Книга 7. Глава 26. На круги своя. Эпизод третий

Кира, вне времени…

Тогда, когда Мэтт штурмовал временной лабиринт, прокладывая дорогу проводнику, Кира искал свой путь... ступая по затерявшимся во времени следам... тем самым возвращая заблудшие души на круги своя.

Он не помнил, как очутился здесь, в полной темноте, совершенно один. Снова его разноцветный сияющий мир погрузился во тьму. Будто только что светило солнце, а через мгновение всё погрузилось во мрак. И тишина, мертвая тишина…

Куда подевались Хранители? Что стало с белым светом? Как это могло случиться? Ведь мы победили? Но и этого он не помнил, только нависшие над ним клыки Зверя и то, как самоотверженно сражались Сияющие. Помнил заслонивших его Прасковью, Артема, Лику, Алика. Помнил редеющие под напором остервеневшей черной своры шеренги Хранителей. Помнил, как рисовал, восстанавливая строй Сияющих, но не успевал, не успевал…

А потом ничего, только предательская темнота и эта оглушительная тишина и могильный холод. Он так тосковал по золотому сиянию и теплу. А может… может, я спрятал его, как тогда, когда впервые увидел и нарисовал.

Он прислушался к себе… и ничего не услышал, он был совершенно пуст. Он оглох, ослеп, онемел, исчез, он потерял себя, потерял свой свет. У него вырвали сердце, порвали на куски и разбросали по всему подземелью. Сердце – его светоч, его сокровище, кладезь добродетелей, каждая из которых сияет по-своему, переливаясь разными гранями, подобно чудесным самоцветам. Но стоит погаснуть одному из них, как вслед за ним меркнут все оставшиеся, и сияющий монолит рассыпается и гаснет, а с ним и все его магические свойства. Его самоцветы погасли все разом, он вмиг осиротел.

******

Внезапно вдалеке как будто что-то мелькнуло, и Кира осторожно двинулся вперед. С каждым шагом становилось легче дышать, будто пронесся легкий ветерок, и в лицо пахнуло свежим воздухом, запахом хвои, лесных цветов и сырой земли.

Он жадно вдыхал пропитанный ароматами леса воздух и пристально вглядывался в темноту, пока не различил стволы деревьев. Лесные исполины, окружавшие его со всех сторон, выглядели не очень дружелюбно. Корявая, черная, обугленная кора. Растопыренные голые ветки больно царапали кожу.

Внезапно прямо перед ним возникло огромное развороченное древесное чрево, из которого, словно кровь, сочилась густая черная масса, распространяя вокруг сладковатый тошнотворный запах разложения. Вот та смертельная стрела, сама смерть пожаловала, чтобы забрать его жизнь. Чем я заслужил такую честь? Его душил готовый вырваться наружу истерический смех, взрывная смесь черного юмора, перемешанного со страхом.

Мертвые стражи леса стеной вставали на его пути, давая понять, что ему тут не место. Мертвый лес, окутанный мраком, напряженная, звенящая тишина, словно натянутая тетива, и стрела вот-вот пронзит его и так израненное сердце.

Как вдруг он ощутил какую-то неведомую силу, как будто сотни рук тянули его прямо в развороченное дупло, в гниющую разлагающуюся плоть, из глубины которой на него незряче глядели сотни мертвых глаз. Запах гнили заполнял его легкие, проникал в кровь и снова обратно, и так по кругу, по кругу, по кругу…

Им овладело невыносимое чувство брезгливости, омерзение достигло наивысшей точки, его стошнило, голова раскалывалась. А чертово колесо продолжало кружиться, с каждым витком приближая смертника к запретному для живых пределу.

Дерево загубленных душ, проклятых, продажных, отъявленных грешников, не знающих покоя, изнывающих от боли, тоски и ненависти, ушедших с молотка на дьявольском аукционе. Душераздирающие стоны резали слух, отборная брань хлесткими пощечинами отпечатывалась на лице, и дикая тоска вонзалась в сердце. Он не знал, сколько продолжалась эта пытка, когда развороченное дупло, меняясь на глазах, вдруг превратилось в разноцветную воронку, чавкающее чрево которой что-то выплюнуло ему в лицо, что-то, напоминающее амулет. И как только заветный камушек приземлился у него на груди, мертвый исполин взвыл и отшвырнул некогда желанную добычу.

Он не сразу пришел в себя и долго не решался открыть глаза. Но даже сквозь прикрытые веки видел позолоченное солнцем небо, просвечивающее сквозь густые кроны лесных исполинов. Он лежал на мягком зеленом ковре, молодая сочная трава пахла землей, а на его груди покоился тот самый амулет, вобравший в себя всю красоту, силу и мощь матушки природы. Лесной самоцвет щедро делился бесценными, пронизанными жизнетворной энергией дарами, проникая под кожу, просачиваясь в кровь, чтобы снова встать на свое законное место.

Когда он, наконец, открыл глаза, его снова окружала густая темнота, но где-то глубоко внутри него ожил едва различимый робкий лучик света. Он поклялся, что сохранит его в своем сердце и никому не даст в обиду, взбудоражив тем самым и без того беспокойную совесть.

Когда эмоции немного улеглись, в размышлениях, куда теперь направить свои стопы, он продолжил медленно и осторожно двигаться вперед. Компасом ему служил тот самый лучик, еле-еле просачивающийся из его глаз, указывая путь.

А тьма бесилась, яростно сгущаясь, сдавливала грудь, пытаясь достать до сердца и вынуть лесное сокровище. Но сила матери-земли тяжелым гнетом легла на пути черного зла, не сдвинуть ее, не переступить.

Продолжение следует...