Длинный день в Оцилани III

Так, оказывается, наша козочка спит голой. Полагаю, после вошедшего в привычку вечернего супружеского секса.  Ну что же, к прошлому у меня никаких претензий нет и быть не может. На первый взгляд – хороша.

Я наклоняюсь, беру козочку левой рукой за подбородок, поворачиваю лицо анфас, рассматриваю:

Лицо небольшое, с правильными чертами, умиротворенное, второго подбородка нет, шея длинная. У основания морщина, но это только естественно – девочке тридцать шесть. Мне не мешает.

Иду ниже. Груди небольшие, но –  пробую рукой – тяжелые. Хорошо держат форму. Зажимаю и прокатываю в пальцах сосок; и он отвечает! Девочка под наркозом, а сосок твердеет! С этой секунды я знаю, что ее беру. Дальнейший осмотр – формальность. Но минута у меня есть.

Провожу рукой по животу. Он не плоский, но и не отвислый, с небольшой складкой жира внизу. Именно такой, какой должен быть у красивой зрелой женщины, не замученной спортзалом. 

Длинное и гладкое бедро, я на секунды задерживаюсь рукой на ягодице – мягкая, но плотная внутри, на ощупь какая надо, я начинаю чувствовать возбуждение, что совсем невовремя, ничего сейчас нельзя, ничего, –  и веду ладонью по ноге вниз. Гладкие мышцы, минимум целлюлита, никаких вен, тонкая лодыжка, ухоженные пальцы стопы. Зачет.

Беру козочку за плечи. Марта понимает чего я хочу и помогает развернуть ее на спину.

Смотрю на зеленую Венеру, выставленную напоказ; большая девочка – прелесть, голова закинута назад, беззащитная шея открыта, темные волосы каскадом по подушке, одна рука в стороне, другая ничего не закрывает на животе, переход от талии к развитым бедрам плавен и совершенен, лобок не воксирован – это не в обычае у американских женщин – но аккуратно подстрижен и подбрит. Я ввожу палец под лобок и знаю, что, если бы не перчатки, ощутил бы влагу. Марта смотрит на меня с вопросом. Я киваю утвердительно. Марта готовит шприц с пропофолом, Джейн отправляется за сумкой-переноской.


****


В этом мире воздух застоен и густо пронизан волнами запахов. Мокро-холодным, почти отвратительным, рыбным; теплым, с сотнями оттенков от кислого до жгучего, пряностным; фруктовым – то склизко-сладким, то сухим и горьковатым; изобильно жирным и дымно-древесным. Солнце здесь прячется за неровными торговыми навесами, просвечивает стены парусиновых павильонов, изредка сверкнет вдоль узкого прохода, отразится в развале посуды.

Лого очень осторожно прокладывает путь через “Сайгон”. Полуофициальный рынок как всегда полон. Название условное, просто, хлесткое слово; у Оци были, конечно, вьетнамские жены, кому как не Лого знать, но в процентном отношении не больше, чем каких-либо других. Рынок, взявший понемногу из каждой страны третьего мира. Настолько же ближневосточный, как латиноамериканский, кавказский, средне и дальнеазиатский. Эклектичный до потери идентичности.

У него и название официальное есть: “Нортенмаркед”. Романтичные отцы города воображали себе ручной европейский рыночек, где жители продают овощи со своего огорода, а высокодуховные местные ремесленники – уникальные произведения прикладного искусства. И это, кстати, тоже здесь есть. Только попробуй найди за китайским ширпотребом, арабским и индийским золотом, перуанской керамикой, ритуальной африканской резьбой – чаще поддельной, неизвестно откуда взявшимися картинами, грудами всяческой жратвы, как сырой так и вполне себе приготовленной. И еще черт знает чем. Впрочем, все развивалось постепенно.

Сначала, по политическим соображениям –  ведь их уже раз обидели, надо восстанавливать отношения – допустили крестьян и рыбаков с соседних Багам. Потом, в список фаворитов попали Чили, Перу и Боливия; были на то веские основания. Затем, не было причин отказывать в торговле другим странам континента. Но ведь Матери были родом не только и не столько из Латинской Америки? И им тоже трудно было отказать.

В результате рынок рос как злокачественная опухоль. Пока отцы города не вмешались и не применили силу. С тех пор рынок сосушествует с городским окружением в динамическом равновесии. Никогда не уменьшаясь до размеров “Нортенмаркеда”, “Сайгон” пульсирует в размерах, то захватывая близлежащие улочки, то отступая пенной волной и оставляя за собой пахнущие гнильем и шампунем свежевымытые тротуары.

Но Лого интересует другое. Он еще раз убеждается, что люди на рынке чаще говорят на английском и испанском, реже на оцитане.