Глава 8. Молодые штейгеры продолжение
После окончания третьего курса мы проходим вторую производственную практику. На этот раз я получаю направление на шахту «Краснопольевская - Глубокая». Там меня определяют на участок ВШТ* в бригаду подземных путевых. Руководит ею Михаил Васильевич Надточий. В бригаде восемь человек.
В наши обязанности входит перестилка рельсового пути в горных выработках, ремонт и замена железнодорожных стрелок, подсыпка гравием колеи, чистка водоотливных канав и прочие подобные работы. Орудия труда - отбойные молотки, ломы с кайлами, накидные гаечные ключи и породные лопаты. Механизации никакой - все на грубой мускульной силе.
Народ в коллективе старшего возраста, за исключением меня и Митьки Островного, недавно вернувшегося из армии. Бригадир и остальные называют нас сынками.
Работаем мы, как правило, в первую смену, в час дня выезжаем на гора, в ламповой сдаем светильники с самоспастелями и моемся в рабочей бане. Затем переодеваемся и до прихода автобусов развозящих всех по домам, «забиваем козла» в нарядной.
В дни получения зарплаты, бригада скидывается по два рубля и нас с Митькой командируют в близлежащее село Анновку, за самогоном. Там мы покупает трехлитровый бутылек «хлебного», закусь и возвращаемся в балку рядом с шахтой, где на лужайке у родника нас ждут старшие товарищи.
На развернутой на траве газете раскладывается снедь - крупно нарезанное сало, хлеб, огурцы с помидорами и зеленый лук. По кругу идет граненый стакан, хранящийся в кустах. Ветераны с Митькой принимают по ободок, я половину - опыта маловато.
Затем возникают разговоры о политике и жизни, иногда Михаил Васильевич рассказывает о войне, в которой участвовал. Прошел он ее в пехоте с первого дня до последнего, имеет два ранения и боевые награды.
Когда бутылек пустеет и закуска съедена, бригада неспешно следует пехом домой, благо до города не далеко, каких-то пара километров.
Еще на первой практике, с разрешения отца и без ведома мамы, я начал откладывать часть зарплаты на покупку «Явы». К тому времени он вышел на пенсию и прихварывал. Автомобиль мы продали, требовались деньги на лечение, и мама работала в одной из городских больниц медсестрой.
Теперь у меня имелась нужная сумма и в одно из воскресений, утром, мы с отцом решили съездить на авторынок Ирмино, где можно было приобрести этот мотоцикл. Когда заканчивали в летней кухне, завтрак с ночного дежурства вернулась мама и, узнав, куда мы собрались, заявила, - только через мой труп!
Оказывается ночью к ним привезли разбившегося на мотоцикле парня, скончавшегося во время операции. Мы попытались было возражать, но она оказалась непреклонной. Как результат, поездка не состоялась.
А спустя еще неделю, в начале августа, то же случилось с Саней Рясным и Иваном Свириденко.
В тот вечер (была суббота), мы как обычно компанией отправились на танцы и я прихватил брата - Юрца. Он после окончания средней школы поступил в Харьковское танковое училище, закончил второй курс, и приехал в очередной отпуск. На месте к нам присоединились Леха Криворучко и Саня Рясной, на своих сияющих хромом и никелем мотоциклах.
По уже сложившейся традиции мы затарились в дежурном магазине портвейном, распили его и приняли участие в уже начавшемся в парке веселье. Когда объявили перерыв, решили добавить, но вино в магазине кончилось.
Саня тут же вызвался смотаться за ним на поселок Краснополье-Глубокое, там тоже имелся дежурный магазин. Юрец было увязался с ним, желая прокатиться, но я не пустил. Брат послушался. А вместо него позади Сани сел Иван, мотоцикл, треща мотором, отъехал от парка.
Прошел примерно час, ребята не возвращались, а потом на танцплощадке разнесся слух, на трассе в сторону Краснополье-Глубокое разбились двое на «Яве». Мы заволновались, Леха, заведя свою, тут же умчался туда, а вернувшись, рассказал, что в аварию попали наши ребята. Иван, ударившись головой об асфальт, погиб сразу, а Саню в тяжелом состоянии увезли в больницу.
На следующее утро мы отправились туда, где узнали, что он умер во время операции.
Так по глупости мы потеряли близких друзей, и не сбылась моя мечта о покупке мотоцикла.
Спустя еще год курс обучения заканчивается, нам вручают дипломы горных техников и распределяют по шахтам. Саня получает направление на «Брянковскую», а я на «Краснопольевскую-Глубокую».
Там меня назначают горным мастером-инспектором участка буровзрывных работ. Руководит им горный инженер Эдуард Иванович Елагин, полный, интеллигентного вида мужчина, возрастом за сорок лет.
Участок ведет буро-взрывные работы на шахте и осуществляет технический надзор. В его штате, кроме начальника заместитель, шесть горных мастеров и полтора десятка взрывником.
В обязанности горного мастера входит ежедневный спуск под землю, обход горных выработок и посещение добычных лав в целях проверки соблюдения правил ведения работ, а также пыле-газового режима. При обнаружении нарушений мастер требует устранения их на месте, о чем составляет акт, а при необходимости может остановить технологический процесс.
Свой первый спуск под землю в новом качестве я осуществляю в сопровождении заместителя начальника участка, по фамилии Капустин, разбитного и веселого мужика. Он проводит меня по основным горным выработкам, показывая места замеров уровня содержания метана* в воздухе, средства локализации взрывов, системы пожаротушения и вентиляции.
Далее мы проползаем с ним одну из лав, в которой ведется выемка угля. Там Капустин дает несколько указаний бригадиру в части усиления крепи и включения орошения на комбайне, общается со сменным горным мастером, и мы выезжаем на гора.
- Ну вот,- говорит Капустин, когда вместе моемся в итээровской бане*. Все, что нужно я тебе показал, завтра приступишь к самостоятельной работе.
- Понял, - говорю я, стоя под горячим душем.
Спустя неделю вполне осваиваюсь на новом месте и выполняю свои обязанности. А в начале второй, едва не попадаю под завал. Происходит это в ночную смену.
Получив в кабинете начальника наряд, а в ламповой светильник с самоспасателем и шахтный интерферометр, я спускаюсь в клети под землю и выхожу на горизонте пятьсот пятьдесят метров.
Далее следую по маршруту на один из добычных участков. По дороге произвожу замеры метана в горных выработках, записывая мелом показатели на табличках, проверяю состояние подвесных заслонов из инертной пыли, пожарного трубопровода, наличие огнетушителей и ящиков с песком в силовых электрокамерах.
В тупике откаточного штрека со стоящей там породо-погрузочной машиной обнаруживаю превышение отставания вентиляционного става от груди забоя, о чем делаю отметку в путевом листе.
Затем возвращаюсь к насыпке*, поднимаюсь по лесенке и иду вверх по бремсбергу* с выключенным конвейером. Добравшись до его сопряжения с промштреком сворачиваю туда, и минут через пятнадцать оказываюсь у лавы. Она не работает, там проводится посадка кровли - весьма опасное и ответственное мероприятие.
После выемки части угля в лаве, в ней образуется выработанное пространство. Это увеличивает давление горных пород на кровлю, что может вызвать ее обрушение, нарушение технологического процесса, а то и разрушение самой лавы. Для предотвращения этого и производится ее принудительная посадка. Проводится она специальными бригадами, куда подбираются наиболее подготовленные и опытные шахтеры, получающие повышенную заплату.
Технология проведения работ следующая: добыча угля в лаве прекращается, все механизмы выключаются, посадчики раскрепляют выработанное пространство, покидают его и лава «садиться.
Как лицо горно-технического надзора я обязан присутствовать при проведении данной операции в целях соблюдения техники безопасности.
У лавы встречаю сменного горного мастера по фамилии Клименко, выясняю, что работы близки к завершению, и мы лезем в узкую щель лавы. Он впереди - я сзади. Не успеваем проползти десяток метров, как кровля начинает трещать.
Быстро разворачиваемся и ползем назад Я успеваю выскочить обратно, а Клименко заваливает глыбами породы. Раздается душераздирающий крик, из лавы спешат посадчики, вместе вытаскиваем его на промштрек.
А через минуту в лаве глухо ухает, наружу вырываются клубы пыли, посадка завершена. Клименко со сломанной ногой доставляем на гора, где у ствола уже ждет «скорая помощь». Занимается утренняя заря.
Дома я рассказываю о произошедшем отцу, тот внимательно слушает, дымя беломором, а потом философски изрекает, «бывает». И вспоминает случай, произошедший лет десять назад с его приятелем Тряпичкиным, живущем по соседству на «домиках».
- Он тогда работал бригадиром забойщиков на шахте «Мазуровская». Лава там была крутопадающая, отрабатывали ее отбойными молотками. И вот перед ноябрьскими праздниками, тоже в ночную смену, в ней случился взрыв метана. Всю крепь выбило, лаву завалило начисто, трех из бригады всмятку. А Петру с напарником повезло. Они рубили уголь в среднем уступе, там перекрытие выдержало.
Но оказались в ловушке. Сидели там четверо суток, дышали кислородом через шланг от отбойного молотка, его чудом не пережало. На пятый день к ребятам пробились горноспасатели из ВГСЧ. Петро с той поры заикается, а его напарник сошел с ума. Такие вот, сынок, дела.
- Да, - ежусь я. - Врагу не пожелаешь.
К тому времени Саня Гриценко знакомит нас с Саней Йолтуховским и Женькой Хорунжим со своими одноклассницами из поселка Краснополье - Глубокое. Девушек зовут Надя Черноморец, Валя Ткаченко и Нина Черная. Все они симпатичные и веселые начинаем встречаться.
Вместе купаемся и загораем на поселковом ставке в парке, ходим в кино на вечерние сеансы, посещаем кафе и городские танцевальные площадки. Одним таким субботним вечером, когда мы провожаем девчат домой, за нами увязывается только что вернувшийся из армии Вовка Устименко. Мы вместе учились в школе, он двумя годами старше.
Вовка навеселе, ростом под два метра, служил в десантных войсках и имеет звание старшего сержанта. Ему нравится Надя Черноморец, девушка Сани Йолтуховского, и дембель пытается того «отшить». Когда же это не получается, лезет в драку, получает от Сани кулаком в челюсть и грохается затылком об асфальт.
Поскольку он не подает признаков жизни, мы пугаемся и тащим неудавшегося ухажера к ближайшей колонке. Там, усадив на лавку, и обрызгав лицо водой, приводим в сознание.
- Что это было? - трясет десантник головой.
- Ты, полез ко мне в драку и получил по морде, - хмуро отвечает Саня.
- Точно?
- Точнее не бывает, - подтверждает Женька.
- Ладно, - встает Вовка с лавки, и, покачиваясь, уходит.
На этом все не кончается. Утром меня навещает Саня и сообщает, что к ним домой прибегала мать Вовки, требуя от него извиниться перед сыном. Или напишет заявление в милицию. Делать нечего, идем извиняться.
По дороге заходим в поселковый магазин, покупаем две бутылки марочного портвейна и идем на улицу Щорса, где живет Вовка. Его матери дома нет, сам десантник лежит на койке в саду, примачивая мокрым полотенцем челюсть. Рядом вкопанные в землю стол со скамейкой.
- Чего приперлись? - встречает нас вопросом.
- Вот, решили извиниться, - достав из карманов, ставим на столешницу бутылки.
- Да чего там, я сам был не прав.
Чуть позже, сидя за столом, мы распиваем «мировую», закусывая душистым анисом, а затем прощаемся и уходим.
Спустя пару недель я снова попадаю на работе «в историю». Теперь уже в дневную смену.
Получив от начальника наряд, вместе с Колей Лесиком, тоже выпускником нашего техникума, мы спускаемся под землю и вместе следуем на два смежных участка, находящиеся в восточном крыле шахты.
Дойдя до уклона* оборудованного цепным конвейером, несколько минут наблюдаем как насыпщик качает уголь в стоящий под выработкой подвижной состав, а потом забираемся в перекрытое арочной крепью пространство и идем по уклону вверх. Угол падения у него составляет тридцать градусов, длина более сотни метров. На середине перегиб.
Когда большая часть выработки пройдена, конвейер внезапно начинает трясти, а потом став впереди поднимается по всей длине словно в кошмарном сне. Дергаясь из стороны в сторону, он с грохотом молотит по боковым стенкам выработки, высекая из крепи искры и может нас в любую минуту раздавить.
Сорвав с касок «глазки», мы даем световые сигналы вниз и отчаянно кричим насыпщику, - останови!Но перегиб выработки мешает прохождению света, а в шуме продолжающего работать конвейера насыпщик нас не слышит.
Тогда, уклоняясь от ударов стальной махины, мы бросаемся вперед и влетаем в боковую камеру с электрооборудованием. Еще через несколько минут конвейер останавливается, став с грохотом рушится на почву и наступает звенящая тишина. Немного обождав, мы покидаем свое убежище и бегом преодолеваем последние метры выработки
Вверху, у сорванной головки конвейера уже стоят несколько горняков, а один, на чем свет стоит, костерит по телефону насыпщика.При нашем появлении у всех отвисают челюсти, - вы оттуда? - кивают на уклон.
- Аг-га, - клацаем зубами.
- Считай, хлопцы, вам повезло. Могло мокрого места не остаться.
Вот такая была история с конвейером.
Другая, и тоже экстремальная, случается в следующую субботу.
После окончания танцев Саня Йолтуховский уходит провожать свою девушку, Леха Криворучко и Саня Гриценко прихватив еще двоих, умчались на «Явах» кататься в степь, а я, вместе с Женькой Хорунжим, Колькой Зайцевым и Толькой Парамоновым, располагаемся на скамейке автобусной остановки рядом с нашей улицей.
Настроение лирическое, при мне гитара, я наигрываю «Дом восходящего солнца», ребята внимают.
Потом из темноты раздается песня и в свете фонарей на перекрестке появляется коренастая фигура, в широченных клешах, форменке и сдвинутой на затылок бескозырке
Северный флот, Северный флот!
Северный флот, не подведет!..
громко орет моряк, на его плечах взблескивают золотые лычки.
- Давай к нам, Юрок! - радостно машем мы руками, а Толька закладывает в рот два пальца и оглушительно свистит.
Юрка старше нас на три года и известный в городе хулиган. Служит в Заполярье на подводной лодке, а теперь приехал на неделю в отпуск.
- Закуривай, - присев на скамейку извлекает он из кармана пачку сигарет, и все тянут по одной.
- Импортные? - затягиваясь ароматным дымком, интересуется Женька.
- Ну да. Из Александрии.
- А где это?
- В Египте, тундра, - смеется Юрка. - Мы там были с дружеским визитом.
- Здорово, - удивляемся мы. - Это ж надо!
Между тем отпускник снова лезет в карман и вручает всем по тонкой, обернутой в серебристую фольгу пластинке.
- Че за хрень? - нюхает свою Колька.
- Жвачка, - следует ответ. - Арабская.
Несколько минут мы сосредоточено чавкаем, жвачка всем нравится.
- Да, ништяк у тебя служба, - говорю я.- А мне осенью тоже в армию.
- Просись на флот, - покровительственно хлопает по плечу Юрка. - У нас там шахтерни много.
Со стороны ярко освещенного КПП* на другой стороне перекрестка, доносится металлический лязг, потом из-за железной двери появляются два сержанта с красными погонами.
- О! - радостно ухмыляется отпускник. - Сапоги! Пойду, пообщаюсь.
- Брось, - отговариваем мы его, - не связывайся.
Солдат из роты охраны в городе недолюбливают, а если они появляются на танцах, обязательно возникают драки.
- Не, пойду, - сплевывает на землю , поплотнее насаживает на голову бескозырку и неспешно дефилирует к КПП.
О чем они беседуют, нам не слышно, потом мелькает Юркин кулак и один из сержантов рушится на асфальт.
- В ружье! - испуганно вопит второй и бросается к двери.
Когда Юрка исчезает в ближайшем переулке, из нее вываливает караул, и, гремя сапогами, уносится за обидчиком.
- Хрен они его догонят, - прислушивается к затихающим крикам Толька.
Вскоре солдаты возвращаются, подбегают к нам,пытаясь выяснить, кто это был. Мы их, естественно посылаем, завязывается драка. Силы неравны, их больше. Улучив момент я насаживаю одному на голову гитару, тот орет «ой ухи мои, ухи!» Воспользовавшись замешательством остальных, что есть силы рвем в темноту.
- Гребаный Юрка,- говорю пацанам, когда тяжело дыша, останавливаемся за переездом. - Накрылась моя гитара.
В сентябре нам с Саней Йолтуховским приходят повестки явиться в военкомат. Там нам в числе других призывников сообщают, что всех на неделю отправляют на военные сборы в поселок Анновку.
Спустя два дня пешая колонна будущих защитников Родины в количестве двух сотен человек, сопровождаемая военными, движется, шаркая подошвами по асфальту, своим ходом туда.
Впереди, по сторонам и сзади, флажковые, встречные автомобили притормаживают и пропускают колонну.
Не доходя до поселка сворачиваем на грунтовку меж уже убранных полей и к полудню приходим в пионерский лагерь, расположенный на опушке леса рядом с небольшой речкой. Детей там нет, прибывших встречает военком, полковник Кухарец, еще несколько офицеров и десяток крепких парней, в числе которых Вовка Устименко.
Нас выстраивают на территории, и полковник сообщает, что перед призывом в армию, мы будем проходить здесь военную подготовку.
- А командовать вами и обучать, будут старшины и сержанты запаса! - показывает на крепышей. - Одновременно предупреждаю, кто попытается сачковать, призову в стройбат. Ясно?! - тяжело ворочает шеей.
- Ясно, - вразнобой тянем мы. Служба в строительных войсках никого не прельщает.
Далее всех распределяют по взводам, мы с Саней попадаем к Вовке, каждый селят в отдельном щитовом доме с рядами заправленных одеялами солдатских коек. Потом всех ведут на обед в столовую, где молодые смешливые девчата в белых фартучках кормят нас обедом.
На следующее утро начинается эта самая подготовка. Взводные поднимают нас в шесть, вместе с ними мы бежим трехкилометровый кросс, а потом делаем зарядку. Далее водные процедуры в открытых умывальниках и завтрак.
После него всех разводят на занятия, где мы изучаем автомат Калашникова, наступательные и оборонительные гранаты, а также противогаз. Еще нас знакомят с уставами, по которым живут в армии и обучают ходить строями. Шагистика никому не нравится, но деваться некуда.
Далее следуем на обед, после него час отдыха, а потом начинаются физические упражнения на спортивной площадке. Мы бегаем стометровку на время, делаем подъемы переворотом и выходы силой на турнике, прыгаем через коня и лазаем по канату. Получается практически у всех, поскольку многие работают на шахтах, а там хилым, как известно, делать нечего.
После ужина наступает свободное время, мы гоняем за лагерем в футбол, вечером для всех крутят фильм в летнем кинозале. Далее совершаем вечерний моцион, после него перекличка, в двадцать два часа отбой. За всем этим пристально следят взводные и несколько военкоматских офицеров.
Одним таким днем, ближе к отбою, нас с Саней навещают Леха Криворучко и Саня Гриценко, приехавшие на «Явах». На территорию лагеря их не пускают, с разрешения взводного Вовки Устименко встречаемся за ней.
После обмена новостями гости сообщают, что привезли нам пару бутылок портвейна «Три семерки» и показывают место, где спрятали - в кустах лещины неподалеку. Затем прощаются и уезжают, а мы возвращаемся обратно.
Рассказываем о гостинце Устименко, тот после отбоя забирает его, и мы распиваем вино, уединившись в укромном месте.
За день до окончания сборов в лагерь снова приезжает военком в сопровождении капитана-мотопехотинца и отделения солдат. На оборудованном за лесом полигоне с нами проводят учебные стрельбы. Каждому выдают по три патрона к автомату, из положения лежа палим по команде в фанерные мишени, установленные в сотне метрах впереди.
Как и следовало ожидать, попаданий мало, но претензий к нам не предъявляют. Главное, выполнили боевое упражнение.
На следующее утро колонна в том же составе движется обратно с песней. За неделю мы познакомились друг с другом, завели новых друзей и неплохо провели время.
В октябре мы гуляем у Сани Йолтуховского на свадьбе, он женится на девушке с которой встречался, а после ноябрьских праздником нас призывают в армию. Мы с Саней попадаем в команду «семьдесят» (военно-морской флот). Туда же определяют троих знакомых по сборам ребят - Кольку Белецкого, Сережку Чмура и Витьку Костенко. Колька спокойный и рассудительный здоровяк, Сережка длинный и жилистый, Витька наоборот, мелкий, но очень сильный. Десять раз подтягивается на турнике на одной руке.
Перспектива служить три года никого не радует, но ничего не попишешь - надо...
Свидетельство о публикации №225080101519