Хорёк

          В тот день её величество удача была ко мне благосклонна. На зеленях у тернового куста я обнаружил жировку русака. Нетрудно было догадаться, что улёгся он на днёвку, где-то рядом на пашне. Следы с места кормежки говорят о том, что косой плотно пообедал. Можно было надеяться, что он на сытый живот не будет мудрить и заляжет без петель и многочисленных сметок. Небольшой ветерок так же мог сослужить добрую службу и показать примерное направление к лёжке русака. Ведь длинноухий, почти всегда прежде чем завалиться спать сначала сходит на ветер, затем сделает петлю и пройдя по ветру в обратном направлении, облюбует себе лёжку. Учитывая всё это, я больше наблюдал за местностью чем за следом и мои расчёты вскоре оправдались. Русак поднялся от меня совсем рядом, поэтому я, не торопясь, отпустив немного, а затем поймав на мушку, выстрелил. Косой перевернулся через голову и почти сразу же затих. Подобрав добычу, я продолжил охоту, но обойдя удачливые места, больше никого не поднял.
          Южный ветер стал влажноват и начал усиливаться. На горизонте появилась тёмная туча, которая двигалась в моём направлении, с каждой минутой становясь всё больше и черней. На поле не было ни одного стога, и я решил укрыться от надвигавшейся непогоды в колхозном саду. Кроме плодовых деревьев по краю сада росли вётлы. Некоторые из них достигали двух обхватов и могли служить надёжным укрытием. Я успел вовремя, потому что-то ветер превратился в ревущий шквал, густо заправленный снежными зарядами. Казалось от этой бешенной пляски снежных хлопьев не будет спасения. Я стал уже подумывать, а не уйти ли мне в глубь сада, где, вероятно запутываясь в густых ветках яблонь, ветер теряет свою силу. Но как это бывает в природе, снег резко прекратился, как бы остановленный волевым движением невидимой руки. Ветер на глазах стал таять и уже через несколько минут, превратился в ласкового, влажноватого посланца юга. Лишь всё дальше на север уходила седовато-чёрная туча, со своим спутником-ураганом.
          Наметим самый короткий маршрут, я направился в сторону дома. Проходя мимо группы отдельно стоящих тополей, я увидел, что один из них сломан по середине ствола. Толщина на сломе была более 20 сантиметров, но бушевавший ветер, сломал его как спичку. Несколько корней дерева оказались вывернуты из замершей земли и разорваны. Видимо тополь боролся с ураганом из последних сил, но, когда стали рваться корни жизни, он решил перехитрить безжалостного противника и сломаться. Погибая, тополь, спас корни, которые весной возьмут из земли живительную влагу и отдадут молодым побегам – отпрыскам старого тополя.
          Так размышляя, я вышел на пригорок, откуда открывался вид на мою деревню. Она была как невеста в подвенечном платье или важная вельможа в песцовой шубе, а проглянувшие лучики солнца, стали серебрить её наряд, делая ещё привлекательнее.
          Вот тут-то я и увидел след доселе не виданного зверька. на влажном снежном листе, который так заботливо расстелила буря, чётко отпечатались парные следы, величиной с пятикопеечную монету. параллельно им, справа в 15 сантиметрах на снегу виднелась черта, местами глубоко врезавшаяся в снег. Я решил исследовать, мною увиденное до конца и осторожно двинулся по следам. В одном месте обладатель следиков и черточки остановился, оставив на снегу отпечаток бесформенного предмета, который как я догадался, он нёс в зубах.  Наверное, это что-то было велико, больше зверька или не удобно, потому и появлялись прерывистые чёрточки. Следики шли в строго определённом направлении и наконец я заметил, как они кончаются у темневшей, на девственном снегу, точке. Я подошёл совсем близко к неопознанному предмету с к своему удивлению заметил, что он шевелится. Однако, распознать, что это такое я пока не мог.
         Предмет или живое существо было неопределённой формы, причём лишь с одной стороны у него виднелась, редкая, желтоватая щетинка. Меня разбирало любопытство, и подойдя в плотную я увидел, что это передняя ножка молоденького поросёнка – сосунка. Она была на половину втянута в нору меньшего размера и изредка подёргивалась. Видимо хозяин норки пытался протащить её дальше, либо уже лакомился добычей. Осторожно, концом ствола, я отодвинул ножку в сторону от норы и отойдя на некоторое расстояние, присев, стал ждать. Не прошло и полминуты, как появился хозяин – полевой хорёк.  Он осторожно выглянул из своего дома, уставившись на меня глазами – бусинами, долго изучал и сочтя, что я не опасен, гибко выскользнул из норы всем телом. Мне никогда не удавалось видеть полевого хорька, и я залюбовался его зимней шубкой. На фоне белого снега, она казалась янтарной, будто взяла взаймы лучи солнца ещё летом, да так и позабыв отдать, оставила у себя на зиму. Тёмная полоска на спинке от коротенького хвоста от коротенького хвоста до носа – пуговки, делала зверька ещё более привлекательным. Неуловимым движением хорёк метнулся к своей добычи и так же молниеносно опять втянул её за собой в норку. Я решил повторить эксперимент и отодвинул поросячью ножку подальше. Всё произошло, как и в первый раз.  только лишь с той разницей, что хорёк дольше и более внимательнее разглядывал меня. Его симпатичная мордашка говорила: «Я тебе не мешаю, дай спокойно поесть». Больше я ему мешать не стал и удаляясь, видел, как подёргивается, не проходящая в нору добыча – хорёк принялся за свой ужин.
           Прошло около месяца, когда однажды я узнал, что один из жителей нашей деревни поймал капканом в сарае, где зимовали куры, полевого хорька. Видимо, большие, уплотнённые снега, надежно укрыли мышей, и голодающий зверёк был вынужден пойти на конфликт с человеком, вторгшись в его жилище.
           Желтоватая шубка хорька теперь уже на светилась янтарными брызгами, как при встрече в поле. Она была бледна, перепачкана землёй, кровью с прилипшим куриным пухом, и лишь прикоснувшись, ладонь ещё чувствовала, то тепло, которое когда-то дала ей природа.