Цин-Цин - 12 - 13
Цин-Цин шла по узкой тропе, ведущей к священному озеру Лунных Слез. Каждый год это паломничество совершали правители ее народа, стремясь обновить свою связь с природой и обрести мудрость древних.
Вокруг раскинулся густой лес, который в этот миг казался тихим, будто сам готовился к встрече с царевной. Высокие деревья тянулись к небу, покрытые нежной паутиной зелёных листьев, а воздух наполнял тонкий аромат сосновой смолы и влажной земли. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, создавали причудливую игру света и тени на лесной подстилке. Мягкий мох под ногами приглушал шаги, а где-то вдалеке слышалось нежное журчание ручья.
Лес дышал вместе с ней. Эльфийка чувствовала его дыхание в каждом порыве ветра, который нежно перебирал пряди её волос, в каждом солнечном блике, танцующем на её щеках. Она знала названия всех деревьев, что окружали её. Вот могучий сребролист, чья кора обычно в сумерках отливала лунным светом, а вот шепчущая ива, склонившая свои ветви к журчащему ручью, словно желая поделиться с ним древними тайнами. Под её ногами пружинил ковер из мха изумрудного цвета, и казалось, что сама земля приветствует свою правительницу, смягчая для неё путь. В воздухе витал сложный букет ароматов. К запаху сосновой смолы и влажной земли примешивались сладкие ноты дикого жасмина и терпкий дух папоротника. Иногда доносился тонкий, почти неуловимый аромат лунных лилий, которые распускались только в самые светлые ночи.
Цин-Цин шла тропами альвов, оставляя одновременно за спиной десятки лиг, погруженная в свои мысли. Путь к трону не был усыпан цветами. Победа над братом, оставила в её душе горький осадок. Он, в отличие от юных годов, гораздо позже верил, что сила эльфов заключается в изоляции, в строительстве неприступных городов из белого камня и в совершенствовании военного искусства. Тиерин презирал то, что он называл «старым колдовством», зависимость от капризов природы. Он хотел, чтобы эльфы полагались только на себя, на остроту своих клинков и прочность своих стен. Некоторые поддержали его, устав от неопределенности, которую несла в себе связь с лесом. Цин-Цин же всегда верила, что истинная сила её народа кроется в гармонии, в единстве с миром, который их породил. Она видела величие не в камне, а в живом дереве, не в блеске стали, а в чистоте родниковой воды. Эта победа была не просто захватом власти, а выбором пути для всего эльфийского народа. И теперь, совершая это паломничество, она искала не только личного обновления, но и подтверждения, что её выбор был верным. Девушка надеялась, что духи леса и воды дадут ей знак, благословят её правление.
Цин-Цин шла уверенно, с легким волнением. В этом году паломничество имело для нее особое значение. Она недавно вступила на путь правления, одолев своего брата в борьбе за трон. Эта победа далась ей нелегко, но показала эльфийскому народу ее силу.
Проходя мимо зеркальных цветов, Цин-Цин бросила на себя короткий взгляд. Платье, сотканное из тончайшего шелка и украшенное символами древних эльфийских родов, мерцало в свете закатного солнца. Глубокий изумрудный цвет ткани подчеркивал стройную фигуру царевны. Поверх наряда была накинута легкая накидка, расшитая серебряными нитями, образующими узоры листьев и цветов. На поясе, украшенном драгоценными камнями, висел кинжал, символ власти и одновременно защиты.
Длинные светлые волосы, доходившие до пояса, были заплетены в сложную косу, украшенную жемчужными нитями. Ее голубые глаза, ясные и глубокие, как горные озера, внимательно осматривали окружающий лес. Стройная фигура царевны двигалась с грацией и достоинством, присущими ее высокому роду.
На ногах девушка носила изящные сапожки из мягкой кожи, украшенные тонкой вышивкой и маленькими серебряными пряжками. Они идеально подходили для долгих прогулок по лесу, обеспечивая комфорт и защиту.
Когда эльфийка наконец вышла на берег озера, сойдя с тропы альвов, её сердце тревожно сжалось. Лунные Слезы, к которым она стремилась, исчезли. Озеро, питавшее веками лес и даровало силу правителям эльфов, пересохло. В его центре зияла потрескавшаяся земля, а вокруг неё темнели засохшие травы. Деревья, некогда стоявшие гордо и величественно, поникли. Их листья пожелтели и осыпались на землю ковром.
«Что… Но почему? Каким образом? «
Цин-Цин долго стояла в ошеломлении, пытаясь осознать, что произошло. Лес, который всегда был полон жизни, теперь оказался мёртв. Вокруг витал странный гул, будто бы сама природа пыталась что-то сказать, но её голос был слаб и едва слышим за сильным биением сердца эльфийской правительницы.
Царевна сделала несколько неуверенных шагов вперёд, опустившись на колени у края высохшего озера. Она дотронулась до потрескавшейся земли и почувствовала, как по ее коже пробежал холодок. Это место больше не дышало так, как раньше, в её детстве, когда совсем маленькой, её отец брал сюда.
— Почему это случилось? — прошептала она, обращаясь к лесу, но ответа не последовало.
Цин-Цин решила остаться у озера. Она знала, что не сможет вернуться домой, пока не поймёт причину того, что произошло с этим священным местом.
Первый день она провела в молчаливом отчаянии, обходя высохшее ложе озера снова и снова. Она касалась мертвых, почерневших корней деревьев, что когда-то пили из его вод. Она поднимала с земли сухие, ломкие листья, которые хрустели в её пальцах, превращаясь в пыль. Всё вокруг кричало о смерти и запустении. Странный гул, который она услышала вначале, не прекращался. Он был похож на стон, на плач самой земли, лишенной своей живительной крови.
На второй день Цин-Цин решила действовать. Она знала, что лес не может быть абсолютно мертв. Где-то должны были остаться духи, пусть и ослабевшие. Она нашла ручей, который раньше впадал в озеро. Теперь это была лишь влажная полоса земли с редкими лужицами мутной воды. Сев на колени у самой большой из них, она опустила ладони в прохладную грязь и закрыла глаза, сосредоточившись.
— Дух воды, дитя Лунных Слез, я взываю к тебе, — прошептала она на древнем наречии.
Голос был мягким и напевным.
— Я Цин-Цин, дочь этого леса. Говори со мной. Скажи, что иссушило твой дом?
Сначала была лишь тишина. Затем поверхность воды в лужице под её руками слегка задрожала. Из глубины поднялся едва различимый шепот, тонкий и слабый, как предсмертный вздох.
— Ж…а…ж…д…а…
Голос шелестел, полный боли.
— Ти…ши…на… Они больше не поют… Песня ушла… и вода ушла за ней…
— Кто они, какая песня? — взмолилась Цин-Цин, но дух замолчал.
Его силы, по-видимому, иссякли.
Она поняла, что духи слишком слабы, чтобы дать ей ясный ответ. На третий день она пошла вглубь рощи, где стояли самые древние деревья. Она подошла к могучему дубу, чья кора была изрезана морщинами веков. Прижавшись лбом к его стволу, эльфийка попыталась услышать голос дриады, живущей в его сердцевине.
— Мать леса, мудрая и древняя, — вновь обратилась она. — Твои корни уходят глубоко в землю. Ты видела смену сотен поколений. Что случилось с озером? Почему лес умирает?
Ответом ей был скрип старого дерева. В её сознании возникли не слова, а образы и чувства. Одиночество. Холод. Ощущение, будто от неё отрезали что-то жизненно важное. Затем пришел глухой, сердитый ропот, похожий на треск сухих веток.
— Забыли… — пронеслось в её разуме. — Их шаги больше не слышны на наших тропах. Их голоса молчат. Камень… холодный камень… они предпочли его живому дереву. Они берут, но не отдают. Гармония нарушена. Равновесие потеряно.
Цин-Цин отшатнулась от ствола, тяжело дыша. Слова дриады были резкими, полными обиды. Теперь она начинала понимать. Проблема была не в засухе или каком-то проклятии. Проблема была в её народе. В эльфах.
Ночами ей снились странные, яркие видения. Она видела серебристые воды озера, которые не просто высыхали, а словно втягивались обратно в землю, уходя от мира, который стал им чужд. Она слышала голоса своих предков, но они не звали её, а скорбели, оплакивая утраченную связь. В этих снах она чувствовала себя частью чего-то большего, древнего и могущественного, что сейчас было разорвано и забыто.
В одну из ночей, когда полная луна заливала мёртвую долину призрачным светом, она почувствовала чьё-то присутствие. Воздух стал плотным, насыщенным запахом древней магии. Цин-Цин медленно подняла голову и увидела его. Из тени деревьев вышел огромный старый олень. Его рога, похожие на ветви засохшего серебряного дерева, казалось, венчала сама луна. Шкура его мерцала, словно сотканная из звёздной пыли, а глаза светились мудростью веков. Это был не просто лесной житель, а один из Великих Духов, хранитель самого сердца леса.
Он подошел бесшумно и остановился в нескольких шагах. Взгляд был спокойным, но пронзительным, словно он видел не только её, но и всю историю эльфийского рода.
— Ты ищешь ответы там, где остались лишь последствия, дочь леса, — произнёс он.
Голос существа не был звуком в привычном понимании. Он рождался прямо в её сознании, глубокий и резонирующий, как гул земли.
— Озеро не умерло. Оно уснуло. Оно отвернулось от тех, кто перестал его видеть.
Цин-Цин медленно поднялась на ноги, склоняя голову в знак уважения. Пальцы невольно коснулись амулета на шее, древнего символа связи эльфов с природой. Под одеждой, на шнурке, также находилась птица старого мастера, которая грела кожу.
— Великий Дух, — прошептала она. — Я не понимаю. Как мы могли забыть? Мы живём в этих лесах тысячи лет. Мы поём песни деревьям и говорим с ветром.
Олень медленно качнул своей величественной головой.
— Вы поёте слова, но забыли их смысл. Вы говорите с ветром, но не слышите его ответа. Ваш народ отгородился от нас стенами из белого камня и гордыни. Вы стали считать лес своей собственностью, а не своим родителем. Вы приходите сюда, чтобы взять силу, но забыли, что сила рождается из обмена, из равновесия. Вы перестали отдавать.
— Отдавать? Что мы должны отдавать?
— Ваше внимание. Ваше уважение. Вашу радость. Ваши песни, идущие от сердца, а не от привычки. Вы забыли Ритуалы Равновесия, когда эльфы и духи танцевали вместе под луной, делясь своей энергией. Вы забыли Песнь Сотворения, которая напоминает каждой травинке, каждому камню, что они часть единого целого. Ваш народ стал слишком серьёзным, слишком занятым своими войнами, политикой и ремёслами. Вы разучились слушать тишину и радоваться солнечному лучу. Лес чувствует это забвение как холод. А озеро, будучи сердцем этой земли, не может биться в холоде. Оно ушло вглубь, ожидая, когда его дети вспомнят дорогу домой.
Цин-Цин слушала, и с каждым словом духа пелена спадала с её глаз. Она вспоминала речи своего старшего брата Айрана о величии эльфийской цивилизации, о новых городах, о торговле и союзах. И она понимала, что во всём этом не было места для тихого шёпота ручья или танца теней на закате.
— Что мне делать? — спросила она. — Как нам всё исправить?
Олень-дух медленно обошел её, и там, где его копыта касались земли, на мгновение прорастали призрачные цветы, светящиеся в лунном свете.
— Ты уже начала, — ответил он. — Ты пришла сюда не как правительница за данью, а как дочь, обеспокоенная здоровьем матери. Твоё сердце открыто. Но одного сердца мало. Ты должна напомнить остальным. Не приказывай им, а покажи. Возродите древние ритуалы. Не как представление, а как искренний порыв души. Пойте Песнь Сотворения не потому, что так написано в свитках, а потому, что вы чувствуете её в своей крови. Принесите к озеру не золото и драгоценности, а смех ваших детей и благодарность ваших стариков. И принеси жертву. Не жертву крови ради крови, а жертву гордыни. Покажи земле, что ты, правительница, готова склониться перед ней.
С этими словами дух начал медленно таять, растворяясь в лунном свете, пока от него не осталось лишь слабое мерцание в воздухе и глубокое понимание в сердце Цин-Цин.
На следующий день девушка решила действовать. Она вспомнила древние ритуалы, которые когда-то проводили её предки, усиливая связь с природными силами. Эти знания передавались из поколения в поколение, но давно остались лишь в полустёртых записях старинных свитков, да в памяти королевских особ. Царевна знала, что одного ритуала будет недостаточно. Чтобы вернуть жизнь озеру, ей нужно было показать смирение и жертву, не как правительнице, а как простой дочери природы.
Ночью она подошла к самому центру высохшего озера. Лунный свет, пробивающийся сквозь редкие облака, освещал потрескавшуюся землю, превращая её в серебристое полотно. Царевна достала из-за пояса кинжал. Его рукоять была украшена резьбой, изображающей сплетающиеся корни деревьев, символизирующие единство эльфов и природы.
Эльфийка вздохнула, и в этот момент лес, казалось, замер, ожидая её следующего шага. Цин-Цин подняла кинжал и медленно провела острием по своей ладони. Тёплая кровь закапала на землю, окрашивая её тёмно-красными пятнами. В этот миг она проговорила слова древней клятвы, призывая духов леса и силы природы вернуться, простить их народ и восстановить утраченную гармонию.
— amin antava seere amin’voronwer an lye, — начала она на древнем эльфийском. — Я отдаю свою кровь в знак покаяния и смирения. Naur en-firith t;r gwaew. Наш народ забыл свои корни, но я обещаю, что мы вернёмся к ним. Tolo dan nan galad. Пусть моя жертва станет началом нового пути.
С каждым её словом земля под ногами начинала вибрировать. Легкий ветерок перерос в сильный порыв, закруживший вокруг неё листья и пыль. Воздух наполнился ароматом свежей листвы и влажной земли. Лес реагировал на призыв. Ветви деревьев зашумели, приветствуя пробуждение древних сил. Мелкие камешки на земле задрожали, а затем начали перекатываться.
Из потрескавшейся почвы вдруг пробился первый тонкий ручей. Вода, мерцающая в свете луны, принялась заполнять высохшее ложе озера. Звук журчания смешался с шелестом листвы, создавая гармоничную симфонию пробуждающейся природы.
— hannon le, — прошептала она, благодаря силы природы за их отклик. — Мы снова едины.
Цин-Цин почувствовала, как её силы уходят, но это было ощущение очищения и обновления, а не слабости. Она опустилась на колени, наблюдая, как вода постепенно поднимается, наполняя озеро. Лунные Слезы вновь оживали, и вместе с ними возвращалась жизнь в этот умирающий лес.
Прошло несколько часов. Когда свет утреннего солнца коснулся кромки леса, озеро уже полностью наполнилось. Вода была кристально чистой, отражая небо и деревья, словно зеркало. Лес тоже начал меняться. Листья на деревьях вновь зазеленели, цветы пробивались сквозь почву, а в воздухе раздались птичьи трели, которых не было слышно уже много дней.
Цин-Цин стояла на берегу озера, наблюдая это чудо. Она знала, что её жертва помогла, но для настоящего исцеления потребуется больше времени. Эльфам предстояло заново построить отношения с природой, восстановить утраченную гармонию. Их народ больше не сможет жить так, как прежде. Но царевна была готова вернуться к своему народу и повести его по новому пути.
Обратный путь Цин-Цин был совсем другим. Лес, который встретил её мёртвой тишиной, теперь звенел жизнью. Она шла по той же тропе, но теперь под её ногами не хрустели сухие листья, а мягко пружинил влажный, напитанный жизнью мох. Воздух был свежим и чистым, наполненным ароматом мокрой земли, распускающихся почек и цветов, которые, казалось, раскрылись все разом. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, но теперь их свет был не бледным и печальным, а тёплым и золотистым.
Из кустов выскочил заяц и, безбоязненно взглянув на неё, устремился дальше по своим делам. Высоко в кронах деревьев зазвучали птичьи трели, сплетаясь в радостную, многоголосую симфонию. Цин-Цин улыбнулась. Это была та музыка леса, которую она помнила с детства.
Проходя мимо ручья, где она говорила со слабым духом воды, она остановилась. Ручей больше не был жалкой струйкой. Он весело бежал по камням. Его воды были прозрачными и сверкали на солнце. Цин-Цин подошла к воде и опустила в неё руку. Вода была прохладной и живой. Вдруг на поверхности образовалась легкая рябь, и она услышала в своём сознании звонкий, счастливый смех.
— Спасибо, сестра поющей крови! — прозвенел голос духа, теперь сильный и ясный. — Вода снова танцует!
— Танцуй, малое дитя, — с улыбкой ответила Цин-Цин. — И пусть твой танец никогда не кончается.
Она продолжила свой путь, и ей казалось, что каждое дерево кланяется ей, каждый цветок поворачивает свою головку в её сторону. Это было не раболепие, а благодарное приветствие. Она чувствовала, как природа принимает её, признаёт частью себя. Гармония была восстановлена, и лес отвечал ей взаимностью. Теперь её задача была принести это чувство своему народу.
Когда Цин-Цин вернулась в свой дворец, её встретили с почестями, но она уже не чувствовала себя той же правительницей, когда покидала эти стены. В её глазах была мудрость, которую она обрела у озера Лунных Слез. Она знала, что её долг, не просто править, а направлять свой народ, учить его помнить о древних традициях, которые связывают их с природой. Эльфы должны были вновь обрести свою истинную силу. Не власть над миром, а способность жить в согласии с ним.
Корона.
Цин-Цин, будущая королева, проснулась в своем лесном дворце, возвышавшемся среди ветвей, далеко за городом. Покои заливал мягкий утренний свет, а в воздухе витал аромат жимолости и ночных фиалок. Она не спала уже несколько часов, прислушиваясь к дыханию просыпающегося леса и собственному сердцу, которое стучало взволнованным птенцом в груди.
— И чего дрожать, как осиновый лист на ветру? — проворчал сонный голосок Фырки, которая выбралась из-под одеяла и потянулась, сверкнув угольной кожей. — Подумаешь, наденут на тебя блестящую ветку и заставят клятвы говорить. Скукотища! Вот если бы тебе вручили огненный хлыст и право поджаривать всех, кто тебе не нравится, — это была бы настоящая коронация!
— Молчи, ворчунья, — с улыбкой прошептала Цин-Цин, осторожно погладив саламандру по тёплой спинке. — Ты просто не понимаешь всей ответственности.
— Ваше высочество, пора!
В комнату бесшумно вошла Элира, неся на руках церемониальное одеяние. За ней следовала её мать, наставница принцессы, мудрая Элария. Лицо, испещрённое сеточкой морщин, было как никогда серьёзным, но в глазах светилась тёплая поддержка.
— Как ты, дитя моё? — спросила Элария, пока Элира помогала Цин-Цин облачиться в платье, сотканное из тончайшей паутины, где каждую нить украшали лунные камни и жемчужины.
— Я волнуюсь, наставница, — честно призналась Цин-Цин. — Что, если я не справлюсь? Что, если я окажусь недостойной?
«Вот именно! — тут же встряла Фырка, уже перебравшаяся на плечо принцессы и пытавшаяся спрятаться в её светлых волосах. — Давай просто сбежим? Найдём уютную пещеру с лавовым озером. Будем жить припеваючи!»
Элария подошла ближе и взяла руки Цин-Цин в свои. Ладони были сухими и тёплыми, как кора согретого солнцем дерева.
— Достойным не рождаются, им становятся, — тихо, но твёрдо сказала она. — Лес выбрал тебя не за твою силу или знания, а за твоё сердце. Оно чистое и способно любить. Это главное оружие и главный дар правителя. Помни об этом, когда корона покажется тебе слишком тяжёлой.
Дриады, её верные служанки, безмолвно вошли в комнату. Они помогли завершить облачение, а затем возложили на голову Цин-Цин временный венец из живых цветов. Их благоухание слилось с ароматами леса, подчеркивая глубокую связь с природой. Девушка посмотрела на своё отражение в глади серебряного зеркала. Из него на неё смотрела не просто принцесса, а будущая королева, в глазах которой смешались страх и решимость.
Дорога к Священной поляне была узкой и извилистой, сотканной из света и корней древних деревьев. По ней, подпрыгивая на ухабах, неслась карета, больше похожая на произведение искусства, чем на транспорт. Вырезанная из цельного куска живого дерева, она была украшена тончайшей резьбой в виде переплетающихся лиан и цветов.
Однако гармонию этого зрелища нарушал громогласный, ворчливый голос, принадлежавший вознице.
— А ну, стой, ты, исчадие драконова помёта! — ревел гном Трясуноборозд, дёргая за вожжи.
Его густая, заплетённая в десятки косичек борода тряслась от негодования.
— Я сказал, налево, козёл ты безрогий! Налево!
Карету везла шестёрка белоснежных эльфийских скакунов, но один из них, самый норовистый конь по кличке Лапушка, явно решил испытать терпение гнома. Он мотал головой, фыркал и норовил свернуть на едва заметную тропинку, ведущую в чащу.
— Вашество, вы уж простите, — прокряхтел Трясуноборозд, не оборачиваясь к пассажирам. — Этот овёс ходячий сегодня решил, что он не королевский скакун, а дикий мустанг. Лапушка! Чтоб тебе копыта в узел завязались! Слушай меня, а не белок в кустах!
Внутри кареты, на мягких подушках, сидела Цин-Цин. Рядом с ней, поправляя складки на её платье, хлопотала служанка Элира. Цин-Цин старалась сохранять спокойствие, но её сердце и так колотилось от волнения перед церемонией, а выходки Лапушки и ругань Трясуноборозда не добавляли умиротворения.
Из-под складок её роскошного наряда раздался тихий, но едкий шёпот, который слышала только она:
— Ну и колымага! Трясёт, как в мешке с камнями. А этот бородатый коротышка сейчас лопнет от злости. Будет забавно посмотреть на такое.
Цин-Цин едва заметно улыбнулась. Фамильяр, огненная саламандра, которая сейчас уютно устроилась у неё между грудей, спрятавшись от чужих глаз, продолжала ехидничать.
— Перестань, Фырка, — мысленно ответила принцесса. — Трясуноборозд — лучший возница в королевстве.
— Лучший? — фыркнула саламандра. — Он с одной лошадью справиться не может! Лапушка, какое дурацкое имя для такого вредного животного. Я бы назвала его Занозой. Очень подходит.
— Ваше высочество, мы почти на месте, — мягко сказала Элира, заметив лёгкую тень беспокойства на лице принцессы. — Не обращайте внимания. Трясуноборозд просто любит поговорить с лошадьми. Он считает, что так они лучше его понимают.
— Я знаю, Элира. Просто… сегодня всё кажется таким важным, таким значительным, — вздохнула Цин-Цин, глядя в окно на проплывающие мимо деревья.
Наконец карета, сопровождаемая двадцатью молчаливыми эльфийскими телохранителями с длинными луками за спиной, выехала на край Священной поляны и плавно остановилась. Трясуноборозд соскочил с козел, отряхнул руки и с грохотом открыл дверцу.
— Приехали, вашество! — пробасил он, отвешивая неуклюжий, но искренний поклон. — Доставил в целости и сохранности вашу попку, хоть этот Лапушка и пытался утащить нас в болото к кикиморам!
Цин-Цин с помощью Элиры грациозно вышла из кареты. И тут же к ней подвели великолепное создание, белоснежного единорога с гривой, в которую были вплетены живые цветы, и витым перламутровым рогом, излучавшим мягкое сияние. Это был её церемониальный скакун.
Девушка с благоговением протянула руку, чтобы погладить его по шелковистой шее, как животное вдруг дико всхрапнуло и шарахнулось в сторону, испуганно вращая глазами. По рядам присутствующих пронёсся недоумённый шёпот. Единороги, символ чистоты и невинности, никогда не сторонились тех, кто чист. Цин-Цин замерла, и краска стыда залила её щеки. Она знала причину. Знала, что её встречи с Кайленом, а после капитаном королевской стражи, её жаркие ночи вдали от дворца, не остались незамеченными для магии этой проклятой твари.
Все стояли в недоумении. Эльфы переглядывались, наставница Элария нахмурилась, а лицо служанки Элиры пошло багровыми пятнами от ужасной догадки, которую она не смела произнести вслух. И лишь один Трясуноборозд, казалось, ничуть не удивился. Для него это было не осквернённое волшебство, а просто ещё одно упрямое копытное.
— Ах ты ж, исчадие лунного света! — взревел гном, мигом оценив ситуацию.
Его борода снова затряслась от праведного гнева.
— Стоять, говорю, коза однорогая! Думал, раз с рогом, так тебе всё можно? А ну, держи морду!
С неожиданной для его роста и комплекции ловкостью, гном подскочил к единорогу и, презрев всю его святость, крепко ухватил упрямца за перламутровый рог. Животное взбрыкнуло, пытаясь высвободиться, но Трясуноборозд держал мёртвой хваткой, уперев ноги в землю.
— Я и не с такими баранами справлялся, вашество! — прорычал он, с трудом удерживая бьющееся создание. — Этот ваш ходячий символ… похуже Лапушки будет! Тот хоть в болото тянул, а этот, видать, прямиком в ад решил сигануть!
Он дёрнул за рог так, что единорог жалобно заржал и наконец замер, злобно кося глазом. Гном победоносно хмыкнул и кивнул Цин-Цин.
— Садитесь, вашество. Довезу эту… Святыню.
— Ай да символ чистоты! — немедленно прошипела Фырка из своего укрытия. — Кажется, кто-то не прошёл проверку на непорочность. Конфуз-то какой, ваше высочество! Вся поляна теперь гадает, чем же вы так прогневали эту ходячую жемчужину.
— Заткнись, — прошептала будущая королева.
Потом она обратилась вновь к гному:
— А как же… Он не сбросит меня?
Она старалась не смотреть на служанку, чьё лицо выражало смесь ужаса и осуждения.
— Мастер Трясуноборозд, прошу, не отпускайте его… — взмолилась она. — Сопроводите меня!
— Куда ж я денусь, вашество, — прокряхтел гном, для которого просьба будущей королевы была законом, даже если касалась такого глупого дела. — Подержу этого упрямца. Лишь бы он мне бороду не оттоптал.
Так и началось самое странное шествие в истории лесного королевства. Верхом на белоснежном, но крайне недовольном единороге сидела будущая королева, стараясь сохранять величественный вид. А рядом, вцепившись в сияющий рог, шагал разгневанный гном, который тащил священное животное за собой, как упирающегося быка, и ругался себе под нос на всё, что связано с чистотой, невинностью и плохим характером.
На Священную поляну один за другим начали прибывать гости. Эльфы-лучники стояли в рядах вдоль тропинки, ведущей к церемониальному помосту. Их луки, украшенные серебряными резьбами, поблескивали на солнце. Гномы-ювелиры, несущие драгоценные дары, шагали медленно и степенно, словно вес их сокровищ был столь же велик, как и их значимость. Кентавры, сдерживая волнение, стояли у края поляны, бья копытами по земле от нетерпения. Различные другие существа тоже не остались в стороне. Грациозные фениксы расправляли свои огненные крылья, грифоны с мудрыми глазами наблюдали за происходящим, фавны переговаривались шепотом, а в небесах кружили драконы, отбрасывая величественные тени.
Когда все собрались, началась торжественная процессия. Цин-Цин выехала на белоснежном единороге, который плавно ступал по земле. Его сверкающий рог отражал солнечные лучи, добавляя магии и без того волшебной атмосфере. Взоры всех присутствующих устремились к царевне, и в этот момент лес, казалось, затаил дыхание.
— Смотрят, как на диковинку, — прошипела Фырка, выглядывая из-под ворота платья. — Наверное, гадают, почему у тебя под одеждой что-то шевелится и тихо ругается. Смотри, не свались с этой ходячей вешалки для рога. Будет очень смешно.
Цин-Цин сделала вид, что не слышит, и сосредоточилась на своей цели. Она медленно двигалась к центру поляны, где её ждал Древний Дуб, великая сущность леса, хранитель мудрости и силы. Его крона, казалось, подпирала само небо, а на могучих ветвях сидели мудрые совы и белые голуби, символы мудрости и мира. У подножия дуба стояли её родители, король Эларайон и королева Лиандриэль, а также главный советник Таэрон. Лицо отца было как всегда суровым и непроницаемым, но Цин-Цин уловила в его взгляде едва заметную гордость. Мать же смотрела на неё с открытой нежностью и тревогой. Рядом с ними, чуть в стороне, стояла её младшая сестра Лирия. В её глазах не было ни радости, ни тепла, лишь холодное любопытство и тень затаённой обиды.
Цин-Цин продолжала медленно двигаться к центру поляны, где её ждал Древний Дуб, великая сущность леса. В груди ощущалось сильное волнение. Как-никак, не каждый день происходит такое событие.
Церемония началась с ритуала очищения. Наяды, появившиеся из ближайшего ручья, окропили её прохладной водой из священного источника, а сильфы, танцуя в воздухе, овеяли лёгким ветерком, который забирал с собой все тревоги и сомнения. Цин-Цин стояла неподвижно, чувствуя, как невидимые нити природы смывали с неё остатки неуверенности.
— Бр-р-р, мокро! — возмутилась Фырка, съёжившись. — Холодно! Я сейчас потухну! Не могли придумать ритуал с огнём? Например, прыжки через костёр. И весело, и мне приятно.
Затем наступил момент единения с лесом. Она медленно ступила босыми ногами на землю. Пальцы ощутили мягкость мха и прохладу земли. Лёгкий ветерок наконец успокоился, и тишина накрыла поляну. Цин-Цин протянула руки и положила их на шершавую кору Древнего Дуба. Закрыв глаза, она погрузилась вглубь себя, чувствуя, как энергия леса начинала течь сквозь неё, наполняя силой и мудростью предков. Присутствующие видели, как слабое зеленоватое сияние начало исходить из её рук, и лес, словно признав её своей, откликнулся шелестом листвы.
Кульминацией церемонии стал момент, когда перед ней предстал Хранитель Короны. Древний энт, медленно шагающий сквозь ряды гостей. Его движения были неторопливыми, величественными.
Хранитель Короны, старый энт, был сродни самому лесу. Его кору покрывал мох. Ветви обвивали лианы, а глаза в виде желудей светились древней мудростью, которую он нес сквозь века. Медленно, с осторожностью, он подошел к Цин-Цин, держа в своих руках священный артефакт эльфийского королевства, тиару, сплетённую из живых ветвей и инкрустированную самоцветами, сверкающими в первых лучах утреннего солнца.
Все присутствующие замерли, когда энт протянул корону. Казалось, само время остановилось в этот момент. Цин-Цин опустила голову, и Хранитель Короны аккуратно возложил тиару на её виски. Как только ветви коснулись её головы, корона ожила: листья мягко шевельнулись, а самоцветы засияли ещё ярче.
Гости застыли в ожидании, когда она, подняв голову, произнесла древнюю клятву на эльфийском языке. Язык этот был настолько древним, что сами слова, казалось, текли, словно река, и шелестели, как ветер в кронах деревьев. В голосе звучала твёрдая решимость и нежная забота о каждом уголке леса, о каждом его обитателе, от самого маленького зверька до могучих существ. Она поклялась хранить лес, оберегать его мир и защищать его.
— Я, Цин-Цин, дочь леса, клянусь вечно быть его защитницей. Клянусь охранять каждый лист, каждую ветвь, каждый ручей и каждое живое существо, что находит приют под сенью древ. Пусть моя сила станет щитом для леса, моя мудрость, его проводником. а моя душа, его неугасимым светом.
Она перевела дыхание, после чего продолжила:
— Я клянусь защищать лес от любого зла, будь оно явным или скрытым, и хранить мир его обитателей, как хранит мать своих детей. Пусть мой голос будет эхом его ветров, а моё сердце, пульсом его древних корней. От первого рассвета до последнего заката, до тех пор, пока мой дух будет дышать, я буду хранительницей этого священного мира.
Голос девушки наполнил пространство тишиной, в которой слышался лишь шёпот листьев, словно сам лес принял её слова как часть своей вечной песни.
— Ну всё, наобещала с три короба, — пробурчала Фырка. — Теперь попробуй всё это выполнить. Я бы на твоём месте пообещала всем побольше выходных и бесплатный нектар. Вот это была бы популярная королева!
И в этот миг что-то волшебное произошло. Вся поляна будто ожила: цветы, которые ещё минуту назад были лишь нераспустившимися бутонами, разом расцвели, наполняя воздух чудесным ароматом. Ветви деревьев зашумели, приветствуя новую королеву, а в небе появилась яркая радуга, соединяя землю и небеса. Это был знак благословения самой природы, подтверждение того, что Цин-Цин принята как истинная владычица.
Но все вдруг испуганно зашептались, расходясь, уступая дорогу хрупкой на вид фигуре, которая возникла неожиданно на этом празднике. Гномы и эльфы попятились, желая держаться подальше, а сама ЦинЦин внутренне вздрогнула. Она даже и предположить не могла, что когда-нибудь встретиться с ней…
Когда Королева Демонов Ноктес внезапно появилась под древними кронами леса, её шаги были почти невесомы, как сама тьма, которую она воплощала. Правительница бездны приняла облик прекрасной человеческой девушки. Длинные, как шёлк, чёрные волосы каскадом спадали на её хрупкие плечи. Лицо, бледное, как лунный свет, было совершенным, но глаза… Глаза были холодны, будто в них застыла вечность. Лес замер, чувствую её присутствие, но не дрожал. В воздухе повисла напряжённая тишина, когда Ноктес остановилась перед Цин-Цин. Их взгляды встретились.
Королева демонов заговорила. Её голос был низким, глубоким, но удивительно мягким, словно ночной ветер, проникающий в самые скрытые уголки души:
— Цин-Цин, правительница леса, твоё время пришло. Ты поклялась защищать и хранить это лесное королевство, как я однажды поклялась управлять бездной. И теперь мы стоим здесь, не как враги или союзники, но как равные. Ты, свет леса, я, тьма. Мы обе знаем, что сила не бывает только светлой или только тёмной. Она в равновесии.
Демоница подошла ближе, и тишина вокруг только усилилась, как будто даже ветер затаил дыхание. Ноктес продолжила. Её холодные глаза встретились с глазами Цин-Цин:
— Поздравляю тебя, эльфийская дева. Ты вступила на путь, который требует не только любви, но и жертв. Быть королевой — это не только защищать, но и уметь принимать тяжёлые решения. Иногда лес нуждается в свете, чтобы расти. А иногда ему нужна тьма, чтобы отдохнуть. Не забывай, что даже в самых густых тенях может скрываться то, что защищает больше, чем любой меч или щит.
Холодная улыбка скользнула по её губам.
— Ты сильна, Цин-Цин. Но запомни: однажды, когда свет не сможет справиться, тьма всегда будет рядом. Я не твой враг. Я лишь другая сторона пути, по которому ты теперь идёшь. И если настанет день, когда лесу потребуется союзница, не забывай, что тьма тоже умеет хранить тайны и защищать тех, кто дорог.
Она слегка склонила голову в знак признания. Длинные волосы мягко скользнули по плечам, как водопад из тьмы. И в этот момент тишина леса стала почти осязаемой, словно сама природа признала их равновесие, свет и тьму, две противоположности, которые всегда идут рука об руку.
— Будь мудра, Цин-Цин. Не бойся смотреть в глубины тьмы, когда свет ослепляет. Помни, что истинная сила — это способность видеть обе стороны и управлять ими, не поддаваясь ни одной.
С этими словами Ноктес сделала шаг назад, её фигура постепенно растворилась в тенях, оставив за собой лишь лёгкий холодок и ощущение, что тьма всегда будет рядом, даже если её не видно.
Церемония завершилась, когда Цин-Цин, с гордостью и осознанием своей новой роли, взошла на трон, сплетённый из живого дерева. Этот трон, как и всё в лесу, был связан с природой. Ветви мягко обвили её, а из-под её рук и ног начал исходить мягкий зелёный свет. Лес принял её, а она приняла лес. Их связь была теперь нерушимой.
Солнце поднялось выше, освещая поляну яркими лучами. Гости, которые всё это время наблюдали в благоговейной тишине, разом взорвались радостными возгласами и аплодисментами. Лес наполнился музыкой. Эльфийские арфисты, дриады, играющие на флейтах, и даже птицы, подхватившие мелодию, создали приятное уху звучание, наполняющее пространство вокруг.
День коронации завершился грандиозным празднеством. На поляне развернулись пиршества: эльфы, гномы, кентавры и другие существа леса собрались вместе, чтобы отпраздновать наступление новой эры. Столы ломились от даров леса, сочных фруктов, медовых напитков, душистых трав и ароматных хлебов. Фавны танцевали среди гостей. Их звонкий смех раздавался среди деревьев, а фениксы и драконы парили в небе, создавая невероятные световые узоры.
Когда первые восторги улеглись и гости приступили к угощениям, наступило время для поздравительных речей. Первым, по праву, поднялся с места король Эларайон. Он встал во весь свой величественный рост, и на поляне мгновенно воцарилась тишина.
— Лес обрёл новую защитницу. Моя дочь, Цин-Цин, сегодня приняла на себя бремя власти. Это не дар, а долг. Долг перед каждым листом, перед каждым живым существом. Я жду от неё не мягкости, но справедливости. Не слов, а дел. Сила правителя, в его решимости. Пусть же твоя решимость будет тверда, как сердце горы. Я сказал.
Король сел. Гости разразились уважительными, но сдержанными аплодисментами.
— Сказал, как топором отрубил, — прокомментировала Фырка. — Сразу видно, весёлый парень. Ни слова о любви и гордости. Только долг и бремя. Умеет подбодрить, ничего не скажешь.
Следом за мужем поднялась королева Лиандриэль. Движения матери казались плавными, а улыбка тёплой.
— Моя дорогая дочь. Сегодня моё сердце поёт, видя тебя в короне, которую даровала сама природа. Твой отец говорит о силе, и он прав. Но я скажу о мудрости. Истинная мудрость королевы, в её сердце. Слушай его. Слушай шёпот ветра, песню воды, голоса тех, кто слаб и нуждается в защите. Правь не только рукой, но и душой. Знай, что моя любовь всегда будет твоей опорой.
Цин-Цин с благодарностью улыбнулась матери.
— Ох, сейчас сиропом всё зальёт, — не унималась саламандра. — У меня аж чешуя слипается. Сначала один стращает, теперь другая умиляется. Золотая середина, это не про них.
После королевы слово дали младшей сестре, Лирии. Она вышла в центр круга, грациозная и прекрасная, как дикий цветок.
— Сестра, — начала она. — Я поздравляю тебя. Лес выбрал тебя, и мы все должны уважать его волю. Ты всегда была так добра, так… сострадательна. Я лишь надеюсь, что твоё мягкое сердце не станет помехой в решении суровых вопросов, которые, несомненно, ждут тебя впереди. Ведь править, это не только гладить единорогов. Желаю тебе мудрости, чтобы это понять.
Она мило улыбнулась и вернулась на место. В её словах не было ничего оскорбительного, но Цин-Цин почувствовала укол холодной стали.
— Ого! — мгновенно отреагировала Фырка. — А вот и змеиный яд в сладкой оболочке! Эта мелкая тебе ещё покажет, где раки зимуют. Запомни её слова, королева. Она не мудрости тебе желает, а провала.
Затем слово взял представитель гномов, могучий лорд Громнир Камнебород из клана Железных Глубин. Его борода была украшена рубинами, а голос громыхал, как обвал в шахте.
— Королева Цин-Цин! — пророкотал он, поднимая тяжёлый кубок. — Народ гномов чтит древние союзы! Мы видели много правителей на своём веку! Одни были крепки, как адамантий, другие хрупки, как слюда! Мы желаем тебе быть прочной, как гранитные скалы нашего дома! Пусть твоё слово будет твёрдым, а дружба с нами вечной! За королеву и за крепкий эльфийский эль!
— Вот этот хотя бы по делу говорит, — одобрительно хмыкнула Фырка. — И про выпивку не забыл. Уважаю. Прямолинейный и понятный. Не то что некоторые тут с их намёками.
Последним выступил высокий и статный кентавр, вождь клана Серебряных Копыт, Орион Звёздная Грива. Его речь была плавной и поэтичной.
— Дитя Леса, ныне его Королева. Мы, кентавры, что скачут под звёздами, видим в твоей коронации знак судьбы. Пусть твой взор будет ясным, как свет далёких звёзд, а поступь уверенной, как бег наших табунов по бескрайним лугам. Мы чтим гармонию, и ты, её новое воплощение. Да пребудет мир между лесной чащей и открытой равниной, покуда на небе сияют созвездия!
— Какая заунывная… — зевнула Фырка. — Пока он закончит, мы все тут корнями в землю врастём. Звёзды, судьба, гармония… Сказал бы проще: «Будем дружить». Но нет, надо всё усложнить.
Цин-Цин, сидя на своём троне, наблюдала за празднеством с лёгкой улыбкой на губах. Она чувствовала, как лес дышит вместе с ней, как его энергия наполняет её, как в каждом звуке и движении природы раскрывается её новое предназначение. Этот день был не просто днём её коронации. Это был день рождения нового союза между королевой и лесом, между природой и её защитницей.
Свидетельство о публикации №225080100190