Тропою горестной судьбы

Когда весной растаял снег
По правой стороне Гудзона
Шёл краснокожий человек
Покрытый шкурою бизона.

Шёл по невидимой тропе
В траву босой ногой ступая.
А в поднебесной вышине
Кружила черных грифов стая.

Был он красивый, молодой
С очами, полными огня.
В его походке ветер знойный,
Во взоре — дикие края.

Он шёл, не ведая дорог,
Не зная о земных мирах.
Лишь солнце, небо и земля
Да шум реки Гудзон в ушах.

А грифы, будто бы в ответ,
Кружили, тенью накрывая.
Им чуялся в дали обед -
Добыча, вольная, живая.

Но он не думал о конце,
Смотрел вперед и жизни жаждал
Его великие отцы вели
Сквозь время и пространство.

И где-то в чаще, за холмом,
Услышал он напев знакомый —
То голос нежный и родной.
Душа наполнилась истомой.

Там, где ручей звенит, как смех,
Где мать маисовы пекла лепешки,
Где в шалаше, укрыта ото всех,
Любимая вплетала ленты в косы.

Но нет вигвамов - гарь и дым,
Нет плясок в отсветах заката.
Лишь тень белоголового орла
Кружит, как смерти дух крылатый.

Так шёл он в вечность, не спеша,
Сквозь дни и ночи, без возврата.
И след, оставленный в песке,
Смывался волнами заката.