Наследие Арна. Время Ярла. Гл. Первая. Ч. Первая

   ВРЕМЯ ЯРЛА
                ГЛАВА ПЕРВАЯ


  В зловещую мрачную ночь сентября лета Господня  1246-го  неистовый ливень хлестал по  брусчатке Висбю, и  даже черные жирные крысы в гавани боялись высунуться из своих нор. Город, процветание которого зависело от торговли, переживал трудные времена — датский конунг Эрик Плуг-Пфенниг осадил Любек, не давая прохода и выхода ни одному кораблю. Торговля с Любеком иссякла и последствия стали неотвратимы для всего Висбю.

   Одинокий незнакомец в сером кожаном плаще, низко опустив голову из-за ветра и дождя, медленно и неуверенно, словно заплутав, шагал по переулку к северу от главной площади. С его стороны было не благоразумно прогуливаться одному в такую ненастную ночь — столкнись он со злом, вокруг не нашлось бы ни одного очевидца. Жители Висбю были одинаково бессильны перед полчищем крыс и человечьим отребьем, которые неизменно притягивают портовые города. К несчастью, застрявшие моряки и сбежавшие преступники из ближних и дальних краев становились теперь такой же неотъемлемой частью поздней ночи, как и черные крысы.

    Трое мужчин, прижавшись к стене  подворотни, жадными взглядами наблюдали за медленно приближавшимся путником. Он казался крупным, хотя, возможно, таким его делал широкий плащ. Когда он поднял лицо к окну и свет упал на его мокрые, тронутые сединой волосы, стало понятно, что незнакомец немолод. Трое грабителей радостно переглянулись. Под плащом незнакомца наверняка скрывался увесистый кошель с серебром, а возможно, что-то и по-ценнее. Сатанинский шторм оказался как нельзя кстати, по крайней мере, рядом не будет ни одного свидетеля, а когда утром найдут голое окоченевшее тело, сами они будут дрыхнуть, сытые и довольные.

   Двое выскочили из тени и окружили незнакомца, в то время как третий, скользнув по мокрым булыжникам мостовой, кинулся к путнику и тут же  получил мощный удар ногой в грудь. Один из двоих потерял руку, отрубленную сверкнувшим мечом, а другой бежал с  диком воплем ужаса, убежденный, что встретил дьявола.

   Грабитель, поваленный на землю пинком, попытался подняться на ноги,  наткнувшись на меч, приставленный к горлу. Он перекрестился и приготовился к смерти.

— Мне нужен проводник к таверне матушки Эммы и я надеюсь, ты покажешь мне дорогу, — произнес чужеземец на безупречном любекском диалекте так буднично, словно спрашивал дорогу у местного жителя в обычный солнечный день.

    Злосчастный воришка Ангус попытался что-то пробормотать в ответ, но его подельник с отрубленной рукой, сидевший молча и неподвижно, сжимая кровоточащую культю, внезапно издал пронзительный крик боли и страха. Не долго думая,  незнакомец вогнал с тихим шорохом меч  в его плоть. Во внезапно наступившей тишине слышался лишь звук ливня, а кончик окровавленного меча вновь оказался у горла грабителя Ангуса.

— Так ты покажешь дорогу? — поинтересовался незнакомец на удивление дружелюбно. Так же он мог говорить о погоде.

   Вскоре по улице шествовала странная пара: один пешеход, мокрый как собака, плакал, спотыкался и молил о пощаде,  а за ним тяжелыми усталыми шагами следовал другой в плотном плаще с капюшоном. Он подержал меч под проливным дождем и смывая кровь, несколько раз перевернул его, вытер об Ангуса  и спрятал в ножны, скрытые плащом. У неудачливого грабителя висел на поясе нож, но ему и в голову не пришло пустить его в ход, хотя он догадывался, что нож вытащит быстрее, чем меч. Причина была проста - Ангус, как и его сбежавший сообщник, точно знал, что встретил дьявола.

   Вскоре в наглухо запертую дверь печально известного заведения, которое обыватели называли притоном на Северной аллее, хотя сам владелец предпочитал именовать «Таверной матушки Эммы», раздался тяжелый стук. В этом уютном местечке каждый, у кого в кармане завелись с десяток серебряных монет, мог получить добрый кусок жареного мяса, а пива из Любека хоть залейся. И женщины на любой вкус, что бывало просто необходимо после нескольких пинт крепкого напитка.

   Хозяин борделя Дитер Штрандфенег поплелся к двери, громко ворча, что, верно,  нелегкая принесла припозднившегося пьяницу с дырой в кармане, а значит, ни  большой радости, ни  дохода ждать не придется.

— Добрый вечер, — поздоровался на любекском промокший до нитки чужеземец. — Я ищу господина Элофа.

— Сначала назови свое имя, а потом будешь искать,  — усмехнулся Дитер Штрандфенег. — А если не можешь заплатить, проваливай.

— Я здесь по поручению конунга, это должно беспокоить тебя больше оплаты, — ответил незнакомец, не повышая голоса, и прошел мимо трактирщика, словно его здесь и не было.

  В полутемной комнате, освещаемой парой угасающих факелов, собралось около дюжины человек. В одном углу пятеро подвыпивших гуляк бросали кости в  окружении троих шлюх, комментировавших их игру веселыми непристойностями. Какой-то человек спал, положив руки на стол, в то время как другие ожесточенно о чем-то спорили.  Одинокий мужчина, одетый лучше остальных,  сидел, опустив голову над кружкой пива. Незнакомец подошел прямо к нему, снял свой мокрый плащ и встряхнул его так, что капли воды попали и на одинокого, и на тех, кто сидел неподалеку.

 Любой чужеземец, поведи он себя подобным образом, вскоре получил бы по роже  и вылетел на улицу головой вперед. Но те, кто попал под брызги и повскакивали со своих мест, чтобы наказать наглеца, вернулись обратно. Незнакомец, облаченный в доспехи, на нагруднике которых  сияли три королевские короны и золотой лев, имел при себе огромный меч, оказавший мощный успокоительный эффект на всякого пьянчугу, решившего ввязаться в потасовку.

   Однако более остальных изумился торговец Элоф, который поднял голову, и  отринув с себя мрачные одинокие пивные размышления, увидел перед собой брата Биргера.

— Иисусе, Мария и все святые, наконец-то он пришел! — воскликнул Элоф, вскакивая, и без малейшего колебания или стыда обнял могущественного гостя с полуострова.

— Наконец-то? — засмеялся Биргер и обнял брата. — Всего три дня назад конунг получил от горожан Висбю смиренную просьбу  о помощи. Ты думал, я смогу, как голубь, прилететь в такую ;;погоду?

— Да я не об этом, Биргер, — подавлено ответил Элоф. — Мы не видели, наверно, более десяток лет.

   Они держались за плечи и молча смотрели в глаза друг другу. Внезапно Элоф мягко отстранился и бросил серебряную монету рядом со своей полупустой пивной кружкой, украшенной синим изогнутым орнаментом.

— Нам нужно поговорить, и, думаю, лучше всего у меня дома, — сказал он, хватая свою мокрую войлочную шапку и плащ.

  Ливень продолжал барабанить по мостовой, а поскольку Элоф, одетый не по погоде, тут же вымок,  они побежали по улице, скользя и пригибаясь от ветра, и наконец, ворвались в теплый дом торговца. Элоф извинился и пошел переодеться, разбудив по пути слуг и приказав им позаботиться о брате. Вбежали служанки с восковыми свечами, раздули огонь в камине и, поставив на стол два больших кувшина темного пива, быстро удалились, торжественно поклонившись.

  Биргер печально огляделся. Он хорошо знал эту комнату,  здесь он сидел  молодым человеком в шляпе с пером и восхищался господином Эскилем, думая, что его собственная жизнь предопределена. Именно он должен был занять этот дом, стать торговцем, а не воином конунга. Как любой нормальный мужчина, он был честен с собой, и не взялся бы утверждать, что стал бы кем-то другим. Теперь господин Эскиль, как и его вдова Бенгта, обрел вечный покой. Чудо, что Элофу вообще удалось удержать на плаву торговый дом, учитывая, сколько золота и серебра он отдал наследникам  господина  Эскиля, а потом и госпожи Бенгты. И в этой комнате больше не пахло богатством, хотя он и не мог сказать, что же здесь изменилось. Стулья, стол и гобелены были всё те же, если память ему не изменяла, как подушки и шкуры,  прекрасные любекские бокалы и послушные слуги. И все же что-то очевидно показывало, что счастье и достаток покинули этот дом вместе с господином Эскилем и госпожой Бенгтой.
 
    А возможно, его смутило лицо Элофа. Его брат стал довольно тучным, его красный с синем нос выделялся посреди лица багровой свеклой, а глаза оплыли, как у свиньи, и казались щелочками между опухшими щеками. Так обычно выглядели мужчины, искавшие счастья в запое более, чем в честном труде.

   Обильное возлияние способно сломать даже сильного, а Элоф был не самым сильным мужчиной. После кошмарного путешествия из Сёдерчёпинга Биргер, шатаясь от усталости,  добрался до дома Элофа,  но его  ждало разочарование, когда он обнаружил, что ему придется искать хозяина в разных сомнительных заведениях города.

  Пьянство Элофа и светлые воспоминания о комнате огорчили его, заставив задуматься о лучшей доле, останься он в Висбю много лет назад, когда господин Эскиль так настойчиво искушал его. Да, он стал очень богат в результате всех своих войн и за счет земель, приобретенных за бесценок у победителей. Однако его золото было обильно сдобрено кровью, а жизнь торговца, безусловно, была бы светлее и праведнее.

   Рассудок подсказывал, что он напрасно жалеет себя и причин для радости  гораздо больше, чем для грусти. В Бьёльбо у него осталась жена королевских кровей, родившая ему прекрасных здоровых детей — трех  сыновей и дочь. Конунг Эрик отдал ему в награду за победу при Энчёпинге свою сестру Ингеборг, и ни один здравомыслящий человек не отказался бы от подобной чести.
      Тем не менее, корону королевского ярла он вновь вручил Ульфу Фаси, несмотря на то, что Биргер был более достоин и пользовался заслуженным уважением Фолькунгов. Однако, ему пришлось довольствоваться должностью королевского маршала, а поскольку Ульф Фаси, воспитанный неисправимым Карлом Глухим,  ничего не смыслил в войне, Биргеру приходилось вступать в одно за другим небольшие сражения,  улаживая хаос, созданный священнослужителями и злобными местными правителями. Ульф Фаси,  смертельный враг Биргера, старался держать его подальше от реальной власти, сорвав все ревностные планы Биргера и его брата, лагмана Эскиля,  построить королевство на прочном фундаменте законов. Ярл накладывал вето на все предложения братьев. Единственное, в чем их поддержал сам конунг —  запрет на ношение железа — оказался слишком мизерным шагом после столь больших надежд.
    Внезапно за полуоткрытой дверью он услышал детское хихиканье и шепот и заметил двух детей в ночных рубашонках, с любопытством наблюдавших за ним. Он поманил их к себе, но они лишь застенчиво покачали головами. На вид им было лет пять или шесть, у одного из малышей отсутствовали два передних зубика, а у другого только недавно вылезли новые. Это были девочка и мальчик.
  У него стало тепло на душе, он достал две серебряные монетки, положил их на руку,  приманивая детей, и подмигнул им. Те подошли бочком, и он подхватил их на руки, посадил к себе на колени и отдал им монеты.
— Почему вы, ночные духи, не спите в такой поздний час? — спросил он на готском, но ему ответили лишь непонимающие взгляды. Тогда он повторил вопрос на любекском наречии, и в одно мгновение на него обрушился бурный поток вопросов. Дети хотели узнать, был ли он воином конунга, пришел ли он освободить Любек и могут ли они посмотреть его большой меч. Поддавшись уговорам, он осторожно вынул меч и положил на стол между пивными кувшинами, предупредив малышей, чтобы они не поранились о лезвие.
  Элоф, вернувшийся в сухой одежде, увидев детей на коленях у Биргера, который катал их на  коленях, как на лошадке, был удивлен и рассержен, но его успокоила счастливая улыбка на обезображенном шрамом лице брата. Ему не пришлось грубо вмешиваться — заметив отца,  дети проворно спрыгнули с колен Биргера и пошлепали босыми ножками по известняковому полу, с хихиканьем исчезнув за дверью.
— Кажется, мне посчастливилось познакомиться с первыми маленькими Фолькунгами, родившимися гражданами Висбю, — радостно воскликнул Биргер. — Как зовут малышей?
— Герхард и Хильда, — вздохнул Элов и его обычно хмурое лицо прояснилось. — Они моя большая радость, ведь именно так бывает, когда появляются дети, хоть их рождение и доставляет уйму неприятностей.
   Биргер не понял, что имел в виду Элоф под этой двусмысленной фразой, возможно, он просто хотел поговорить о мелочах, прежде чем начать толковать о главном. Пока брат разливал пиво, Биргер подумал что, может быть стоит  сразу перейти к  великому и важному делу, приведшим его в Висбю. И все же он решил, что Любек может подождать, потому что те слова, что с горечью произнес его брат, было правдой — они, в самом деле, не виделись десять лет.

— Что имел в виду, говоря, будто невинные дети могут доставить неприятности до рождения? — спросил он, взяв  бокал с пивом.
— К сожалению, многое зависит от  их матери, — пробормотал  Элоф, поднимая бокал за здоровье Биргера. Выпили молча. Биргер больше не задавал вопросов, он просто ждал, пока брат продолжит.
— Герхард и Хильда от моей жены Ханелоре Копф, дочери одного из самых богатых торговцев в Висбю. Ее отец недоволен, он чувствует себя обманутым. Он-то полагал, что выдает дочь замуж не только за представителя самой  могущественной семьи на полуострове, но и за человека с большим богатством. Наверно все так и было, пока этим домом владели господин Эскиль и его жена Бенгта. Но теперь почти все серебро и все корабли в руках их наследников.
— Значит, торговец Копф недоволен, — нахмурился Биргер. — Ему  удалось выдать дочь замуж за члена семьи Фолькунгов, что может оказаться весьма полезным в будущем, но не с тем богатством, на которое он рассчитывал?
— Все так, — подтвердил Элоф. — Однако, есть кое-что еще. Ханнелоре во многих отношениях славная женщина, хорошая и любящая мать, и в доме царит порядок, но она не умеет писать и совершенно ничего не смыслит в торговле.
— Моя жена ничего не смыслит в войне, — выпалил с гневом Биргер. — И что? Делом мужчин должны заниматься мужчины, а не их жены. А ты только и делаешь, что заливаешь глаза в тавернах и якшаешься со всяким  отребьем.
— Нет, нет, я не это имел в виду, — ужаснулся Элоф. — Выслушай меня до конца и ты все поймешь. Год назад я взял в помощницы единственную дочь другого торговца из Висбю — на него обрушилось большое несчастье.  Одно за другим два кораблекрушения и  он потерял все свое имущество, а ростовщики вышвырнули его из дома. Он умолял меня сжалиться над его дочерью Хельгой, которую воспитывал, как сына. По его словам, девушка умеет читать и писать и прекрасно разбирается в бухгалтерии. Я нанял ее, и все, что говорил ее отец, оказалось правдой. С приходом Хельги в наш торговый дом проник свет, и вскоре дела пошли как нельзя лучше. Она стала благословение для меня.

— Если все так хорошо, я не понимаю тебя, — удивился Биргер, когда его брат замолчал, не решаясь продолжить. — Тебе здорово повезло и нет причин для нытья и жалоб.
— А если я люблю ее больше всего на свете, и она любит меня и ждет от меня ребенка? — Элоф отвел взгляд и набросился на свое пиво, заливая и без того влажную бархатную рубашку.
 — В таком случае мы с тобой в одинаковом положении, — вполне дружелюбно проронил Биргер, когда Элоф робко отставил свой бокал. — Я люблю женщину по имени Сигню, и она была самой первой женщиной в моей жизни. От нее у меня есть сын Грегерс и две дочери — Сигрид и Ильва. Вот так, брат, любовница и трое внебрачных детей. В Бьёльбо живет моя жена Ингеборг, сестра конунга Эрика,  от нее у меня трое маленьких сыновей — Вальдемар, Магнус и Эрик и дочка Рикисса. Она устраивает мне скандалы и ссоры и это не очень радостно, но пережить можно. И тебе придется. Мы с тобой не первые и не последние мужчины с подобными проблемами.
— Проблемы? Мое несчастье ты называешь проблемой. Ты не понимаешь разве, в какой я опасности? — в отчаянии выкрикнул Элоф.
— Нет! — холодно ответил Биргер. — Расскажи мне и попробуем преодолеть ее вместе.
— Торговец Копф может потащить меня в городской Совет и потребовать компенсации и расторжения брака, возврата приданного, а вдобавок, привлечет меня к суду за распутство!  И отец Хельги мог бы с таким же успехом потащить меня в городской совет и потребовать остальную часть моего дома, а поскольку он в отчаянном положении, то не станет церемониться. Ни светлые моменты с невинными детьми, ни краткие мгновения счастья с Хельгой не могут сравниться с моими душевными страданиями! Это не проблемы, это великое несчастье моей жизни, которое сгущается надо мной, как черные грозовые тучи над морем.
— Значит, все дело в деньгах. Закон о распутстве применим лишь к беднякам,  богатым мужчинам он не грозит. То же самое и с компенсацией. Разгневанные отцы могут угрожать только неимущим. Ты можешь только выиграть, тебе нечего терять, вот почему мы с тобой в одной лодке. По крайней мере в вопросе приумножения богатства.

— Я не понял ни слова, о чем ты, дорогой братец? — прошептал Элоф, вытирая слезы. — Торговлю с Любеком перекрыли, я теряю серебро каждый день. Скоро крысы съедят остатки дома, а ты говоришь, что моя проблема только в деньгах? И что это за лодка? Ты богат, у тебя полно недвижимости и что тебе до меня? Ты даже не приехал на мою свадьбу и выставил меня напыщенным дураком перед купцом Копфом и всеми его родичами, жаждавшими увидеть в свадебном шествии  королевского маршала. А теперь у тебя язык поворачивается рассуждать о моих ничтожных проблемах!
— Брат, успокойся и доверься мне, — Биргер плеснул обоим пива, протягивая бокал Элофу. — Я собирался приехать на твою свадьбу, да еще с большой свитой. Поверь, я не настолько глуп, чтобы не понять, какую услугу я окажу своему брату, а что для меня может быть важнее? К сожалению, только одно. Десять лет назад в Тавастии {Южная Финляндия} произошло восстание, поддержанное Новгородом, и я оставался там два года, восстанавливая суверенитет и порядок в нашем королевстве и заселяя эти места безземельными шведами. Если бы я приехал на твою свадьбу, то расстался бы с должностью королевского маршала и потерял наши новые земли по ту сторону Балтийского моря. Понимаешь теперь, почему я поставил тебя в неловкое положение?   
— Ты воин и я не осуждаю тебя. Прости меня за мои отчаянные слова, — пробормотал Элоф мрачно. — Но и ты пойми мое положение. Жизнь моя теперь не стоит и ломанного гроша.
— Именно это я и собираюсь изменить. Теперь мы вырвем Любек из лап конунга Эрика Плуг-Пфеннига, и если нам это удастся, то мы не останемся без барышей, ни ты, ни я.
— Ты привел с собой воинов? — поразился Элоф.
— Нет. Со мной десять кузнецов из Форсвика, страдающих от морской болезни, немного железа и золота, вот и все — ответил Биргер таинственно.
 — Тогда завтра, когда ты явишься на заседание городского совета, нас с тобой ждет большое разочарование. Мы надеялись на полную поддержку конунга Эрика, мы верили, что вы в королевском совете понимаете, насколько важно не отдать Любек в руки датчан. А ты прибыл один!
— Мольбу о помощи от Висбю конунг Эрик получил десять дней назад, — медленно и нервно ответил Биргер, словно вынужден объяснять совершенно простые вещи. — Вы  просили нас спасти Любек, который уже два месяца находится в осаде, верно?
— Да, мы обратились к конунгу с нашей смиренной просьбой, — кивнул Элоф.
 — Сейчас конец сентября. Военный флот мы сможет отправить к Любеку только весной, но это будет слишком поздно. Однажды в Тавастии, как раз на Рождество, мы захватили одну небольшую крепость, осадив ее и уморив защитников голодом. Мы не хотели сжигать ее и остаться зимой без крыши над головой. К тому же ее возвели на холме и штурм стоил бы жизни многих наших воинов. Поэтому мы и взяли ее измором, двухмесячной осадой.
— Какое это имеет отношение к Любеку? — прервал его Элоф.
— Самое прямое, — мрачно ответил Биргер. — Когда крепость пала, мы не нашли ни одной  собаки или кошки, а у многих найденных нами трупов местами отсутствовала плоть. Выжившие были настолько слабы и беспомощны, что не было смысла давать им свободный проход. Возможно, в Любеке уже начался голод, или вот-вот начнется. Мы должны либо прийти им на помощь в течение двух недель, либо они погибнут.
— А как же сделать это без войска?

— Золото сейчас важнее. Стены Любека оказались датчанам не по зубам, поэтому они выбрали осаду. Они перекрыли железной цепью вход в гавань по реке Траве. Вот такие дела. Если нам удастся отправить флот с продовольствием в Любек, миновав железную цепь, датчане потерпят поражение и к зиме снимут осаду. Теперь тебе понятно?

— Я могу только предполагать, но мне кажется, немногие торговцы Висбю решатся отправить свои корабли без бойцов против датской армии, — смущенно ответил Элоф.

— Согласен. Вот поэтому мне понадобится твоя помощь. Ты выкупишь все корабли, которые захотят продать тебе, мы загрузим их мясом, сушеной рыбой и пшеницей. У меня с собой достаточно золота — королевского и своего, половину я с радостью одолжу тебе.

— Тогда мы рискуем потерять все!
— И такое возможно, — кивнул Биргер. — Война есть война. Ты всегда рискуешь потерять не только имущество, но и жизнь. Но подумай — кто не рискует, тот не выигрывает! Мы приходим на помощь Любеку с десятью ганзейскими кораблями, полными еды. А теперь представь, какую прибыль ты получишь за свой товар, если уже последние собаки и кошки начинают  расти в цене.

— Наши деньги окупятся в десятикратном размере, — кивнул Элоф, и в его глазах внезапно вспыхнул проблеск надежды. — А кузнецы тебе зачем?

— Они окуют железом носы всех кораблей. Их весом мы прорвем железную цепь. А теперь подумай, чем больше  кораблей ты сможешь купить, а потом загрузить их товаром, тем выше твои шансы на барыши. В этот раз опасно сделать не слишком большую ставку, а  слишком маленькую.

— Ты предлагаешь мне невероятную сделку, братец ,— задумался Элоф. — Все или ничего. Смерть или богатство и больше никаких забот, как ты назвал  мое бедственное положение.

— Да, все или ничего для нас обоих, — согласился Биргер. — Дома, на полуострове, ярл Ульф ждет и молится Богу и всем святым, чтобы я потерпел неудачу и, в лучшем случае, умер медленной смертью в датском плену. Если наш план сработает, мы приобретем больше, чем все наше собственное богатство. Поверь, Любек будет нам благодарен. Подумай, что означает для нашей торговли беспошлинный проезд между Любеком, Висбю и Сёдерчёпингом на целых десять лет. Я уже не говорю о том, какой выгодной стала бы для тебя особая таможенная льгота…