Февраль 1917-го Освободители стихии
Как представляется, «внятный» ответ достаточно прост: начали либералы-«верховники» (П.Н. Милюков, А.И. Гучков, М.В. Родзянко и компания, а также высшие военные чины – генералы М.В. Алексеев, Н.В. Рузский, В.И. Гурко, А.М. Крымов и др.), действовавшие при поддержке британского посольства (Джордж Бьюкенен) и крупных русских промышленников (М.И. Терещенко, А.И. Путилов), за которыми маячил американский финансовый капитал. Через сеть масонских лож «верховники», выступавшие, в соответствии со своей либеральной программой, в «поддержку стихийного народного бунта», договорились о координации своих действий с левыми силами, т.е. с социалистами-революционерами (В.М. Чернов, А.Ф. Керенский – формально, Н.Д. Авксентьев, С.С. Маслов и др.), социал-демократами меньшевистского толка и им «сочувствующими» (М. И. Скобелев, И. Г. Церетели, Н. С. Чхеидзе и др.).
Сотрудничая с буржуазными партиями, меньшевики исходили из целесообразности «не мешать Прогрессивному блоку выполнить его программу «наивысшего буржуазного предела», под которым имелись в виду буржуазно-демократические преобразования российского государства. В отличие от «умеренных» социал-демократов эсеры с самого начала проводили линию на соперничество с либералами в борьбе за политическую власть в стране. Однако, как партия, они были очень слабы, распадаясь на правое и левое крылья, между которыми располагались центристы. Кстати, эсеровская доктрина отказа от каких либо территориальных приобретений и репараций в случае победы в войне вполне устраивала Париж и Лондон, в котором, между прочим, была составлена внешнеполитическая декларация эсеров.
Ориентировочно в декабре 1916-январе 1917 годов две движущие силы переворота согласуют свои роли и сроки начала акций: либералы устраняют царя («дворцовый переворот»), социалисты организуют массовые выступления трудящихся и солдат в Петрограде («бунт черни» в терминах «верховников»). Не успевает завершиться первый акт «пьесы», как одни «актеры» формируют Временное правительство – «власть без силы», другие – Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов – «силу без власти».
В литературе, посвященной теме закулисья Февральской революции, можно встретить утверждения о том, что в решающий момент беспорядков в Петрограде на первый план вышел «ставленник Уолл-стрита» Керенский. Как вспоминал октябрист С. И. Шидловский, «в первые дни революции Керенский оказался в своей тарелке, носился, повсюду произносил речи, не различая дня от ночи, не спал, не ел». Такая бурная активность удивила не только власти, но и заговорщиков. Судя по данным Охранного отделения, Александр Федорович действовал в связке с Гучковым и меньшевистским лидером М.И. Скобелевым. Охранка доносила:
«26-го февраля… Сегодня в 8 часов вечера с разрешения А.И. Гучкова в помещении Центрального Военно-Промышленного Комитета (Литейный, 46) оставшиеся не арестованные члены Рабочей Группы ЦВПК устраивали собрание для решения, будто бы продовольственного вопроса, при участии членов Государственной Думы Керенского и Скобелева и 90 рабочих».
Накануне полиция арестовала около ста самых активных деятелей левых партий. Через сутки аресту подверглись еще 170 «агитаторов». Еще раньше, в ночь на 23 февраля полиция провела аресты рабочих активистов: были арестованы 60 человек завода «Новый Лесснер» и 400 человек, работавших на предприятиях Нарвской заставы. Всё это, однако, никак не повлияло на ход событий в Петрограде.
Именно Керенский явился инициатором возобновления работы Государственной Думы, распущенной царем в середине декабря 1916 года. Он пишет в своих мемуарах: «…Сцена для последнего акта спектакля была уже давно готова… Я понял, что час истории, наконец, пробил. Наскоро одевшись, я отправился к зданию Думы, которое находилось в пяти минутах ходьбы от моего дома. Первой моей мыслью было: любой ценой продолжить сессию Думы и установить тесный контакт между Думой и вооруженными силами». Вооруженные мятежники и Прогрессивный блок могут дать друг другу то, чего им не достает: мятежникам - оправдание и амнистию их действий, а Думским лидерам - силу и возможность совершить переворот…».
На этом «частном совещании», состоявшемся 27 февраля/2 марта, Дума приняла решение о формировании «при тяжелых условиях внутренней разрухи» органа власти – «Временного комитета членов Государственной думы» - прообраза будущего Временного правительства.
Как справедливо указывают многочисленные исследователи событий февраля 1917-го, «мирные» «голодные» демонстрации нельзя было организовать без профессиональных руководителей. Именно эти руководители направляли толпы на заводы, стреляли в полицейских и солдат, громили управления контрразведки и охранных отделений». Неужели, как отмечал в своих мемуарах Милюков, «закулисная работа по подготовке революции так и осталась за кулисами»?
Разумеется, сейчас трудно выяснить фамилии агитаторов, поднявших народные массы на борьбу со старым режимом в Петрограде. С большей или меньшей уверенностью мы можем назвать лишь «рокового человека Февральской революции» формально беспартийного Н.Д. Соколова, тяготевшего как к эсерам, так и к социал-демократам, и сумевшего привлечь к восстанию целых три пехотных полка, один из которых входил в императорскую гвардию. Участие в беспорядках американских анархистов выглядит экзотичным и сомнительным. Да и сами агитаторы и зачинщики рабочих волнений в столице не горели желанием выдавать себя.
Взять, например, фрагмент сводки Петроградского охранного отделения за 22 февраля 1917 года:
«В 7 час. вечера при выходе рабочих с территории Петроградского трубочного завода, на Уральской ул., неизвестный мужчина, собрав около себя толпу в 300 человек, убеждал рабочих обратиться к заводоуправлению с требованием выдачи достаточного количества хлеба. При приближении чинов полиции толпа быстро разошлась и неизвестный успел скрыться…»
Детали подготовки и использования «зачинщиков» в социалистической среде были таковы: «для успешного проведения митингов руководители парторганизаций собирали всех товарищей, умеющих выступать перед массами, на конспиративных квартирах и инструктировали их. Техника проведения митинга была следующая. Как правило, в конце рабочего дня, когда смена выходила с завода или из мастерской, группа рабочих (обычно молодёжь) блокировала выход, и рабочие вынужденно начинали скапливаться на выходе из цеха, на заводском дворе или на лестничных маршах. Подготовленный оратор поднимался на возвышенность (как правило, это были плечи товарищей) и обращался с речью к собравшимся».
Нередко рабочие не знали, кто перед ними выступает. Агитаторами были «приглашенные лица», не являвшиеся работниками того или иного завода. Они проникали на завод, используя бирки (аналог пропусков того времени) других рабочих этого завода. Бирки отбирались организаторами митинга заблаговременно. Выступали ораторы, скрывая лица шарфами, воротниками, надвинутыми на лоб шляпами, создавая агентам «охранки» трудности для опознания.
Известно, что 22 февраля 1917 года, т.е. в день отъезда Николая II в Ставку, к Керенскому явилась группа рабочих Путиловского завода. Делегация сообщила ему, что на заводе, подвергнутом в тот день локауту, затевается некое событие, которое может иметь далеко идущие последствия. Дескать, начинается какое-то большое политическое мероприятие. Пришедшие на прием рабочие заявили, что считают своим долгом предупредить депутата об этом, так как они не знают, чем это мероприятие кончится, но для них, по настроению окружающих их рабочих, ясно, что должно произойти что-то очень серьезное.
В письме Шляпникова от 26 февраля 1917 года, адресованном московской ячейке РСДРП, говорится, что рабочие Путиловского завода, подвергшиеся локауту, обратились к «организации» (т.е. к Петроградскому комитету большевиков – А.А.) «за помощью». Локаут, объявленный администрацией Путиловского завода, был вызван неожиданными для самих путиловцев требованиями повысить зарплату, исходящими от рабочих одной из заводских «мастерских» (цехов).
Выходит, две группы путиловцев, одна - ориентирующаяся на эсеров, а другая – на большевиков, сигнализируют своим вождям, что кто-то затевает в их среде нечто очень серьезное. По-видимому, революционная конспирация была настолько хороша, что сами лидеры революционеров были не в курсе, или делали вид, что были не в курсе, действий их товарищей на местах.
Ясно, что находившихся в феврале 1917 года в глубоком подполье большевиков нельзя относить к «застрельщикам» рабочих волнений в Петрограде. До наших дней дошел рассказ уважаемого рабочего-большевика И.Д. Чугурина, члена Петроградского комитета большевиков. Именно ему выпала честь вручить на Финляндском вокзале партийный билет за № 600 В.И. Ленину при возвращении его 3 апреля 1917 года из эмиграции.
По его, Чугурина, словам, днём 23 февраля к нему, отработавшему ночную смену, пришел товарищ (большевик Яков Клинев) и рассказал о начавшейся у них на заводе забастовке. Удивленный Чугурин спросил, почему не удержались от забастовки, ведь она планировалась на 1 мая.
Однако члены питерской партийной организации большевиков быстро сориентировались в складывающейся обстановке и возглавили рабочее движение там, где пользовались влиянием. Так, стачка питерских текстильщиц была немедленно поддержана на местах всеми заводскими ячейками и отдельными большевиками, которые не стали дожидаться руководящих указаний от вышестоящих партийных органов.
По инициативе большевика Жукова рабочий актив завода «Старый Лесснер», включая эсеров и меньшевиков, вынес решение объявить забастовку с выходом на улицу. Молодёжь разнесла новость по мастерским, и вскоре на заводском дворе состоялся митинг, основными лозунгами которого стали: «Требуем хлеба!», «Долой самодержавие!», «Долой войну!».
Известно, что на заводе «Новый Промет» перед рабочими с зажигательной речью выступала большевичка Агаджанова, а на заводе «Арсенал» - большевик Евсеев. В рабочих волнениях, начавшихся в Петрограде 22 февраля и поддержанных большевиками, важную роль сыграли работницы текстильных предприятий, в том числе прядильной фабрики «А.О. Воронин, Лютш и Чешер» и джутовой фабрики Лебедева.
Требования о хлебе, выдвигаемые бастующими, относились к числу наиболее популярных лозунгов. Но именно забастовавшие «пролетарки» сорвали работу завода «Айваз», где выпекался хлеб исключительно для беднейших слоев населения, причем работа на этом предприятии, по общим отзывам, была поставлена образцово. И наиболее активно добивались прекращения производства продукции на «Айвазе» большевичка Толмачева и межрайонка Иткина.
Как много позже свидетельствовал А.Г. Шляпников, уже с конца 1916 года среди женщин-работниц совместно действовали два «кружка» - большевиков и межрайонцев. Наконец, Н.Ф. Свешников (член Выборгского райкома в феврале 1917 года) в 1923 году утверждал, что 23 февраля Выборгская большевистская организация выступила инициатором «снятия с работ работниц» в женский день – 23/8 марта 1917 года.
Там, где в массе демонстрантов преобладали мужчины, передовые ряды несли с собой припасенные заранее камни - оружие пролетариата. Очень немногие имели на вооружении револьверы.
Обо всем этом мы знаем скорее всего потому, что в октябре 1917 года власть в России взяли большевики. Фамилии агитаторов-эсеров и меньшевиков, работавших тогда в массах, остались по большей части неизвестны современным историкам. А ведь народовольческие идеи эсеров привлекали крестьянские массы. После победы Февральской революции, летом 1917 года, в партию эсеров записывались коллективно — на фронте целыми ротами, а в тылу — целыми деревнями.
Любопытную оценку социалистам-революционерам дал в марте 1917 года писатель М.М. Пришвин:
«Эсеры мало сознательны, в своем поведении подчиняются чувству, и это их приближает к стихии, где нет добра и зла. Социал-демократы происходят от немцев, от них они научились действовать с умом, с расчетом. Жестоки в мыслях, на практике они мало убивают. Эсеры, мягкие и чувствительные, пользуются террором и обдуманным убийством. Эсерство направлено больше на царизм, чем эс-дечество…»
Политика эсеров и меньшевиков, проводимая их лидерами после февраля 1917-го, объективно вела страну к катастрофе, к распаду российской государственности. Как те, так и другие стремились высвободить огромную энергию народной стихии, но сами и пали жертвой разбушевавшегося народного моря. В этом смысле Февральская революция действительно оказалась стихийной.
Свидетельство о публикации №225073000585