Дом на улице Веснина

В детстве расстояния кажутся большими, время стоит на месте, а год ощущается десятилетиями. Пройти несколько кварталов вверх от дома, свернуть на Веснина и зайти к Пеняковым было невероятным путешествием. Там праздновались удивительные детские Дни рождения. Сначала у Миши, а позже и у его сестры Вали. Что-то было в них новогоднее или может быть даже рождественское. Дети-гости возвращались с ворохом подарков, но не попросту дареных, а выигранных в бесконечных конкурсах и шарадах, придуманных хозяевами.

Выйдя из арки дома, где наша семья жила у мамы моего отца, моей бабушки Анны Натановны, мы шли, держась за руки, по улице Дзержинского, минуя Костомаровскую и Маяковского. Этот перекрёсток Маяковского и Дзержинского в глубоком детстве был моим излюбленным уголком Харькова.

Там на углу, в подвальчике, был крошечный магазин "Молоко". Он был настолько мал, что в торговом зале едва помещалась дюжина покупателей. Двери его были ниже уровня земли, и ко входу вело несколько ступеней вниз. Разойтись с входившими или выходящими было невозможно. Всегда надо было уступать дорогу и ждать.

Свежее молоко, которое привозили в огромных пятидесятилитровых бидонах, нередко расплёскивали, и толстые розовощёкие продавщицы выкладывали плиточный пол картоном, чтобы не наносилась грязь. Картон пропитывался свежим молоком, а на открытых прилавках было такое количество сортов масла и сыров, что запах в магазине стоял неповторимо-волшебный. Он был не еле уловим, но насыщенным и пьянящим. Запах свежего молока вперемешку с запахами выдержанных и копчёных сыров, масла, от первосортного Вологодского до нескольких видов шоколадного.

Я протискивался в магазин, обходил прилавки и, закрыв от удовольствия глаза, услаждая себя, дышал молочным ароматом. Я любил этот магазин более всего на свете. Вот и тогда, подходя к перекрёстку, я высвободил свою руку из маминой и стремглав пустился к магазину. Мне надо было спуститься в него и получить неописуемое удовольствие ещё перед празднованием Дня рождения. Уж, радоваться жизни, так на всю детскую катушку. Я иду вдоль прилавков мимо бидонов с молоком, разглядываю сыры. Они разные - белёсые, нысыщенно-оранжевые, мягкие и твёрдые, с дырочками и без. Лежат огромными круглыми кусками, пирамидами в холодильниках и у витрин. Масло на выбор - обезжиренное, крестьянское, вологодское, шоколадное, селедочное, с орехами. Дурманящий запах. Я останавливаюсь и, наслаждаясь, вдыхаю его медленно, закрыв глаза. Выдыхаю через нос, чтобы ощутить послевкусие и снова медленный, сладостный вдох. Потом открываю глаза. Вижу маму в дверном проёме и бегу наверх к выходу.

Ещё немного, квартал мимо клиники Гиршмана и заходим в овощной углового дома на Веснина. Мама покупает мне сок. Его там десяток сортов, он разлит в огромные вращающиеся конусовидные сосуды с краном внизу. Из них наполняют стаканы. Что выбрать? Я в замешательстве? Сливовый, яблочный, виноградный, вишнёвый? Не знаю какой. Беру томатный. Его нужно посолить. Это необычно и очень вкусно. Полная розовощёкая продавщица в белом халате и с чепцом на голове, улыбаясь, наполняет мне стакан, поблескивая сквозь улыбку золотым зубом. Руки её ухожены, а в безымянный палец впилось широкое, толщиной почти в сантиметр, обручальное кольцо.

Я с наслаждением пью. Медленно, продлевая удовольствие. Потом мы выходим, сворачиваем за угол, пересекаем каштановый сквер и улицу Артёма, входим во двор, затем в угловой подъезд и поднимаемся на второй этаж. Я звоню в дверь. Звоню, но смущаясь, прячусь за маму. Спустя мгновение, дверь открывается, на пороге дядя Сёма:
- Наконец, Олежонок с Наташей пришли.
Олежонок это я, а Наташа - моя мама. Мы входим, и начинается праздник.

Поначалу, как заведено, все усаживаются за стол. Но мне, дошкольнику, это вовсе не интересно. Меня не соблазнить, ни жареной уткой с корочкой и запеченным картофелем, ни заливной рыбой, ни холодцом с хреном, ни прочими яствами, о которых, признаться, мало что помню. Это детский День рождения, и нас, приглашённых детей, интересует совсем другое. Дядя Сёма и тётя Марина знают об этом, как никто другой. Нас ждут игры, ребусы, шарады, состязания, шум, смех, радость, всё то, что называется праздником. Дядя Сёма без устали развлекает нас бесконечными играми, не забывая победителей награждать подарками, а всем проигравшим выдавать по утешительному призу. Мы не знаем, какой подарок разыгрывается, и что ждёт нас в утешение. Вся игра от начала до конца - сюрприз.

Однажды, в комнате для игр, среди подарков для гостей, я заприметил великолепную куклу-марионетку. Это был Петрушка. В пёстром костюме, длинноносых штиблетах, расшитом кафтане, шапочке с бубенчиками и с  раскрашенным лицом, он смотрел прямо на меня из вороха прочих игрушек, предназначенных для гостей. Смотрел лукаво, весело улыбаясь и, казалось, подмигивая. Что-то ёкнуло у меня на сердце. То ли показалось мне, то ли это было предчувствие, даже скорее ощущение словно чего-то свершившегося, но я знал - мы с Петрушкой теперь друзья и домой пойдём вместе.

Призы и подарки исчазали один за другим в нескончаемой круговерти игр и шарад. Лишь мой Петрушка оставался нетронутым. И когда он сиротливо остался лежать в одиночестве, уставившись грустным своим кукольным взглядом в потолок, я понял - это мой звёздный час. Мне предстояло с зывязанными глазами срезать максимально большее количество карточек с написанными на них цифрами с растянутой поперек комнаты декоративной ленты. Участников было трое, каждый должен был срезать подвешенные карточки по очереди. Я старательно запомнил местоположение карточек с крупными номерами, определил на глаз
приблизительное расстояние между ними, чтобы не попасть впросак и с потными от волнения ладошками ввязался в состязание. А ещё через пять минут под аплодисменты детворы тётя Марина с дядей Сёмой вручили мне заветный, самый главный и последний на сегодня подарок - Петрушку-марионетку.

Я радостно в обнимку возвращался с ним домой, повесил его на стенке у кровати. Он стал мне другом, талисманом, собеседником, а порой даже советчиком. Понятно, что его советы были плодами моей же фантазии. На лето я забрал Петрушку с собой в Высокий. Там он остался на зиму. А годы спустя, он очутился в картонном ящике на чердаке, а после исчез вовсе, как и моё давнее-давнее детство.

Он исчез, а добрые воспоминания остались. О нём, о доме на улице Веснина и о его гостеприимных хозяевах.

(см. следующие главы повести)