Воспоминание

Жаркое лето. Горячие лучи солнца пробивались сквозь тонкую ткань шёлковых штор. В широко раскрытое окно постоянно залетали белоснежные хлопья тополиного пуха и медленно, покачиваясь из стороны в сторону, опускались на обжигающий пол. В тесной комнате было невероятно душно. В свете солнца были видны мириады крошечных пылинок, которые под слабыми дуновениями ветра носились от потолка к стене. От стены к потолку. От потолка к полу.
Сбросив с себя всю одежду, я лежал на узком диване и с бессмысленным выражением лица наблюдал за своей кошкой, которая расстроено расхаживала от угла к углу, пытаясь найти прохладное место для сна. По моим вискам стекали мелкие капли пота. Голова раскалывалась от зноя и жара. Стоило подняться, натянуть на мокрое тело майку и шорты. Затем выпить стакан холодного пива. Позвонить какому-нибудь приятелю из далёкого детства и отправиться на улицу, чтобы насладиться ясной и солнечной погодой. Но я этого не делал. И была для этого тысяча причин. Тысяча причин, о которых мне было неприятно думать.
Я был инвалидом. Ещё в самом раннем детстве я попал в аварию, где лишился правой ноги. Не по колено, а полностью. Тогда я лежал в больнице полгода. Всё потому, что первая операция не удалась и оказалась провальной. Доктор решил сделать перерыв и заставил ждать меня три месяца. Вторая операция по ампутации, наконец, была закончена и через две недели меня выписали и отправили домой.
У моих родителей не было денег на протез. Отец зарабатывал, как мог, а мать с огромным животом мучалась от постоянных схваток и головокружений. В момент, когда надо было спасать меня – она лежала на неуютной койке и рожала очередного ребёнка.
С таким же успехом они жили и после рождения моего брата. Младенца надо было кормить. За младенцем надо было ухаживать. А я подожду. Мне вполне хватало двух надёжных костылей и коляски для инвалидов. Через некоторое время я стал понимать, что приобретение протеза отложили на неопределённое будущее. Видимо, я мог справиться и без него.
Раздался звонок. Я по привычке натянул на себя халат и затянул пояс покрепче. Затем, позабыв обо всех воспоминаниях и раздумьях, схватился за костыль, что лежал прямо у меня под рукой и попытался подняться на ногу, не потеряв равновесия. Попытка удалась, и вскоре я уже стремительно открывал замок за замком. На пороге, скромно улыбаясь, стояла невысокая девушка, с короткими, чёрными волосами. Её маленькую грудь облегала узкая майка. Красивые, гладкие ноги выглядывали из-под юбки. Загорелые плечи блестели в свете солнца. Не успела она открыть рот и произнести малейшее слово, как я уже вежливо попытался начать разговор.
- Проходите... – начал, было, я, но заметил на лице незнакомки какое-то странное... разочарование. Она сделала шаг назад и, не отводя от меня своих глаз, стала спускаться вниз по лестнице. Я с удивлением пожал плечами и закрыл дверь.
У меня никогда не было друзей. Стоило мне завести знакомство где-нибудь в библиотеке – и уже через пару дней мой новый приятель не берёт трубку телефона, или отказывается навестить ближайшее кафе. Дело, наверное, было в том, что я никогда не умел общаться с незнакомыми мне людьми... я полагался на фразы, вбитые мне с самого детства... я старался быть чрезвычайно культурным и мирным... ну и вот. Никаких друзей. Даже сейчас, когда я попытался быть крайне дружелюбным и спокойным, девушка меня проигнорировала и ушла. Неужели в мире больше нет таких понятий, как «услужливость и вежливость»? Неужели я настолько отстал от жизни, что теперь не могу даже угостить незнакомого мне человека чаем и поговорить с ним о событиях и погоде?
И вновь звонок. По моему телу пронеслись мурашки, правая рука крепко сжала взмокшую от пота деревянную ручку костыля. Опять эта девушка? Широко распахнув дверь, я не мог не удивиться. Вновь она. Вновь эти манящие обнажённые плечи и странный взгляд. Незнакомка сжимала в руках маленькую сумочку, из которой выглядывала глянцевая обложка неизвестного мне журнала.
- Что тебе нужно? – на этот раз я постарался не двигаться и не пугать её какими-либо действиями. Быть может, она просто боялась, что я начну приставать к ней...
- Простите... – раздался нежный, тонкий голос. Руки девушки дрожали, а ноги были плотно прижаты друг к другу. Юное создание опустило голову и, видимо, боялось взглянуть на меня. Будто это могло причинить ей боль.
- За что? – ласково сказал я и вновь попытался завести незнакомку в свою квартиру; на этот раз она покорно преодолела несколько метров и, перешагнув порог, робко встала в коридоре. Я, широко улыбнувшись, кивнул и жестом указал ей на просторное кресло, что стояло в гостиной. В груди моей что-то ожило и трепетало, когда я бросил краткий взгляд на ягодицы моей новой гостьи.
- Я так настойчиво пытаюсь зайти к вам... господин...
- Что? – я замер на месте, словно истукан. Как она меня назвала? Господин? Что за глупости? Нет, быть может, она просто больна... или просто много выпила – Бред. Никакой я не господин. Обычный инвалид, которому нет дела до окружающего мира.
Впервые, она подняла свои глаза и посмотрела на меня с улыбкой. Но искренности, той искренности, которую я пытаюсь найти в ней, так и нет... всё, что она делает, будто большой розыгрыш. Лживое театральное представление. Ей надо улыбаться, чтобы мне было приятно. Ей нужно называть меня господином, чтобы я почувствовал себя сильным и уверенным в себе.
- Нет, господин, вы не такой...
- Замолчи! – отрезал я и двинулся вдоль стены, к своему родному дивану – Ещё раз назовёшь меня господином, быстро покинешь мою квартиру.
Я никогда не любил лесть. Лесть – это ложь в красивой обёртке. Ты принимаешь обманчивые комплименты с улыбкой, обнимаешь их, хранишь их всю жизнь... а потом приходит время, когда хрупкая фольга осыпается, и ты видишь, что за прекрасной оболочкой – лишь комок мокрой грязи из которого ползут десятками извивающиеся дождевые черви. Так же и сейчас. Я слышу слово «господин» и мне хочется верить в то, что эта красивая девушка действительно уважает меня. Но это не так. А если это не так... то к чему весь обман и излишняя скромность?
- Хорошо... – девушка уместилась на кресле и прижала к груди свою сумочку; я плюхнулся на диван и запустил все пять пальцев в свои густые волосы. Наступила тишина. Даже за окном голоса затихли и стали для меня чем-то отдалённым. Пух, влетающий в окно, начал подниматься вверх и путешествовать по моей комнате, то и дело, опускаясь на голову моей собеседницы. Но она ничего этого не замечала. Будто разместившись в моей квартире, она получила то, чего желала, к чему стремилась. И теперь это мгновение надо растянуть как можно больше. Вот только зачем?
- Кто ты? – это был главный вопрос, который мучил меня; и на этот вопрос я хотел получить прямой и развёрнутый ответ – Зачем ты пришла?
Улыбка с лица девушки моментально исчезла и она с грустью посмотрела сначала на мою отсутствующую ногу, а затем на моё лицо, покрытое щетиной и морщинами.
- Раньше вы выглядели совсем по-другому...
- Что?
- Вы были таким жизнерадостным ребёнком... вы так счастливы... были... в тот день...
Я постарался сдержать эмоции, которые наполняли меня с каждым её словом. Стоило сорваться – и впечатление обо мне было бы испорчено. Но о чём я думаю? Эта девушка, что пришла ко мне, знала меня ещё совсем ребёнком. Ребёнком, каким я был очень давно. Целую вечность назад. Я уже никогда не вспомню себя весёлого и смеющегося. Так получилось, что жизнь мне не дала шансов. И все удовольствия, всё то, что заставляет человека чувствовать, ощущать каждое мгновение, у меня отсутствовало. Каждый день – как прошедший день. Вот я встаю, умываюсь, смотрю в зеркало. Мне уже тридцать лет. А что позади? Лишь холодная больничная палата. Слёзы. Боль. Одиночество. Затем – скука. Я лежу круглые сутки напролёт и питаюсь за счёт государства. Мне было чересчур просто жить. Никакой работы, никаких трудов. Вот только это не то, к чему я стремился. Это не то, чего я пытался добиться с самого раннего возраста.
- Мы... были знакомы?
- Нет, нет, что вы...
- Тогда зачем ты пришла?
- Я хотела извиниться...
И вновь извинения. Будто она провинилась передо мной и теперь, словно скромный и забитый ребёнок, пытается признать свою ошибку. Но мне было плевать. Плевать на то, что когда-то она совершила; всё это – пережиток прошлого. Может быть, она отобрала у меня в детстве игрушку и забыла вернуть... может быть, она оскорбила меня при родителях... может быть, она...
-... я ехала в машине со своей мамой, - резко прервала мои раздумья незнакомка – Я торопилась в школу. Сами понимаете, первый класс. Всё кажется новым, необычным. Даже учебники я могла разглядывать несколько часов кряду и ничуть не скучала.
Приятно было слышать хоть что-то информативное. Но, не смотря на такие откровения, я всё ещё пытался понять, к чему все эти намёки и лишние слова.
- Моя мама тогда ещё совсем недавно получила водительские права, - девушка всё сильнее сжимала свою сумочку; взглядом она провожала редкие облака, медленно текущие по ярко-голубому небу – Вы сами должны понимать. Да ещё эти нервы с разводом... я старалась успокоить её, как могла.
- Понимаю...
- ... я смотрела в окно... – девушка проигнорировала мои слова и продолжала говорить всё больше и больше – ...в тот день. Мне было грустно. За окном – грязные поля, невысокие дома. На небе – пелена серых туч. И тут я увидела мальчика, который с радостным возгласом носился по улице, огибая дом за домом... ему была невдомёк та депрессия, что была в моём сознании. Он - словно луч солнца в царстве бесконечной тьмы.
Я догадывался, что этим мальчиком был я. Да, раньше я и вправду был неким подобием нескончаемого счастья; даже если шёл проливной дождь, даже если яркие клинки молний окружали меня со всех сторон – я был рад. Нет, рад не жизни. Тогда мне было непонятно, что нужно наслаждаться каждой секундой и проводишь каждый день по разному. Я радовался без причины. Это энергия, которая выплёскивалась из меня через край. Это она заставляла меня выбежать на улицу и нестись по городу с криками и воплями. Помню, как я широко раскрывал рот, заглатывая громадные капли ливня. Помню, как я повалился в лужу и громко смеялся оттого, что так забавно всё получилось.
- Но всё изменилось, стоило маме свернуть направо... я услышала треск чего-то хрупкого... а затем... – незнакомка всхлипнула – Я действительно... мне правда жалко, что так получилось... простите.
Я в гневе вскочил с места, неаккуратно оперевшись на костыль, и молча указал девушке на дверь, ведущую к лестничной площадке. Что-то во мне загорелось, а что-то потухло. Я осознал, что весь театр здесь, в моём доме – глупая попытка вспомнить старое. С другой стороны – это было неприятно. Я с трудом удерживал слёзы. Я с трудом удерживал вопль, разрывающий меня изнутри. Вопль ужаса, вопль воспоминаний. Эта девочка – пришла сюда, чтобы извиниться. Извиниться за то, что её мать несколько лет назад отрезала мне правую ногу. Извиниться за то, что её мать несколько лет назад лишила меня будущего. Лишила меня права на нормальную, человеческую жизнь.
- Уходи, - прохрипел я, потирая пальцами покрасневшие глаза – Ты не виновата. Если твоя мать жива, то скажи ей – я никогда не прощу того, что она сделала мне. А ты... ты живи, не смотря ни на что. Ты ещё молода. Наслаждайся жизнью, сколько можешь. Потом, может быть, у тебя этого всего не будет.
Я проводил девушку кратким взглядом. Стоило дверь хлопнуть, как я захромал к раскрытому окну. По моему лицу текли слёзы. Я взглянул вниз и увидел, как незнакомка быстрым шагом удаляется за поворотом. Солнце припекало моё засохшее, бледное лицо. Белоснежные хлопья тополиного пуха плотными тучами летели мимо меня. Я с усердием вдохнул тёплый, чистый летний воздух. Стоило выпить холодного пива. Стоило набрать номер телефона какой-нибудь красивой и привлекательной девушки. Но мне этого не надо. Просто слишком поздно что-то менять. Осталось наслаждаться воспоминаниями о далёком детстве.