (мораль: «Правила дорожного движения существуют не только для людей!»). Семьдесят пять копеек Мони за квартплату, десять копеек за очередь – все это было каплей в море. Ему нужны были настоящие деньги, его собственные.

Дверь скрипнула, словно старая калитка на Молдаванке.

— Ты чего тут торчишь, пацан? — из кабинета, окутанного сизым дымом, высунулся лысый мужчина в очках с толстыми линзами, похожий на рассерженного филина. От него пахло махоркой и типографской краской.

— Я… я хочу печататься! – выдавил из себя Яша, чувствуя, как краснеют уши. Редактор, товарищ Борис Михайлович, скептически осмотрел его с ног до головы, словно оценивая свежесть товара на Привозе:

— Пионер?

— Да! То есть теперь уже почти комсомолец! — поправился Яша, вытягиваясь по стойке «смирно».

— И что ты нам предложишь, маленький Горький? — Борис Михайлович закурил новую папиросу, выпуская дым прямо в сторону Яши. Тот закашлялся.

— Я могу писать о пионерах-героях! — Яша лихорадочно раскрыл папку, из которой тут же выскочили смятые листки.

— Вот, например, «Как Петя Медников спас колхозное зерно от вредителей»! И еще про то, как он вывел новый сорт свеклы!

Редактор фыркнул, скривив тонкие губы:

— Ого. Еще один Демьян Бедный выискался. Или ты думаешь, мы тут «Пионерскую правду» издаем?

— А еще у меня есть «Зина Портнова: подвиг в тылу врага»! – Яша не сдавался. – Там про то, как она, несмотря на угрозы, собирала металлолом для фронта!

— Слушай, пацан, “в тылу врага” Зина собирала металлолом? Это для немцев что-ли? — Борис Михайлович прищурился, и его глаза за толстыми линзами стали совсем крошечными. — Таких «Зин» у нас каждый день по три приносят. Одна лучше другой. Ты хоть где-нибудь печатался? Хоть в стенгазете?

Яша покраснел, но выпрямился, вспомнив свой единственный литературный успех:

— В «Юном натуралисте»! Мой рассказ «Кот-наездник» занял третье место!

Редактор замер, папироса застыла в его пальцах. Потом, к удивлению Яши, он неожиданно расхохотался, да так громко, что затряслись стёкла в окне.

— Так это ты тот самый Фишман?! «Кот-наездник»? Это ж был фурор! Мы тогда всю редакцию угорали! Идиотский рассказ, но нам понравилась твоя наглость! А как говорят у нас: “Наглость второе счастье”

— Да! – Яша так и не понял, хвалят его или ругают, но чувствовал, как отлегло от сердца.

— Ну ладно… — Борис Михайлович почесал затылок, уже совсем по-доброму. — Давай попробуем. Но не про пионеров. У нас есть детская страничка, а там рубрика — «Ребятам о зверятах». Вот и пиши про зверей. Только без идеологии, а то засыплемся. Пусть лучше там про медведей или зайцев, чем пионеры подвиги совершают. Пионеры у тебя я скажу - ужасные. Лучше про зверей, пиши.

— А… а сколько платят? — осмелился спросить Яша, чувствуя, как его сердце стучит в ушах.

— Три рубля за заметку. Раз в месяц. Если заметка хорошая, поучительная и не слишком нудная. Дерзай!

Для Яши это было целое состояние. Целых три рубля! Это не 10 копеек за очередь. Это – независимость.

Первая заметка и первая зарплата

Через неделю в газете, среди скучных сводок о перевыполнении плана и докладов с пленумов, появилась его первая заметка:

«Умная ворона» Наблюдательный юннат Я.Ф. видел, как ворона на Молдаванке использовала палку, чтобы достать булку из лужи. Это доказывает, что птицы тоже умеют мыслить! И, возможно, даже ворона самая умная птица на земле!

— Пап, смотри! — Яша тыкал пальцем в свежий номер газеты, которую принес домой, пахнущую типографской краской.

— Это я написал! В “Знамени коммунизма”.

Моня Фишман, впервые за долгое время, взглянул на него не с привычной угрюмостью, а с легкой улыбкой.

— Молодец. Только «юннат» — это кто?

— Ну… как бы я.

— А булку в лужу ты зачем кинул?

— Пап! Это же был научный эксперимент! Ради искусства!. Понять что же будет делать ворона. И правда ли, что они такие умные.

Моня хмыкнул, но ничего не сказал. Спустя месяц Яша получил свои первые три рубля. Он сжимал их в ладони, чувствуя вес настоящих, заработанных денег. Он чувствовал себя почти взрослым — теперь у него была работа. Он был уже почти доволен жизнью.

Однако судьба, как и одесский трамвай, всегда приходит неожиданно и с грохотом, а иногда еще и с трубой. Всё началось, когда Лёнечка, сосед-трубач и по совместительству Яшин репетитор по математике (после ухода жены Моня совсем запустил учебу Яши), ввалился в их коммунальную квартиру с горящими глазами, растрепанными волосами и охапкой нот.

— Яша, мой маленький Бабель! — объявил он, размахивая папиросой, от которой тут же завоняло на всю квартиру.

— Ты слышал про КВН? Это ж искусство, как моя труба, только без соседских проклятий и вызовов милиции! Наша школа собирает команду, пригласили и меня, чтобы я играл на трубе. И я сказал, что ты — наш гений пера!

— Какой ещё КВН? — Яша оторвался от тетрадки, где он описывал свои новые наблюдения за ежиками и разоблачил миф о том, что они, то есть ёжики, питаются яблоками, а на самом деле они хищники.

— Я ж не артист, я пишу статьи для газеты и сказки! Я боюсь сцены больше, чем Борькиной сестры!

— Сказки, шмазки! – Лёнечка хлопнул его по плечу так, что Яша чуть не свалился со стула.

— КВН — это те же сказки, только смешные и на сцене. Ты ж у нас мастер абсурда! Напишешь пару шуток, сыграешь — и будешь королём школы, а не адъютантом какой-то Суслятиной! К тому же, тебе за это зачет по поведению поставят, в комсомол примут, а это немаловажно!

Яша задумался. Сцена пугала его не меньше, чем баба Клава с фиксой и веником, но мысль о славе и возможности доказать Моне, что его «глупости» чего-то стоят, грела. К тому же Моня, его отец, в последнее время всё чаще бурчал: «Хватит выдумывать ерунду, Яша, иди гайки крутить! Инженером быть надо, а не балаганщиком!» Может, КВН — это шанс доказать, что его «глупости» чего-то стоят? И что он, Яша, может быть не плохим инженером, но и кем-то творческим.

«Одесские джентльмены» школьного разлива

Команда КВН «Одесские джентльмены» собралась из самых разношёрстных личностей разных классов. Капитаном был Колька, тот самый, что когда-то защитил Яшу от Борьки. Колька умел держать публику, его шутки были простыми, как селёдка без лука, но он обладал харизмой дворового лидера. Ещё была Светка «Дюймовочка» из Ириной свиты, которая после её исчезновения искала, где бы применить свой острый язык и проницательный ум. Она была мастером едких комментариев и мгновенных реплик. И, к ужасу Яши, в команду затесался Борька, который, хоть и притих после поражения, всё равно смотрел на Яшу с ехидцей и норовил подставить ножку. Он записался в команду, чтобы «развивать свой талант» — как он сам выразился, хотя его талант заключался в умении громко чавкать и отпускать плоские шутки.

Первая репетиция прошла в кабинете литературы под присмотром Эстер Львовны, их учительницы, которая вызвалась быть куратором. Она, несмотря на строгий вид, любила искусство и верила в своих учеников. Яша принёс набросок сценки — пародию на Шерлока Холмса, где Зайчик Софочка превратился в Холмса, а фикус стал Ватсоном, расследующим кражу моркови на Привозе.

— Это что за бред? — хмыкнул Борька, листая Яшин сценарий. — Фикус — Ватсон? Ты, Фишман, совсем с катушек съехал? У тебя что, крыша поехала от твоих зайчиков?

— Боря, не трынди, — оборвала его Светка, сверкнув глазами. — У тебя свои шутки — про колбасу и пиво. Яша хотя бы что-то оригинально выдумывает! А ты только и можешь, что пережевывать старые анекдоты.

— Ага, оригинально, — буркнул Борька. — Как о той луже, где его журнал утоп. Он же утопил его, чтобы написать про ворону в газете!

Яша покраснел, но Колька примирительно поднял руку:

— Пацаны, не ссорьтесь, как на базаре! Мы ж тут не анекдоты травить собрались, а команду делать. Яша, зачитай, что там у тебя. Если смешно — берём.

Яша, дрожа, начал читать. Его Холмс-Софочка, с характерным одесским акцентом, распутывал дело, замечая, что «убийца ел хумус, а жертва — борщ, потому что пятно на рубахе красное, а не жёлтое».

К удивлению Яши, Светка захихикала, а Эстер Львовна даже улыбнулась, прикрыв рот рукой.

— Яша, это ж почти Зощенко! — сказала она, прищурившись. — Но надо больше жизни, больше Одессы! И ты сам играй Холмса. У тебя глаза честные, публика поверит. И потом, ты же сам это придумал.

— Я?! — Яша чуть не подавился собственными словами. — Да я ж не умею! Я ж заикаться начну!

— Умеешь, — отрезала Светка. — Или хочешь, чтоб Борька твоего Холмса играл? Он же из Софочки котлету сделает, а не Холмса! И потом, кто лучше тебя знает этот бред?

Борька только фыркнул, но спорить не стал. Так Яша стал не только сценаристом, но и актёром. Роль Ватсона, мудрого, но простоватого помощника, досталась Кольке, а Светка взяла на себя миссис Хадсон, добавляя в её реплики язвительные комментарии про «сосиски и пиво», которые, по её мнению, были единственным, о чем могли думать мужчины.

Репетиции были хаосом. Колька забывал текст, Борька пытался вставить свои шутки про «баб с Привоза» и «огуречный рассол», а Яша путался в словах, когда представлял, как на него смотрит весь актовый зал. Иногда он так нервничал, что начинал заикаться, и Лёнечка, заглядывая на репетиции, подбадривал:

— Яша, ты ж мой ученик! Если математику одолел, то и на сцене не пропадёшь. Главное — не паникуй, как в джиу-джитсу. Используй их смех против них! Пусть ты будешь выглядеть идиотом и они будут смеяться над тобой. Но это твой сценический образ, не бойся и не стесняйся его. От каждого смеха ты становишься лишь сильнее! За неделю до выступления Моня, узнав о КВН, неожиданно поддержал сына, но, как всегда, со своим подтекстом:

— Яша, если уж на сцену лезешь, не позорь фамилию. Играй, как инженер — чётко и по делу. Без этих твоих басен про котов и ежиков. А то знаю я твои сказки, сплошной балаган.

Яша только вздохнул. Он хотел, чтобы отец увидел в его историях не балаган, а что-то большее, какой-то смысл в этом абсурде, но как это объяснить человеку, который видит мир через чертежную кальку и не верит в ничего, кроме четко просчитанных механизмов?

Триумф в актовом зале

День выступления настал. Актовый зал гудел, как Привоз в воскресный день, предвкушая зрелище. Учителя, ученики, даже баба Клава, каким-то чудом оказавшаяся в зале, сидели в ожидании. Яша, в старом пиджаке Мони, перешитом тётей Цилей так, что швы разошлись и он стал похож на фрак, выглядел как настоящий Шерлок — если бы Шерлок был худым одесским мальчишкой с глазами-оливками, нервно поправляющим очки. Перед выходом на сцену он чуть не сбежал, чувствуя, как ноги ватные, а сердце бьется где-то в горле, но Светка схватила его за рукав:

— Фишман, не делай мне нервы! Ты ж написал эту чушь, теперь и играй. Или я тебя, как Ира, за ухо на сцену потащу! И мы расскажем всем, как ты боялся своей тени!

Сценка началась. Зазвучала музыка — Лёнечка, стоя за кулисами, наяривал на трубе что-то, подозрительно похожее на «Семь-сорок», но с элементами марша. Яша, в роли Холмса, вышел на сцену и замер, глядя в зал. Сотни глаз уставились на него. Сердце стучало, как молоток на заводе Мони, отбивая ритм страха. Но он вспомнил Лёнечкин совет: «Используй их смех против них». И начал:

— И шо это я здесь вижу! — выпалил он, с театральной надменностью подражая Михаилу Водяному в роли Попандопулы.

— Добрый вечер, уважаемые мадамы и панове! Вас категорически приветствует команда «Одесские джентльмены»! Мы тут не за тем, чтобы вам морочить голову, а чтобы вы посмеялись до слез, как от свежего анекдота!

Зал хихикнул. Яша набрал воздуха и продолжил, чувствуя, как к нему возвращается уверенность:

— Ватсон, шо вы опять курили мой опиум? Или вы таки решили, что лучше пойти в баню на Пишоновской, чем сидеть со мной и думать?

Колька, в роли Ватсона, картинно закатил глаза, поправляя воображаемый котелок:

— Ай-ай-ай, Холмс, шо вы разговариваете обидное за мене? Я ж трезвый, как килька в томате! И опиум мне не нужен, у меня своих проблем хватает!

Зал взорвался смехом. Яша почувствовал, как страх отступает, уступая место азарту. Он вошёл в роль, размахивая воображаемой трубкой, словно дирижер палочкой:

— Ватсон, у нас новое дело! Я назову это… преступлением! Преступлением против логики и здравого смысла!

— Преступлением? — Колька подыграл, округлив глаза до размеров блюдца. — Это ж, тот случай, как мой дядя Сёма, когда тётя Роза спалила его за пивом на Мясоедовской, а он говорил, что это квас!

— Заткнитесь, Ватсон, вы мешаете мне думать! — Яша ткнул пальцем в воздух, и зал снова захохотал.

Сценка пошла как по маслу. Яша, вдохновлённый смехом, импровизировал, добавляя новые детали и обороты, которые приходили в голову прямо на сцене. Когда зазвучала музыка (Лёнечка опять перестарался с трубой, изображая какой-то дикий джаз), он повернулся к Кольке, картинно хватаясь за голову:

— Ватсон, шо за чушь? Опять эта музыка! Это ж не КВН, а Лёнечкин концерт для глухих!

— Холмс, это миссис Хадсон на аккордеоне играет вальс за собаку Баскервилей! — Колька подмигнул залу, намекая на Светку.

— Говорит, без музыки мы как Шаляпин без голоса. Вроде и приличный человек, а чего-то не хватает!

Светка, в роли миссис Хадсон, выскочила на сцену с шваброй, изображая раздражённую хозяйку, которая вот-вот разгонит всех:

— Мальчики, хватит трындеть! Я вам щас такую ноту устрою, шо баба Клава позавидует! И кто тут будет потом убирать этот балаган?!

Баба Клава в зале, услышав своё имя, зааплодировала громче всех, крикнув на весь зал:

«Молодцы, суки!»

Зал лёг от смеха.

Кульминацией стала сцена расследования, где Яша, как Холмс, склонился над «трупом» (Борька, который согласился лежать на сцене только за пачку импортной жвачки):

— Смотрите, Ватсон! Голова трупа на юг, ноги на север. Значит, он шёл с Арнаутской, а убийца — с Канатной! Я у вас спрашиваю, он таки что-то с собой нес!

— Гениально, Холмс! — Колька картинно хлопнул себя по лбу. — А я думал, он просто упал с трамваем, объевшись тараньки и запив её пивом!

— Ватсон, не трынди! — Яша прищурился, почти как Ира Суслятина. — Рот убитого приоткрыт. Это значит, он назвал имя убийцы!

— И шо он сказал? — Колька наклонился к Борьке, который лежал с закрытыми глазами, стараясь не хихикать.

Яша, вспомнив свои «трэш-сказки» и недавние истории Мони, решил рискнуть. Он наклонился к «трупу» и торжественно, почти трагическим голосом, объявил: — Он сказал… «Давай поставим деревянные болванки вместо фильтров!»

Почему? — спросил Колька.

— Потому что настоящие фильтры не прислали из Новосибирска.

— Зачем же ставить деревянные?

— Чтобы премию получить в конце месяца.

Зал замер на секунду, а потом взорвался аплодисментами. Эта шутка, отсылавшая к реалиям заводской жизни и всей абсурдности советской системы, попала в точку. — Яша пошёл дальше:

— Только это не убийца, Ватсон! Это… проклятие! Проклятие всех, кто строит установки с деревянными фильтрами!

— Деревянные фильтры? — Светка выскочила с шваброй, как из-под земли. — Вы тут точно все обкурились, они же ничего не фильтруют!

В финале Яша, Колька и Светка разыграли абсурдную реконструкцию «убийства»:

— Здравствуйте, я в Индии жду установку! — Колька выпятил грудь, изображая индуса.

— А я будущий труп! — Яша сделал трагическое лицо. — Иду ставить деревянные фильтры на вашу установку!

— Ни за что! — Колька схватил воображаемый нож. — На тебе! Получай за свою установку! С деревянными болванками!

Зал ревел от смеха. Даже Борька, лежа на сцене, не выдержал и хихикнул, чуть не испортив всю картину. Когда музыка (опять Лёнечкина труба, играющая что-то совсем невообразимое) заиграла в финале, Яша выдал финальный, почти философский, вывод:

— Ватсон, никакого убийцы не было! И деревянные фильтры тут ни при чём! Это просто… перепад температуры! Шёл человек с юга на север, сердце не выдержало от наших реалий — и бац, на полу! Вот и все дела!

— Гениально, Холмс! — Колька подыграл, хлопая себя по лбу. — А я думал, это баба Клава его взглядом прикончила за то, что он слишком громко разговаривал!

Баба Клава в зале снова заорала: «Суки, я вас люблю!» — и зал окончательно лёг от смеха.

После выступления команда получила третье место, но для Яши это был настоящий триумф. Эстер Львовна обняла его, шепнув: «Маленький Бабель, ты сделал это! Ты заставил их думать и смеяться!» Моня, сидевший в зале, впервые за долгое время улыбнулся, хоть и буркнул: «Ну, хоть не про зайчиков, а про инженеров. Хотя и бред какой-то.» А Лёнечка, вытирая пот со лба и с трубы, заявил:

— Яша, ты теперь не просто писатель, ты — одесский КВНщик! Пиши дальше, но про трубу не забудь!

Яша, весь красный от волнения и счастья, понял: его «трэш-сказки» нашли свою сцену. И пусть мир взрослых рушится, как Советский Союз, он будет писать и смешить — потому что в этом хаосе он, Яков Фишман, наконец-то нашёл себя. И у него, наконец-то, появились свои, настоящие деньги.