Наследие Арна. Время Вандалов. ГлII. Часть Третья

 В середине ноября армия Фолькунгов разбила лагерь на равнине близ Энчёпинга. За спиной у них был лес, а впереди открывался прекрасный вид на город. В сгущавшихся сумерках они заметили армию Кнута Длинного, ставшую лагерем настолько недалеко, что можно было ясно  видеть огни их костров, а тишину ночи время от времени взрывали  смех и беззаботные голоса. Прошел ровно год  с момента осквернения Форсвика.

   Грегерс сын Биргера не мог заснуть. За последний год, с тех пор,  как отец провозгласил его воином Форсвика, подросток увидел разные лица войны, неожиданные, порой  даже странные. Сьёрмланд и Нерке были завоеваны ценой менее трёхсот убитых врагов и едва ли десяти своих. Но рассвет приближался неумолимо, а с ним и великая битва.  Он догадывался, что еще  до вечерни равнина перед Энчёпингом будет устлана грудами мертвых тел.

    Он не хотел верить тому, что это произойдет. Его отец и воины его совета, стоя на виду огромной армии Кнута Длинного, не сомневались в победе — так велика была их жажда мести, а кроме того, они сражались за свою жизнь. Однако Кнут Длинный и его люди так же как Фолькунги, были уверены в победе. Предстоящая грандиозная битва не шла ни в какое сравнение с сожжением жалкой крепости пристава.

   Поворочавшись с боку на бок под своим кожаным одеялом, он понял, что не сможет уснуть, встал и побрел по притихшему лагерю. Сырой и холодный ветер теребил пламя не успевших потухнуть костров. Еще издали он увидел, что в шатре ярла горит свет, и хотя юный знаменосец не имел права вторгаться к нему без зова, он набрался смелости, откинул полог и шагнул внутрь.

    Его отец сидел за столом, перед ним стоял сундук с песком, истыканным сосновыми шишками и палочками, на которые, что-то объясняя, указывал рыцарь Бенгт, а ярл задумчиво кивал и хмыкал в знак согласия. Удивленно уставившись на Грегорса, оба  заметили его бледность и оба дружески улыбнулись.

— Сынок, ты не можешь уснуть в такую ночь, я прав? — ярл встал, обнял мальчика и усадил его рядом с собой у импровизированной песочницы. Грегорс робко поприветствовал рыцаря Бенгта и перевел взгляд на добродушно улыбающегося отца. Он не понимал, как можно спокойно беседовать, когда костры противника горят на два-три полете стрелы от них.

— Думаю, тебе будет полезно знать, мой юный родич, — начал рыцарь Бенгт. — Я участвовал в первой большой битве, когда был чуть старше, чем ты. И все же я не мог спать. Поначалу это вряд ли кому-то удается. А чтобы улучшить твой сон, хочу, чтобы ты знал — мы уже победили.

— Как же так? Еще не было выпущено ни одной стрелы, — возразил Грегерс неуверенно. — А разве Кнут Длинный и его люди не думают так же, как мы?

— Посмотри сюда! — его отец указал на шишки и палочки на гладком песке. — Войско Кнута стоит здесь, перед Энчёпингом.  У него тридцать всадников и около трех тысяч пехотинцев. Позади нас лес, а у нас всего два эскадрона, которые мы выставим завтра перед лучниками с длинными луками. Вот что увидит на рассвете Кнут, когда пойдет на нас. Он будет очень доволен увиденным — у нас же всего тридцать два всадника — именно так он и думает, иначе он не решился бы нас атаковать. Однако он не может заглянут в лес за нашей спиной, где на рассвете соберутся десять эскадронов. Сейчас, в темноте, они идут сюда и каждый ведет в поводу свою лошадь, чтобы не создавать лишнего шума. Кнут нападет на двенадцать эскадронов, думая, что их всего два. Ты сам форсвикер и знаешь, что это значит. Придумать этот ход оказалось труднее, чем  завтрашнее сражение.

— Так вот почему вы отослали почти всю кавалерию, когда мы ушли из Эрибру, — ахнул Грегорс.

— Ты так же проницателен, Грегерс, как твой отец! — улыбнулся рыцарь Бенгт. — Именно поэтому мы приказали нашим разведчикам распустить слухи, что готы на этот раз слабы так же, как и летом. Узнай Кнут про десять эскадронов, он исчез бы, как лис в своей норе, и нам пришлось бы с боем пройти половину Уппланда, чтобы добраться до его хвоста.

— Да, Кнут уверен в своей победе, если явился сюда добровольно, — изрек Биргер с нетерпением в голосе. — Но он не догадывается, что эта ночь последняя в его жизни! А теперь иди спать, завтра мне понадобится бодрый и сообразительный confanonier!

   Грегорс поклонился двум всесильным военачальникам и поспешил в свою палатку, где ночевали знаменосцы и где стоял кислый запах пота и страха. Он попытался тихо прокрасться, чтобы не нарушить их сон, но никто из них и не думал спать. Возможно, они и дремали, но так чутко, что встретили его сдавленными ругательствами, а он тихо оправдывался, что выходил по малой нужде.
 
   Мягкий и влажный рассвет окутал биваки противников легким туманом. Это оказалось на руку Фолькунгам более, чем стороне Кнута Длинного. Сильный ветер доставил бы неприятности лучникам Фолькунгов, обеспечив, кроме того, хорошую видимость неприятелю, сумевшему вовремя обнаружить, что скрыто в лесу за спиной ярла и его знаменосцев, которые уже ждали на холме, сидя на своих лошадях.
 
   Выйдя вперед и осматривая поле боя, Кнут сын Хольмгейра и его люди увидели именно то, на что и рассчитывали. Перед пехотинцами Фолькунгов выстроились тридцать два всадника — чуть больше того, что было у самого Кнута. А пеших воинов Фолькунгов было совсем немного, и они испуганно жались к лесу, словно уже готовы броситься наутек. Биргер сын Магнуса, облаченный в полные доспехи, казалось, не собирался проявлять чудеса храбрости. Расстояние между ними было слишком велико, чтобы разглядеть в легком тумане, какие знамена окружают Биргера сына Магнуса, но ему подсказали, будто они с коронами Эриков и львом Фолькунгов, что Кнут счел чрезвычайной дерзостью. Однако очень скоро эти штандарты украсят стены в его зале.

   Грегорс дрожал от холода, несмотря на теплую одежду, а его правая рука, крепко сжимавшая флагшток, онемела настолько, что ему приходилось время от времени потирать ее. Иногда он с тревогой поглядывал на отца, пытаясь увидеть на его лице мимолетный признак беспокойства или тревоги, как будто слова, сказанные в шатре той ночью, должны были унять страх молодого и неопытного воина. Но отец не проявлял и тени беспокойства, его руки расслабленно лежали на поводьях, а на лице играла решительная улыбка, которая означала что угодно, кроме страха.

   С их холма на опушке леса  открывался превосходный обзор вплоть до самых тылов противника, исчезающих в тумане. В лесу за их спинами слышалось фырканье лошадей и лязг стремян.  Однако звуки были слишком слабы, чтобы достичь  ушей неприятеля, а туман настолько плотным, что никто с его позиции не смог бы понять, что скрывается за деревьями.

   Цепь всадников Кнута Длинного медленно двинулась вперед, и раздался мощный лязг металла, когда тысячи пехотинцев позади них приготовили оружие и двинулись вперед вслед за своей кавалерией.

  Грегерс увидел, как его отец перекрестился, склонив голову, и произнес короткую молитву, тогда он сделал то же самое. Но ему пришлось почти сразу же открыть глаза, потому что  отец окликнул его.

— Еще немного, совсем чуть-чуть, — прошептал Биргер, переводя взгляд то на противника, который медленно продвигался вперед, то на Грегерса.

  Внезапно он поднял вверх руку, державшую щит. Внизу, в самом центре войска,  рыцарь Эмунд, сидя на коне, повторил его  движение. Раздался резкий звук, когда несколько сот лучников позади линии своих всадников приготовили первые стрелы.

— Еще чуть-чуть! — процедил Биргер сквозь зубы, словно побуждая врага приблизиться к смерти. Всадники Кнута не спешили  прибавить шагу, а за ними ощетинились ряды длинных копий.

— Сначала нам надо добраться до кавалеристов, — объяснил Биргер Грегерсу, вновь поднимая и опуская щит. Рыцарь Эмунд на своем неистово пританцовывающем гнедом скакуне немедленно повторил движение, и все луки направились наискось к небу.

   В этот момент великого напряжения Грегерсу казалось, что  его бешено колотящееся сердце вот-вот выскочит из груди. Он  слышал бесчисленные истории о длинных луках, но в деле видел их впервые и это зрелище завораживало.

  Наконец, отец вновь поднял щит,  рыцарь Эмунд повторил за ним, и небо потемнело, раздался свист, будто тысячи журавлей собрались на свой танец, а вслед за этим стройный ряд вражеского войска распался,  словно его  скосила железная рука Бога. Всеобщий рев боли и страха,  смешанный с ржанием лошадей и лязгом оружия, поднялся в небо, откуда приближалось новое черное облако.

   Выпустив третью партию стрел, лучники-Фолькунги двинулись в сторону леса, в то время, как рыцарь Бенгт и его знаменосец из Форсвика легкой рысью проскакали мимо и возглавили  два эскадрона, служивших приманкой, чтобы спровоцировать врагов на атаку. Выстроившись в две линии, они приготовились к нападению на кавалерию неприятеля, чтобы потом врезаться в ряды пехоты, оставаясь вне досягаемости вражеских стрел.

   В это же время рыцарь Сигурд со знаменем Форсвика во главе пяти эскадронов бешено мчался по полю боя, отрезая врагам путь к отступлению.

   Два эскадрона рыцаря Бенгта устремились на вражескую рать, опрокидывая все на своем пути, а вскоре перегруппировались в отряды по четыре, рассыпавшись во всех направлениях, чтобы истребить убегающих пехотинцев.

  Началась резня, мало напоминавшая битву. Даже в тылу люди Кнута не могли найти спасения — к ним приближалась атакующая линия из восьмидесяти форсвикеров с копьями, направленными вниз.

  Цель атаки была проста: окружить войско Кнута, уничтожив его до пределов маленькой группы, состоявшей из знаменосцев, самого Кнута и его приближенных — Кнута сына Христиана, ярла Ульфа Фаси, двух епископов и нескольких вельмож. Как Биргер и предполагал, ядро ;;армии и часть личной охраны Кнута сбежали в низину, где были окружены,  беспомощно наблюдая, как всадников Фолькунгов носятся по полю боя, очищая его от оставшихся в живых.

  Выждав немного, Биргер в сопровождении  знаменосца легкой рысью пересек пропитанное кровью поле, направившись в сторону группы высокопоставленных врагов. Остановившись от них на расстоянии выстрела, он осмотрел поле боя, прежде чем вызвать эскадрон форсвикеров и приказать им построиться в две линии по восемь. Шум сражения стихал, лишь кое-где  раздавались сиплые стоны умирающих.

   Биргер решил, что выждал достаточно, чтобы нагнать парализующего страха на окруженную группу,  медленно вытащил меч, бросил копье на землю и приказал всадникам сделать то же, а потом  поднял руку для атаки и через мгновение врезался в группу врагов.

    Он легко отыскал Кнута, на шлеме которого красовалась корона. Тот понял, кто его противник, и поначалу умело избежал скользящего удара меча Биргера. Однако в следующее мгновение  его лошадь упала, словно подкошенная, получив удар по спине. В ошеломляющем падении Кнут сын Хольмгейра так и не увидел нового удара, направленного ему в затылок.

   Окружавшие его воины, обороняясь от  форсвикеров, не смогли прийти на помощь своему конунгу, и когда Биргер крикнул, что это конец, большинство из них были убиты.

  В низине оставалось едва ли десять живых врагов, среди них два епископа, на которых никто из Фолькунгов и не думал нападать, раненый Кнут сын Христиана, лагман по имени Лаврентий из Тьюндаланда и человек, бывший до сих пор ярлом Кнута Длинного — Фолькунг  Ульф Фаси из Бьёльбо.

  Победители и побежденные, замерев, смотрели друг на друга. Солнце поднялось над горизонтом и легкий бриз развеял остатки тумана. Вдалеке форсвикеры преследовали немногих оставшихся в живых, которым посчастливилось благодаря случаю или  с Божьей помощью избежать  объятий смерти и теперь они порскнули, как безумцы, спасая свои жизни.

  Вот это и есть истинный миг победы, подумал Биргер. Дальше начнется тяжелая и нудная  работа.

     Он приказал четырем эскадронам выстроиться квадратом вокруг побежденных, подозвал к себе Грегерса со знаменем королевства и  проделал два медленных круга вокруг врагов, угрюмо на него взиравших. Остановившись возле тела Кнута сына Хольмгейра, Биргер направил свой окровавленный меч на Ульфа Фаси, который сидел на своем коне с бледным лицом, тяжело дыша, а из его руки толчками вытекала  кровь. Он перевел свой меч на знамя Кнута с тремя коронами, которое крепко сжимал раненый знаменосец, сидевший на коне бок о бок со своим ярлом.

   А потом произошло то, что должно. Ульф Фаси сделал своему confanonier быстрый знак приблизиться к Биргеру и вручить ему знамя Кнута Длинного. Тот принял его одной рукой и передал Грегерсу, которому пришлось  немного повозиться, чтобы  закрепить его в кожаной чашке под одной из стремян.

  Биргер наклонился и подцепил мечом корону с головы Кнута сына Хольмгейра, сиявшую в солнечных лучах на его кровавом клинке, и медленно двинулся к Ульфу Фаси. Молча направив меч на него, он подождал, пока тот нехотя снял свою корону ярла  и повесил на меч рядом с забрызганной кровью короной конунга, вновь принадлежащей Эрику сыну Эрика.
Пленников привели в Энчёпинг, где городское правление безоговорочно капитулировало перед победителем Бирером сыном Магнуса, обещавшего не грабить город и не трогать жителей.

    Пир победителей продолжался три дня, серьезно истощив запасы кладовых горожан. Взамен жители Энчёпинга получили милостивое разрешение разграбить поле битвы в качестве доброй компенсации своих потерь.

  Все три дня празднеств Ульф Фаси, его друг Кнут сын Христиана, бывший близким товарищем покойного Кнута сына Холмгейра, сидели на почетных местах рядом с епископами, Биргером сыном Магнуса и его рыцарями. Договариваться было не о чем, кроме того, что тело Кнута сына Хольмгейра будет доставлено родичам, а Ульф Фаси пообещал больше не начинать войну против родичей Фолькунгов.

   Конунг Эрик Хромой вновь стал неоспоримым правителем земель готов и Свеаленда. Поражение при Энчёпинге дорого обошлось жителям Уппланда и Вестманланда, навсегда отбив охоту  вступать в бой всадниками Фолькунгов, а  королевство ожидали долгие дни мира.