Оливия Лэнг. К реке

(отзывы)

------------------------------------------
Оливия Лэнг «К реке. Путешествие под поверхностью», Изд-во «Ад-Марингем», 2024 гг.
------------------------------------------


I

Англия, 2009 год. Путешествие, в которое отправляется тридцатипятилетняя Оливия Лэнг, по сути, путешествие «зановооткрывателя». И вот как это произошло. Дело в том, что, оказавшись в однажды окрестностях реки Уз, она стала периодически навещать эти места, пока желание приехать, «чтобы в очередной раз пройтись знакомым маршрутом» не превратилось в своеобразный ритуал. «…но теперь мне кажется, что река меня околдовала, поймала на лету, похитила мое сердце. И когда моя жизнь пошла наперекосяк, я стала искать утешение именно на берегах Уза». И она принимает решение пройти весь путь вдоль реки Уз в графстве Суссекс: от истока до Сифорда, где река впадает в море.

И хотя, казалось бы, автор сразу же «раскрывала все карты» о какого рода «странствии» пойдет речь («Я маниакально принялась скупать карты, хотя никогда не умела по ним ориентироваться»; «Моя задумка была провести исследование или зондирование, понять и записать, что собой представляет этот уголок Англии в разгар лета в начале двадцать первого века. …»), тем не менее, фразам, вроде «...так я (речь о сказанном выше) говорила окружающим. Объяснить истинные мотивы было сложнее» или «Мне хотелось стряхнуть с себя повседневность, как спящий отрешается от обыденности и проваливается в сновидения», - всё же удалось ввести меня в заблуждение. Иными словами, я, признаться, ожидала повествования в «стиле» Элизабет Гилберт, Сони Чокет, Элизабет Лессер и т.п., ибо мысль о том, что «путешествие к самому себе» предпринимают не только мужчины, мне близка. Однако очень скоро я поняла, что ошиблась. В местечковый «поход с ночевкой» автор отправила меня, читателя, себе же выбрав роль гида. Правда, больше похожего на начинающего экскурсовода-краеведа, нарывшего в библиотеке массу полезной информации и горящего желанием вы…сказать её всю: от жестокой Баронской войны в XIII веке до «охотников на динозавров»; от геологии, гидрологии, фольклора, местной флоре и фауне, а также «роли рек в человеческой жизни, прослеживая их запутанный поток в литературе и мифологии» до много ещё о чём. Выступив на маршрут, автор тут же начинает бодро комментировать практически всё, на чем нечаянно останавливается её взгляд, не давая экскурсанту (прощу прощения, читателю) опомниться. И это не только какие-то детали ландшафта данной местности «в 21-ом веке», названия цветов, кустов и птиц. Так, на очередном «бивуаке» в летний погожий день, наблюдая полет пчел над разнотравьем луга, ей, к примеру, припоминается следующее. «Пчелы по-прежнему пролетали над лугом, их извилистые маршруты пролегали прямо у меня над головой… «Пчелы бесконечности» – в «Саде» Дерека Джармена (британский кинорежиссер-авангардист) они названы «золотым роем… с пыльцевыми мешками разных оттенков желтого». Умирая от СПИДа, он поселился на краю земли в маленьком деревянном домике на галечном пляже Дандгенесса и среди прочего занялся пчеловодством. Он держал своих питомцев в улье из железнодорожных шпал, боролся с галькой в саду, и в августе пчелы делали мед из дубровника, а в январе – из английского дрока.
За несколько лет до смерти, вспомнилось мне, Джармен ослеп, сетчатку поразил токсоплазмоз…»...

Или вспомнившееся автору, при случае, и в самом деле замечательное четверостишие – отсылку к Гомеровскому Одиссею:

«И если ты найдешь её убогой,
Обманутым себя не почитай.
Теперь ты мудр, ты много повидал
И, верно, понял, что Итака означает», -

Константиноса Кавафиса, «поэта-гея, - как уточняет автор – тридцать три года прослужившего мелким чиновником в департаменте прошения египетского министерства». Такое уточнение, вероятно, очень важно для автора. Вот только, насколько это важно читателю, если он вообще не имеет представления, о ком идет речь? А речь идет о «величайшем поэте из всех, писавших на новогреческом языке», при жизни которого не вышло ни одного сборника его стихов; грека, родившегося и всю жизнь прожившего в Александрии (некогда столице, названной в честь Александра Македонского, а во времена Кавафиса – обычной провинции); умершем в 70 лет в 1933 году в тот же день, что и родился; а среди тех, кто с благодарностью называл Кавафиса в числе своих учителей были такие известные, признанные поэты как У.Х Оден или, например, И. Бродский, считавший его «одним из самых уникальных поэтов века». Однако, чтобы узнать об этом (как и о том, что умерший от СПИДа и разводивший пчел Дерек Джармен был британским кинорежиссером-авангардистом...) читатель, очевидно, должен уж как-то догадаться позаботиться об этом сам.

И такого рода «припоминания» – будут на протяжении всего намеченного пути. Как это не удивительно, но одновременно с тем, как автор нежится в сочной молодой траве, щурится на солнышко или плещется в искрящихся прохладных водах реки, на память ей приходят не только точные даты тех или иных кровопролитных сражений, многочисленные поэтические и нет цитаты, но и количество жителей, «раздувшихся крыс» и т.п., утопших в наводнении в этой местности сотню лет назад или «пять вагонов спрессованных костей» людей, погибших здесь в битве в 13 веке и находящихся под насыпью, по которой теперь мчатся современные местные поезда. Она не только бесстрастно фиксирует вопиющие экологические безобразия на своём пути, рефлексируя на тему, какое наследие нынешнее поколение оставит потомкам (что, впрочем, на мой взгляд, более уместно), но, например, любуясь окрестностями, описывая голубизну свежих трав, останавливается, чтобы уточнить, «что же тут так воняет»? Оказывается – трупик зайца. И она тут же и также бесстрастно начинает тщательно описывать, на какой стадии разложения он находится… (При том, что у самой Лэнг, несмотря на «проблемы в личной жизни» не наблюдается ни сниженного настроения, ни бессонницы, да и кушает она, о чем тоже не забывает сообщать, с аппетитом. Мда.).
Ну, то есть, с самого начала всё это показалось мне, мягко говоря, странноватым. Особенно, чуть ли не смакование каких-то, непременно жутких подробностей жизни и смерти известных личностей.

«… Почему у советников королей такая незавидная судьба? За что их останки подвергаются надругательствам? Когда Томас Кромвель – а своими воззрениями, надменностью и смекалкой он походил на Монфора (прим: которого постигла печальная участь), – впал у Генриха VIII в немилость, он также претерпел мучительную кончину. Ему отрубили голову, которую затем сварили, насадили на пику и выставили на Лондонском мосту, что примечательно, затылком к любимому городу. И хотя Оливер Кромвель, тот, что пошел войной на короля Карла и одержал победу, скончался в собственной постели якобы от заражения крови, тремя годами позднее его тело было выкопано для посмертной казни. Его полуразложившаяся голова была выставлена на шесте возле Вестминстерского дворца, столь любимого Генрихом III»…  Вот такие «красочные» размышления, например, посещают автора, бредущего мимо мирно пасущихся коров и живых изгородей из роз, подле местных живописных коттеджей.

…Как известно, знаменитая писательница Верджиния Вульф страдала психическим расстройством. Не выдержав мучений, доставляемых ей болезнью, она решила покончить жизнь самоубийством, утонула в реке Уз, где проживала неподалеку вместе со своим любящим мужем. Логично, что, отправляясь в… поход вдоль этой самой реки, личность талантливой писательницы, оставившей заметный след не только в английской, но и в мировой литературе, была для автора, своего рода, «путеводной звездой». Время от времени Лэнг «вспоминает» целые главы из её незавершенного дневника, похожего на россыпь записей: рассуждения и описания на ту или иную, волновавшую её, тему.  Например, рассуждения о схожести литературного вдохновения и бездонных, вечно изменчивых вод реки; красоте природы и радости, которую ей приносят занятия литературой, а также о попытках реконструировать прошлое, чтобы память помогла ей с этим прошлым разобраться. Читая эти цитаты, мне и самой невольно захотелось заново перечитать произведения Вульф, а также поискать дневник, о существовании которого, честно говоря, я даже не знала. Впрочем, «воспоминания» автора данной книги о знаменитой писательнице этим не ограничиваются.

Так, в один из дней, прогуливаясь среди экспонатов, встретившегося на маршруте Барбиканхауса (дома-музея, куда сто лет назад переехало местное археологическое сообщество) и размышляя о представлениях древних римлян о смерти, Аиде, а затем и об Одиссее, а там и о греческом языке, далее автор чудесным образом «вспоминает», что с греческим языком у Вирджинии Вульф (имевшей прекрасное, но домашнее обучение) были… проблемы. «Изучение греческого языка у Вирджинии Вульф странным образом переплетается с событиями ее жизни», – сообщает автор… Не менее странным, – добавлю я от себя, – чем переход от чтения табличек возле скелетов в провинциальном музее – к авторским «воспоминаниям» о том, что во время занятий греческим Вирджинию «домогался её единоутробный брат» и т.п. Первоисточник не сохранился, поэтому автор «вспоминает» об этом откровенном разговоре не со ссылкой на дневник Вульф, а на письмо её учительницы и подруги Джанет Кейс к сестре Вирджинии… Почему автору так важно непременно сообщить об этом или о том, что у супругов Вульф, фактически, не было интимных отношений – мне не ведомо. Лично меня в заявленном «путешествии к реке» интересовала метагеография: как проживание в данной местности, у реки, повлияло на её, Вирджинии Вульф, мировосприятие и как оно отразилось в её творчестве. (Тоже касалось и моих ожиданий о таких известных писателях как Айрис Мердок и Грэм Кеннет, с литературным творчеством которых я, более или менее была знакома). В конце концов, если бы меня интересовали иные факты их жизни, логичнее было бы обратиться к чтению профессионально написанных биографий этих писателей. Ну, это, опять же, на мой взгляд.

Вспоминая об Айрис Мердок (кроме, не скажу, что каких-то впечатляющих рассуждений, аллюзий и т.п. у писательницы на темы, связанные с водой), такое ощущение, что у самой Оливии Лэнг прослеживается, скорее, всё тот же неподдельный интерес, скорее, к жизни супругов Мердок. И, в большей степени, к болезни Альцмейгера, на протяжении лет, разрушавшей личность писательницы. Однако лучшим романистом в англоязычной среде, насколько мне известно, Мердок признана не за это… Иными словами, руководствуясь благими намерениями, автор почему-то настойчиво сворачивает «не в ту степь». В частности, начинает цитировать фрагменты из воспоминаний любящего, верного супруга и каких-то очевидцев, например, о том, что из-за прогрессирования болезни Мердок не только не могла порой вспомнить знакомых людей, но у неё появилась привычка приносить в дом и складировать там всякий мусор. В итоге, и без того не особенно уютный коттедж, в котором они прожили последние годы жизни, превратился, грубо говоря, в помойку. И, по словам мужа (прошу прощения, помню только смысл) из-за этого ему ни раз хотелось его, чуть ли, не взорвать. Или автор живописует о том, что всю жизнь любившая плавать, из-за болезни Айрис была лишена такой возможности. И даже купал её верный, любящий муж, специально соорудивший своеобразную купальню в бывшей теплице, игнорируя при этом все запреты и технику безопасности… Т.е., кроме, если не ошибаюсь, упоминания названия романа «Море, море», за время всего пути «от устья реки к морю» ничего более интересного автору так и не вспомнилось.

Не менее странны «воспоминания» о писателе Кеннете Грэме (авторе знаменитой сказки «Ветер в ивах»). Ничего цитировать не хочу, но, поверьте на слово, – жуткая жуть. И дело не в том, что, увы, всё это имело место быть в реальности, упоминаемых в тексте, писателей. И не в том, что в «ненастные» времена мы ищем для себя примеры человечности и жизнестойкойсти. А… В общем, выводы каждый сделает для себя сам. Автор книги «К реке…» делает такой. «С тех самых пор, как Христос, стоя у пещеры, где был похоронен Лазарь, приказал: «Встань и иди», никто не изобрел ни программы, ни зелья, ни заклинания для воскрешения мертвых. Те, кто ушел, отправились в никуда, и теперь они не помнят наших имен, совсем как Антиклея, мать Одиссея, которая лишь испив крови овцы, принесенной Одиссеем в жертву подземным богам, на миг избавилась от беспамятства и обрела человеческие чувства.
Странное дело, но от этих безрадостных мыслей я повеселела».   

Да. А вскоре повеселела и я. Ибо это удивительное путешествие в никуда и неизвестно зачем (хотя «зачем», на мой взгляд, более, чем понятно), наконец-то закончилось.


II

Это не единственная книга в жанре нон-фкшн  и не единственное произведение Оливии Лэнг, которую мне довелось прочитать. Семь лет назад в том же издательстве вышло её, как я понимаю, эссе «Одинокий город». Просто я об этом… подзабыла. Нет смысла писать здесь, чем руководствуюсь при покупке книг (и выборе чтения) я. Скажу только, что точно не наличием авторских регалий и литературных премий, а они у автора, благодаря этим произведениям, есть. Тем не менее. При всей их (произведений) задумке, фактажу и маркетинговых «завлекалок» (в виде аннотаций, «ознакомительных фрагментов» и т.п.), дочитывала я всё это, откровенно говоря, с трудом. А, едва начав чтение «К реке», грешным делом, даже решила уточнить фамилию переводчика. Ну, бывает ведь. Нет, переводчики разные. И, судя по всему, хорошие переводчики, ибо впечатление от «авторского стиля» именно что – одинаковое. Не могу знать, на основании чего на самом деле были присуждены те или иные премии и награды (с английским юмором, убеждаюсь в который раз, у меня – не очень), но, на мой взгляд, с автором злую шутку сыграла, что называется «профессиональная деформация»: Оливия работала редактором книжных обзоров, писала статьи по искусству и культуре, а также статьи о художниках для каталогов. Что, собственно, и «просвечивает» в её книгах. В частности, текст «К реке» похож на некий гипер-реферат: то ли, по литературе (с отсылкой на данные географии), то ли по географии (со вставками из литературы и истории и т.п.) или гипер-конспект к той самой, упомянутой выше, краеведческой экскурсии. На книжке стоит ограничение «16+», но мне кажется, что выбор и подача тех или иных фактов рассчитана как раз на современных нерадивых школьников, завладеть чьим вниманием – все средства хороши.

Короче говоря, уже и написав отзыв, до сих пор нахожусь в легком…недоумении. Выходит, несмотря на краткие вкрапления живого повествования о том, «что собой представляет этот уголок Англии в разгар лета в начале двадцать первого века» - и сказать-то, по большому счету, нечего. Ибо для самой «исследовательницы» (что очевидно) наибольший интерес представляет исключительно то, что, как говорится, «быльем поросло». С другой стороны, хочется надеяться (я – не психоаналитик): не сумев объяснить другим (в частности, читателям), зачем же она отправилась в это «путешествие» на самом деле, писательница сумела объяснить это, в итоге, хотя бы самой себе. Быть может, все-таки, за этим? «Мимо меня быстрым шагом прошел мужчина, на его шее болтался бинокль. Мы молча обменялись улыбками, и я впервые поймала себя на мысли о том, насколько вольно мне дышится. Пять дней ходьбы, минимум разговоров, и я с головой окунулась в этот мир, полностью излечившись от страхов, преследовавших меня месяцами…Дома я сходила с ума от одиночества, тяготилась им, хотя раньше любила быть одна. Но здесь, в полях, двигаясь по мере надобности, я не чувствовала себя оторванной от людей»…  Аллилуйя! А если бы автор ещё обратила внимание на «подбор» странно-навязчивых мыслей в своей голове, на мой взгляд, сеанс исцеления был бы полным.


Пс: Скромное оформление книг этого издательства воспринимается, в принципе, просто как такой стиль. Поскольку покупаю книги, в первую очередь, для чтения… на оформление обложек, как говорится, «не сильно заморачиваюсь». Но на этот раз оформление (не вдаваясь в подробности, смотрите сами) не понравилось. И ещё. Обложка – неплотный картон, бумага желтоватая, рыхлая, как обычно. Ок. Но. Совершенно отвратительный запах (чего ранее не припомню), который, несмотря на то, что намеренно читала на воздухе и у воды, так и не выветрился до конца ((