Книга деда коркута. Тюркский эпос сказание 7

КИТАБ-И ДЕДЕМ КОРКУТ VII
ПЕСНЬ О ИЕКЕНКЕ, СЫНЕ КАЗЫЛЫК-КОДЖИ
Перевод

Хан мой! Сын Кам-Гана хан Баюндур встал со своего места, поставил на черную землю свой шатер с белым верхом. Была поднята до небес пестрая палатка, были разложены в тысяче мест шелковые ковры; беки внутренних огузов собрались для беседы, ели, пили; был человек по имени Казылык-Коджа; он был везиром Баюндур-хана; крепкое вино ударило ему в голову; он опустился на свои крепкие колена, попросил у Баюндур-хана (разрешения совершить) набег; Баюндур-хан дал разрешение: «Ступай, куда хочешь», — сказал он. Казылык-Коджа был человек, видавший дела, способный совершить дела; он собрал вокруг себя способных старцев, пустился в путь с оружием,(отобранным у) чужестранцев и врагов. Много гор, ущелий, холмов они прошли; однажды они подошли к крепости Дизмерд; она была на берегу Черного моря; дойдя до нее, они остановились. В той крепости был тагавор, которого звали тагавором Диреком, сыном Аршуна; ростом тот таговор был с шестьдесят аршин, потрясал палицей весом в шестьдесят батманов [пудов], натягивал очень крепкий лук. Казылык-Коджа, дойдя до крепости, начал сражение; потом тот тагавор вышел из крепости, пришел на ристалище, вызвал мужа на бой; Казылык-Коджа, увидя его, понесся на него как ветер, прилепился как клей, нанес гяуру удар мечом по затылку, но не мог причинить ему и малой раны. Дошла очередь до гяура, той палицей, весом в шестьдесят батманов, он нанес сильный удар Казылык-Кодже; лживый мир стал тесен для его головы; как дудка, зажурчала кровь. Казылык-Коджу захватили, пленили, заключили в крепость; его джигиты, не устояв, бежали. Казылык-Коджа всего шестнадцать лет пробыл в плену в крепости; в конце один человек, по имени Эмен, шесть раз отправлялся, но не мог взять крепости.
Между тем, хан мой, в то время, когда Казылык-Коджа был взят в плен, у него был один сын. Ему был один год; (потом) ему исполнилось пятнадцать лет; он стал джигитом. Он думал, что его отец умер; издали запрещение, чтобы скрывали от мальчика, что его отец в плену; имя того мальчика было Иекенк. Однажды, когда Иекенк сидел и беседовал с беками, произошло состязание между ним и Будаком, сыном Кара-Гюне; они перебрасывались словами; Будак говорит: «К чему тебе здесь хвалиться? Если ты хочешь (вызвать на бой) мужа, то выручи своего отца; разве не прошло шестнадцати лет, как он в плену?». Как услышал эту весть Иекенк, его сердце запрыгало, его черная печень была потрясена; он пошел перед очи Баюндур-хана, приложил лицо к земле и говорит: «Рано утром в месте в стороне от дороги ставят твое жилище с белым верхом; атласом вышита твоя синяя палатка; табунами выводят твоих быстрых коней; громким голосом у дороги творят правосудие твои урядники; (как) масло, льется твое обильное богатство, опора остальных джигитов, надежда для нас бедных, столп Туркестана, детеныш птицы Тулу, лев племени и рода, тигр черной толпы, счастливый хан! (Окажи мне) помощь, пошли меня на ту крепость, где заключен в плену мой отец!». Баюндур-хан отдал повеление: «Пусть придут двадцать четыре знаменных бека! Первым пусть пойдет с тобой состоящий беком у Железных ворот удалой Дундаз, сын Кыян-Сельджука, заставляющий кричать мужа на острие своего тростникового копья, когда приходит на бой, не спрашивающий (врага), кто он. Пусть пойдет с (тобой) Дюлек-Вуран, сын Илик-Коджи, заставляющий плавать жеребцов-онагров, (преследуя их на охоте), взявший ключи пятидесяти семи крепостей. Пусть пойдет с тобой Улальмиш, сын Ягрынчи, скользящий вниз с двойной башни и (при этом) не запаздывающий пустить стрелу. Пусть пойдет с (тобой) Рустем, сын Тогсуна, проливающий кровавые слезы, когда трижды не увидит врага. Пусть пойдет с (тобой) удалой Буран, вынимающий людей из пасти драконов. Пусть пойдет с (тобой) Суган-Сары, утверждающий, что прошел с одного конца земли до другого». Станешь перечислять мужей огузов, до конца не дойдешь; Баюндур-хан дал Иекенку в товарищи двадцать четыре знаменных бека; беки собрались, осмотрели свое оружие. Между тем в ту ночь Иекенк видел сон; свой сон он рассказал своим спутникам — посмотрим, хан мой, как он рассказал; он говорит: «Беки, когда моя черная голова, мои очи беззаботно были погружены в сон, у меня было сновидение. Открыв свои светлые очи, я увидел мир; увидел витязей, заставлявших скакать светло-сивых коней; я присоединил к себе витязей с белыми шлемами, принял наставление от белобородого деда Коркута, поднялся на лежащие черные горы, подошел к простирающемуся перед (нами) Черному морю, смастерил лодку, снял с себя рубашку, приладил парус, пустился по простирающемуся перед (нами) морю, переплыл (его); на другом берегу на одном склоне черной горы я увидел мужа с блестящим челом и головой; поднявшись, я встал с места, направил свое тростниковое копье, пошел навстречу тому мужу; (встав) перед ним, я поразил копьем того мужа; на время я утих [?], посмотрел на того мужа краем глаза — это был воспитавший меня Эмен; я его узнал, обратился назад, приветствовал того мужа, сказал: “Среди племен огузов кто ты?". Подняв свои ресницы, он посмотрел мне в лицо: “Сын (мой), Иекенк, — сказал он, — куда ты идешь?". Я сказал: “Я иду к крепости Дизмерд: мой отец там в плену". Тут "воспитавший меня сказал мне: “Куда меня приносили мои семь скакунов, ветер (за ними) не угонялся; на волков Яны-Баира походили мои джигиты; семью людьми налаживался мой лук; из березового тальника сделана моя стрела, печать из массивного золота к ней приложена, как мой знак; подул ветер, пролился дождь, поднялись чары; семь раз я отправлялся, не мог взять той  крепости, вернулся назад; больше мужей, чем мне, тебе не положить, джигит мой, вернись назад"». Иекенк во сне сказал воспитавшему его: «Когда ты, поднявшись, встал со своего места, ты не присоединил к себе светлооких беков-джигитов, тебя не сопровождали беки со славным именем; ты взял себе в товарищи наемников, служивших за пять серебряных монет; потому ты не мог взять той крепости». Еще говорит Иекенк: «Чтобы понемногу резать и есть — хорошо мясо; в дни утомления хорош (для утоления жажды) быстрый источник; хорошо счастие, когда оно постоянно и прочно; хорош ум, когда он не забывает, чему научился; хорошо мужество, когда оно не отступает перед гибелью, не обращается в бегство». Этот сон Иекенк рассказал своим спутникам; между тем воспитавший его Эмен в то время был близко; со всеми беками он стал товарищем, они отправились, дошли до крепости Дизмерд, (там) расположились. Когда гяуры увидели их, они принесли весть тагавору Диреку, сыну Аршуна; тот проклятый вышел из крепости, встал напротив их, вызвал на бой мужей. Сын Кыян-Сельджука, удалой Дундаз, встал со своего места, сжал подмышками свое крепкое [?] копье (длиной) в шестьдесят тутамов, хотел лицом к лицу поразить того гяура — не поразил; гяур-тагавор схватил (копье), сделал усилие, вырвал у него копье из рук; той палицей, (весом) в шестьдесят батманов, он нанес Дундазу славный удар; обширный мир для его головы стал тесен; он повернул (поводья) своего кавказского коня, вернулся назад. Не умевший отступать Дюлек-Вуран, ударив коня, прискакал со своей палицей-шестопером, нанес гяуру сильный удар сверху вниз, не мог одолеть его; тагавор схватил палицу, вырвал ее из рук его; его он тоже ударил палицей; тот тоже повернул (поводья) своего кавказского коня, вернулся назад. Хан мой, двадцать четыре знаменных бека были побеждены в бою с гяуром; потом сын Казылык-Коджи, молодой джигит Иекенк, положился на бога-создателя, воздал хвалу божеству, которому нет конца; он говорит: «Ты выше всего высокого, никто не знает, каков ты, славный боже! От матери, ты не рожден, от отца не произошел, ни от кого пропитания не получал, никому не служил; везде ты — един, ты бог, прибежище всех. На Адама ты возложил венец, сатану поразил проклятием, за одну вину ты прогнал его из (своего) чертога. Нимврод пустил стрелу в небо; ты противопоставил ему рыбу со светящимся брюхом. Твоему величию нет предела, твоему стану нет роста, твоему телу нет усилия. Пораженного (тобой) ты не возвеличиваешь, великий боже; подавленному (тобой) ты не даешь научиться мудрости, мудрый боже; вознесенного тобой ты возвышаешь до небес, славный боже; кого постиг твой гнев, того ты сокрушаешь, сокрушитель боже; на тебя, единый Бог, я положился, господь мой, всемогущий боже, помощь от тебя! Я пущу коня на гяура в черной одежде; дай ты успех моему делу». Тотчас он пустил коня, налетел как ветер, прилепился как клей, ударил гяура мечом по плечу, разрезал его одежду, его броню, нанес ему рану глубиной в шесть пальцев; его черная кровь зажурчала, его башмак из (кожи) черной коровы наполнился кровью, его черная голова согнулась, осталась скрюченной; тотчас он обратился назад, бежал в крепость; Иекенк погнался за ним, когда он въезжал в ворота крепости, нанес ему черным булатным мечом такой удар по затылку, что его голова упала на землю, как шар; тут Иекенк повернул (поводья) своего коня, пришел к войску. Бывшего в плену Казылык-Коджу выпустили; он вышел и пришел; «Скажите, беки-джигиты, кто убил гяура?», — спросил он. Он заговорил — посмотрим, хан мой, что он говорил: «Я оставил верблюдицу беременной; знать бы мне, самец ли, самка ли родились? В своей черной ограде я оставил овцу беременной; знать бы мне, баран ли, овца ли родились! Я оставил свою светлоокую красавицу-жену беременной; знать бы мне, мальчик ли, девочка ли родились? Из любви к создателю (дайте) мне весть, беки-джигиты!». Тут Иекенк заговорил — посмотрим, хан мой, что он говорил: «Ты оставил свою верблюдицу беременной, — родился самец. В черной ограде ты оставил свою овцу беременной, — родился баран. Ты оставил свою светлоокую красавицу-жену беременной, — родился лев». Иекенк повидался со своим отцом; потом повидались (с ним) остальные беки; потом беки дружным натиском пошли на крепость, разграбили (ее). Иекенк со своим отцом сошлись, взяв друг друга за ворот, нашли друг друга, (как) двое влюбленных после разлуки, подавали голос друг другу, как волки в безлунном месте, воздали благодарность Богу. Они разрушили церковь крепости, на ее месте построили мечеть, прочитали хутбу с именем славного бога. Из пестрых рядов стана, из чистого кумача, из красавиц-девиц, из девяти панцырей, из золотого шитья и сукна — из всего они отделили пятую долю для Баюндур-хана, остальное роздали борцам за веру, вернулись назад, пришли к себе домой. Пришел мой дед Коркут, сложил песнь, сказал слово; эта былина да будет посвящена Иекенку, сказал он. Я дам прорицание, хан мой; твои родные черные горы да не сокрушатся; твое тенистое крепкое дерево да не будет срублено; да будет местом твоего белобородого отца рай, да будет местом твоей седокудрой матери горняя обитель! Да не разлучит (тебя бог) до конца с чистой верой! Ради твоего белого чела мы сложили молитву из пяти слов; да будет она принята! Да простит (бог) твои грехи ради блеска лика Мухаммеда избранного, чье имя славно!

Источник:(пер. В. В. Бартольда) Текст воспроизведен по изданию: Книга моего деда Коркута. М-Л. АН СССР. 1962


Рецензии