Мели Емеля

«Мели, Емеля — твоя неделя!»

Почему у нас, русских — или, скажем так, у таких, как я — душа не заходится в сладкой тоске при звуках балалайки?
Почему не щемит сердце от частушек, орущих под гармошку в исполнении подвыпивших свадебных гостей? 

Для меня берёза — просто дерево, стройное и белоствольное, но никак не та самая «русская берёзонька», которую полагается обнимать, утирая слёзы умиления.
 Почему у нас всё идёт наперекосяк, а не как у людей? 

Может, потому, что нас олицетворяют сказки вроде этой — про Емелю, что лежит на печи да ждёт щучьего веления? 

И вот ирония: копнёшь этимологию — а имя Емеля (Емельян) восходит к латинскому Aemilianus — «принадлежащий к роду Эмилиев».
Эмилий — звучит-то как солидно!
 Но в нашей традиции оно выродилось в лубочного лентяя, которому даже встать лень. 

А теперь вспомним Емелю из «Бедных людей»  Достоевского. Макар Девушкин пишет о нём: 

«Он предобрый, он очень добрый человек, и весьма чувствительный»  (письмо от 21 августа). 

Но что скрывается за этой «добротой»? Пьянство, нищета, заложенный сюртук и два дня без хлеба.
Макар оправдывает кутеж с Емелей «состраданием» и «слезливой погодой» — мол, сама судьба подтолкнула. 

«Это так уже судьбою определено, и я в этом не виноват…
 Ну, что же, Варенька, уступил я более из сострадания к человечеству, чем по собственному влечению.
Так вот как грех этот произошел, маточка! Мы уж как вместе с ним плакали. Вас вспоминали…»

Типично русский сюжет: вместо дела — слеза, вместо воли — покорность судьбе, а вместо ответственности — фатализм, приправленный сладким самооправданием. 

Что в итоге? 
Балалайка, берёзы, Емеля — всё это лишь декорации.
Настоящая русская душа — не в них, а в этой вечной внутренней борьбе: между тоской по чуду и пониманием, что чуда не будет.
 Между желанием «как у людей» и привычкой жить «через ж…». 

Но, может, в этом и есть наша сила?
 Ведь даже в этом безнадёжном Емеле — столько жизни, столько человечности, что, право, хоть плачь, хоть смейся… 

А может, просто плюнь да продолжай жить.
Ведь, как говорится, «Мели, Емеля — твоя неделя!»