Кабель высокого напряжения

Приятным летним вечером сидели с приятелем на открытой веранде, потягивая пиво. Нам было что вспомнить, потому что дружба наша началась на шабашке еще во времена СССР. Для тех, кто не представляет, что это такое, поясню. Шабашка – это когда группа московских интеллигентов (иных я там не встречал), отмеченных интеллектом выше среднего и зарплатой существенно ниже средней по стране, собирались в бригаду и на лето уезжала в Сибирь на стройку чего-нибудь. Не обязательно значительного, но обязательно с северным или иным коэффициентом к зарплате. Заработок был неплохой, что было существенной добавкой к московской зарплате. В основном он определялся опытностью руководителя, по-нашему – бугра, его умением ладить с начальством и склонять последнее к припискам невыполненных, но хорошо оплачиваемых работ.
Начальство относилось к шабашникам благосклонно по причине их мотивации заработать и потому, что они могли вкалывать по 10 – 12 часов не отрываясь от лопаты или иного высокопроизводительного инструменты. Местные после смены, конец которой обозначался началом обеденного перерыва, прекращали работу по естественной причине наличия в их организме первой порции алкоголя. После которой следовала вторая и все последующие. Но шабашники, как заведенные, весь световой день махали лопатами, ломом или киркой. Если учесть, что летом в этих краях температура свободно доходит до 30оС, то все они были загорелыми, поджарыми и мускулистыми. И по возвращении в Москву выгодно отличались от субтильных или наоборот разжиревших интеллигентов, зарплаты которых не допускали мысли о необходимости их пополнения тяжким трудом в удаленных краях.
Шабашная деятельность была сопряжена с различного рода опасностями, потому что понятие «безопасность труда» на стройках Сибири лишь ограничивалась изобилием плакатов. Но ответственные за это сотрудники резонно полагали, что спасение утопающих, дело рук самих утопающих.
В то лето мы шабашили в Красноярске в организации, которая называлась Строительно-монтажный поезд. Его деятельность подразумевала, что работники по первому зову начальства, распрощаются со своими близкими и на неопределенное время укатят на какую-нибудь стройку коммунизма. Но работники давно уже осели возле своих жен, огородов, хрюкающей и мычащей живности, и не горели желанием отрываться от них в какие-то заоблачные дали. Начальство выкручивалось как могло. Естественно, что бригада из двадцати московских интеллигентов была манной небесной. Тем летом такой манной случилась моя бригада.
Наша задача состояла в прокладке на окраине Красноярска кабелей: силовых, телефонных и прочих. Кабель просто на землю не бросишь. Нужна траншея, в которую кабель бережно укладывается. И на рытье этой траншеи была брошена бригада москвичей. Вначале все шло замечательно. Каждому был назначен участок «отсюда и до обеда», и интеллигенты, осознавая важность момента, вгрызлись в землю. До обеда, первый участок траншеи был готов. Приехавшее начальство приятно удивилось темпами и перевело нас на более ответственный участок – копать траншею по обочине дороги. Здесь почва была существенно труднее, и ребята приуныли. Но нам подогнали компрессор с отбойными молоками и дело пошло. Интеллигенты с энтузиазмом долбили землю не за страх, а за совесть. Дело портили лишь проезжавшие мимо машины. Они, не сбавляя скорости, покрывали ударников труда слоем пыли.
Тут случился неожиданный, но весьма показательный факт. Проходящий мимо мужичок, надо полагать, сердобольный, обронил фразу: «Вы бы поосторожнее с отбойниками. Тут силовой кабель в 10 киловольт. Попадете в него, будет очень плохо». Как бугор, я был заинтересован в сохранении контингента для последующих трудовых подвигов и поэтому расспросил его подробнее. Он оказался электриком местной больницы, и хорошо представлял схему кабелей, питавших, в том числе больницу. Отказавшись от московской сигареты по причине, что не курит, он ушел. А мы приуныли. Образование, излишки которого у каждого шабашника проступали на физиономии, услужливо подсказало, что электрический стул в Американских Соединенных Штатах ничто в сравнении с красноярским силовым кабелем. Даже, если образование и подсказало что-то не так, то все равно рисковать никто не хотел. Все хотели вернуться в столицу живыми, здоровыми, с приличным заработком. И тут такой казус. Ждать начальство, обещавшее приехать к вечеру, не хотелось по причине потери темпа и тем самым – заработка.
На пике переживаний, память услужливо подсунуло воспоминание, которое отложил в далекий ее раздел из-за кажущейся бесполезности. Вспомнил, как на одном из семинаров по сверхъестественным явлениям в нашем институте, один приглашенный экстрасенс показывал чудеса обнаружения скрытых предметов с помощью какой-то закорюченной проволоки. Подобный семинар в любом другом месте был бы незамедлительно закрыт по причине явного противоречия марксистско-ленинской философии. Но наш институт был необычным, его работы имели стратегический характер, поэтому работники свысока смотрели на материализм во всех его проявлениях. Хотя с партийными органами, ответственными за идеологическое воспитание, старались не ссориться.
Экстрасенс ходил по сцене, на которой переплетались электрические кабели и с помощью закорючки показывал, где эти кабели находятся. Его рамка, так он уважительно называл свою проволоку, отклонялась влево или вправо, фиксируя положение кабелей. Потом показали фильм, где экстрасенсы обнаруживают предметы под землей или источники воды. Были и другие фильмы о необычных явлениях, явно противоречащих материалистической философии. Из зала я вышел с твердым убеждением, что материализм – это утопия и надо возвращаться к истокам философии, хотя бы к Платону.
Вспомнив этот эпизод, взял два куска проволоки и начал ходить в разных местах поперек обочины. И экстрасенс не подвел. Проволока отклонялась именно в тех местах, на которые указал благодетель – больничный электрик. Еще раз воздав должное его гуманизму, я обозначил вешками место залегания кабеля. И запретил подходить к этим вешкам с отбойником. Бригада с удивлением посмотрела на меня, но ничего не сказала.
Я первым встал к отбойнику. На карту был поставлен мой авторитет. Камни летели в стороны, как от землеройной машины, только что запущенной еще не успевшей притомиться. Когда траншея достигла метровой глубины, взял лопату и начал подкапывать стенку. Минут через пятнадцать осторожного вгрызания в неизвестность, я обнаружил его. Черный кабель, толщиной с руку качка выглянул из стены, подтвердив, что бригадир слов на ветер не бросает и все, что делает – это во благо и в расчёте на хороший заработок.   
Мы улыбнулись, вспомнив те времена. А приятель рассказал историю, которая отчасти напоминала красноярскую, но случилась в другом месте, когда служил в армии. В ту пору он дослужился до ефрейтора и был отправлен во главе отделения копать траншею для прокладки кабеля. Было указано место, как всегда, от забора до обеда, и отделение лихо принялось за работу. Приятель тогда служил при одном важном штабе, не буду говорить где, чтобы не выдать тайну. Но штаб был серьезный.  В отделении было десять человек, которые имели десять лопат. Ефрейтор от лопаты был освобожден. Но тем более была велика его ответственность. Траншея должна быть вырыта в указанные сроки с должным качеством, так гласил приказ штабного начальства – майора Попенко.
Солдатики принялись за работу, ефрейтор ходил вдоль зарывавшегося в землю отделения и давал важные советы. Потом присел на бугорке и предался мечтаниям. Может же ефрейтор помечтать о чем-то своем, сугубо личном. Естественно, в разумных пределах, потому что враг не дремлет, особенно во время напряженной международной обстановки. Конечно, тогдашнее напряжение не идет ни в какое сравнение с нынешним, когда под каждым зарубежным кустом сидит русофоб и зло смотрит на наши мирные города и села. И как только мечтания моего приятеля достигли апогея, и он представил себя в штатском, на летней веранде перед бокалом пива, из канавы раздался возглас: «Товарищ ефрейтор, кабель».
Ефрейтора как ветром сдуло с пригорка. Кабель в окрестностях штаба, да не простого, а очень непростого, обозначал, что волею судеб они прикоснулись к военной тайне. Он залез в траншею и начал рассматривать инородное тело, которое своей округлостью напоминало кабель. Им показывали в учебке такие кабели и умудренные товарищи советовали держаться от них подальше. Общение с ними всегда вызывало лишние вопросы у компетентных органов.
Первое, что надо было сделать – это доложиться по начальству и ефрейтор трусцой побежал в штаб, а конкретно в кабинет майора Попенко. Ему повезло, Попенко сидел за столом, пил чай и курил Беломор. Ефрейтор доложился по всей форме. На что майор сказал лишь одно: «Странно». Потом подошел к стене, на которой висела карта, задернутая шторкой. «Отвернись тебе не положено это видеть», - приказал он ефрейтору. Тот отвернулся и начал рассматривать дверь. Которую давно не красили, и она имела облезлый вид. В штабе, из экономических соображений, регулярный ремонт делали только в кабинетах генералов и полковников. Их было немного и поэтому выделенных средств хватало. Всем, кто не выбился наверх, ремонт делали от случая к случаю. На кабинет Попенко такого случая не выпало.
Майор раздвинул шторки и начал внимательно пялиться на карту. На ней был изображен не только штаб воинской части, но и сама воинская часть. А потому была сложна для майорского понимания. Там переплетались разные разноцветные линии, было много квадратов и овалов, и где-то здесь на ее просторах надо было найти отделение с лопатами, которые не должны были встретиться ни с каким кабелем. Мозг майора напрягся, но втуне. Понимая, что самостоятельно не справится, майор сказал: «Поди-ка сюда». Ефрейтор подошел, и они начали вдвоем исследовать карту. «Вы должны копать вот здесь?», - неуверенно спросил майор. «Так точно», - ответил ефрейтор. «Но тут никаких кабелей нет», - уверенно сказал майор, вытирая потный лоб. Мгновение перед этим он представил, что с ним будет, если по его приказу будет раскрыт кабель связи, который связывает местного главного генерала с центром, центрее которого просто нет. Но если карта показывает, что здесь кабеля нет, то найденный объект не кабель.
«Пойдем посмотрим», - сказал он ефрейтору, и они отбыли на объект. Солдаты, увидев начальство, начали активнее швырять землю. Майор подошел к траншее. Придерживая фуражку, наклонился и увидел нечто очень похожее на удава, который залез под землю, изображая землеройку. «Да это же корень», - весело сказал он. От сердца отлегло, никаких секретов тут и поблизости нет.  После чего воодушевленно сказал солдатику, находившемуся рядом с найденным объектом: «Руби его, заразу».
Солдатик рубанул со всей солдатской силой. И хотя он не был профессионалом рубщиком ни корней, ни кабелей, опыт удался. Из-под лопаты полетели искры, сама лопата вначале приобрела бардовый цвет, потом красный, а потом начала плавиться. Неведомая сила выбросила солдатика из траншеи, нарушая все законы гравитации, и он очутился в непосредственной близости к майору. Скорее даже в обнимку с ним, что впоследствии было истолковано совершенно превратно. Фуражка майора слетела и упала в траншею. По мере приближения к фонтану искр все более обугливаясь. И вдобавок, чтобы ни у кого не было сомнения за забором затарахтела «Аврора». Так все называли автономный источник питания, который своей трубой напоминал многодюймовую пушку и обеспечивал электричеством штаб при любых обстоятельствах.
Солдатик – «виновник торжества» был отправлен в лазарет, из которого вышел заикой. По распоряжению высшего начальства был оставлен при штабе на должности разносчика чая. Поэтому на праздник 8-го марта его сослуживцы дарили ему белоснежный фартук и кокетливую наколку. Он не обижался, понимая, что они завидуют его неожиданному счастью. Сами они не вылезали из караулов. А когда майор Попенко был не в духе, то и с плаца, где любимой командой сержанта, проводившего строевые занятия, было: «Кому говорят! Тяни копыто, звероящер».