Прерванное свидание

ПРЕРВАННОЕ  СВИДАНИЕ

  Не  привыкли  мы,  женщины,  быть  без  общения  и,  тем  более,  в пожилом  возрасте.  Жизнь  и  так  не  в  радость:  одиночество,  букет  болезней,   скукота,  а  тут  еще  словом  переброситься  не  с  кем.  Ходишь  от  стены  до  стены  в  опостывшей  квартире,  устанешь,  присядешь  у  окна,  позавидуешь  тем,  кто  на  улице,  кто  куда-то  торопится,  спешит,  разговаривает.  Им  не  до  тебя,  у  них  свои  дела,  заботы  и  проблемы.  Одолевает  тоска,  не  выдерживаешь,  одеваешься   и  на  улицу,  на  скамейку  у  подъезда.   Там  и  спасаешься.  С  товарками  позубоскалишь,  может,  и   от  кого-то   из  молодых  жильцов  слово  услышишь,  не  без  того,  и  в  пересудах  поучаствуешь.   Так,  что,  не  осуждайте  нас,  старушек:  без  этого  мы  уже  не  можем.
    Подъезд  у  нас  спокойный:  ни  драк,  ни  скандалов,  никто  не  вредничает,  за  зря  не  шумят,  ведут  себя  тихо.   Обидно,   конечно,   что  так  не  повезло,  не  о  ком  даже  языки  почесать,  не  на  кого  желчь  выплеснуть.
   Одна  отрада,  Иван   Петрович,   жилец  с  третьего  этажа.  Нет,  он  не  буян,  не  алкаш,  наоборот,   очень   порядочный  человек,  профессор,  в  университете  какую-то  мудреную  науку  преподает.    Просто,   как  и  многие  из  умных  и,  обремененных  наукой,   ученых  мужей,  он  какой-то   неухоженный,   непрактичный,  нескладный,  в  общем,  не  от  мира  сего.   Одевается  небрежно,   в  одно  и  то  же,  давно  не  глаженное,  ношенное-переношенное,  узел  галстука  не  затянут,  не  говоря   уже  об  отсутствующих  пуговицах,  стоптанных  штиблетах,   о  запущенных   волосах  и  т.п.   Квартира  тоже  не   блещет:  бесхозная,  не  убрана,  окна  грязные,   везде  властвуют  пауки  и  пыль.   В  общем,  нет   женского  ухода  и  пригляда.   Мы  иногда  сжалимся,  подметем  ему  полы,  а  на  большее  сил  уже  нет.  Человек  он  добрый,  с  нами  дружит,  здоровается,  горазд  пошутить,  поздравить  с  праздником,  справиться  о  здоровье,  никогда  не  откажет,  даст  взаймы,  о  чем  тут  же  забывает.
  Мы  ему  все   уши  прожужжали:  мол,  хватит  в  бобылях  ходить,  женись,  а  то  перезреешь.   Мужик  - ты  видный,  покладистый,  не  бедный,  любая  с  радостью  за  тебя  пойдет.  А  он:
    - Да,  все  не  досуг:  то  учеба,  то  аспирантура,  то  кандидатская,  понравилось,  вошел  во  вкус,  тема  перспективная  подвернулась,  замахнулся  на  докторскую.  Не  до  гулянок  и  свиданий  было.  Да  и  теперь  не  легче.  Ведь,  чтоб  найти  желанную  женщину  нужно  время:  знакомство,  ухаживание,  сватовство.  А  у  меня  каждая  минута  на  счету,  дел  невпроворот.  Да  и  не  умею  я  с  женщинами  общаться,  робею  и  теряюсь.
   На  наши  приставания  и  напоминания  лишь  отшучивается:  успею,  как-нибудь,  соберусь.   Жалко  мужика,  сам  мается  и  никакой  женщине  шанса  не  дает.  Мы,  ужо,  было  смирились:  что  с  него  возьмешь  -  чудак-человек,  неисправимый.
    Но,  как-то   видим,  соседка  Клавка   бежит  откуда-то,  возбужденная  до  невозможности,  так  и  горит   желанием  нас  чем-то  ошарашить.  Кричит:
    - Бабоньки!  А  наш-то,  Иван  Петрович,  в  кафе  с  какой-то  фифой  угощается.
   Нас,  как  ветром  сдуло,  даже   некоторые  про  костыли  забыли.   Такое  событие:  неужто,  прозрел?  Как  тут  не  посмотреть,  не  показалось  ли.   Прибежали,  благо  кафе  почти  рядом.  Действительно,  сидят.  Мы   невдалеке  пристроились,  наблюдаем  и  прислушиваемся.   Они  ноль  внимания,  головы  близко-близко,  воркуют,  милуются.  Ну,  слава  богу,  свершилось,  нам   даже  от  сердца  отлегло.  Женщина,  как  женщина,  не  из  молоденьких  вертихвосток,  серьезная,  хорошего  телосложения,  накачанная,  но  без  целлюлитных  излишеств:  похоже,  привычная  к  физическому  труду.  Правда,  настораживает  другое:  пришла  на  свидание,  на  смотрины,  а  не  нарядилась,  одета  по-простому,  никакого  макияжа  и  косметики,  даже  губы  не  накрашены.   Клава  не  удержалась  и  забубнила:
    - Ничего  особенного:  так  себе,  простая,  не  ровня  ему.  Что  он  в  ней  нашел?
   Он  же  услышал,  но  виду  не  подал.   Подливает  спутнице  что-то    в  фужер,  подвигает  стул  поближе,  смотрит  неотрывно  только  на  нее,  только  на   лицо.  А,  глазки  так  и  бегают,  так  и  заискивают,  в  них  и  ожидание  ответа   и  надежда  на  согласие.  К  нам  же  доносится:
    - Елизавета  Никитична,  как  же  давно  я  вас  искал,  как  мечтал  встретиться,  увидеть  вас,   поговорить,  попросить  снисхождения  и  внимания.  Извините,  не  возражаете,  не  обидитесь,  если  я  буду  вас  звать    Лиза?
    - Да,  как  вам  угодно,  я  не  привыкла,  когда  меня  по  батюшке.  Согласна,  если  вам  так  хочется.  Мне  очень  льстит,  что  такой  импозантный  мужчина  так  жаждал  свидеться  со  мной  и  выбрал  такое  приятное  заведение  для  встречи.  У  вас  не  плохой  вкус.
    - Признаюсь,  здесь  я  завсегдатай,  бываю  часто.  Дома,  знаете,  у  меня  неуютно.  Живу  один,  не  обласкан  женским  вниманием  и  заботами.   Ужинаю,  как  правило,  здесь.  Завтрак  и  обед  на  работе,  в  студенческой  столовке.   Но,  не  об  этом  речь.   Я  буду  бесконечно  рад  и  благодарен  вам,  если  бы  вы  согласились  стать  опекуном  над  моим  жилищем  и  за  одно,  надо  мной.  Мне  так  надоела  моя  житейская  неустроенность.
    Чувствуется,  что  он  с  трудом  подбирает  нужные  слова,  красноречия  в  таких  тонких  делах  ему  явно  не  хватает.  Это  ведь  не  на  лекции  в  университете,  там  он  король  риторики.    Клава  опять  не  выдержала:
   - Что  он  мелет?  Разве  так  привлекают  и  склоняют  к  себе  женщину?    Надо  про  пламенные  чувства,  про   страсть  и  сердечные  муки,  а  он  про  неустроенность.  Только  отпугнет  ее.
     Так  и  есть,  похоже,  он  ей  уже  надоел,  почти  не  слушает,  видно,   не  прочь  и  отделаться  от  него.  И  в  подтверждение  этого  она  вдруг  вскрикнула:
   - Петя!  Что  ты  так  долго?  Это  мой  муж….
    Вскочила,  подбежала  к  появившемуся  на  входе  солидному  мужчине,  обняла  его,  чмокнула  в  щечку,  и  они  удалились.
    Петрович  остолбенел,  в  растерянности  повернулся  к  нам:
     - Скотина,  приперся  так  не  вовремя,  свалился,  как  снег  на  голову.   У  меня  ведь  уже  все  было  на  мази,   в  полном  ажуре,  почти  сговорились.   И,  надо  же  было  явиться  этому  кретину?
    Мы,  почти  хором:
    - Ушла,  и  ушла.  Подумаешь,  цаца.  Да,  таких,  хоть,  пруд  пруди.  Не  расстраивайся,  найдешь  другую.  А,  может,  и  эта  одумается,  бросит  своего  верзилу,  вернется  к  тебе.
    - Вернется!  Как  бы,  не  так.  Такие  не  возвращаются.  Её  время  по  дням  и  даже  по  часам  расписано  на  полгода  вперед.
    - Да,  кто  она?  Чем  так  известна  и  незаменима?
    - Не  то  слово.  Она  потрясающе  моет  окна.  Видели  бы  вы,  как  она   убирает   квартиры:  золотые  руки  у  человека.  К  ней  очередь   по  записи,   желающих  тьма.  Хваленые  фирменные  сервисы  блекнут  перед  ней.  Но,  придется  довольствоваться  их  услугами.  Мне  терпеть  некогда:  надо  приводить  квартиру  в  порядок,  стыдно  приводить  невесту  в  такой  хламидник.  На  днях хозяйкой  привезу  её  в  дом:  студентка  с  пятого  курса  согласилась,  диплом  же  хочет  получать.