Роды по блату в Снегирёвке

   О том, какое благо для женщины рожать в США, я узнала из писем моей подруги эмигрантки. Она рожала в самой лучшей платной клинике, под анестезией, под наблюдением квалифицированных внимательных врачей, в присутствии мужа.

   Ничего подобного не испытала я, рожавшая десятью годами раньше подруги, в середине 70-х в Ленинграде в знаменитом роддоме №6 им. проф. В.Ф. Снегирёва.

   Как известно, медицина в СССР была бесплатная, и родовспоможение тоже. Поэтому  медики с удовольствием принимали подарочки и конвертики от благодарных пациентов. Только надо было знать, кому и сколько сунуть, чтобы уж наверняка. Эта секретная информация передавалась из уст в уста по большому блату. При этом уровень медицины, равно как и сервис, был на низком уровне. Никаких курсов для будущих мам не существовало. Лично я пыталась что-то вычитать из журнала «Здоровье» о беременности и родах, но всё равно была безграмотна в этих вопросах: как рожать, как вести себя во время и после родов. В женских консультациях гинекологам, вообще, было плевать на беременных: рожайте где хотите и как хотите. О таком явлении, как послеродовая депрессия, понятия не имели, а значит, никакой депрессии не могло быть, одни женские капризы. Присутствие мужа на родах исключалось, как полный абсурд. Одним словом, дремучие были времена в родной стране.

   Моя мама, большая любительница давать взятки, особенно медикам, тщательно продумала программу моих будущих родов. Через соседку по даче, райкомовскую чиновницу, она вышла на врачиху из Снегирёвки, которая брала за роды 50 рублей (половина зарплаты инженера или почти вся мамина пенсия).

   За полтора месяца до намечаемых родов я отдыхала с мужем у родителей на даче. И как-то мы с матерью, слово за слово, поругались — какие-то упрёки с её стороны. Я обиделась, и мы с мужем уехали в город. Летний отпуск только начался, но денег уже не оставалось. Муж где-то занял, купил еды и накормил голодную беременную жену, помню, как сейчас, свежей рыбой. На следующий день он вышел на службу, потому что нужно было зарабатывать на жизнь. Я оставалась в квартире одна. Стоял жаркий август. Ходить гулять одной не хотелось, поэтому последний месяц я просидела на балконе. О том, что надо много двигаться, чтобы легко было рожать, я знала от мамы. Она, будучи беременной мной, часами гуляла по набережной реки Фонтанки, благодаря чему родила, «как выкакала». Такое сравнение шокировало меня, маленькую девочку, так и запомнилось, что я какашка, которую мама выкакала.

   Недели за две до предполагаемой даты родов с дачи приехала мамаша. Ей не терпелось начать действовать. План уже был готов и обсуждению не подлежал. Я подчинялась матери, как под гипнозом, возразить ей в голову не приходило. Меня решено было положить в дородовое отделение больницы, где я и буду рожать под наблюдением знакомой акушерки, которой уже заплачено. Не было никаких показаний для пребывания в дородовом, чувствовала я себя прекрасно, но это было нужно им, а не мне. Я подчинилась и оказалась помещённой в душную двенадцатиметровую палату на четверых. Для прогулок оставался узкий проход между кроватями, по которому я нарезала километры в течение двух недель. Тогда я даже не понимала, что это просто издевательство — запереть здоровую беременную без воздуха и с сомнительным питанием. Я не нуждалась в лечении, меня не наблюдали, а просто выжидали, когда начнутся схватки.

   Чем же занималась моя мама эти две недели? Если принять во внимание, что моего отца она никогда не оставляла без своего неусыпного внимания ни на один день, должно было показаться удивительным, что в этот раз она бросила своего пенсионера на две недели и поселилась с зятем. Ко мне в больницу она принесла пару раз передачи с запиской: «Я так тебя люблю, так люблю!» Странно мне это было читать…

   Позднее мать рассказывала, как ей нелегко было с зятем: звонит с работы, что скоро будет дома, она ждёт, ужин стынет, она спать не ложится, всё ждёт… Прямо, как жена мужа. А он является часа через 2-3, да ещё выпивши. Спрашивается: на кой ляд готовить жратву, ждать допоздна чужого мужа? Но тогда я не задавалась этими вопросами. Спустя годы меня озарила ужасная мысль, хотелось гнать её, спросить бы у матери, так её уже нет в живых: зачем ты заперла меня в больницу и оставалась две недели наедине с зятем, постоянно пьяненьким? Что это за радость такая? Что за необходимость? А что? Ей тогда было 56, ему 42, разница в 14 лет. Разве это разница? Даже не мать с сыном… Впрочем, возможно, я не справедлива по отношению к матери, которая «всегда желает добра», и она все две недели пасла зятя, чтобы он не привёл какую-нибудь бабу, пока дочь в больнице? Правду я не узнаю никогда…

   По отношению к мужу имею право быть не слишком справедливой. Может, он не привёл бы бабу в моё отсутствие, а вот вполне ебабельная тёща могла сойти. Спустя годы, когда мужа уже не было в живых дочь призналась, как папочка в моё отсутствие по пьяни предложил ей секс – дочери 18 лет: «Что тебе жалко?», скулил он. Не хотелось в это верить, но и дочке не доверять я не могла. Вот такая у меня была семейка.

   Через пару недель пребывания в дородовом я почувствовала схватки внизу живота, кажется, начинается… Сообщила своей врачихе. В ближайшие дни у неё были выходные, поэтому мне не следовало рожать в её отсутствие, и мне ввели хорошую дозу снотворного, после чего схватки прекратились, и я вместе с плодом надолго успокоилась. Так мне притормозили естественные роды.

   Через пару дней врачиха заступила в свою смену и вызвала меня рожать. Теперь мне стали делать искусственные роды — стимуляцию — заставили проглотить хину, завёрнутую в бумагу. Было противно и тяжело, и так в несколько приёмов. Наконец, начались схватки. Никто из медперсонала не удосужился прочистить мне клизмой кишечник перед родами. Помню унизительную картину: когда я обезумела от боли, не в силах дойти до туалета, даже не понимая, где он находится, я присела тут же в большом зале и в присутствии медсестёр и врачей накакала в первый попавшийся на глаза металлический судок, стоящий на полу. Медики презрительно переглянулись…

   Я не кричала от боли, терпела. Это в кино любят показывать, как кричат роженицы. Мне же было стыдно, я была в сознании и только могла стонать… Сколько времени длились муки, не могу сказать. Наконец, блатная врачиха объявила, что можно идти в родильную, или как там у них называется. Привели, положили, вскоре силы совсем стали меня покидать, и тогда врачиха велела ввести внутривенно, видимо, кофеин. Наверно, в этом и состояло платное родовспоможение, а не заплатили бы, просто умерла бы от остановки сердца…  Потом меня разрезали, чтобы головка ребёнка прошла. Когда я услышала крик, мне сказали: девочка, и сразу унесли.

   Меня вывезли на каталке в коридор, я ещё долго лежала в ожидании, не зная чего, трясло от холода и от потери крови. Наконец, завезли в комнатку, где хирург мужчина должен был наложить швы на шейку матки (оказалось, что я порвалась от натуги) и на промежность, которую разрезали ножницами. Я не чувствовала боли, когда он протыкал иглой, только запомнила унижение и стыд, когда врач сказал тоном, в котором слышалось отвращение и презрение: «Держи свою кишку!» Я поняла, что непозволительно расслабилась и из меня полезло то, что я недокакала в процедурной.

   В первую ночь после родов, в палате на 10 рожениц, я спала крепко, и мне приснился эротический сон: моя новорожденная совокуплялась с другим таким же младенцем. Я проснулась от оргазма — это сократилась матка, значит, со мной всё в порядке. Утром принесли дочку, я покормила её грудью, молока было много, так много, что потом на протяжении нескольких месяцев я кормила ещё несколько младенцев.

   Через три-четыре дня меня выписывали из роддома. Муж явился встретить меня и тут же сообщил, что проводить до дому не может, ибо на работе столы накрыты, его ждут праздновать рождение ребёнка. Мы поехали на такси: я, мать, друг семьи со своей любовницей. Перед домом мать велела другу взять новорожденную на руки и внести в дом: так положено, что это должен делать мужчина, а другого мужчины рядом не оказалось… Поднялись в квартиру, друзья сразу ушли, и мать вдруг заспешила на дачу, соскучилась по мужу, бросила мне напоследок: «Не рассчитывай, что я буду стирать пелёнки!» Это было, как плевок от матери. Где же её слова любви? Она даже не поинтересовалась, как я себя чувствую, порванная, вся в швах. Да она об этом и не знала, она не порвалась во время родов, ведь когда какают, жопу не рвут. Я и не рассчитывала, что, кроме меня, кто-то будет стирать пелёнки (подгузников тогда не было).

   Муж приходил с работы ночью, всегда выпивши. Вся тяжёлая работа в первые дни после родов легла на меня одну, из-за этого открылось небольшое кровотечение, но идти к гинекологу не было возможности. Чтобы прекратить кровотечение, я стала принимать таблетки спорыньи, которые были под рукой, кровотечение прекратилось, но грудное молоко было отравлено, и через него дочка получила желудочно-кишечное расстройство. Дитя плакало и мучилось, а я была одна. Где же ты, любящая мама?

   Для меня любовь родных и близких — это нечто эфемерное.


2020 год