Океан

Ты где-то там на небесах
Средь солнышка и звёзд витаешь,
Ты смотришь с высоты на нас
И всё о нашей жизни знаешь.

Отрывок из стихотворения посвящённого моему отцу Юрченко А. Г.

Океан. Залив Терпения
Эссе

Песчаный берег Тихого океана мирно спит, обласканный солёной волной, словно родной мамой. Лёгкий, едва слышный прибой сияет бело-голубым светом, фантастически удивляя и радуя глаза натуральным природным фосфором.
Конец августа. Сейчас на нерест за тысячи километров приходит лосось к родному устью реки Гастелловка, где он появился на свет и отправился в объятия Тихого океана. Подумать только, как же он находит дорогу к родному берегу, к неглубокой прозрачной реке с многочисленными гладкими камнями, отшлифованными беспрерывным течением пресной воды.
Тишина, звёздное небо, шелест волн и лёгкий плеск воды от гуляющего где-то неподалёку усталого за день ветра. Пляшет пламя костра, поднимая золотистые искры в чёрное небо, отдавая своё тепло в обмен на сухие коряги и принесённые штормом откуда-то палки.
Сегодня у нас с отцом выход на ночную рыбалку, ждём рассвет, чтобы снять рыболовные снасти и успеть на вахтовую машину, которая повезёт нас на высокие сопки, в самое сердце тайги на заготовку леса.
На восходе солнца по серому прибрежному песку важно ходят на тонких высоких лапках долгоносые кулики. Интересно, что они здесь делают? Ведь это не болото, а океан. Я, бывало, приходил сюда с ружьём, чтобы поохотиться на них, у этих пичуг очень вкусное мясо.
О, как прекрасен океан. Он красив в любую погоду и часто меняет своё настроение. То добрый, то буйный. Волнителен и спокоен, то куда-то уходит и возвращается. Это отлив и прилив. Придёшь на привычный берег, а он так велик, что даже не видно вдали воды, и вскоре она возвращается на своё место, всё так же лаская берег.
Но если он вдруг рассердится, то просто стонет от гнева, грозно ревёт, и его тёмно-серая плоть, словно в горячке, бросается на берег, изрыгая из своего чрева старые брёвна, сети, затонувшие лодки и сокровища своих глубин, неисчислимые дары природы. И, выпустив свои пары, откатывается назад, уходит в себя и о чём-то размышляет.
Я засыпал и просыпался под прибой океана и, наученный отцом, мог определить, когда какая волна (накат). Если был внутренний накат, то ни свет ни заря на берегу собираются люди и собирают дары Батюшки Океана.
Это великое множество выброшенных моллюсков: гребешки, мидии, гуидаки, кукумарии (морские ежи), креветки, кальмары и – великий деликатес – осьминоги.
Нередко после штормов берега застилают мойва, хек, тихоокеанская сельдь, морская капуста, и даже попадается молодая акула.
Я прислушивался, проснувшись ночью, к накатам волн и перед работой мог принести домой столько мидий, сколько смог унести. Да и зачем их много? Волна океана, словно карусель, поднимает тебя и, как пушинку, опускает вниз, нежно толкая к берегу, или качает на одном месте до головокружения, и ты просто ликуешь от удовольствия. Недалеко от берега всюду растёт «юла» – это приплюснутые солёным туманом ели.
Сколько ни смотри на океан, не насмотришься. Сколько ни слушай его прибой, не наслушаешься. Сколько ни любуйся его буйством во время шторма, не налюбуешься, когда каждая поднятая вверх на метры волна по- своему красива, полна тайн и загадок, не знаешь, что она сейчас выбросит своей мутной физиономией на берег – бревно или фрагменты старины давно ушедших лет.
Океан – это загадка, он непредсказуем. Никто не знает, что и каких сюрпризов от него можно ожидать в любой день, ночь, час или минуту.
20 лет я не знал своего отца. Но все детские годы меня тянуло к нему, я скучал по близкому человеку, которого никогда не видел. Одно время я пристрастился к чтению книг о жителях Сибири и народов севера. Вы не поверите, но такие книги мне сами попадались в руки со стеллажей и полок библиотеки.
Мама, глядя на меня, говорила:
– Ты копия своего бати и внешне, и характером. Он тоже ночь напролёт читал книги, спать не давал. А ходить на рыбалку и охоту – тут уж его хлебом не корми.
Да, я тоже любил в детстве ловить рыбу на удочку
Летом ловил руками в реке и на шлюзах плотины раков, линей, налимов. Осенью и среди зимы, после сброса воды, на плотине закрывались шлюзы, и оставалось много рыбы, которую я брал руками, так как было неглубоко, вода была ниже колен. Я потихоньку ходил по бетонному дну «котлована» и легонечко брал руками больших судаков, щук, гибридов и раков.
Домой шагал короткой дорогой через АТП, где на меня с удивлением смотрели мужики. Вся фишка была в том, что в то время все как один работали на производствах, а я – нет, у меня была масса свободного времени – или каникулы, или после школы, а бывало, когда узнаю, что перекроют шлюзы, просто прогуливал школу и ждал великой охоты на рыбу.
Вот поэтому мама и говорила мне:
– Ты настоящий рыбак, как твой батяня.
Я спрашивал у неё:
– Где он живёт?
Ответ был один:
– На Сахалине.
Но однажды она всё же дала мне его адрес, но липовый, чтобы я от неё отстал. Я написал отцу наивное детское письмо, что я, как и он, люблю рыбалку, занимаюсь фотографией… Но письмо вернулось обратно с пометкой на конверте: «Укажите точный адрес».
Как же меня тянуло к отцу и на родной Сахалин. Когда мне было 18 лет, мама сообщила мне о том, что пришла телеграмма и отец вызывает меня на переговоры. Если сказать, что я был счастлив, то это значит ничего не сказать.
Прибыв на коммутатор (телеграф), я с волнением ожидал переговоров. И вдруг голос:
– Так, Сахалин, вторая кабина…
Разговор был недолгим и волнительным не столько для меня, сколько для отца:
– Здравствуй, сын, я думал ты не придёшь, – говорил он, едва сдерживая слёзы. Он очень волновался и, похоже, плакал – всхлипывал. Ведь, как выяснилось потом, он тоже хотел меня видеть, но мама всячески скрывала меня от него.
Началась переписка. Потом – моя служба в армии. Отец мне часто писал, письма его были очень интересные и все как одно – на четыре страницы, высылал добротные посылки и даже хотел вызвать к себе липовой телеграммой, сообщив, что, якобы, умерла тётя Юля. И если бы я поехал к нему, то меня бы потом отправили за обман в дисбат. Тёти Юли не существовало, да и отец не был записан в моих армейских данных.
После свадьбы в 1987 году мы с женой Светланой поехали к моему отцу в гости и остались там на два года. Я работал там же, где и отец, а жена – в детском садике. Я познал всю отеческую любовь, которую не имел 20 лет. Удочки, рыбалки, походы по грибы, зимние поездки на море для ловли крабов, поездки на реку Поронай на подлёдный лов корюшки и наваги. Он мне купил ружьё, оформил охотничий билет, так как занимался этим, выписывал охотникам путёвки, собирал взносы и прочее. Так же отец подарил мне мотоцикл. Я просто души не чаял в отце, а он – в нас со Светланой, тем более что я у него один, других детей у него не было.
Он рассказывал, как плакала моя бабушка Женя, скучая обо мне, разглядывала мои фото, где мне около года, гладила пальчиком и плакала. Я видел эти фото у него в альбоме, а у нас с мамой таких фотографий не было.
Как он плакал, когда мы с женой и родившейся там дочкой Оксаной уезжали на материк. Обнял меня на перроне, когда подошёл поезд, и не хотел отпускать:
– Уедете и больше никогда не вернётесь ко мне, – не скрывая слёз, говорил отец.
Да, так и вышло… И вновь переписка, я писал ему где-то один раз в десять дней и отвечал на каждое его письмо. Отец однажды приезжал к нам на материк в гости, на день рождения моего сына Дмитрия, когда ему исполнился один год. И в моём доме встретился с моей мамой. Я видел, да и не только я, что они до сей поры любят друг друга. Что же с ними произошло тогда в 60-х?
Сын Дима – копия своего деда, то есть моего отца, и бабушки Жени, матери моего папы…
В середине 90-х у нас в посёлке был дом престарелых – это бывшая старая поселковая школа, которую переоборудовали под стардом. Однажды попросил меня мой хороший знакомый сходить с ним в стардом, ему нужна была одна из работниц этого заведения, и я пошёл. Знакомый вошёл в здание, а я присел во дворе на скамейку и стал его ждать. На пороге появился пожилой мужчина, немного
постоял и, подойдя ко мне, присел рядом. Завязался непринуждённый разговор, из которого я узнал, что у этого человека есть сын. Это его признание меня поставило в тупик, и я удивлённо спросил:
– А чего же вы тогда тут делаете?
Он ответил мне тихим плачем и горькими слезами. И этот случай меня мгновенно подтолкнул написать вот такое наивное эссе, которое вы читаете.
…Как папам хочется порой
Немного ласки и тепла,
И чтоб любовь души родной
К ним никогда не умерла…
Отца не стало в 2008 году. Мне его снова не хватает, как тогда, в детстве, не хватает его писем и звонков. Какая-то пустота в душе и нечем её заполнить. 20 лет я скучал по отцу и ждал с ним встречи, любил, не видя его. А жил с ним всего два года. Он иногда звонил нашей соседке через три дома, и она звала меня к телефону, так как в то время телефоны были лишь у единиц. О сотовой связи никто даже не слышал.
Когда не стало отца, грустил не только я, но и почтовый ящик. Он привык к письмам моего папы, а тут их всё нет и нет. С какой надеждой он смотрел на идущего по улице почтальона, что тот положит в него письмо, и ящик с гордостью отдаст его мне, и каким печальным взглядом провожал проходящего мимо работника почты. Я не выдержал его печального вида и убрал в сарай, а на его место закрепил новый почтовый ящик, который не знает об отце и его письмах. Он знает и с радостью принимает лишь одни квитанции и платёжки за ЖКХ и, довольный, отдаёт их нам в руки.
Порой мне снится сон, что я приезжаю в гости к отцу на Сахалин, иду по родному посёлку Гастелло в надежде увидеть его дом. Но вы не поверите, я не могу его найти. Его просто нигде нет.
Позже я из переписки в «ОК» узнал, что те бараки, в которых жил папа, снесли, а на их месте возвели новые дома. Выходит, поэтому я не нахожу дома во сне? А бывает, что с радостью прихожу к нему в дом, в надежде сделать сюрприз, мол:
– Здравствуй, папа! Я приехал!
А дом пуст, один я уверен, что отец дома, а кто-то внутри меня во сне говорит:
– Его нет, он же умер.
А я не верю и хожу по комнатам, ищу. Ищу так же и его жену Щуру, но и её тоже нет в доме. А я всё чаю бессмысленную надежду их найти, зная, что будет встреча, красная икра, излюбленная мной и отцом корейская ким-чи и папоротник.
Я как-то в «ОК» попросил жителей Гастелло найти могилу отца и прислать мне её фото. Но, увы, её найти не смогли, похоже она затерялась среди последних захоронений, так как ухаживать за ней некому. Прислали фото только могилы его жены. Это всё, что у меня есть.
Как может человек спокойно жить после того, как отправит своих родителей в дом престарелых? Тут, если вдруг нечаянно нанесёшь кому-то обиду, места себе не находишь, вина душит, хоть и попросишь прощение, а всё равно осадок вины поедом ест тебя изнутри, ты весь в напряжении, нет нормального сна. Или если не сдержал слово, ну вот что-то вдруг перебило, а на тебя надеялись, те же самые терзания души, вину чувствуешь. А тут отдать отца или мать в стардом.
Как мамы, папы любят нас,
Но чувств своих не выдают…